Глава 8. Беспокойное семейство

— Какого дьявола тебе надо, щенячье дерьмо?! Если ты и здесь вздумал вынюхивать…

Он сжал огромные волосатые кулаки и сделал шаг вперед. Я, само собой, попятился. В каталажке я отчаянно желал, чтобы Дик пришел и вытащил меня — не прошло и суток, как все повторилось. И снова он куда-то запропастился в тот момент, когда был нужен, как никогда. Я метнул мимолетный взгляд на Тори — девушка вся сжалась, видимо, от страха перед отцом и не могла выдавить ни слова.

Вся ситуация перестала мне нравится и я сделал еще шаг назад.

— Что, струсил, паскуда? — гравер продолжал наступать, на его лице проступили красные пятна и редкие волосы встали дыбом, или так мне показалось. — Смотри, дура, он же сейчас обоссытся со страху! Новый прынц на белом коне, етить мать его, нарисовался!

Не миновать расправы, мелькнула мысль. Вот так, по-литературному возвышенно. Издержки профессии, будь она неладна.

С чего граверу вздумалось обзывать меня прынцем, понятия не имею. Зато Виктория явно слышала папашины фантазии не первый раз — она вжала голову в плечи, словно угрожали не моей, а ее жизни. Даже жалко стало — я по себе знал, что подобный ор не способствует нежной привязанности к родителю. Однако мое собственное трагическое прощание с жизнью требовалось немедленно отложить; по крайней мере, пока не дам весточку своим предкам.

— Прекратите спектакль, Туриц! — именно таким тоном я возвращал в лоно науки особенно распоясавшихся студентов, занимавшихся на лекции чем угодно кроме своего призвания. — Вы что, думаете меня запугать? Вы наврали нам с три короба, до этого, надо полагать, наврали полиции, а теперь пытаетесь исправить свой прокол банальными матюками?!

Для ясности — у меня почти получилось. Я достал этого сукиного сына на какие-то полминуты; гравер остановился, кулаки сами собой опустились, взгляд чуть смягчился, но ненадолго. Дальше, вынужден признать, имело место постыдное бегство. Туриц даже успел наорать на дочь, тем самым дав мне секунд десять форы.

— А ну марш в дом, потаскушка! Я с тобой еще разберусь!!

Нам обоим, очевидно, одинаково повезло с родителями. Одел бы сразу в чадру, чего уж там. Странно, что Виктория не учится в частном интернате…

Только откуда возьмется гребаный частный интернат в этом захолустье?!

Я бежал вокруг дома, не слишком разбирая, куда. Из открытого окна рядом с входной дверью несло сгоревшей рыбой, к запаху примешивались крики — судя по всему, Дику внутри пришлось не легче, чем мне снаружи. Участок у Турицев — кстати, а почему у Тори другая фамилия? — оказался небольшим: пара клумб, гараж, заброшенный колодец в дальнем углу и высаженный по периметру чертополох. Пару раз я едва не расшибся, поскользнувшись на гладких булыжниках центральной дорожки.

Мы вернулись в ту же беседку, и я немедленно загородился скамейкой, выбив себе передышку. Тори никуда не ушла — стояла, как вкопанная. Бег оказался не самым сильным местом Турица — он запыхался и тяжело дышал, выцветшая рубашка потемнела под мышками и на животе, но решимости оставить от меня мокрое место ничуть не убавилось.

— Не твое дело, что я там соврал или нет, ясно! — он старательно избегал вопросительного взгляда дочери. — Полицейская шавка! Гаденыш!

Я решил сделать второй заход, тщательно следя за Турицем и по-прежнему прикрываясь скамьей.

— Какого черта вы бегаете за мной? Правда глаза колет? — я скорчил гримасу. — А вам перед дочерью еще извиняться…

Мои слова разозлили его в конец. Так разозлили, что скамейка перестала служить надежным укрытием — гравер, взревев, понесся в атаку, словно взбесившийся бык.

Мы сделали еще два тура — вокруг гаража и на лужайке перед домом. В силу возраста и занятий плаванием я бегал лучше и дышал свободнее — но продолжать до бесконечности этот идиотизм было ниже моего достоинства. Я надеялся, что Дику хватило времени на поиски… плевать, что он там хотел найти…

— Отец, хватит уже! — бедная зашуганная Тори бросилась между нами, рискуя быть сбитой собственным отцом.

Туриц с трудом затормозил, покачнувшись, и схватил дочь за плечи.

— Прочь с дороги, дура! Если бы ты не путалась с этим ублюдком Краменом..!

— А что, ваша дочь путалась с Оскаром Краменом? Ааа….проклятье!!

На пороге дома появился Дик, отчаянно тряся рукой. Судя по звуку, ему только что прищемили пальцы дверным косяком.

— Мартин! — вслед за ним из дома вышла моложавая женщина в коротком халате. — Не поздновато для фитнеса?

В руке у нее была зажата тяжелая скалка.

— Пока ты скачешь по клумбам, в доме роются всякие проходимцы! Если бы не я…! Если так хочешь быть главным…Тори, прибери волосы, ты же на людях!

Мамаша у нее, похоже, тот еще подарок. Я окинул парочку быстрым взглядом: оба коротко стриженные, гравер — крепкий, широкоплечий, ощетинившийся, а его жена — невысокая, очень стройная и, очевидно, такая же твердолобая.

— Мартин, ты оглох? — продолжала напирать миссис Туриц или Ларие, черт их разберет. — Я тебя спрашиваю в сотый раз — кто здесь главный? Ты сам их выставишь или мне снова…

— Прошу прощения, мэм, но в силу обстоятельств — Дик махнул левой рукой с зажатой в ней таинственной корочкой, — главный здесь я. Пора поговорить по душам.

Мы зашли в дом в следующем порядке: сначала хозяйка, скрестив руки на груди, за ней Тори, потом я, Мартин и, наконец, Дик, который плотно прикрыл за собой дверь. На просторной, выдержанной в северном стиле веранде вся мебель была из нелакированного дерева, минимум украшений, в центре — небольшой столик и пара кресел у стены. Широкое окно скрывала полупрозрачная гардина кремового цвета. Наверх вела дубовая лестница, а из кухни, спрятанной за раздвижной ширмой, по-прежнему шел запах паленой еды. Дик пересек комнату и бесцеремонно уселся в одно из кресел, бросив по пути в сторону Виктории:

— Принесите лед и полотенце, барышня. Если по милости вашей матери я лишусь пальца, вы запомните этот день до конца своей жизни, обещаю.

Впервые я видел Дикобраза взбешённым. До этого вместо злости у него прорывалась холодная ирония, насмешка, но сейчас он действительно вышел из себя. Он держал руку высоко поднятой, и его побагровевший указательный палец смотрелся одновременно комично и устрашающе. Я прислонился к стене, переводя дыхание — у меня назревал серьезный разговор к Дикобразу и, надо признать, меня все меньше волновали личности убитого бродяги и убийцы Оскара Крамена. Признаюсь честно, в этот момент мне было совершено плевать, кто он и где они. Я пообещал сам себе, что потерплю в последний раз.

Тори, торопливо глянув в сторону отца, убежала на кухню. Дик, закинув ногу на ногу и не предлагая никому присесть, демонстративно смотрел только на мать Тори. Стрижка «под мальчика» делала ее похожей на ежиху — колючую и недовольную всем миром. Я уже не знал, кто раздражает меня больше: бугай Мартин или его жена, увешанная дешевой бижутерией.

— Миссис Туриц… — начал Дик.

— Ларие, а не Туриц, — отрезала та, яростно тряхнув головой. — Вера Ларие. Я уже дважды спрашивала, какого черта вам здесь надо. Никакие даже самые волшебные удостоверения не имеют силы без ордера.

— Я тоже хотел бы знать… — начал было гравер.

— Миссис Ларие, нам так и так пришлось бы сюда прийти, — к Дику постепенно возвращалась его холодная вежливость, — так как ваша дочь о многом умолчала во время допроса инспектором Тониным. Однако мы пришли раньше, чем планировали, потому что ваш супруг также избрал сомнительную тактику лжи и утаивания информации.

— В чем дело, Мартин? Заврался в конец? — положительно, эта женщина умела выплескивать раздражение на каждого, кто попадался под руку. — Поделом, если хочешь знать мое мнение.

— Засунь свое мнение… — мужчина осекся. — Выметайтесь из моего дома, а с Тониным я уж как-нибудь разберусь.

До него так и не дошло, что это не просто разборка с местными полицаями.

Вернулась Тори, неся горку льда, завернутую в два слоя полотенца. Дик погрузил в это крошеву палец, испустил вздох умиротворения и поблагодарил ее сдержанным кивком.

— Итак, почему вы соврали о том, что знакомы вот с этим человеком? — он еще раз достал фотографию Робинсона и продемонстрировал всему семейству. — И кстати, почему вы не взяли фамилию мужа, миссис Ларие?

— Не ваше дело! — отрезала та, все еще глядя на супруга. — Почему ты не сказал им, что это отчим Эммы? И почему у него такой странный вид?

Кто здесь кого допрашивал? Лицо гравера снова побагровело. Положительно, так и до сердечного приступа недалеко.

— Его вид — пока что не ваше дело, — вежливо улыбнувшись, ответил мой напарник. — Кто такая Эмма и как ее отчим оказался в столице?

— Эмма — подружка Тори, — пробурчала хозяйка. — Не самое полезное знакомство, я бы сказала — весьма вредное.

Тори яростно всплеснула руками:

— Ты не можешь винить во всем Эмму, мама!

— Помолчи хоть ты, — поморщилась Вера Ларие, не глядя в сторону дочери. — Вечно доходит с трудом. Эта семейка далека от того, что называют благополучием. Мать — пьяница, чтоб вы знали. Беспробудная. И если вспомнить, кто был ее первым мужем…

Дик поднял руку.

— Стоп. Сплетни — на закуску. Где сейчас эта Эмма?

От взгляда Тори по спине побежали мурашки; девушка отчетливо ненавидела всех и каждого в этой комнате, не делая исключения для собственных родителей. Ничего себе, девичья дружба…

Сама эта мысль вызвала у меня дискомфорт.

— Черт ее знает, — Вера пересекла комнату, ускользнув от пристального взгляда дочери, и села на небольшой стул-вертушку. — И какое вам дело, Глэдис и Джим развелись полгода назад. Та еще парочка была, сначала все миловались на каждом углу, словно школота, а в конце ругались — тоже на каждом углу. Все вокруг знали, что у них да как.

— Джим уехал как раз, когда убили Крамена?

— Вроде до… — нахмурилась миссис Ларие. — Точно, до. Мерзкий был тип, и вся семейка ему под стать. Он уехал, а бедняжка Оскар погиб через месяц или около того.

— Бедняжка Оскар? — Мартин Туриц хрустнул костяшками пальцев и тем самым улучил минуту, чтобы вставить свои пять копеек. — Да этого подонка давно…

— Заткнись, бога ради, — Вера Ларие усиленно массировала виски кончиками ухоженных пальцев. — Ты же понятия не имеешь…

— Не смей затыкать меня!!! — взорвался гравер. — Не смей, баба! В этом доме я решаю — кто подонок, а кто — пустое место!

Для верности он шмякнул кулаком по стене — довольно ощутимо. Его жена пожала плечами.

— Ты семнадцать лет пребываешь в наивном убеждении, что крик и грубая сила — лучшее доказательство авторитета. Я повторяю — заткнись, Мартин, пока не стало хуже. Это ты привел на хвосте полицаев и сделал это только потому, что не хватило мозгов сказать правду.

Гравер открыл рот, но не произнес ни слова, захлебнувшись собственным криком. Я понимал, что мы с Диком тут не при делах — эта история продолжается по кругу много лет, а решение все так же далеко.

— Еще раз… — тяжело дыша, Мартин напирал на жену, которая бесстрашно смотрела на него снизу вверх и не двигалась. — Я тебя предупредил — держи рот на замке. Это — мой дом, я здесь решаю…

— Ты решай уже, а не мели языком, — Вера отвернулась к окну. — Одни слова — и так всю жизнь.

Дик посмотрел на меня. Я — на него. Если оставить в стороне семейные разборки, то, очевидно, смерть Крамена-младшего никак не вязалась со смертью Робинсона. Мой отец тоже частенько кричал на мать — она, в отличие от Веры, съеживалась в комочек, принимая на себя всю мощь его безнадежной злости. Маленьким я не понимал, зачем это нужно и только в старших классах понял, что это самый легкий и безопасный способ самоутвердиться. С одним лишь недостатком — каждый раз кажется последним, но его всегда недостаточно.

— Чего вам надо? — грубовато поинтересовался Туриц, делая вид, словно нас здесь не было в течение ссоры. — Если узнали все, что хотели, то…

— Нет, не все, — пожал плечами Дик. — И мы будем спрашивать до тех пор, пока не получим удовлетворительных ответов. И правдивых.

Он резко отвернулся от гравера и продолжил допрашивать миссис Ларие. Я обнаружил, что какое-то время назад Тори исчезла из поля зрения, и не мог ее винить — очевидно, она знала содержание родительских пререканий наизусть.

— Оскар Крамен бывал у вас дома?

— Какого черта вы решили, что я буду отвечать? Где ордер, где повестка? Мы что — подозреваемые или официальные свидетели обвинения? Где-то у меня был телефон адвоката….

Я прочел в глазах Дика что-то такое, что вынудило меня заговорить.

— Он, — я неприлично тыкнул в Турица пальцем, — что-то сказал о том, что его дочь бегала за Краменом. Если предположить, что Крамен решил этим воспользоваться, а он…

— Гаденыш! — прошипел гравер, словно я был виноват в его злости.

— Госпожа Ларие, — Дик стал сама галантность, — вы же не хотите, чтобы инспектор Тонин арестовал вашего мужа, чью фамилию вы не взяли из очевидного упрямства, прямо сейчас по подозрению в убийстве Оскара Крамена?

— Вы с ума сошли… — пробормотала она, впервые растерявшись. — Мартин, он никогда… Мартин…Вы блефуете!

— Так Оскар Крамен бывал у вас дома?

— Вы понимаете, что я все равно позвоню адвокату? — она пожала плечами. — Бывал…разве что в глубоком детстве — наши дети ровесники, сами понимаете. Я знаю, позже Тори звала его пару раз на дни рождения, но он не приходил.

— Разбил девочке сердце, не иначе, — буркнул Дик. — Как вы думаете, она могла искать с ним встреч и найти приключений на одно место?

Взревев, Туриц бросился на него и едва не влетел в стену — туда, где стоял Дик секунду назад.

— Если вы так реагируете на простое предположение… — мой напарник пожал плечами.

— Это ничего не доказывает, — нервно отозвалась миссис Ларие. — Мартин любит нашу дочь, вот и все.

— Ну да, — Дик ухмыльнулся. — Я уже получил достаточно наглядное подтверждение его теплых чувств. Поэтому вы и соврали нам, верно, мистер Туриц?

— Какого дьявола?! — гравер растерянно озирался по сторонам, не решаясь просить поддержки жены и не умея выкарабкаться сам. — Джим помер и туда ему и дорога. Нечего переводить стрелки на других. Мне щенок Крамена без надобности, а Джим — тем более, не того полета пти…

Сообразив, что рассказал слишком много, гравер заткнулся, но было поздно.

— Где живут Эмма и Глэдис, миссис Ларие? — ласково спросил Дик. — Вы же знаете, один звонок инспектору…

— По другую сторону от центрального проспекта. В самом тупике, за трамвайным кольцом. Там еще калитка выломана.

— Спасибо. А где живет ближайший врач? — он выразительно кивнул на руку, завернутую в полотенца, словно новорожденный младенец. — Пока я не стану подавать на вас заявления…

Получив адрес, мы откланялись. Нельзя сказать, что наш уход хоть кого-то расстроил — но мне было плевать, а Дику и подавно. Закрывая за собой дверь я заметил, что Тори со второго этажа наблюдает за нами, сидя на корточках и глядя сквозь перила лестницы большими темными глазами.

— Мы же могли вытрясти из них всю душу! — я едва поспевал за Диком, который прижимал к груди замотанный в полотенце палец и несся вглубь квартала.

— Для этого мы должны знать хронологию событий. А мы ее не знаем.

— Но в протоколах допросов…

— Буль соврал — ты сам поймал его, Проф. Чтобы задать правильные вопросы милейшему семейству, мы оставим их повариться эту ночь в собственном соку. Если к утру останется кто живой, и не произойдет волшебной явки с повинной гравера, мы допросим местных студиозусов, Буля…

— …который проведет ночь в камере… — подхватил я, почти забыв о своем безразличии.

— который тоже промаринуется как следует, и вернемся вечером к Ларие-Турицам. Заметь, она не просто не взяла его фамилию — она и дочери дала свою.

— Феминиста до мозга костей?

— Да…может быть, — мой напарник не выглядел слишком уверенным. — Или…

— Или?

— Или мы сейчас узнаем, как все было на самом деле, — осклабился тот и рванул в сторону, чуть не сшибив миловидную старушку лет пятидесяти. — Нам сюда, Проф.

Дик изо всей силы постучал кулаком в тяжелую, резную дверь, окрашенную темной охрой. Еще пара ударов — и краска точно посыпалась бы к его ногам, но в этот момент нам открыли.

— Что вам нужно? — женщина за порогом выглядела лет на сорок, ни морщинок, ни седины — но я почувствовал, что она старше.

Скажете, моему чутью не стоит доверять, но я и сам это знаю. Особенно, что касается женщин.

— Что вам нужно? — повторила она, хмурясь.

— Умоляю, спасите, — без тени надрыва в голосе произнес Дик, гордо извлекая палец из мокрого полотенца. — Очень не хочется провести остаток жизни с протезом.

— Перестаньте паясничать, — она буквально схватила его за шиворот и втолкнула в дом. — А у вас какой палец защемлен?

Я покраснел. Черт, она до ужаса походила на «тетю доктора», к которой меня водила мама лет в пять. Та еще очки носила, которые все время сползали на кончик носа, но это не мешало мне бояться ее до колик в животе. Из-за этих колик она считала меня глубоко больным, чуть ли не инвалидом.

— У меня ничего не болит, спасибо, — промямлил я. — Это мой друг.

— Дверь за собой закройте и разуйтесь, — она уже повернулась ко мне спиной и ушла вглубь дома, подталкивая Дика перед собой.

— Никакой протез вам не понадобится, сами знаете, — через несколько минут мы уже пили чай на веранде: я, Дик с накрепко прибинтованным пальцем и милая доктор Эстерхази, наотрез отказавшаяся сообщать свое имя.

— Всю жизнь меня звали по фамилии. Не стоит расслабляться, — остановила она Диковы излияния. — Что это вы так неосторожно закрывали, позвольте спросить?

— Ящик Пандоры, — буркнул мой напарник, хрустя конфетой.

— Значит, женщина.

— Вы даже ее знаете, это Ларие — старшая, вы ведь наверняка лечили их семью?

— Вера Ларие? О, она может, — рассмеялась доктор. — Главная феминистка в наших краях. Как-то она пыталась доказать, что в заповеднике специально убивают самок, чтобы мужская популяция оставалась многочисленнее.

Он снова меня обставил, вы видите? Палец — это конечно ужасно трогательно и уверен, что даже Дику не под силу сделать так, чтобы мама Виктории отдавила его случайно — но он все просчитал в мгновение ока, небеса всемогущие! Доктор, ну конечно! Местный доктор — вот ключ к половине тайн округи, если не ко всем сразу.

— Доктор Эстерхази, — Дик внезапно посерьезнел и отставил чашку, одновременно вытаскивая из кармана удостоверение. — Не думаю, что вы нарушите врачебную тайну, удовлетворив мое любопытство — как она стала такой?

Женщина невесело усмехнулась и покачала головой.

— Что-то в последнее время кого не возьмешь — все с двойным дном. Но я отвечу — это из-за Мартина, господин…?

— Просто Дик.

— Так вот, это из-за Мартина. Видите ли, когда Вера забеременела, они не были женаты. Думаю, он и не собирался жениться так рано — им обоим едва двадцать стукнуло. Но Вера — не без моего влияния, признаю — решила оставить ребенка. Времена тогда были другие, городок маленький… Мартин держался, они поскандалили и не виделись до самых родов.

— После чего он растаял и позволил себя окольцевать, но она уже записала ребенка на свою фамилию и отказалась менять, так?

— Именно. Не столько растаял, сколько поддался влиянию общественности, как сейчас модно говорить. С того времени и пошел весь этот феминистический крен в ее хорошенькой головке. Еще чаю?

— Нет, спасибо. Мой друг, — Дик плотоядно улыбнулся в мою сторону, — весьма впечатлен красотой юной мисс Ларие. Такая девушка отбою не знает от поклонников, верно?

— Что вам до сплетен?

— Увы, сплетни нам ни к чему, доктор. Строго по делу.

— Тогда я вам скажу, что, несмотря на дурное влияние, Тори не увлекается добрачными отношениями.

— Это верная информация?

— Абсолютно. Я ведь врач широкого профиля.

— Что ж… а дурное влияние — это чье?

— Снова эта подружка… дочь нашего убиенного бродяги, — задумчиво протянул Дик, пока мы неторопливо возвращались в центр города.

— Приемная, — пришлось уточнить для ясности.

— Само собой, приемная. Вот мы и должны узнать — как это все могло повлиять на малютку Тори?

— Зачем?

— Затем что малютка сдала тебя с потрохами, забыл уже? — ядовито отозвался Дик, заворачивая на заправку. — А сейчас самое время узнать, как дела у нашего доблестного следователя Тонина.

Мы не только воспользовались местным телефоном, но и перекусили в дорогой и пустынной забегаловке. Первое, второе и компот — и все это в виде холодного пакетика лапши, мясного соуса и газировки. Я наелся, но не наелся, если вы понимаете — хотелось немедленно закинуть в желудок что-то более качественное и вкусное.

— Нынешние родители иногда забывают, что дети — это не зеркальное отражение их достоинств, — Дик рассеянно водил вилкой по пустой тарелке. — Они так ловко программируют их, сами того не замечая — и получают при этом совершенно неожиданный результат. Но от этого не менее закономерный.

— Дик, кхм…

Он вернулся в мою реальность.

— Буля уже привезли, я попросил подержать его в камере до полудня. Если к тому времени не управимся с грызунами от науки — посидит еще, трое суток за дачу ложных показаний у него в запасе точно есть.

— Думаешь, он выложит все на блюдечке, как оно было?

— Не уверен, но придется, — Дик растопырил ладонь и принялся загибать пальцы. — Давай составим план действий — это иногда помогает. Первое — мы допрашиваем студентов. Сначала — просто, чтобы узнать наших убитых поближе. Сами про себя они рассказывать не станут, а вот сплетен услышим массу. И про молодых людей, и про девушек — Тори и Эмму. Второе — мы допрашиваем Буля и составляем — в случае удачи — новый хронометраж убийства Кисьлевского и Урсава. Третье — вызываем отца Крамена и допрашиваем. Ему давно пора слезть с пьедестала и осознать себя простым смертным, пусть и очень несчастным. Пока нормально?

Он спрашивал так, словно мое мнение что-то значило. Смешно… Я отвернулся.

— Итак, принято. То есть планов на завтрашний день — полон воз, а день сегодняшний уже почти подошел к концу. Вы что-то имеете сказать, Проф?

Ну да, он всегда знал, когда я еще только собирался открыть рот.

— Имею, Дик, — я внутренне сжался, чтобы не сдрейфить. — Я выхожу из игры.