Эпизод 6.

Эпизод 6. 1690-й год с даты основания Рима, 16-й год правления базилевса Романа Лакапина

( июнь 936 года от Рождества Христова)

— Моя бабка, всем вам хорошо известная сенатриса Теодора, однажды прочла мне старую греческую сказку. Когда-то греки очень долго осаждали и не могли взять одну грозную крепость. Тогда их архонт приказал сделать огромного деревянного коня, которого греки поднесли этой крепости в дар, а сами будто бы готовы были удалиться с миром. Радостные и гордые своей победой защитники крепости приволокли это коня к себе на площадь, не подозревая, что внутри подарка прячется отборный отряд греческих воинов. Ночью воины вышли из этого коня и открыли ворота, тем самым, великая крепость пала. Так вот, зная короля Гуго, считаю его предложение весьма схожим, пусть не по форме, но по мотивам и содержанию.

Своим монологом принцепс Альберих открыл заседание малого совета, на котором помимо него присутствовали Его Святейшество Лев Седьмой, сенаторы Кресченций и Теодора, а также священники Стефан, Марин и Агапит. Последний в одном лице представлял собой как клир, так и городскую знать, будучи потомком славного рода Анициев.

— Каким же образом вам может навредить его дочь, Альберих? Если только спустя время родит вам наследника, который будет больше любить своего деда? — тема с деторождением с недавних пор перестала быть неприятной Теодоре, тогда как еще три года назад она заходилась желчью, как только кто-нибудь в ее окружении заговаривал о детях. Позапрошлым летом она, наконец, подарила себе, мужу и миру первенца. Ее супруг Кресченций к тому моменту уже, грешным делом, подумывал спровадить Теодору в монастырь, имея основания подозревать ее в бесплодии. Он даже пару раз заговаривал на эту тему с Альберихом, оба при этом испытывали крайнюю неловкость, так как Теодора могла устроить им грандиозный скандал с далеко идущими последствиями. Однако, все обошлось как нельзя лучше, со здоровьем у Теодоры оказалась все в порядке, и к исходу четвертого десятка лет ее пашня, почти как у знаменитой флорентийки Екатерины Медичи[1], вдруг начала обильно плодоносить. Кресченций жарко при этом благодарил Небеса, а Теодора отдавала должное своей выдержке и предусмотрительности, не позволившие ей в свое время расправиться со столь полезной, даже в своем заточении, старшей сестрой.

— Главной целью греков было попасть внутрь крепости. Вот и главной целью Гуго является сейчас проникнуть в пределы Рима.

— Однажды ему это удалось, вот только не помню, чтобы это доставило ему много удовольствия, — насмешливо возразил пресвитер Стефан.

— Ваше преподобие просто не владеет всем тем, что стало нам известно, — за принцепса ответил Кресченций. Он взглянул на Альбериха и тот взмахом ресниц разрешил ему озвучить все собранные за последнее время сведения.

— Месяц тому назад в Бари прибыла греческая флотилия. Как и в прошлом году возглавляемая Епифанием.

— Епископ Иоанн Беневентский, в своем письме ко Святому престолу, пишет, что греки ведут себя миролюбиво, — заметил Его Святейшество.

— Возможно, их присутствие призвано утихомирить капуанских князей, не более, — ответил Кресченций.

— Согласен с вами, сенатор, — Альберих подвел черту краткому спору, — продолжайте.

— Нами также получены данные о том, что в Терни находится трехтысячное войско, состоящее, в основном, из дружин сполетских и тосканских баронов. Ими руководит Теобальд, племянник Гуго, узурпатор Сполето, — Кресченций умел следить за своим языком, поэтому не мог допустить присвоение Теобальду титула герцога Сполетского.

— Королю удалось невероятное, примирить сполетцев с тосканцами! — воскликнул папа.

— Лишив и тех и других их законных сюзеренов, — интонации в голосе принцепса не позволили шутке папы далеко распространиться.

— Подождите, Ваше Святейшество, это еще не самое удивительное. Еще далее, возле Флоренции, стоит почти такое же по численности войско Беренгария Иврейского.

— Как? Беренгарий помогает королю? — изумился папа Лев.

— Уже не в первый раз, Ваше Святейшество.

— У Беренгария, конечно, свои планы, — заметил Альберих, — поэтому я вас поправлю, сенатор. Пусть в этой дружине большинство составляют туринцы и вассалы Бозона, королевского брата, общее руководство возложено на Лотаря, единственного законнорожденного наследника Гуго.

— Не считая вашей невесты Хильды, принцепс, — усмехнулся Стефан.

— Она пока мне не невеста, ваше преподобие. И неизвестно станет ли.

— Таким образом, Гуго в качестве приданого для Рима припас шесть тысяч копий, — отметил Кресченций.

— Хорошее приданое. Такое трудновато будет вернуть обратно.

— И все же, в чем коварство предложения короля? Не кажется ли вам, Альберих, что, женившись на Хильде, перед вами и вашими потомками откроются дворы всех королевств франков? — Теодора искренне не понимала упрямство и трусость принцепса.

— На это Гуго, боюсь, и рассчитывает. Что блеск корон застит нам глаза, и мы откроем двери Рима, поддавшись на их обманчивый блеск. К тому же не забывайте, что в этих дворах и так уже не продохнуть от претендентов, начиная от многочисленных бастардов короля и заканчивая нашим противоречивым другом Беренгарием.

— Возможно, Гуго рассчитывает на мир с вами, принцепс. Ведь того же Беренгария ему удалось приручить, как только тот женился на племяннице Гуго Вилле, дочери Бозона, — папа Лев в своих размышлениях был настроен воистину пацифистски.

— Да, да, — задумчиво ответил Альберих, как будто соглашаясь с папой.

— Навряд ли бы королю удалось легко приручить Беренгария, если бы перед этим он убил бы его мать, — фраза Стефана резко прозвучала в ушах Альбериха. Принцепс скрипнул зубами. Кресченций постарался успокоить его взглядом.

— Кстати, вы заметили, что король больше не бросается тяжелыми обвинениями в ваш адрес, принцепс? — спросил папа. До этого он осуждающим взглядом наградил отца Стефана за бестактную фразу.

С момента бегства из Рима и по сию пору Гуго на всех перекрестках и при каждом удобном случае, словно буддистский монах мантру, твердил о том, что именно Альберих убил свою мать, чтобы дорваться до власти. Кое на кого эти слова действительно подействовали, послы Гуго в Константинополе отличались умением выстраивать логически выверенные версии.

— Еще бы он продолжал делать это, одновременно ведя свою Хильду к венцу, — возразил Его Святейшеству Кресченций.

— Как вы думаете, сенатор, сколько времени понадобилось бы дружинам в Терни и Флоренции чтобы при случае достичь Рима maximus cito[2]?

— Сполетцы здесь были бы уже на третий день, туринцы с павийцами — не ранее чем через неделю. Но это если брать в расчет ланциариев. При желании катафракты из Терни здесь могут быть уже через четыре часа после приказа выступать. Или даже раньше.

— А ведь такой приказ, благодные мессеры и святые отцы, они могут получить лишь при одном известии, что короля впустили в город, — сказал Альберих, обводя взглядом присутствующих, — таким образом, королю Гуго нужно будет продержаться в Риме всего несколько часов, чтобы решить исход компании в свою пользу. Разумеется, если мы окажемся такими наивными и откроем ему ворота.

— Да, принцепс, силы римской милиции не хватит на открытое противостояние с дружиной Терни, — признался Кресченций.

— Ну а флорентийский легион подойдет к Риму либо когда уже все решится, либо когда обе стороны будут изнурены долгим сражением, — сказал папа, а сидевший рядом с ним Стефан продолжил:

— И одному Господу известно, что тогда предпримет Беренгарий, выступит ли он на чьей-нибудь стороне или же навяжет всем выжившим свои интересы. Так или иначе, но Риму несдобровать.

— Вот именно, святой отец, — согласился Альберих, — потому-то Беренгарий тоже здесь.

— И византийцы в Апулии.

— И королевский братец Бозон, лишенный феодов.

— Однако, — заметил Кресченций, — быть может, когда вокруг столь много хищников, жаждущих поживы, у потенциальной жертвы, напротив, есть шанс выжить, стравив их между собой?

Альберих не ответил, священники же закивали головами, соглашаясь с подобным тезисом, но не представляя каким именно образом эту истину можно претворить в жизнь.

— Сенатор, попрошу вас уведомить короля Гуго о нашем желании встретиться с его дочерью.

Слова принцепса огорошили всех. Битый час говорить о коварстве короля, приводить в пример античные истории, пугать грозными армиями, подкрадывающимися к Риму, и вдруг согласиться на предложение Гуго?!

Альберих невесело улыбнулся, видя такую реакцию своего окружения.

— Должен же я увидеть, кого мне прочат в жены? Может это новая Вальдрада или Мароция? Может у нее такая грудь, что вы все упадете? Ну простите великодушно, Ваше Святейшество, вы, конечно, выше всего этого, вы устоите. По крайней мере, кто-нибудь хоть знает, сколько ей лет?

[1] Екатерина Медичи (1519-1589) — французская королева (1547-1559), мать королей Франциска Второго, Карла Девятого и Генриха Третьего из рода Валуа.

[2] maximus cito (лат.) — максимально быстро, экстренно