... И его мотоцикл (Валеев Иван)

Шесть мотоциклистов двигались по Киевскому шоссе в сторону Москвы. Шоссе было пустынным — через пару лет оно забудет, что значит «быть пустынным». Деревья по обеим сторонам дороги начали желтеть, хотя до первого сентября оставалось еще полмесяца. Днем по радио обещали грозу, но будет она или нет, и если будет, то где? Кто знает…

Мотоциклисты торопились в конюшню. «Конюшней» у них назывался большой сарай, стоявший на бывшей колхозной земле. Раньше в сарае держали сено, а теперь в нем образовалось стойло для двух десятков разномастных мотоциклов.

Впереди показались габаритные огни большегрузного автомобиля. Фура, не самая большая, зато двигавшаяся практически посредине меж двух полос.

Гиллан заголосил про «никто не получит мою тачку». Байкеры переглянулись. Может быть, в другой раз они и не стали бы так шутить с дальнобоем, но сейчас…

Никаких условных знаков, всего пара взглядов — и мотоциклы, прибавив газу, выстроились в две параллельные цепочки. А вы еще спрашиваете, существует ли телепатия.

Когда фары мотоциклов объявились сразу в обоих зеркалах заднего вида, водитель фуры занервничал. Тяжелый грузовик неуверенно вильнул из стороны в сторону, тут же выровнялся и взревел. Так, должно быть, ревели окруженные австралопитеками мамонты.

Мотоцикл, ехавший первым в правой цепочке, качнулся. Байкер — его называли Швед — выругался про себя. Слабость. Нельзя демонстрировать слабость, иначе сожрут. Свои же.

Он долбанул кулаком по кузову. Бессмысленно. Ну кто бы его там услышал? Джинсы? Ножки Буша? Но Швед продолжал лупить кулаком, пока не добрался до кабины.

Грузовик снова вильнул. Чуть-чуть. Швед обогнал его, а последний в правой тройке мотоциклист добрался до середины кузова.

Звали этого байкера Медведь. Почему — никто толком не знал. Среднего роста, худощавый, жилистый, всегда чисто выбрит и аккуратно подстрижен, в ленноновских круглых очках… Не похож ведь. По жизни — мажор, сынок небедных тогда врачевателей. Золотая молодежь, ему бы перебеситься года два-три, а потом залезть в костюм с галстуком и вперед, наводить мосты между СССР и Британией или там США.

Будь это кино, оба первых мотоциклиста обошли бы фуру одновременно. Такие финты красиво смотрятся на экране. Но это было не кино. Швед обогнал приятеля на корпус. Тот кинулся догонять, проскочив в опасной близости от переднего бампера. Фура снова вильнула. Водитель просто не успевал отследить маневры всех шестерых придурков, что решили поиграть с ним в салочки.

Медведь тоже не успел. Многотонный кузов легонько толкнул его в руку, мотоцикл закрутился и влетел аккурат под задние колеса фуры.

Этого не могло быть. По всем законам физики — не могло.

Водитель вжал педаль тормоза в пол и вывернул руль. Фура свернула на обочину, оставив на асфальте искореженную «ямаху» и ее седока.

Остальные мотоциклисты сначала не поняли, что случилось. Просто когда две шеренги сошлись, оказалось, что у левого замыкающего нет пары.

Они затормозили и повернули головы. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как дверь кабины грузовика распахнулась, водитель свесился наружу — и его вырвало.

А потом раздался крик.

Он исходил из кучи перемешанных обломков человека и мотоцикла, перекрывая и шум двигателя грузовика, и рев мотоциклов, и даже «Звезду Автострады».

Швед подкатил к кабине грузовика, выволок из нее водителя и шваркнул его об асфальт.

— Нет! — стонал водитель. — Я не виноват! Он сам!..

Его стенания оборвал новый крик. Рев медведя на бензиновом ходу. Без слов, на одной-единственной жуткой ноте. Казалось невозможным, чтобы человек, испытывавший подобное, мог оставаться живым.

— Скорую! — заорал Швед своим. — Живей! На заправку!

Один из мотоциклистов, тот самый левый замыкающий, сорвался с места.

Невысокий плечистый байкер — его звали Джимми — опустился рядом с Медведем на колено. Друзьями они никогда не были. Слишком уж разные и со слишком уж разных ступеней общества. Наконец-то это стало неважным.

Медведь на пару секунд умолк. Джимми поднял голову и сказал:

— Уходите!

— А ты? — спросил Швед, оставив в покое вяло шевелившееся тело дальнобойщика.

— Разберусь. — Джимми поднялся на ноги. — Уходите.

Швед подошел к нему, заглянул в глаза. Поморщился, когда Медведь снова закричал. Молча стукнул кулаком Джимми по плечу и вернулся к мотоциклу.

Машины сорвались с места. Место встречи можно было и не озвучивать.

Захотелось курить. Джимми вытянул из кармана пачку «Беломора», чиркнул спичкой по истертому боку коробка и сел рядом с Медведем.

Вечер тихой сапой выползал на шоссе из сырого осеннего леса. По Медвежью душу, сволочь. Дождался, когда остальные уедут, и…

Джимми осторожно поднес папиросу к губам Медведя, но тот, кажется, этого даже не заметил.

Одинокая капля дождя упала на руку Джимми. Дождь. Джимми снял свою фальшивую кожанку и осторожно укрыл ею Медведя.

Со стороны Москвы взвыла сирена.

— Держись, старик, — сказал он притихшему Медведю. — Держись. Сейчас приедет добрый доктор, и тебе полегчает, идет?

Белая машина с красными крестами пересекла двойную сплошную и остановилась на обочине перед фурой. Из нее выскочили трое в белых халатах. Один направился к Джимми с чемоданчиком в руке, двое принялись выволакивать из кузова машины носилки.

— Приветствую, — сказал человек с чемоданом. — Что тут…

Медведь не дал ему договорить. Санитары вздрогнули, едва не выронив носилки. Доктор поморщился и крикнул:

— Уберите куртку! Живо! — И обернулся к санитарам: — Застряли?! Быстрей, мать вашу!

Те опустили носилки рядом и вопросительно глянули на доктора. Он мотнул головой:

— Взяли!

— А… Может, его того?.. — неуверенно спросил один из санитаров, похожий на известного корейца.

— У него ЧМТ, не видишь, что ли? Взяли!

Джимми ничего не понимал. Он просто переводил взгляд с корейца-санитара на доктора, с доктора на Медведя, с Медведя на второго санитара, деланно-равнодушного мужика лет под сорок, с красными слезящимися глазами. И только когда санитары наклонились к Медведю, он сообразил.

— Его же нельзя трогать!

— Вы заканчивали медицинский, коллега? — спросил доктор. Не дождался ответа и кивнул санитарам: — Живо!

Джимми не успел ответить. Медведь вскрикнул, а потом в нем что-то оборвалось — и голова откинулась назад. Пожилой санитар сплюнул на асфальт. Доктор присел рядом с Медведем, коснулся шеи:

— Бля. Все, отмучился…

Мысок тяжелого ботинка Джимми врезался доктору в ребра, повалив на мертвеца.

— Э! — рявкнул пожилой санитар. — Отойди!

Он привык иметь дело с разными пациентами и с их психованными родными. Но байкер был куда опаснее. Он вынул папиросу изо рта и вытянул руку. Папироса, прикрытая сверху ладонью, оказалась прямо над лужицей бензина, натекшего из «ямахи».

— Э-эй, парень, ты чего?! — завопил кореец. — Крыша поехала? А мы-то… Нас-то за что?!

Джимми смял папиросу в кулаке. В небесах полыхнула молния.

Семь человек вздрогнули и уставились вверх. Гром прокатился по крыше конюшни, пугающе громкий в непривычной тишине. Ни музыки, ни смеха, ни шума моторов…

Швед обвел взглядом собравшихся. Радиус, бледный, высокий и тощий как семафор, скорчился на стуле, глядя в пол. Витек (почему-то никакой нормальной клички к нему не прилипло), стягивая в хвост длинные волосы, порвал резинку и теперь вертел ее в руках. Обычно поддатый Фредди мучительно трезвыми глазами гипнотизировал ополовиненную бутылку водки. В первый раз ему не хотелось выпить. Толстозадый Диплодок вытирал грязной банданой пот со лба. Маленькая Йоко сжалась, глядя перед собой сухими, пугающе большими глазами.

Время уходило. Надо было что-то сказать, но что?

— Мы не виноваты, — наконец выдавил он.

Стало только хуже. Йоко всхлипнула. Швед почувствовал себя на тонком-тонком люду. Одно неверное слово — и он провалится.

— Водила был бухой, — сказал Каин не очень уверенно.

— Пьяный? — тупо переспросила Йоко. — Дальнобойщик?

— Тебя там не было, — бросил Швед, почувствовав твердую почву. — Он вывалился из кабины и блевал. Если не бухой, то с перепоя. Твари! — рявкнул он, стукнув кулаком по колену.

Диплодок промолчал. По первоначальной версии, рассказанной буквально пять минут назад, все выглядело несколько иначе, но спорить он не хотел. Во-первых, его там тоже не было, а во-вторых… Швед явно накручивал себя, и давать ему повод для драки было глупо.

— Это им так не сойдет, — сказал молчавший до этого Радиус. — Не сойдет, нах…

Он закрыл глаза и потряс головой. Крик Медведя застрял в ней и никак не желал вылезать.

— Ну…

— Не нукай! — рявкнул Радиус на Шведа. — Или что? Или тебя там тоже не было?! Что, на тормозах спустим?

— А что мы можем?! — тоже закричал он.

— Устроим дальнобоям месяц развлечений! Останавливать их и…

— И как ты себе это представляешь? — спросил Швед, неожиданно успокоившись.

Уже было понятно, что предложение правильное. Иначе кто-нибудь припомнит ему, что именно он, Швед, как минимум совиновник, вместе с водилой…

— Разберемся! Главное — быстро. Вон на Йоко можно ловить. Тормознули, отметелили, уехали.

— Окей, — сказал Швед. — Я за!

Дверь в конюшню распахнулась. За разговором и шумом разгулявшегося дождя никто не услышал, как Джимми подъехал к сараю. Он молча вошел, хлопнул дверью и огляделся. Как в первый раз. Углядел на столе бутылку водки, плеснул в чей-то не очень чистый стакан, залпом выпил и швырнул стаканом в стену. Брызнули осколки.

— Все. Откатался Медведь.

Тяжелый туман прилипал к асфальту. Хомутов отпустил пару ласковых сквозь зубы и сбавил скорость до разрешенных ста двадцати, мать их так, километров в час. Здесь постов ГАИ обычно не бывало, но паршивая видимость и налетевшая из лесу мокрая листва заставляли блюсти ПДД куда надежнее, чем продавцы полосатых палочек. Даже несмотря на надбавку за срочность. От гайцов можно откупиться, а от дороги…

Радио затрещало. Сквозь привычное «атас — эх, веселей, рабочий класс» Расторгуева пробился другой, неестественно высокий буржуйский голос. Хомутов выругался: английского он не разумел и не переносил.

Впереди на дороге замаячили четыре ярких огня. Хомутов потер переносицу и вгляделся. Два огня явно фигачили по его полосе.

— Сука незрячая! — процедил шофер сквозь зубы и надавил на гудок.

Фура взревела. Но на местоположении огней это никак не отразилось.

— Мать твою…

Это были мотоциклисты. Хомутов принял вправо. Про мотоциклистов начали ходить нехорошие истории. Будто бы какие-то парни в красных куртках уже успели отделать нескольких дальнобойщиков. И можно было бы не верить — что эти чипсы могут сделать многотонной фуре? — только вот одного постраданца Хомутов знал лично и вкалывал сейчас за него.

Захотелось втопить. Хрен с ней, с дорогой, с гайцами, которых все равно нет, и со всем прочим…

Но Хомутов знал, что не сделает этого. Одно дело болтать в столовке с приятелями, как его достали эти мудаки и что бы он сделал, попадись они ему, и совсем другое… Не сумеет он взять на себя ответственность за чужие жизни. Даже такие.

Фура сбавила ход. Мотоциклисты тоже притормозили и взяли еще правее.

А если сейчас газануть — и на встречку?..

Нет. Хомутов дал еще один гудок. С тем же результатом.

Фура выехала на обочину правыми колесами, потом колеса соскользнули с дороги в канаву. Кабину перекосило, и Хомутов нажал на тормоз.

По лицу лилась вода. Джимми удивился. Он же только что был в шлеме, откуда вода?

Джимми хотел вытереть лицо — и не смог. Пошевелил пальцами. Шевелятся. Покрутил кистью руки. Крутится. Потом попытался согнуть в локте. Не не сгибается. Он удивленно посмотрел на руку. Запястье крепко сжимали чьи-то пальцы в черной перчатке.

— Бля! — сказал Швед. — Говорил, не надо его брать… У, мудила. Все, успокоился? — спросил он у Джимми.

Тот не ответил. Кто-то держал и вторую его руку. Радиус. А у грузовика, прислонившись к колесу, сидит водитель, и по лицу его…

По какому лицу? Нет у него никакого лица.

— Пусти, — сказал Джимми.

Горло болело. Словно ежа проглотил.

Швед разжал пальцы. Джимми огляделся в поисках шлема. Тот валялся на асфальте, и дождь смывал с него красную краску.

Очень похожую на кровь.

Джимми потрогал рукой горло.

— Э! — Швед толкнул его в плечо. — А ну, скажи что-нибудь!

Джимми вытер лицо. Он помнил, как они засекли фуру, как та съехала на обочину, как водитель, высунувшись из кабины, обматерил их и велел убираться с дороги, как Гиллан пел «Дым над водой»… так непривычно — не должны дальнобойщики слушать подобную музыку… Так же непривычно, как красная куртка и красный шлем. Потом на стекло шлема упали первые капли дождя…

А потом чувак, который монтирует кинопленку жизни, пару раз щелкнул ножницами… И что происходило между этими щелчками, Джимми теперь может узнать разве что со слов приятелей. Только он не уверен, что хочет это знать.

— Ну?! — заорал Швед, выведенный из себя молчанием Джимми.

— Отвали от него, — сказал Радиус. — Не видишь, и так парню хреново.

Швед умолк, сжав кулаки. Радиус нехорошо усмехнулся.

— Э, ребят, может, ну его нафиг? — спросил молчаливый обычно Тим. — Поехали-ка отсюда.

Джимми никого не слушал. Он молча поднял с земли мотоцикл, уселся на него и дал по газам.

Очередного водителя они подловили на заправке. Случайно, вообще-то. Проезжая мимо, обратили внимание на большой рифленый кузов. Переглянулись, как тогда.

И пересекли шоссе.

Шофер вышел из туалета и уже подходил к кабине, когда заметил двоих парней в красных куртках и красных мотоциклетных шлемах. Они спокойно, руки в карманы, подходили к нему.

Шофер отступил было назад, но за спиною угрожающе рыкнул мотоцикл. Шофер дрогнул, беспомощно оглянулся. Кроме его машины, других на заправке не было. Помощи ждать неоткуда.

Он рванулся к кабине. Не успел — байкер, что пониже, врезал ему в лицо полупрозрачным забралом шлема. На стекло брызнула кровь. Водитель упал на колени, схватившись за разбитый нос. Еще несколько ударов, и дальнобойщик затих, скорчившись на земле в полуметре от кабины, где в кармане на дверце лежал старый верный разводной ключ, оставшийся со времен, когда он подрабатывал втихую сантехником.

Двое мотоциклистов быстро обогнули фуру и уселись на мотоциклы.

Через пару секунд мотор грузовика взревел. Байкеры остановились. Синхронно повернули головы.

Водитель все еще лежал на асфальте, даже не думая вставать.

Секунда или две, которых хватило на удивленные взгляды. Потом колеса грузовика пришли в движение. Машина стронулась с места, взяла немного влево — и прошлась по шоферу, превращая живое в мертвое.

В конюшне на этот раз собрались все восемнадцать байкеров. Они расселись кто за столами, кто у стен или подпирающих крышу широких деревянных столбов, и слушали Шведа. Тот стоял, размахивая смятой в кулаке газетой «Комсомольская правда».

— … Кто это был?! — спросил он наконец. — Кто вчера тормознул на киевке грузовик? Два трупа… Ну?!

— Да никто, — откликнулся Джимми. Судя по тону, ему уже надоело слушать крики вожака. — Договорились на киевку не соваться — вот и не суемся.

— Но кто? Это же под нас кто-то работал!

— Да не психуй…

— А выйдут на нас?

— Кто выйдет? — удивился Диплодок. — И потом, ты же прочитал, что там был человек в черном…

— А ты сейчас в каком — в голубом, еб твою?! — заорал Швед. — Фуры-то не ничейные. Братки выйдут! Им ты тоже будешь говорить «не психуй»?!

Диплодок почесал в затылке. Братков он как-то в расчет не брал. А стоило бы…

— Не знаю, — сказал он наконец. — Приедут базарить? А как они вообще узнают?..

— А ты подумай! Полстраны стукачей. Да стоит кого из огородников спросить — думаешь, на нас не покажут? За милую душу!..

— Тихо! — Радиус поднял руку и прислушался.

Сквозь шум дождя отчетливо доносился гул нескольких двигателей. Далекий, но приближающийся. Радиус подбежал к двери, выглянул наружу, охнул и сказал:

— Накаркал… Приехали, суки. Базарить…

К конюшне подъехали три разноцветных «копейки». Остановились, ворча. Яркие лучи фар уперлись в стену сарая. Двери всех трех машин почти одновременно распахнулись и из салонов выбрались пассажиры. Все — с оружием в руках.

— Бля… Не будет базаров… На пол, пипл!..

Братки действительно решили не утруждать себя разговорами. Они даже не стали подходить к конюшне.

Вместо них заговорили автоматы.

Швед бросился на землю. Джимми упал, опрокинув стол, и сжался за столешницей. Диплодок грузно повалился на спину, словив в грудь две или три пули. Каин сполз, цепляясь за столб, с дырой на месте левого глаза.

А потом, перекрывая шум стрельбы, за стенами конюшни взревели мотоциклетные моторы.

Стрельба на мгновение прекратилась, и кто-то из братков заорал. Громко и страшно.

Автоматы ударили вновь, но уже не в конюшню. И с каждым вторым ударом сердца стреляющих и кричащих становилось все меньше. Словно кто-то вбивал в стволы и рты заглушки, одну за другой.

Джимми приподнялся. Одумался, распластался как камбала, прополз к стене, выглянул в одно из проделанных пулями отверстий.

И снова лег на землю и зажмурился.

Автоматы умолки. Раздался одинокий выстрел. Сухой, негромкий. Потом тишина.

По кухне плавал сигаретный дым. На столе стояла пустая бутылка водки, купленная у какого-то грузина-таксиста, и лежали четыре сырые сосиски. Каждая была доедена ровно до середины. На табуретке плесневел обкусанный батон белого хлеба.

Джимми сидел спиной к черному окну и глядел на часы. В стекло неумолчно долбил холодный дождь.

Байк-клуб в тот день и закончился. Раз и навсегда. Джимми одним из первых вышел на улицу. Надо было сбежать, но он, словно марионетка, совершил у «копеек» круг почета. Одна из машин молчала с развороченным капотом, остальные все еще жгли бензин. И Джимми был уверен: никто из его приятелей не рискнет сейчас сунуться внутрь и заглушить двигатели.

Рядом с машинами лежали переломанные тела братков. Те выглядели так, будто попали под товарняк. Последний валялся на самом краю уезженной площадки перед конюшней, с пистолетом в сломанной руке, глядя залитыми водой глазами в черные тучи. Джимми встал на колени, разжал холодные мокрые пальцы и убрал пистолет в карман.

После того дня он не появлялся в конюшне недели полторы. Потом все-таки приехал. Оставил мотоцикл в леске, пешком добрался до сарая и заглянул внутрь. Сначала ему показалось, что он один.

«Он придет», — сказал снизу чей-то безжизненный голос.

Джимми отшатнулся, захлопнув дверь. Потом открыл ее второй раз. У стены, расставив полусогнутые ноги, сидел Радиус и смотрел в землю, в пространство между ботинками.

Так люди смотрят в собственные могилы.

«Он придет», — повторил Радиус, и Джимми увидел рядом с его левым ботинком тускло поблескивающий стеклянный цилиндрик.

«Господи, Рад...»

«Он обещал. После заката. Там закат? Скоро придет. Тебя он тоже позвал? Он собирался...»

Дальше Джимми не стал слушать. Мало ли что привидится после дозы.

А дойдя до своего мотоцикла, он сообразил, что больше никакого транспорта рядом не было. Выходит, Радиус доплелся сюда пешком. Когда же он вышел?..

По пути домой Джимми заглянул в магазин и с тех пор не просыхал.

Но сейчас пить не хотелось. И курилось чисто машинально, руки просто занимались привычным делом. Джимми очнулся минуты четыре назад, заслышав за окном рев мотоциклетных движков. И даже выглянул на улицу.

Они стояли внизу, черные тени, поблескивая хромированными частями механизмов. Или — тел.

… Он ведь должен был упасть. Просто упасть. Свалиться на дорогу. По всем сраным законам физики…

Джимми сидел, глядел на мигающие черные точечки, отделявшие число «двадцать три» от числа «пятьдесят восемь» на экранчике дешевых часов, и слушал шаги. Кто-то поднимался по лестнице черного хода. Одна секунда — один шаг.

Шаги были слишком громкими. Такие мог бы издавать закованный в полный доспех рыцарь, если его снабдить двигателем.

А может быть, они вовсе не из подъезда доносились. Может быть, они были в голове Джимми.

Может быть.

Джимми не хотел этого знать. Он сунул руку в карман кожанки. Сжал небольшую шершавую рукоять, коснулся указательным пальцем скобы. Холодный металл ткнулся под подбородок.

Универсальное средство от шагов в голове. Дай Бог, поможет.