Эпизод 13.

Эпизод 13. 1691-й год с даты основания Рима, 17-й год правления базилевса Романа Лакапина

( май 937 года от Рождества Христова)

Начало данного эпизода можно было бы целиком и полностью позаимствовать из пролога предыдущего. Снова Турин, снова дворец местных маркграфов и снова его приемная зала, точно бильярдная луза, впустила в себя лиловый шар, прячущий под своей далматикой славного епископа Вероны, Мантуи и Тренто. Шар подкатился к самому возвышению, на котором восседала в полном составе семья маркиза Ивреи, и, слегка отдышавшись и нисколько не смутившись от насмешливых взглядов хозяев дворца, открыл второй раунд переговоров.

Устами своего епископа на сей раз король Гуго предложил Беренгарию, в обмен на пропуск своих войск, управление землями Тортонской епархии. Улыбки маркиза и его свиты по окончании монолога Манассии стали только много шире.

— Полноте, мессеры, мне в принципе нравится ход мыслей короля. Ваш сюзерен, доложу я вам, движется в верном направлении. Но пока предлагаемое нам явно несопоставимо с тем, что Гуго намеревается приобрести в Бургундии.

— Какой смысл тогда будет в действиях короля, если он вам предложит сопоставимое?

— Вы правы, ваше преподобие, я неверно выразился. Предлагаемые Гуго земли несопоставимы с тем, что потеряет от будущих действий короля мой тесть, присутствующий здесь благородный мессер Бозон.

— Признаться, даже я не в курсе полных намерений короля в Бургундии, поэтому мне не вполне понятно, что именно вы сопоставляете. Но, так или иначе, надо отметить, что ваш тесть рассматривается королем как мятежник, чье поведение требует наказания. Вы же, мессер маркиз, как минимум покрываете бунтовщика.

— Увы, но король сам поставил меня перед сложным выбором. Чьи интересы для меня важнее и ближе: моего разгневанного невесть на что сюзерена или моей семьи, к коей, безусловно, относится мессер Бозон? Я не Авраам, а Гуго, тем более не Верховный Создатель, чтобы требовать от меня принести в жертву родную кровь[1]. Надеюсь, я понятно изложил свою позицию, ваше преподобие? Вот и славно, уверен, что король, если вы верно донесете до него мои слова, поймет мое поведение и примет мой выбор с пониманием и присущим ему достоинством.

Манассия опять потерпел поражение, его преподобие выглядел настолько сконфуженным, что Беренгарий вновь снисходительно пригласил епископа задержаться в его дворце до следующего дня. В течение ужина, который на сей раз был сравнительно коротким и скучным, Манассия не спускал глаз с молодого висконта Анскария и утраивал свою внимательность, когда к тому обращались либо Беренгарий, либо Бозон. Разговор, в основном, касался последних новостей с тевтонских земель, где с лета прошлого года Оттон, коронованный наследник Генриха Птицелова, успешно восстанавливал власть сюзерена во вверенных ему землях.

Когда ужин очевидно подходил к концу, разговор перетек на тему странных народностей, живущих к северу и к востоку от Италии. Манассия тут же поспешил войти в беседу, поскольку тема была для него знакомой, а, кроме того, она вызвала жгучий интерес у висконта Анскария.

Беренгарий с Виллой высказали желание удалиться. Все прочие также поднялись из-за стола, намереваясь разойтись по своим покоям. Но Манассия уже не слезал с Анскария, отцепить его было не проще, чем гепарда, успевшего вонзить зубы в ляжку буйвола. Они рука об руку покинули триклиний, а епископ все говорил и говорил:

— …К северу от Истра, как греки еще называют Дунай, живут воинственные племена моравов и русов. Русы-язычники, а моравы совсем недавно приняли Веру Христа, но в том понимании, в каком ее проповедуют в Константинополе, а разве может быть верным их учение? Оба народа славятся своими воинами, но они совсем нетрудолюбивы и завистливы к чужому богатству. Прошлой весной король Гуго отправлял послов к базилевсу, чтобы купить у того огонь Каллиника. Но базилевс отказал ему, так как получил ранее сведения, что русы готовят поход на его столицу. И как вы думаете, кто предупредил базилевса? Конечно, моравы….

За разговором они подошли к крылу дворца, в котором размещались спальни высокопоставленных гостей. Анскарий мягко намекнул Манассии, что тот уже почти добрался до своих покоев, на Манассия махнул на это рукой, будучи увлеченным собственным монологом.

— …Еще дальше, к северу, на берегу Норманнского моря, живут мелкие и разнообразные языческие племена. Нам о них мало что известно, поскольку их численность мала и они сильно разобщены, чтобы представлять собой серьезную угрозу своим соседям. Говорят, они едят одну сырую рыбу, а их язык таков, что одно селение не понимает другое, хотя между ними может быть всего несколько лиг. Им совершенно неведомо слово Христово …

Анскарий, который уже был сам не рад, что затеял этот разговор, отчаянно пытался спастись. Но епископ все не унимался и висконт пришел к выводу, что только порог собственной спальни перекроет этот горный поток географических и исторических сведений, обрушившийся на него.

— Ваше преподобие, позвольте выразить все мое восхищение перед вашими знаниями. Благодарю также, что проводили меня.

— Это ваш кубикулум[2], мессер? — спросил епископ.

— Да, ваше преподобие. Прошу меня извинить, но мне завтра предстоит дежурный выезд в Сузу.

— Как, опять? Такое ощущение, что вы ездите туда каждый день!

— Нет, только каждый третий. Но даже такие поездки отнимают у меня немало сил.

— Ох, как жаль, как жаль, мессер Анскарий! Мне так нравятся любознательные юноши, это так редко в наше время. Как же жаль, что я не успел вам рассказать о людях, живущих с другой стороны Норманнского моря. Что, если я украду у вас еще немного времени? Только давайте не будем оставаться в коридоре, мои ноги не могут долго носить мое тучное тело. И что, если …

— В этом случае, рекомендую вашим ногам скорее донести ваше тучное тело до своей спальни, мой дорогой племянник, — за спиной Анскария возник граф Бозон. Он с тревогой осмотрел собеседников и попросил Анскария следовать за ним.

Манассия поспешно удалился. Попытка переговорить с Анскарием тет-а-тет оказалась неудачной. Вне всякого сомнения, что Бозон сейчас проведет для Анскария лекцию об опасности уединенного общения с епископом. Ну и пусть, зато Манассия теперь знает где находится спальня висконта. Епископ решил этой же ночью пробраться к нему и заставить себя выслушать. Конечно, не на тему северных народностей.

Манассия не вернулся к себе. Для начала он проследовал в базилику Сан Маттео, где совместно с местными монахами отслужил комплеторий[3]. Затем он долго слонялся по двору, объясняя вопрошающим его слугам, что привык перед сном много гулять и в мыслях своих беседовать с древними пророками и первыми отцами христианской Церкви. Слуги склонялись перед ним в восхищении, а некоторые из них даже начали прикрикивать на своих собратьев по ремеслу с тем, чтобы те более не докучали его преподобию и не препятствовали, тем самым, его высокой беседе.

Епископ же, изрядно утомившись, все чаще бросал взгляды на окна графских спален. Не в силах более бродить по двору, он уселся на сеновал, чем вызвал удивление местных конюхов. Их назойливые вопросы также на корню были пресечены прочими слугами, которые были в курсе размышлений Манассии.

Ну наконец-то свет в спальнях начал один за другим меркнуть, и Манассия тяжело приподнялся со своего места. В какой-то момент он уже засомневался в своих силах, настолько он устал за сегодняшний день. Но что поделать, высокая миссия обязывает! И отважный епископ пустился в новый поход, временами останавливаясь и присаживаясь уже на что попало.

Хозяева, как водится, жили на самом высоком, третьем этаже и от епископа потребовалось совершить новый подвиг. Добравшись до верхнего этажа, он обессиленно завалился прямо на пол, в проем коридора. До вожделенной спальни Анскария оставалось совсем чуть-чуть, какое счастье, что его покои были первыми по ходу движения.

Минуты отдыха мужественный советник Гуго постарался провести с пользой для себя. Пока тело отдыхало, мозг раз за разом прокручивал сценарий предстоящей беседы. Еще немного, и пора будет подниматься.

Но, что это? Легкий шорох привлек его внимание. Из глубины крыла, навстречу ему, по коридору кто-то шел быстрой и мягкой походкой.

«Кому-то из хозяев также не спится в эту ночь», — подумал он, — «Любопытно».

Тень скользнула мимо него, прошедший человек почти полностью закрывал пологом блио свечу, тлевшую в масляном сосуде. Блио с капюшоном полностью скрыло от Манассии и личность прохожего, но предательский шлейф аромата восточных масел не оставлял сомнений, он вдыхал этот аромат в течение всего сегодняшнего ужина. Это была младшая Вилла.

Манассия оказался перед непростым выбором. Его сегодняшней целью был Анскарий, но уж больно интересно было проследить за ночными похождениями маркизы Иврейской. В конце концов, с Анскарием можно будет поговорить следующей ночью, Беренгарий же не будет против, если епископ побудет у него еще денек? Меньше будет подозрений и у Бозона, если выяснится, что Анскарию после ужина более никто ничем не досаждал. И епископ, почувствовав в себе новый прилив сил, очевидно порожденных любопытством, ринулся за Виллой.

Та спустилась вниз и пошла по направлению к жилищам придворных, маленьким каменным строениям, выстроенным по периметру графского дворца и на некотором удалении от оного. По тому, как она шла, как прикрывала свечу, как поминутно оглядывалась, Манассия пришел к выводу, что Вилла не хочет и даже боится быть замеченной. Любопытство епископа разгоралось все сильнее, он почти успел забыть об Анскарии.

Вилла кралась вдоль стен дворца, но все внимание ее было обращено на противоположную сторону двора, где тянулись кузни, конюшни, кухни, а также спальни слуг. В большинстве своем окна в домах были темны, во дворе также никого не было, тишину только изредка нарушал храп лошадей.

Маркиза остановилась. Епископ догадался, что она почти пришла и готовится к тому, чтобы пересечь пространство, разделяющее графский дом с жилищами слуг. Поэтому он живо спрятался за выступами здания, полностью потеряв ее из виду. Но Вилла появилась в поле зрения уже в следующий миг, ее серая фигурка подбежала к одному из одинаковых невзрачных зданий, в котором еще горел свет. Еще раз оглянувшись, она постучала в дверь семь раз, характер ее стука отметил и запомнил епископ.

Отворилась массивная дверь, блеснул луч света и Вилла мышкой скользнула внутрь каморки. Тут же окна закрылись на ставни и только подойдя к ним вплотную можно было заметить продолжавший гореть свет внутри. Манассия так и сделал, он подошел к таинственному домику, но, сколь ни силился, не мог найти ни в окнах, ни в двери достаточной щели, чтобы что-то рассмотреть.

Но ночью гораздо вернее человеку служат не глаза, а уши. Спустя время епископ услышал характерные звуки, не оставляющие сомнений о сути общения внутри каморки. До того момента, когда вновь отворилась дверь и Вилла заспешила к себе, Манассия успел уже тысячу раз поздравить себя как с правильным выбором объекта ночной охоты, так и с тем, что его физические резервы оказались куда значительнее, чем он сам предполагал.

Однако дело надо было довести до конца. Епископ не стал преследовать Виллу, гораздо больший интерес таила теперь фигура ее любовника. В том, что это далеко не первое их свидание, епископ ни капельки не сомневался. Но кто это? Манассия решил еще раз поймать удачу, ожидая и моля, чтобы эта дверь открылась снова, обнаруживая своего хозяина. Была мысль постучаться с невинным вопросом самому, была мысль даже постучать семикратно, однако он убоялся неожиданного сюрприза по ту сторону порога этого дома. Очень вероятно, что наша разлюбезная Вилла якшается с холопами, ведь благородный человек, однажды использовав эту лачугу как дом свиданий, сейчас бы тоже покинул ее. Но даже если так, то что скажет он, священник, и как будут разворачиваться дальнейшие события, если дверь вдруг откроет какой-нибудь здоровенный и не особо отягощенный моралью кузнец?

Свет в домике погас, госпожа удача на сей раз решила, что с Манассии на сегодня хватит. Дожидаться рассвета? Чтобы поутру его тут обнаружили? Ну уж нет, епископ решил действовать иначе. Подойдя к двери, он опустился на колени и, достав кинжал, нацарапал на нижней доске крест. Этим же утром загадка окончательно разрешится.

На следующий день, после полудня, когда графский двор разбрелся по своим делам, епископ вышел на поиски. Методично обходя каждое жилище прислуги, он первым делом смотрел на низ двери. Слуги с почтением приветствовали его, предлагали свою помощь. Он же благодарно отказывался, шел далее, а слуги начинали вновь судачить о странностях приезжего епископа.

Удача, как это часто бывает с теми, кто играет в угадайку, улыбнулась ему лишь под самый занавес, когда епископ обследовал три четверти двора. К этому моменту у него даже появилось опасение, что внимательный хозяин мог затереть отметку. Но нет, вот она, эта дверь, вот этот крест, который он вырезал прошлой ночью! Он постучался в дверь, ответа не было. Постучался снова и снова, а затем в отчаянии хлопнул по двери ладонью. Дверь была заперта, внутри никого. Что же теперь делать?

— Ваше преподобие, вам нужен Доминик? — раздался голос сзади. Изумленный разгадкой больше, чем своей удачей, Манассия обернулся. Перед ним стоял один из конюхов графа, который тут же вежливо поклонился святому отцу.

— Нет, мне нужен кто-нибудь из кузнецов. С одной из телег моего обоза случилась беда. А это разве дом Доминика, слуги сиятельнейшей маркизы?

— Да, его сейчас нет, он сопровождает свою хозяйку, то есть нашу хозяйку. А дом кузнеца Джильберто находится вон там, вы немного не дошли. Это лучший кузнец нашего господина.

— О, благодарю вас, сын мой. Скажи мне имя свое, я обязательно похвально упомяну тебя перед твоими сеньорами.

— Меня зовут Симеоне, святой отец. Осанна Господу нашему, направившего вас в наш город! Любой бы другой на вашем месте, даже если бы был всего лишь священником, не занимался бы подобными вещами, а прислал бы слуг. Но в вашей церкви, падре, видимо еще сохранились старые отношения, где каждый брат каждому.

В планы Манассии не входили длительные беседы с простолюдинами. Потому епископ, быстренько замылив тему, поспешил к себе, а слугам велел собирать поезд. К королю, немедленно к королю! К черту усталость, скорей бы сообщить Гуго ошеломительную новость! Кажется, у неприступной крепости имени маркиза Иврейского зияет брешь величиной с Норманнское море, причем даже сам коварный и предусмотрительный маркиз до сего дня об этом не ведает.

[1] Беренгарий имеет в виду библейский ветхозаветный эпизод, когда Бог потребовал от Авраама принести ему в жертву своего сына Исаака.

[2] Кубикулум — спальня

[3] Комплеторий — завершающая день служба, вечерня.