Глава 22. Погоня в ночи

Меня охватил животный, прямо-таки леденящий страх.

— Слушай, Тори…

Она повернулась, глядя на меня и не видя. Все ее мысли были далеко.

— Тори, я думаю, нам не стоит сейчас.

— Не стоит что?

Пришлось обойти ее и загородить лестницу, иначе мое блеяние даже не достигло бы ее слуха.

— Тори, сегодня не стоит никуда идти. Мне трудно это объяснить, и я сам дурак, что не сказал раньше, дома — но нам действительно не стоит это начинать.

Скажите, я начал сюсюкать с убийцей — и будете правы. Но у меня в буквальном смысле подкашивались колени — я чувствовал ловушку каждой клеткой своего тела и по наивности полагал, что подождав до завтра, или хотя бы до утра, сведу угрозу к минимуму.

— Что значит не стоит?

От нее ласковости не осталось и следа. Она, конечно, не знала, что я читал ее переписку — но любая отвергнутая девушка не может не чувствовать злости. Даже если она приставала ко мне, следуя плану — в чем я не сомневался.

— Тори, послушай, — я схватился за перила мокрыми от пота руками. — Ты только сегодня была там. Это могло насторожить… кого угодно. Они могут следить сегодня за Эммой сильнее обычного. Это безумие — надеяться, что ворота на кухне будут закрыты неплотно! Тори, мы не должны так рисковать… Завтра мы обратимся в полицию, скажем, что Эмму там удерживают против ее воли и против желания ее матери. Туда нагрянут с проверкой, обязательно. Мы не должны совершать преступление, вламываясь в клинику, только ради того, чтобы сделать это сегодня. Ведь завтра тоже будет день, правда?

— Ты просто боишься, — на меня повеяло холодом. — Боишься обделаться, верно?

Я ошеломленно смотрел на нее, словно баран.

— Тебе наплевать и на Эмму, и на меня. Тебя волнует кто угодно — даже этот уголовник Крамен — только не мы! Думаешь, тебя подстрелят, как свинью? Ты прав — так и будет! Пропусти.

— Тори…

Я не знал, что еще сказать. Всеми силами хотел вызвать в себе презрение, но не получалось — мне было ее жалко. Выросшая между матерью-боссом и отцом-подкаблучником, вынужденная приспосабливаться к обоим — то есть быть сильной и послушной одновременно, она не слишком-то понимала, что такого плохого делает. Ее окружали в течение всей жизни не мужчины — а лишь жалкое их подобие, которое, по ее пониманию, и пристрелить не жалко.

Она, конечно, заблуждалась. Но я ее понимал.

— Пропусти, я сказала. Времени в обрез.

Действительно — я глянул на часы — оставалось немногим более часа. Если я хочу предупредить Управление, да еще и…

На мое мужское достоинство обрушился удар, от которого я скрючился, выпустил перила и, оступившись, с размаху сел на ступени. Тори пробежала мимо меня, легко касаясь лестницы носочками кроссовок. Через минуту хлопнула входная дверь — я по-прежнему сидел сжавшись в комок, из глаз текли слезы боли.

За что?!

Впрочем, это неправильный вопрос. Сейчас надо открыть квартиру, вымыться, заварить чаю…

Но там Дик.

Я ведь даже не написал записку, хотя собирался. Единственный шанс наконец-то поступить правильно…

Я начинал завидовать Виктории. У меня была благополучная семья, спокойное детство и учеба, никаких проблем с девушкам — до нынешнего времени — но в ней чувствовалось столько решимости и такая уверенность в собственной правоте…

Даже не так — уверенность, что она должна так поступить и никак иначе.

У меня же обычно хватало решимости только на том, чтобы кинуть очередную подружку. Все получалось само собой — я, вопреки обыкновению, не приносил домой очередного букета. Чаще всего этот проступок проходил незамеченным. Тогда я отказывался встретить ее после работы или учебы без какой-то причины. Потом говорил, что многое в наших характерах не сходится, что притирка — если таковая будет — потребуется очень серьезная. Потом перечислял пару-тройку самых серьезных ее недостатков — а я был мастер находить эти недостатки, вроде оставленных в раковине волос или налитой на пол воды. Любимый конек — забытая в ванной прокладка: здесь я распалялся до предела, изображая праведный гнев. Девушки не выдерживали и сбегали, обычно в слезах.

Я чувствовал себя победителем и начинал охоту за новой пассией.

Бетон застудил мне задницу — пришлось, охая, подняться и прислониться к двери собственной квартиры. Потом я открыл ее, ввалился в дом и проверил вещи, привезенные из Мелахи.

Пистолет, найденный в доме Глэдис, пропал.

Я бросился в комнату, открыл оставленный Тори ноутбук. Несмотря на всю важность информации, она не могла взять с собой такую тяжесть, тем более избежав моих вопросов. На взлом пароля ушло менее десяти минут — этому меня научил Джош, за что ему большое спасибо. Я быстренько скопировал всю переписку с доктором Рипл на флешку и как следует спрятал на кухне, в днище кофемашины.

Я мог считать, что мы квиты.

Набросил куртку, еще раз все проверил. Набросал на листочке бумаги короткую записку, сунул в карман. По лестнице не пошел, предпочел спуститься на лифте.

Тори, само собой, спешила. Но в ночной столице у нее не было никаких шансов против такси.

Шофер встретил меня, стоило выйти из подъезда. И плевать на двойные тарифы.

Машина везла меня по ночной столице по тихим, неизвестным улочкам — я и забыл, когда последний раз просто гулял по прилежащим районам. Рабочий день отнимал все светлое время в сутках — я добирался домой на автобусе или метро, заходил в супермаркет пару раз в неделю и тут же шел домой. Не то, чтобы я был домоседом — писатель не может не испытывать тягу к природе, одиночеству, ощущению единства со вселенной — но мои маршруты пролегали в иных, более беспокойных частях города. Я искал яркие типажи — вполне возможно, когда вся эта история кончится, мне захочется чего-то более мирного. Поиск ярких типажей завел меня слишком далеко.

Мимо скользило здание нового планетария — убогая башенка, увенчанная, как и положено, шаром, на котором перемигивающиеся лампочки изображали звезды. Никто в это, конечно не верил — даже дети. Мы свернули к набережной небольшого канала — там вечно что-то ремонтировали, как я слышал из новостей, и теперь испугался, что сейчас придется ползти черепашьей скоростью, но водитель не подвел. Мы ловко проехали все дорожные заграждения, даже не тормозя на поворотах.

Прямо Шумахер какой-то, хотя я и так знал, что катать по широким улицам столицы ночью — одно удовольствие. Купить что ли машину для таких вот романтических поездок с ветерком?

Я попросил остановиться у того самого дома-склада, вечно запертого, по дороге в психлечебницу. Водитель остановился, даже головой повертел — видимо, думал, будем подбирать второго пассажира. Но на улице никого не было.

Я вышел, попросив подождать. Потоптался у закрытой двери, подергал замок. Несколько раз как следует пнул дверь ногой — безрезультатно. Еще немного и из домов вокруг, хоть район и был скорее промышленным, начнут выглядывать недовольные. Вызовут полицию.

С одной стороны, полицию-то мне и надо. С другой — приедет на место обычный патруль и пока я снова доберусь до кого-то вышестоящего, пройдет немало времени. Лейтенант Меруза не оставил мне визитки — довольно предусмотрительно с его стороны.

— Чего буянишь? Пьяный что ли?

За спиной неожиданно вырос мой шофер. В темноте я видел только надвинутую на глаза кепку и пульсирующую жилку на шее. Он казался широкоплечим, но лицо было узким, непропорционально узким.

Либо очень сильные гены родителей, либо приезжий.

Я начал думать, что где-то его видел.

— Нет, я не пил. Это здание… мне кажется, здесь должны быть люди — но никто не отвечает.

— Так позвони.

— Я не знаю ни одного номера. Мой знакомый… — я не знал, как именовать Дика иначе. — У него нет мобильника.

— Даешь. Брешешь небось, — сплюнул водитель. — Мое время — твои деньги, приятель. Но я бы…

Этот плевок сказал мне очень многое. В тот раз на нем были большие черные очки, скрывавшие пол-лица, на голове — странная шапка-ушанка без меха, а широкие плечи скрывал плащ в пол, но я его узнал.

— Это же вы…

— Так поехали или как?

— Поехали, — решил я, сжимая в кармане записку.

Мы тронулись с места, петляя еще сильнее. Я молчал — водитель не подавал вида, что я угадал правильно. Оставалось надеяться буквально на чудо.

— Я знаю, что Дик работает под прикрытием, — я чувствовал себя безумно усталым. — Знаю, что он находится в центре клинической психиатрии. Может быть, вы слышали — он советовал мне не соваться куда не следует. Я и не совался — просто все слишком сложно. Я пытался помочь. Сегодня ночью в этой лечебнице произойдет что-то очень страшное. И знаете что?

Я сглотнул, смачивая пересохшее горло. Если честно, меня не очень интересовало, нужно ли все это водителю. Может вызвать мне доктора, если так хочет.

— Так вот, в этой лечебнице есть тот, кто знает тайну убийства заместителя генерального прокурора. Саблина. Никто бы на нее и не подумал, так? А вот выясняется…

Я замолк. Глаза водителя как-то странно блеснули в зеркале заднего вида.

— Продолжай, приятель.

Ненавижу фамильярность, но после Дика подобные мелочи пролетали мимо меня.

— Чтобы продолжать, я должен знать, что вы передадите. Что вы — можете — помочь.

Он промолчал.

Гребаная конспирация! Я уже трижды все проклял: и себя, и что связался с Диком, и всю эту историю. Я понимал, что скорее всего нас пытались убить из-за расследования смерти Робинсона — знали, что оно может привести к Виктории, а от нее — к доктору Маргрете. Нам удалось ускользнуть в самый последний момент. В Мелахе тот факт, что мы не были официальными чиновниками, спасал нам жизнь, пока не начались допросы — тогда Тори немедленно все доложила своей патронессе и за нами прислали головорезов. Все складывалось в единую мозаику и единственное, чего я не понимал — как девочка из глубокой провинции попала на глаза такой вот скорпионше.

Впрочем, это предстояло выяснять управлению, а не мне.

Мне бы только остаться в живых.

Мы остановились за квартал от психлечебницы — хотя я ни о чем таком шофера не просил. Я сунул ему в руку купюру, открыл дверь, поставил одну ногу на тротуар.

Черт!

— Слушайте, только внимательно, — затараторил я почему-то шепотом. — У меня дома, адрес… а к черту, вы наверняка знаете мой адрес, так вот на кухне, в днище кофемашины, есть флешка. Понимаете? На флешке — переписка из электронной почты. И еще — вот, возьмите.

Я сунул ему вместе с купюрой свою записку.

— Я хотел оставить ее там, но раз уж вы… в общем, сделайте что-нибудь. Я даже представить не могу..

— Тебе пора, чувак, — шофер надул огромный пузырь из жвачки. — Двигай.

Козел! Я искренне выругался про себя, но что уж тут скажешь. Вылез из машины, от души хлопнул дверцей.

До полуночи оставалось минут пятнадцать. Я перебежал улицу — мимо на чудовищной скорости промчалось мое такси. Свернув в проулок, я начал обходить здание лечебницы со стороны детского сквера, расположенного в глубине соседнего дома.

Возможно, у меня получится остаться в живых. Только бы найти Дика.

Я понимал, что, скорее всего, опоздал — Виктория суже проникла в здание. Если она в сговоре с Маргретой Рипл, то проблемы датчиков движения и сигнализации для нее просто не существует — она легко преодолеет все, что нужно. Если же она планирует выкрасть Эмму вопреки решению хозяйки, это может обернуться чем угодно для каждого из нас.

А ведь я собирался найти не только ее подругу, но и Дика.

Тяжелые ворота, предназначенные для грузовых машин, вели во внутренний двор бывшего особняка. Я решил, что они заперты — тяжелый замок был несколько раз обмотан внушительной цепью. Нехитрая проверка, которой я научился у Дика, установила, что ограда находится под напряжением, чего и следовало ожидать. Шансов пробраться внутрь через главный вход, где дежурил охранник и стояли видеокамеры, не было никаких.

Здесь тоже должны были быть видеокамеры, поэтому я не рисковал подходить прямо к воротам. В темноте приходилось освещать кусты и ограду вспышкой от мобильного телефона. Я обнаружил две пары камер слежения на каждой створке ворот — они были направлены чуть над землей, так образом я сделал вывод, что добраться ползком вполне реально.

Видели бы меня коллеги! Я представил, в какой ужас повергло бы мое приключение всех на кафедре, начиная с декана и заканчивая уборщицей Ноной. За свою жизнь — а особенно за время учебы в старших классах — я прочел огромное количество классической литературы, в том числе и классику детектива, само собой. Гарднер, Кристи, Конан-Дойл, Макдональд — сыщики у этих авторов всегда умудрялись выходить сухими из воды, а ведь многие из них тоже, как я сейчас, проникали без всякого ордера туда, куда вход был заказан.

В книгах всегда происходит так, чтобы все кончилось хорошо. По крайней мере в большинстве детективов.

Я лег и пополз по-пластунски, работая локтями. Со стороны моя фигура в темных джинсах и серой куртке напоминала, как мне казалось, гигантского уродливого краба. Или, что еще хуже, раздавленную бульдозером лягушку. Ассоциативный ряд удручал.

Я дополз до ворот, с усилием оторвал ветку от ближайшего куста и пошевелил замок. Оказалось, ворота стояли незапертые — цепь служила обманкой. Рискнув локтем, я убедился, что сами ворота к электричеству не подключены, кое как, не вставая с карачек, размотал цепь и приоткрыл их сантиметров на пять.

Я понятия не имел, где у камер слежения пересекаются углы обзора — поля вполне могли сходиться прямо в центре. Я приоткрыл ворота еще чуть-чуть — в конце концов, я терял время просто катастрофически — и вполз внутрь. Все так же ползком я добрался до угла здания, убедившись, что недосягаем для наружных камер.

Конечно, оставались камеры во дворе, но я был почти у цели — совсем рядом виднелась маленькая лестница и за ней — окно приема продуктов. Надеясь исключительно на свое везение, я добрался до ступеней, по которым уже не мог ползти, взбежал и нырнул в приоткрытые створки.

В пищевом блоке оказалось темно и пахло рыбой. Я прошел мимо небольшой конвейерной ленты, куда, наверняка, выгружали привезенные продукты и оказался сначала в морозильном зале, затем — в мойке. Посреди комнаты стоял большой агрегат — очевидно, промышленная посудомоечная машина, вдоль стен стояли полки, завешанные занавесями. Из комнаты две двери вели на кухню и в сразу в столовую.

Я осторожно прошел между ровными рядами столов и стульев, жестко закрепленных на полу. У стен стояли инвалидные коляски — штук пять, в одной лежали мягкие наручники — я зачем-то походя сунул их в карман, прекрасно понимая, что оружием это может считаться разве что с большой натяжкой.

За столовой начинался знакомый холл, в котором стояли кресла и стойка ресепшен. Стоило мне переступить порог, взвыла сирена — небольшая красная лампочка под потолком пульсировала алым пламенем, мне почудилось, что где-то совсем рядом слышатся крики охраны.

Я метнулся за стойку — единственное видимое укрытие. Здесь стояли два ноутбука, между ними — аккуратно сложенные бумаги и стаканчики с письменными принадлежностями. От стола исходил едва ощутимый запах дорогого парфюма.

Послышались шаги — пока еще вдалеке, но я смог определить откуда разносится эхо. Повезло, что я все-таки бывал в этом месте, пусть и один раз — шаги раздавались со стороны лифта, я шмыгнул в другую сторону, на всякий случай не разгибая спины. В памяти всколыхнулась недавняя перестрелка в здании вокзала в Мелахе.

Проклятие!

Злость на Тори росла с каждым часом моих мучений — я уже не думал, что сочувствие когда-нибудь вернется ко мне. Я притаился под лестницей, прислушиваясь. Голоса раздавались совсем рядом, в холле. Двое или трое, грубые мужские голоса — конечно, охрана. Если госпожа Рипл как-то связана с мафией, заказавшей — я в этом не сомневался — убийство заместителя департамента — у нее есть деньги на любую охрану. Да и лечение в ее заведении стоит недешево.

Что Виктория Ларие, скромница-отличница из Мелахи, нашла в ней? На что купилась? Может быть, Маргрета сумела объединить в себе две ипостаси, постоянно раздиравшие девушку дома — феминистку-мать и мужлана-отца? Может быть, сумела дать ей ласку, на которую была весьма скупа госпожа Ларие, и понимание, которым не отличался Мартин Туриц? Я мог только гадать — и времени у меня не было.

Я скинул ботинки и метнулся вверх по лестнице в одних носах. Получилось так бесшумно, как только возможно — я мог собой гордиться. Мне открылись ряды кабинетов — такие двери я видел на фотографиях в Интернете. Здесь не было комнат с больными — только процедурные, и личные помещения для специалистов. Интересно, специалисты, работавшие на госпожу Рипл, знали хоть немного, что на самом деле прикрывает эта клиника?

Впрочем, я и сам этого не знал.

Пробежав еще один лестничный пролет, я оказался, где и хотел — третий и четвертый этажи клиники занимали палаты. Кабинет доктора Рипл тоже находился здесь — в самой глубине коридора левого крыла. Шансов угадать, где держат Дика, не было никаких — все двери одинаковые, никаких табличек с именами или других знаков.

Но зато там были окошки для наблюдения — маленькие, но все-таки больше дверных глазков.

Осторожно светя телефоном, я начал проверять одну дверь за другой. В каждой комнате стояла только одна койка, еще я сумел разглядеть тумбочку. Половина комнат пустовала, в остальных я мог лишь полагаться на свою интуицию, угадывая в закутанных в одеяло фигурах мужчин или женщин. Я надеялся, что узнаю Дика, но не представлял как — за все время нашего расследования я раз или два видел его спящим.

Пройдя коридор до конца в правую сторону, я присел у окна рядом с большим фикусом или как там называются эти лопухи. Биология никогда не была моим сильным местом.

На плечо внезапно опустилась чья-то рука.

Я рванулся в сторону, как ошпаренный, ожидая выстрела или удара. Ничего такого не последовало — обернувшись, я увидел расплывчатую девичью фигурку в чересчур мрачной черной пижаме. Темные волосы стянуты на затылку в конский хвост, в руках — большой плюшевый мишка с вырванными глазами, болтающимися на ниточках. Этакий классический образ из фильмов ужасов: я попытался заглянуть ей в глаза и понял, что несмотря на все злодейства, этой особе и правда место в подобном заведении. Два темных зрачка не мигая смотрели прямо на меня.

— Эмма? — уточнил я на всякий случай.

Жуткое привидение кивнуло и раздвинуло рот в подобии улыбки.

— Я — Эрик, — выдавил я, подавляя тошноту. — Пойдем, надо отсюда выбираться. Но сначала я должен найти одного друга, он тоже здесь. Может быть, ты его видела — худой, высокий, небри…

Она не дала мне договорить — схватила за рукав и потащила к лестнице. Краем глаза я успел заметить, что в центральном коридоре замелькали тени охранников. Мы поднялись наверх — на этаж выше, потом пришлось вылезти на балкон и подняться по пожарной лестнице. Я осторожно глянул вниз — голова закружилась, пришлось карабкаться и тут же нырять в приоткрытое окно.

— Что здесь такое? — шепотом спросил я у Эммы, но девушка не ответила.

Она вообще, судя по всему, не отличалась разговорчивостью.

Мы оказались в темном коридоре с низким потолком. Должно быть, по замыслу архитекторов прошлого столетия, строивших особняк для графа, женившегося на иностранке, здесь располагались комнаты прислуги или другие хозяйственные помещения. Я заметил потушенную печь, дымоход которой был выведен прямо в форточку и несколько дверей. Тускло мерцала одинокая лампа в конце коридора.

Эмма уселась на пол и достала из кармана пригоршню семечек. Она лузгала их с видимым аппетитом, бросая очистки прямо на пол.

— Эмма, нам нужно поговорить.

Я присел на корточки, стараясь поймать ее блуждающий взгляд.

— Эмма, это очень опасное место. Мы должны уходить.

— Тори вернется.

Это были ее первые слова. О Тори. Ну что же, все объяснимо — если в их паре верховодила моя коварная возлюбленная, — то Эмма рано или поздно должна была превратиться в подобие слуги, который шагу не может ступить без хозяина. Мне было ее жалко — хотя и с трудом.

— Эмма, Тори тебя обманывала, — я не был уверен, что она хотя бы понимает, о чем я. — Эмма, она в сговоре с доктором Рипл. Знаешь такую? Они тебя запрут здесь навсегда, а твоя мама, между прочим, очень тяжело болеет. Она была при смерти….

Кажется, она даже не слышала меня.

— Пошли отсюда! — я вырвал у нее из рук семечки, бросил их на пол и потащил за собой.

Она ведь не просто так притащила меня сюда — должно быть, здесь располагалось что-то очень важное. Я прошел дальше, буквально волоча за собой девушку и начиная подозревать, что она накачана наркотиками.

— Эмма, тебе придется обходиться без Виктории, понимаешь? — я и сам не знал, зачем все это шепчу. — Вернешься в Мелаху, поможешь матери — думаю, после такого она не станет пить как прежде. Закончишь колледж, получишь специальность…

Эмма глухо рассмеялась. Точно сумасшедшая!

Я тащил ее без видимого труда — она была маленького роста, гораздо ниже подруги, и очень худая. Казалось, в руке не было ни капли мяса — только кожа и мышцы, я чувствовал силу ее сопротивления, но все ташил.

Я подергал за ручки — все двери были заперты. Потом отыскал шахту приемника, похожего на тот, что был установлен в университетской библиотеке в пять этажей.

— Зачем мы сюда пришли, Эмма? — я рассердился и двинулся обратно к окну. — Ты собираешь ждать Тори…

И тут обнаружилось, что разум не оставил ее окончательно. Она встала на ровном месте, словно скала — все попытки тащить ее за руку, двигать оборачивались неудачей. Я взбесился и сильно толкнул ее руками вперед.

Бок отозвался такой немыслимой болью, что в глазах почернело.

Очевидно, она нанесла всего один удар, которого оказалось достаточно. Схватившись за бок, я обнаружил, что меня отнесло к стене — Эмма стояла на прежнем месте, никак не реагируя.

Словно робот.

Внезапно раздались четкие, чеканные звуки — цок-цок-цок. В глубине коридора, прямо под лампой, отворилась дверь.

Я увидел доктора Рипл, вопреки обыкновению в темных брюках и кожаной куртке, застегнутой на все пуговицы, и рядом с ней Тори.

Эмма осклабилась при виде подруги, у меня начал дергаться глаз от предчувствия неминуемой беды.

— Господин Эмрон, — констатировала доктор Маргрета, скрестив руки на груди. — Вижу, вы человек упорный, хотя производите совсем обратное впечатление.

Я молчал.

— Полагаю, вы пришли за своим другом Робертом, потому что других друзей у вас здесь нет.

Я не представлял, что они собирались сделать с Эммой, но предпринял последнюю, отчаянную попытку убедить ее.

— Эмма… тебе надо уходить. Ты видишь, тут происходит…

И Маргрета, и Тори усмехнулись — одинаково мерзко. Эмма ничего не сказала.

— У вас совсем нет таланта убеждения, я уже имела счастье в этом убедиться, — доктор поманила меня пальцем. — Идите сюда, и я дам вам желаемое. В конце концов, он в действительности не мой пациент.

Стиснув зубы, я поднялся и, прижимая рукой поврежденный бок, пошел за ней следом. Она открыла ключом одну из дверей, щелкнула выключателем. Потом зашла туда вместе с Тори, предоставив мне плестись сзади в молчаливом сопровождении Эммы.

В комнате, очень маленькой, но несомненно служившей когда-то спальней, стояла кровать, стол и пара стульев. В углу темнело помойное ведро.

На кровати лежал человек, избитый настолько, что его лицо напоминало сплошной кусок мяса, вырезанный от только что освежеванной скотины. Руки и ноги стягивали жгуты, закрепленные к основе кровати. На нем была больничная пижама, вся усыпанная бурыми пятнами различной величины.

Только сделав два шага вперед, я смог узнать его.

Колючки не смогли защитить Дикобраза.