Глава 18. Тень Оскара Крамена

Я пришел в себя в полицейском участке. С трудом добился, чтобы меня отпустили прямо сейчас, вернули одежду и нехитрое имущество. Протокол все равно составили, я упирал на то, что был трезв, наличных при себе не имел и, таким образом, являюсь жертвой нападения с неизвестной целью.

Месть доктора Рипл?

Смейтесь, но я очень живо представлял ее, по-прежнему на каблуках, в брючном костюме, притаившейся с битой или чем-то похуже в переулке у телебашни. В моем воображении выглядело достаточно натурально, но мне хватило мозгов не называть ее имени. Тем более, простой удар — это мелко для такой важной особы. Она бы довела дело до конца, я уверен.

— Вы ужинали один? — такую информацию было легко проверить, поэтому я не стал врать.

— Нет, с дамой.

— Ее имя?

Настойчивая девица в полицейской форме смотрела на меня исподлобья. Я ей не нравился — тем, что оказался жертвой, а не обычным бомжом, тем, что держался так, словно знал больше нее. Кстати, так оно и было на самом деле.

— Это конфиденциально.

— Да ладно, — протянула басом девица, скорчив гримасу. — Полиция имеет право..

— Это был мой психотерапевт, — улыбнулся я. — Говорю же, конфиденциально.

Она покраснела. Пусть думает, что я псих — так даже надежнее.

Мимо то и дело сновал народ — куда-то таскали папки, за тонкой перегородкой начальник распекал нерадивого патрульного за остановку прямо посреди пешеходного перехода — и все ради того, чтобы оштрафовать какого-то малолетку, опрокинувшего урну. Голова раскалывалась, но я держался, чтобы не попросить у этой стервы даже воды, не говоря про анальгин. Перебьется.

Мы находились на первом этаже главного управления — меня ведь избили прямо в центре города. Я вспомнил, что уже бывал здесь совсем недавно… Рабочий день едва начался — часы над кулером показывали пять минут девятого.

— Знаете, милая барышня, а мне у вас нравится. Я могу увидеть лейтенанта Мерузу? Мы с ним уже встречались на днях.

И вот тут она побледнела.

Меня проводили к знакомому уполномоченному. Тот по-прежнему смотрел ан меня сверху вниз и, судя по мрачности взгляда, явно не выспался.

Но понедельник был вчера, это я помнил.

Кроме Эммы в стройной теории невиновности Павла Крамена было еще одно слабое звено. Может статься, я смогу его решить сам, без Дика. Но шанс выдать внятное объяснение у меня только один — иначе это будет расценено как издевательство.

Мы обменялись приветствиями. Лейтенант даже вставать не стал, лишь чуть наклонился вперед в своем необъятном кресле. Я остался стоять в центре кабинета.

— Мы…я останавливался в гостинице Павла Крамена, когда приезжал в Мелаху. Пообщавшись, я немного узнал его. Скажу честно — не верю в его виновность.

— Вы можете выступить в суде, — вежливо пожал плечами Меруза.

— Если меня вызовут повесткой, — я покрылся испариной. — Но я хотел бы поговорить с ним. У него нет никого из родных, сын погиб, здесь в столице он тем более один. Я всего лишь хочу оказать поддержку…

— У нас довольно строгий порядок по посещений. Вы сами сказали, что вы не родственник…

— Ему уже назначили адвоката?

— Это допрос? — мой собеседник предостерегающе улыбнулся.

— Просто я думал, что мог бы заручиться его согласием.

— Вы выглядите довольно уверенно, но внятно объяснить цель посещения не можете. Я склонен вам отказать, но если господин Крамен изъявит желание вас видеть и его адвокат не станет возражать, то это решение может быть изменено.

Я не успел выйти во двор, как меня позвали обратно. Крамен решил со мной побеседовать.

Вернувший меня сержант хмуро указал на кабинет нужного следователя и пропал. Постучавшись, я обнаружил, что время приема еще не началось, услышал о себе много лестного, но терпеливо остался ждать. Потом написал заявление — от руки! — получил заветную подпись и был препровожден к выходу, сжимая в руке заявление и карту, как проехать к следственному изолятору.

Тащиться пришлось на самую окраину города, но я стоически вытерпел давку в троллейбусе, вышел на остановку раньше и прошелся пешком. Сообщил на работе, что задержусь, и чем ближе подходил к нужному зданию, тем острее чувствовал себя не в своей тарелке. О чем мне говорить с Краменом? Да и послушает ли он меня вообще?

Сердобольная старушка подсказала начало пути. Начало представляло собой два зарешеченных окошка: я отыскал то, в котором принимали заявления на букву К, и встал в очередь. Так как окошко открылось еще в восемь утра, очередь стояла большая. Я вглядывался в невыспавшиеся лица, не всегда отличая матерей от жен и подруг. Что испытывает человек, когда кто-то родной оказывается преступником? Разочарование? Боль? Винит ли государство, что арестовало невиновного или себя, не что не предусмотрела, не научила, не сберегла?

Философия, сплошная философия.

Моя очередь подошла только через полчаса. За это время унылое здание из серого кирпича успело изрядно намозолить глаза: я уже не знал, куда деваться из этого места. Пару раз мелькала мысль плюнуть на Крамена и свалить. Очень заманчивая мысль.

Но.

Взялся за гуж…

Больше всего смутило то, что у меня забрали удостоверение личности. Я получил его назад совсем недавно и ужасно не хотел выпускать из рук, но хмурая женщина в окошке проигнорировала мое мычание:

— Ваше время — двенадцать сорок пять. Следующий!

Без четверти час?! Мне предстояло ждать больше двух часов в огромном холодном зале, все сидения были давно заняты, а два тусклых, немытых окна едва ли позволяли любоваться пейзажем.

Чего ради я вообще сюда приперся? Про Дика Крамен ничего не знает, о собственной невиновности ему и без меня хорошо известно. Расспросить его про Эмму? Глупо ожидать, что Павел сможет сообщить больше, чем доктор Эстерхази.

И что я тут делаю тогда?

В назначенное время меня обыскали, отобрали мобильник, прогнали два раза через металлоискатель, пока не убедились, что пищит конкретно пряжка от ремня и вместе с двумя другими женщинами проводили в комнату для свиданий — просторную, очень ярко освещенную комнату.

Крамен уже был там.

Я смотрел на похудевшего и заросшего щетиной хозяина отеля и не знал, с чего начать. Сочувственные слова застряли в горле.

— Павел, — я сел, стараясь поймать его взгляд. — Я скажу вам, зачем пришел. Это очень важно. Ваше дело не закончено, и я уверен… я знаю, что ваша невиновность все очевиднее с каждым днем. Но следствие пошло по очень длинному и опасному пути, я не могу вам рассказать. Я считаю, что есть и другие способы доказать вашу невиновность.

— Все не угомонитесь? — хрипло поинтересовался Крамен, не выказывая особого интереса. — Вам-то какое дело посадят меня или нет?

Хороший вопрос. Сам бы вот знал на него ответ…

Меня, конечно, донимал вопрос, кто убил Робинсона. Я привык задаваться им последние три недели, нельзя так просто слезть с иглы, не получив удовлетворения. И мне хотелось еще раз увидеть Викторию — или хотя бы услышать, выяснить, чем я так ее обидел. Если будет суд над настоящим преступником, можно пригласить ее приехать в столицу, покатать по реке на пароходе…

Я замечтался.

— Вы поставили меня в тупик, — признался я Крамену. — Я и сам не знаю, почему так хочу докопаться до правды. Я не знал Робинсона, не знал вашего сына и его друзей, да и с вами едва знаком. Просто для меня это важно. Важно, чтобы все получилось правильно.

— И что вы хотите от меня?

— Мне нужно знать, что вы делали в столице в тот день.

Я хотел пояснить, какой именно день, но этого не потребовалось. Крамен, словно улитка, шмыгнул в раковину и замкнулся.

— Павел, следствие все равно выяснит. В конце концов, ваш собственный адвокат вцепится в этот пункт мертвой хваткой — это же главное свидетельство обвинения. Докажи он, что вы вовсе не могли встретить Робинсона и убить…

— Хватит!

— Что хватит?! — я постепенно входил в раж. — Вы что, не понимаете, что вам грозит? Вы делали что-то противозаконное? Принимали наркотики, закупали паленый алкоголь? Ходили по проституткам? Лучше сесть за это, чем за убийство с отягчающими! Или это любовница? Поверьте, она с радостью подтвердит ваше алиби, Отелло нынче перевелись. Вы что, не…

— Уходите.

— Фиг вам, — я закинул ногу на ногу, усаживаясь поудобнее. — Краткосрочное свидание может длиться до трех часов. Применим дедукцию. Вы явно ездили к кому — то, вон, даже щека задергалась. Любовница у вас и так есть, зачем заводить еще одну вдалеке? Нерезонно. Другая родственница? Об этом было бы в материалах дела, но — и прокурор будет на это напирать — вы коренной мелаховец, никаких родственников в столице не имеется. Однако этот кто-то вам был очень важен и важен до сих пор. Кто был самым важным человеком в вашей жизни? Сын, Оскар. Теперь его нет, но может быть, после него осталась…?

Я похолодел от собственной догадки.

— Ваш сын был бабником, — прошептал я. — И вы узнали, что одна девушка…

Он набросился на меня.

Я грохнулся со стула и больно ударился затылком о каменный пол. Мы покатились, сцепившись как два котенка.

— Имя… — прохрипел я. — Она может вас спасти…идиот…

Подоспевшие охранники нас разняли и как следует обыскали обоих. Павел плевался, я потирал чудом не треснувшую макушку.

— Павел… — меня уже вели на выход.

Он не ответил.

Проклятье! Забрав телефон и паспорт, я заскочил в уборную, убедился, что не истекаю кровью, а просто стал обладателем большой шишки, и вышел на улицу.

Еще одна оборванная ниточка… тупое упрямство Крамена выбешивало. Я пнул несколько валявшихся банок из-под пива и не почувствовал облегчения. Хотелось трясти его тупую башку, пока не расколется.

В смысле, пока не признается.

Телефон взорвался звонком из деканата — по мне уже успели соскучиться. Я так и не подал списки тех, кто записался на курс в этом году, а ведь скоро предстояла очередная дата платежа за учебу. Ощутив весьма смутный укол совести, я поехал в университет. Как известно, при недостатке вдохновения, надо заняться чем-то насквозь рутинным.

Мои журналы записей явно нуждались в хорошей ревизии. Я скрючился над рабочим столом и кое-как разбирал имена и фамилии, сличая их с общим списком поступивших на первый курс. Конечно, они сами должны были заранее отметить в системе, какие предметы выбрали, но как показывала практика, после первого занятия часть отсеивалась, потом включалось сарафанное радио, и приходили те, кто изначально вовсе не собирался посещать мои лекции. Поэтому окончательно списки оформляли к концу октября. Я старательно заносил в систему фамилию, имя, место, откуда приехал студент и возраст — все это требовалось бухгалтерии для расчета стипендий и скидок.

На предпоследней записи я споткнулся.

Ив Дэмпион.

Я напряг все извилины и профессиональная память на лица не подвела — я вспомнил худенькую, усыпанную веснушками девчонку, пришедшую на первое занятие с тяжеленным рюкзаком, полным книг. Я еще пошутил, что она, наверное, ограбила нашу библиотеку, а бедняжка залилась краской и пролепетала, что ей разрешили все это унести домой.

Ив Дэмпион.

Единственная из всех первокурсников девушка, приехавшая из Мелахи.

Шансы, что я ошибаюсь, существовали. Может статься, они были весьма высоки, но с отчаяния на такие мелочи не обращаешь внимания. Я торопливо записал ее номер телефона, сдал свои списки и елейно поинтересовался у Ванконши:

— Скажите мисс ван Кон, а списки занявших комнаты в общежитиях, уже поступили?

В общежитиях тоже творилась кутерьма где-то до октября. Кто-то в итоге находил съемное жилье, кто-то изыскивал бумажные доказательства, то общага им положена, кто-то — бывало и такое — умудрялся пожениться и таким образом требовалась либо комната в общежитии для молодых семей, либо что-то еще.

— Да, Эрик, уже неделю как. А вы все тянете… хотя я помню, ваша конференция…

— Мне бы взглянуть…

Спасибо природе, полыхание моих ушей скрыла густая нестриженая шевелюра. В ответ на удивленный взгляд я пояснил, что наши общежития расположены в разных районах города, а у меня уже образовалась пара регулярно опаздывающих. Хотелось бы убедиться, что они ездят не из окраин и, таким образом, не заслуживают снисхождения.

Ванконша ответила мне глубоким, почти обожающим взглядом. Готов спорить, до этого с подобной просьбой не приходил ни один профессор — потому что она была абсурдной, но те, кто не преподает, часто пребывают в плену жалости к бедным грызунам гранита науки. Я быстренько отыскал фамилию Ив и поспешил ретироваться.

Не знаю, как у других, но у нас преподаватели крайне редко заходят в общежитие. Это и выглядит подозрительно, и к тому же создает атмосферу панибратства, которую я не выношу. Добравшись до входа, я присел на скамеечку в парке, собираясь с мыслями — мне не слишком улыбалось ставить под сомнению свою репутацию, даже ради спасения Павла Крамена.

Позвонить и вызвать вниз? Этот вариант выглядел хорошим только при отсутствии в комнате соседок; можно еще заявить, что меня обокрали после занятия — вчерашнего — и потребовать обыска. Грязно и затянуто. Потом со службой безопасности проблем не оберешься. Притвориться родственником? Скорее всего, вахтер проверит и позвонит — тоже не вариант.

Голова начинала закипать, к тому же удар об пол еще давал о себе знать. Я заметил стайку старшекурсниц, которым читал теорию современной норвежской литературы год назад. С одной из них — Аглаей — даже думал встречаться, но в последний момент модельную красотку увел какой-то футболист. Каждая секунда была на счету — я рванул со скамейки и внезапно оказался прямо у них за спинами.

— Как поживают самые прекрасные отличницы университета?!

— Ой!

— Профессор Эмрон!

— Вы нас напугали!

В любое другое время я млею и таю от глупого щебета красивый пташек, но только не сейчас.

— Девушки, очень нужна ваша помощь. Деканат не может решить какие-то проблемы с одной студенткой. Та плачет и божится, что у нее есть в городе знакомые. Я в такие дела не лезу, конечно, — снисходительная усмешка, — но уж больно учится хорошо. Мне сказали, что фамилия ее знакомой Дэмпион…первокурсница. Вы такую знаете?

Мои милашки нахмурились. И потому, что думать сложно, и потому, что я, оказывается, подкатывал вовсе не к ним.

— Да, такая рыжая оборваночка с десятого. Видела ее вчера, бледная как смерть, — красавица Агля не щадила конкуренток, даже мифических.

— Позовете? Только аккуратно, я же хочу знать, как на самом деле, а не придуманную в лифте историю.

— Для вас — все, что угодно, — каждая сложила губки бантиком, и я получил коллективный воздушный поцелуй.

От сладости слипались глаза и хотелось плеваться.

Я вернулся на скамейку и принялся ждать. Ничто и никто не обязывало Ив Дэмпион выходить из комнаты и спускаться ко мне. Ее даже могло не быть дома — в конце концов, занятия кончились не так уж давно. Девушка, связавшаяся с Оскаром Краменом, вряд ли отличалась большой скромностью… И зачем она понадобилась Павлу, у Оскара и других хватало.

Я завидел ее на ступенях и невольно поднялся. Она действительно была худенькая, с плохо уложенными непослушными рыжими волосами. Из-за ее худобы растущий живот не могли скрыть ни свободная туника, ни накинутый в спешке кардиган.

Паззл сложился.

— Здравствуйте, Ив.

Не могу называть молодых девушек по фамилии — это какое-то кощунство. Имя — это полет, это песня, это надежды на что-то большее, в нем — все сразу и ничего, фамилия — это корни, связь с семьей, что-то тянущее вниз, под землю, к предкам. Я называю студенток, которые много занимаются и часто задают вопросы, по имени, это им льстит, а всех остальных просто никак. Этакий компромисс.

— Профессор Эмрон? Мне сказали…

— Да ерунда все, что вам сказали. Пройдемся?

Она нерешительно кивнула, теребя завязки кардигана. Видно было, что ее мучает неизвестность — но я никак не мог собраться с мыслями и задать вопрос.

— Меня… меня отчисляют? — в голосе явственно слышались слезы.

— Отчисляют? — я как-то не задумывался об этом. — Почему вы…

— Из-за ребенка. Меня отчислят, потому что думают, я не смогу учиться и кормить… они ошибаются! Скажите им, что я не такая. Я не клуша, я не буду нянчиться дни напролет. Родители обещали помочь с няней… Я смогу учиться, я обещаю! Профессор Эмрон!

Чушь какая. Она совершенно сбила меня с толку, я почти забыл, чьего ребенка она вынашивает. В нашем университете нет правил, что молодые матери не могут учиться.

— Ив, я передам ваши слова. Скажу от себя, что не слышал даже намека на то, что вас собираются отчислять из-за беременности.

— Правда? Вы меня не обманываете, нет?

— Зачем мне вас обманывать? — я улыбнулся, беря ее под руку.

От Ив Дэмпион исходила невероятная для худенького сложения сила — и вместе с тем меня обуревало желание защитить ее, прикрыть от невзгод мира.

— Но тогда… — она нерешительно высвободила руку.

— Я хочу спросить о Павле Крамене.

Мне показалось, что если бы не живот, она бы убежала от меня на край света. В ее глазах отражалось презрение и какая-то животная ярость.

— Я не хочу иметь с ним ничего общего! Он мне никто!

— Это правда, но он дед вашему ребенку, Ив. Не стану спрашивать, что вас привлекло в Оскаре, это меня не касается. Вопрос совсем другого рода — когда вы в последний раз видели Павла?

Девушка задумалась. Ее плечики все еще подрагивали от вспышки гнева.

— Он приезжал сюда, в столицу. Искал меня… и нашел.

— Давно?

— Почти месяц назад…занятия только начались.

— Вы сможете вспомнить дату, если потребуется? Какое время примерно?

— Вечер…он искал меня весь день. А почему вы спрашиваете?

— Вы будете свидетельствовать в суде?

— В суде?!

— Павла Крамена обвиняют в убийстве. Отчима Эммы Стоун, если вы помните такую. Она училась с Оскаром на одном курсе. Ее отчима убили здесь, в столице — в тот день, когда Крамен приезжал повидать вас. Ваши показания…

— Эмма Стоун? — Ив скривилась, словно проглотила что-то очень кислое.

— Вы ее знали?

— Нет, пока не начались эти выходки…

— Какие выходки?

— Она стала приставать ко всем парням. Одевалась вызывающе, красилась очень… грубо. Она стала ходить на все….ну, знаете, вечерние прогулки с компаниями. Ее подруга…такая шатенка, плохо помню лицо — она все время звала ее куда-то, но Эмма плевать на нее хотела. Я бы не стала с такой дружить, — пожала плечиками Ив.

У меня зашевелилось смутное подозрение. Проводя допросы, мы с Диком совершенно не планировали…

— Ив, а эти ночные прогулки, особенно в заповедник — что там происходило?

Теперь она скуксилась окончательно. Мой вопрос явно стоял выше рамок приличия мисс Дэмпион.

— Это я так сказала… чтобы вежливо. Не прогулки, а банальная групповуха. Понимаете о чем я? Все со всеми, в лесу, прямо на мху. Мне рассказывали ужасные вещи — двое с одной, трое…я не могу, не хочу!

— И туда ходили Оскар? А кто с ним?

— Питер…Лем, а раз Лем — то и Урсав. Я не понимала, как они…ведь Лем работал в газете…он мог написать про все это. Но молчал. И еще девочки с младших курсов.

— Ив, вы станете давать показания ради Павла? Он вас не выдал, отказался объяснить причину, по которой ездил в столицу.

— Странно… — она смутилась. — Понимаете, мы с его сыном, с Оскаром… я не любила его. И он меня, само собой. Он хотел Эмму…давно хотел. А она ему не давалась, только дразнила. Я переспала с ним, потому что… потому что…

— Вы не обязаны мне рассказывать, я ведь только преподаватель.

— …потому что боялась опоздать. Боялась, что время уходит… и я никому не нужна. Ребенку, по крайней мере, я буду нужна. Лет десять или чуть больше. Есть ради кого учиться, работать, мечтать.

— Ив, вы прекрасны. Я уверен, что вы просто не встретили еще…

— Это все сказки, — мы обошли парк кругом и почти вернулись к исходной точке. — Я не верю в иную любовь, кроме животных инстинктов. Я уверена, что буду любить этого ребенка — но кого-то еще? С чего бы?

Поразительно странные мысли для двадцатилетней девушки. Но это было не мое дело.

— Ив, последний вопрос и я уйду. А Эмма…Эмма посещала эти…как вы их назвали — прогулки? Может быть, раз или два…

— Чтобы Эмма Стоун пропустила такое? Да она постоянно в этом участвовала.

— И…и в ту ночь, после которой погибли Кесьлевский и Урсав?

— Я в этом не уверена. Меня же не было…

Теперь я точно знал, что мне предстоит делать.

Все, что рассказала Ив, я мог уже знать. Это уже мог знать Дик, черт бы его побрал! Вместо этого Дик удовольствовался безвинным Павлом Краменом и вернулся обратно.

Ив Дэмпион рассказала не все. Я подозревал, что за этими оргиями стояло много самых разных проблем, которые обычно возникают в группах молодых людей — выяснение отношений с бывшими и настоящими партнерами, наркотики, алкоголь, бегство от нравоучений родителей, игнорирование занятий. Я все это знал сам, хотя оказался в некотором роде счастливчиком, осознав уже на втором курсе, что если я хочу остаться в столице и завоевать чье-то уважение, кроме пары сокурсников, я должен учиться лучше. Должен знать больше. Как только я это понял, вся мишура, именуемая «студенческой жизнью» не играла для меня почти никакой роли. Пара самых крупных вечеринок в кампусе — вот и все, до чего я снисходил. Иногда целеустремленность очень помогает.

Один вопрос, на который Ив не смогла ответить, занозой сверлил мне мозг. Я понимал, что должен узнать на него ответ, но сам боялся даже подумать о…

Неважно, впрочем. Я же сказал, что даже боялся подумать.

До дома я домчался очень быстро: автобус, метро и бегом. Давно не бегал, мышцы сразу заныл, намекая на длинный день. Но я их проигнорировал. Очень быстро набрал знакомый номер, даже отдышаться не успел.

— Виктория Ларие. Слушаю.

— Тори… это Эрик.

На том конце е ответили

Я живо представил, что застал ее врасплох и решил отложить выяснения до встречи. Чтобы не получить от ворот поворот, требовалось действовать быстро.

— Тори, сегодня я разговаривал с одной девушкой из Мелахи. Она посещает мои лекции в университете. Она рассказала мне об оргиях в заповеднике. Что это были не просто посиделки, не просто игра. Тори, ты ничего..

— Я никогда не была там! — внезапно закричала она, хотя я еще не перешел к главной части разговора. — Я не ходила с ними. Меня дразнили… когда я отказывалась, они называли меня… Я не была там!!

Ну да, пара дюжин студентов это подтвердили, зачем так нервничать?

— Неважно, Тори…

— Они подначивали меня. Говорили, что мне слабо… что я просто трусиха, что может быть, мне нравятся только девочки. И что я, наверное, фригидна. Они… Мне было так плохо.

Она разрыдалась.

Вот уж не думал, что это настолько больная тема. Однако, если Эмма ходила, а подруга нет…

— Давно Эмма стала ходить с ними?

— Откуда… — Тори запнулась. — Не знаю… она…она не сразу мне рассказала. Где-то полгода, может быть.

— Полгода до гибели Крамена?

— Она не ходила после смерти Лема и Влада. Сказала, что все они придурки…что-то вроде того.

— Понятно, — получившаяся картина мне не нравилась. — А в ту ночь она тоже была…ну, когда они…

Тишина.

— Виктория?

Нет ответа.

— Тори?

— Я… я не могу сказать. Не знаю. Это ведь было давно.

— Тори, что тебе мешает сказать правду?

— Я говорю правду.

Ну да, ко мне такие в конце семестра толпами ходят. И говорят самую цветистую правду, лишь бы объяснить отсутствие вовремя сданных работ.

— Я приеду в Мелаху завтра утром, сегодня же сяду на поезд.

— Вы… ты… зачем?

— Надо поговорить с теми, кто был той ночью. Мне нужны детали, которые мы пропустили, — я старался не закричать от радости, услышав долгожданное «ты» в свой адрес. — Тори, это очень важно. Я не смогу приехать надолго, у меня всего лишь два дня между лекциями.

— Я постараюсь…правда, — она снова всхлипнула, и тут я уже совершенно не понял, почему. — Приезжай, пожалуйста.

Последние два слова она прошептала так тихо, что я едва расслышал.

— Я приеду. Утром буду уже в…

Я запнулся на мгновение.

— Утром буду уже у тебя. До встречи.

Я бросил трубку и метнулся к ноутбуку, чтобы выключить и положить с собой. Взгляд уперся в строчку, выделенную красным — прямо в центре новостной страницы.

— «Жестокое убийство заместителя генерального прокурора. Георг Саблин скончался на месте. Преступнику удалось скрыться».

Меня прошиб холодный пот.