Глава 11
Пустыня… Сколько жизней в тебе похоронено? А сколько еще будет? Кто знает…
Я стоял и смотрел на слепящие пески, дыша свежим воздухом, насколько он вообще мог быть свежим при такой-то жаре.
Только что в новостях объявили, что в связи с внезапной болезнью новоиспеченного посла весь график встреч откладывается минимум на неделю, после чего господин Ягли вернется к своим обязанностям…
Что и требовалось.
И доказывало, кстати, что у них таки имеются готовые зародыши на замену. М-да…
Прайс говорил — если сражаешься с гидрой, не режь ей головы, — бей по яйцам. Именно этим я и займусь, когда мы прибудем на Землю.
Уилл с Габудом занимались последними приготовлениями перед стартом, все вещи были загружены, можно было лететь.
Ко мне подошла Роксана.
— Как думаете, что ждет нас дальше?
Это был самый популярный вопрос за последнее время. Я уже сбился со счета, сколько раз мне его задавали с тех самых пор, как все это началось.
— Не знаю, — это было честно, я и правда не знал, — от нас зависит. Поживем — увидим.
Габуд с котом под мышкой позвал нас на борт и мы стартовали.
Неделя полета прошла гладко. Полуксы выбрали анабиоз, я же в космосе всегда оставался в сознании. Не знаю точно, в чем тут дело, но от одной мысли о том, чтобы лежать неподвижно абсолютно беспомощным, мне становилось чертовски не по себе. Папаша Джек слишком долго учил нас, что главное оружие всегда — голова. Если голова отключена — ты беспомощен. Остается лишь уповать на помощь свыше. А помощь свыше никогда не бывает долгой.
…В общем, рассказывать особо нечего. Через неделю ночью мы приземлились в Нью-Йорке на Стэйтен-Айленд, в парке Хай-Рок. Это было еще одно преимущество Сэма — он был непривередлив к посадочным площадкам. Мы распрощались с Уиллом и Габудом и они сразу же улетели, а мы побрели в Нью-Дорп, где на Ричмонд-роуд я взял напрокат машину — старый подержанный «додж-караван» — и поехали в Саут-Бич. Там Йорген снял небольшой дом на побережье неподалеку от моста Верразано. Дом был снят на имя Джеймса Уодена — еще одна из моих многочисленных личин, которыми сам же Йорген меня и снабжал.
Сперва я заехал в агентство за ключами, а затем купил пару телефонов, чтобы Полуксы всегда были со мной на связи.
Дом стоял на окраине квартала на Робин-роуд, неподалеку от Публичной библиотеки и в получасе ходьбы от Форта Уодсворт.
Мы ехали по утренним улицам, я смотрел на людей, спешащих на работу, на детей, играющих на тротуаре, на весь этот просыпающийся город и понимал, насколько эта жизнь далека от меня. Утренние тосты, кофе, белая рубашка, поездка на работу, большой офис, ублюдок-начальник и сплетничающие сослуживцы, на выходные к родителям, дети, которые не хотят понимать, как трудно быть взрослым, стрижка лужайки перед домом, а если удалось накопить на новую машину — это большая удача, тебе по-настоящему повезло…
Или джунгли Анголы, бесконечные «брюходни», когда круглые сутки ползешь по земле или вонючему болоту, а по тебе бегают муравьи, в кустах шипят холодные скользкие змеи, а ты должен лежать неподвижно, иначе выдашь себя. Или заброшенный реактор Четвертого энергоблока ЧАЭС и толпы монолитовцев, кровососов и бюреров в сырых подземельях, мечтающие разорвать тебя на куски. Или снежная пустыня, адский холод и вышки со снайперами, а ты ползешь миллиметр за миллиметром, укрытый маскхалатом, цепляя С-4 на баки с топливом…
Или рекламные вывески, огни Бродвея, бетонные джунгли, разбавленные хромом и стеклом, равнодушные люди, как те самые муравьи, спешащие по своим делам…
На Земле проходил чемпионат мира по футболу, Бразилия победила Грецию и вышла в полуфинал, все шло своим чередом. Да и почему должно было быть иначе?..
Я смотрел на залитые солнцем улицы и улыбался. Я улыбался при мысли, что клерк бы из меня вышел никудышный. Каждый выбирает по себе.
— Чему вы смеетесь? — спросила Роксана.
— Представляю, как каждое утро прихожу в какой-нибудь офис и сажусь за компьютер.
Она тоже засмеялась, Полукс улыбнулся. Я свернул на Артур-авеню и оттуда на Робин-роуд. Через десять минут мы были на месте.
Нам достался небольшой двухэтажный дом без претензий, деревянный, как и многие дома в Стэйтен-Айленд, выкрашенный в приятный бежевый цвет. К дому был пристроен небольшой гараж, куда я загнал «додж». Мы занесли вещи, потом я съездил за продуктами, чтобы забить холодильник на несколько дней. Оставив Полуксов осваиваться и отдыхать, я пошел прогуляться, чтобы упорядочить мысли.
Я шел по Оушн-авеню в сторону пляжа, вдыхая запахи соли и йода, которые ветер приносил от воды. На набережной Франклина Рузвельта на скамейке сидел маленький черноволосый мальчик и читал книгу. Рядом обмахивался платком, отдуваясь, лысый полный мужчина лет сорока пяти в майке и брюках с подтяжками. Наши глаза встретились и он безо всякого перехода спросил:
— Или вы знаете, какую книгу читает мой мальчик?..
Я покачал головой — я не знал.
— «Сто самых великих евреев мира» — и ему есть чем гордиться. Не говоря уже о том, что современная молодежь не читает вообще!..
Я вежливо кивнул и побрел к воде, думая о своем.
Людям нравится чувствовать себя охотниками и не нравится роль жертв. До сих пор инициатива была за противоположной стороной, но ночь, когда я стрелял в Ягли, несколько изменила баланс сил. Теперь я собирался изменить его еще больше. У меня было преимущество — они не знали, кто я и где нахожусь, они не знали, откуда ждать следующего хода и ждать ли вообще, а у меня на руках были две нити— Николас Айронс и Джон Кэмбут, которых я собирался навестить. Если они еще живы, конечно. Первый, по сведениям Йоргена, жил по эту сторону залива — в Хобокене, второй на противоположной — в Бенсонхёрст. Крюк получался немаленький, на весь день.
За Полуксов я был спокоен — кроме меня и Йоргена никто не знал, где они и что с ними. Это развязывало мне руки.
За спиной раздались легкие шаги, почти не слышные на влажном песке. Меня догонял какой-то ребенок, мысли его были легки и безмятежны, как порой бывает у детей.
Я оглянулся — девочка лет восьми, черноволосая и черноглазая, смышленное смеющееся личико, две косички, синее платье с белым подолом. Она взглянул на меня снизу вверх с лукавой улыбкой.
— А что ты здесь делаешь?
— Гуляю.
— Один?
— Да.
— Одному не интересно, — она сморщила носик, — давай вместе.
— А ты почему одна?
— Я живу там, — она вытянула пальчик в сторону набережной, — мне можно, меня отпускают ненадолго.
— Идем.
И мы пошли обратно.
— А ты умеешь кормить чаек? — она шла рядом со мной на самой границе с водой, старательно вышагивая в мокром песке так, чтобы ее следы вытягивались в одну линию.
— Нет.
— А я умею, меня дедушка научил. А как тебя зовут?
— Марс.
— Какое смешное имя, совсем как планета. А меня Ева. Ты знаешь, что такое Тора?
— Да.
— Ты учишь Тору? — она взглянула на меня с интересом.
— Нет.
— А я учу. Это скучно, но меня заставляют. А ты знаешь, в чем суть Торы?
— Нет.
Она посмотрела на меня с важным видом и значительно сообщила:
— Гиллел[1] говорил — «Что ненавистно тебе, того не делай соседу твоему — в этом вся Тора, остальное — комментарий.» Видишь, я знаю в чем суть, но меня все равно заставляют.
Она замолчала, засмотревшись на остров Хоффман, но ненадолго.
— А что ты умеешь делать?
Я убиваю людей, детка. Не только людей, почти все расы Галактики и просто существ. На заказ.
— Я мусорщик.
А что еще я мог ей сказать?..
— О! Мой дядя Чарли мусорщик, — она засмеялась. Было видно, что она гордится своим дядей Чарли.
— Папа говорит, что если бы не дядя Чарли, нам всем пришлось бы плохо, потому что на земле скопилось бы много мусора… А у тебя есть поливальная машина?
— Нет.
— Значит, ты не главный. А у дяди Чарли есть. Он катается целый день и моет из нее землю, когда она испачкается, и у него такая красивая форма — красная с черным. У меня тоже такая будет, когда я вырасту.
Она порылась в кармане платья и достала маленькое красное яблоко, протянув его мне.
— Хочешь?
— Нет, спасибо.
Она надкусила яблоко.
— А папа говорит, чтобы я тоже ничего не брала у незнакомых людей. А мама говорит, что папа прав. Ой, вон мой дом!
Она помахала на прощанье и убежала.
Я побродил еще немного, любуясь океаном и вернулся к Полуксам, купив по дороге несколько местных газет, которые отдал Ромулу. Роксана спросила, хочу ли я есть, сказав, что может накормить меня луковым супом.
[1] Гиллел (ок. 70 до н.э. — 10 н.э) — древневавилонский мудрец, внесший огромный вклад в историю и развитие иудаизма.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.