Мнение Чепурного Сергея - часть первая: "Адвокат для мёртвых", "Сломанный фенакистископ", Лафа кар"

Адвокат для мёртвых

В общем-то, автору многое уже сказали по поводу этого рассказа, я могу к этому добавить лишь несколько слов касаемо текста в общем.

Достоинства неоспоримы — это мастерство автора, поднятая им проблематика, сюжет, язык, стиль (хотя к нему есть некоторые претензии. Например: «Я подошла. — Что ты делаешь? — спросила просто так, потому что трудно было сразу найти что-то важное» — кто это спросил? И почему нельзя было построить предложение, например, так: «Я подошла и спросила первое, что пришло на ум: — Что ты делаешь?»?) Автора упрекали в том, что рассказ чересчур затянут. Сложно сказать — я прочитал его достаточно быстро и даже не заметил, как, хотя несколько раз возвращался к началу, чтобы кое-что для себя понять. То есть, с объёмом лично у меня проблем не возникло. Правда, некоторое недопонимание всё же осталось. Например:

1. В каком мире это происходит — в нашем или в выдуманном? Если в выдуманном, то почему там настолько земные реалии типа валькирий, храма и т.д.? И почему в том мире эти привычные нам элементы земного мира ведут себя и наделены ровно теми же функциями, как и в реальном мире? А если в реальном, то зачем автору понадобилась оболочка иного мира?

2. Нет ли путаницы в количестве могил, которые защищала адвокат? Сначала речь идёт всего лишь о семи могилах. Потом оказывается, что уже речь идёт о всём кладбище. Получается, что «семь могил» — это лишь для отвода глаз?

3. Чем объяснить совершенно немотивированную ярость адвоката во время первого разговора с валькирией во сне? Почему она решила, что в этой фразе « — Зачем тебе туда? — перебила она. — Твои битвы здесь. Но ты постоянно проигрываешь» звучит неуважение к её труду? И даже если это вдруг и так (хотя лично мне, повторюсь, никакого неуважения не видится), не слишком ли несоразмерная реакция героини на ту реплику, заключённая в словах «мне хотелось толкнуть ее, ударить, обругать»? И не слишком ли это непрофессионально, даже с учётом того, что адвокат — всего лишь слабая женщина, которую жизнь заставила быть сильной?

4. К чему введён в рассказ персонаж по имени Геста и всё, что с ней связано (эпизод на лестнице, визит адвоката к ней в гости)? Что такого полезного героиня от неё узнала, что потом можно было бы использовать в рассказе? Может, именно из-за этого некоторым читателям он показался затянутым? Отсюда волей-неволей напрашивается вывод: всё ли, рождающееся в человеческой фантазии, следует переносить в рассказ? А если же Геста появилась в рассказе, значит, она должна была сыграть намного более значимую роль, чем повода для героини в очередной раз продемонстрировать свою нелюбовь к живым, не так ли?

Ну вот, пожалуй, и все вопросы, которые у меня остались после рассказа. Именно они заставили меня увидеть в нём некоторую нелогичность. Если не считать этого, то, конечно же, этот рассказ объективно хорош. Всё остальное, как похвалу, так и критику, можно прочитать в комментариях к рассказу и в остальных судейских отзывах. А может, и не только прочитать…

Сломанный фенакистископ

Я понимаю, почему этот рассказ так понравился многим; понимаю, почему Чайка назвала его «преступным шедевром», Иван Валеев разразился по его адресу непривычной эмоциональной тирадой, а Евгений Берман с явным сожалением отметил, что рассказу не хватает некоторой целостности, и тут же поспешил подчеркнуть, что это — лишь на его скромный взгляд. Объективно рассказ действительно хорош со всех сторон, но…

Но обо всём по порядку. И, пожалуй, начну с того, что этот рассказ очень похож на предыдущий — на «Пустоту», которая не умеет прощать. Они похожи так, что у меня невольно закрался вопрос — а не специально ли организаторы конкурса разместили эти два рассказа рядом?..

Первое, что роднит эти произведения — образность. Образность «Фенакистископа» — первое, что бросается в глаза — и то, как она в нём воплощена, достойна не только похвалы, но и подражания. И дело даже не в стилистических излишествах, о которых сказал один из читателей, а в том, как это подано (а подано это так вкусно, что рассказ можно перечитывать хотя бы для того, чтобы наслаждаться его языком. Собственно, эти же моменты я отмечал и в «Пустоте», только иными словами). Но эта же образность — чуть ли не главный минус рассказа. Да, каждый образ, метафора, сравнение и аллитерация, которыми пользуется автор, несут смысловую нагрузку и вовсе не являются бессмысленными (опять же, как и в «Пустоте»), но всё вместе они создают то самое ощущение статичности, в котором упрекали автора «Пустоты». Эти образы просто сменяют друг друга, как картинки, и на их фоне даже образность «Пустоты» более динамична. Возможно, в этой статичности есть своя цель (и, кажется, я даже догадываюсь, какая), но…

Второе, роднящее оба рассказа — отсутствие предыстории. Правда, в «Пустоте» её нет от слова «совсем», в «Фенакистископе» с этим обстоит чуть получше: из воспоминаний героини мы понимаем, что она чудом выжила в какой-то страшной катастрофе в метро, и её теперь преследуют кошмары. Но слишком мало дано для того, чтобы полностью проникнуться её трагедией. Как ей удалось выжить? Как долго мучают её эти кошмары? С чего они начались? Нам дана уже взрослая героиня, у которой есть работа и даже определённый статус на ней, раз она обещает недовольному клиенту «десерт за счёт заведения», а это вряд ли можно достичь в двадцать лет. И даже если допустить такое чудо — что, она с самого малку росла под воздействием таких кошмаров? Вряд ли. Скорее всего, тут одно из двух: или у этих кошмаров и порождённого ими восприятия окружающего мира был накопительный эффект, или же они внезапно начали действовать под влиянием какого-нибудь события, через определённое время. Но это всё должно быть в рассказе, понимаете, автор? То есть, если в «Пустоте» нет предыстории внешней (думаю, понятно, что я имею в виду), то в «Фенакистископе» недостаточно предыстории внутренней. Её недостаток пытается перекрыть собой та самая образность, о которой я говорил выше, но с этой ролью она не справляется. Да она и не должна справляться с этим: заполнение подобных смысловых лакун — это не её предназначение…

В принципе, отсюда проистекает и некоторая еле уловимая нелогичность рассказа, которую трудно объяснить одним только состоянием изменяющегося сознания, бреда и тяжёлой депрессии. Например, я совершенно не увидел связи между кошмарами героини и признаками её физической болезни. А ведь она (в смысле, болезнь) есть, и об этом сказано прямым текстом: «Провожу два дня в постели, в ознобе и жару, метаниях по простыне, под скомканными одеялами… Болезнь — лекарство. Попытка избавиться от того гнилья, что скопилось внутри, набухло, созрело и больше не удерживается в сосуде тела и души, потому изливается, отторгается гнойными потоками, сгорает в топке жара, выхолаживается ознобом. Организм, выблевав яд, долго отплёвывается, пытается прийти в норму, но долгожданное облегчение не наступает, вместо него наваливаются усталость и опустошённость. Холод — внутри и снаружи». Яд и гнильё в данном случае воспринимаются как нечто вполне реальное, не метафизическое и не символическое — тот яд, которым отравляет организм героини болезнь. Но чем она болеет? Не говорите мне, что кошмарами: извините, но я не поверю в то, что тяжёлые воспоминания могут привести к такому физическому недомоганию, о котором сказано в цитате. И потом, какую роль для рассказа играет именно эта загадочная болезнь? Зачем её надо было вводить? — в тяжёлое состояние героини вполне верится и без присутствия в произведении дополнительных условий…

Хороши эпизоды с «девочкой-видением», но — опять же, как мне кажется — они введены в рассказ как некая попытка оживить имеющуюся образно-художественную статичность. С одной стороны, да, мотивы понятны — надо же показать, что в жизни героини происходит что-то ещё, помимо связки «работа-дом», да ещё такое, что привело бы её к самоубийству. Но в этом виде они выглядят вставными конструкциями, которые легко можно изъять — и рассказ от этого по большому счёту ничего не потеряет. А можно было их сделать плотью и кровью рассказа. Как? — очень легко: просто спараллелить девочку-видение и героиню рассказа (вернее, ту девочку, которой она была когда-то), может быть, даже заставить героиню встать на место девочки, снова стать ею в своих мыслях, почувствовать её. Самое интересное, что автор даже попытался это сделать, объединив их одной и той же трагедией, но это прозвучало… как бы объяснить-то… Это должно было прозвучать от лица героини, понимаете? Это должно было быть осознано ею. Это должно было быть какой-то вспышкой, озарением, что ли. Ведь именно это, по сути, привело её к самоубийству. Но этого не видно. А должно быть видно. Понимаете меня? Пока же это просто имеет вид вернувшегося одиночества, которого у героини просто нет сил выносить — и всё. И даже как-то обидно становится: почему это — всё, когда должно быть ещё что-то?

Кстати, вот это место «Разум же сбегает от реальности, в которой вот так запросто подрывается подземка, а человек может взять ружьё, чтобы пострелять в прохожих, словно в дичь…" тоже рождает вопросы. «Человек с ружьём» — это тоже воспоминание из прошлого героини или же ассоциация с окружающим миром, отсылка к случаям наподобие Андреаса Брейвика? В обоих случаях это требует разъяснения: в первом — почему о нём есть лишь упоминание и ничего больше (а это можно было бы отлично развернуть!), а во втором — почему эта абстрактная ассоциация-отсылка-образ, за которым наверняка есть что-то большее, стоит рядом с вполне реальным для героини случаем из жизни, который морально её искалечил? Какой в этом высший смысл?

Последнее, что роднит «Фенакистископ» с «Пустотой» — это… некоторая нарочитая грубость и натуралистичность: в «Пустоте» — в подаче сюжета, в Фенакистископе — в передаче некоторых образов. Например: «Нервы натягиваются сильнее, отдаваясь болью в черепной коробке. Бледное, нежное тельце мозга содрогается, как желе в банке. Мышцы сведены судорогой в учтивой улыбке — фальшивом оскале, успешно скрывающем искажённую гримасу отчаяния. Череда разных, но по сути одинаковых людей, зацикленных на своём имидже и статусе, погрязших в лицемерии и самолюбовании, проходит мимо, сливается в мелькание картинок фенакистископа, одновременно приближая конец рабочего дня и усиливая головную боль до нестерпимой». Помните начало фильма «Спасти рядового Райана»? Пожалуйста — один в один, только что не снято камерой, а написано пером. Как я понимаю, этот приём и там, и там имеет один и тот же смысл.

Пожалуй, больше по рассказу сказать и нечего, разве что это: оба слова в словосочетании «День рождения» пишутся с маленькой буквы, а вот тут «Уязвимая, маленькая, сидит(,) обняв колени тонкими руками(,) и следит за полуметровым, серо-коричневым мотыльком» пропущено две запятые. В остальном же — всё замечательно, в том числе и вычитка. И кстати: параллель «фенакистископ-героиня» отлична.

Вывод. В имеющейся сейчас форме рассказ представляет собой отрывок из дневника — без начала, но с концом. Со своими достоинствами, но со своими же и недостатками, которые, как ни странно, продиктовала ему именно дневниковая форма. Но даже в её рамках их можно было избежать. В каждом случае не хватало каких-то капель, штрихов, доведённых до конца линий… Переходя на язык художников, «Фенакистископ» можно сравнить с хорошо прорисованным эскизом (но всего лишь эскизом), из которого ещё можно сделать замечательную картину. Да, в стиле Эдварда Мунка, о котором говорила Чайка.

Постскриптум. А как героиня с кладбища-то домой добралась? Об этом почему-то не сказано никак, а ведь можно было бы (как и добавить хотя бы одно предложение про то, как она впервые привела девочку к себе домой).

Лафа Кар

Чайке было сложно писать отзыв на «Падение», мне же — на «Лафу Кар». Вовсе не потому, что сказать нечего — нет, сказать есть что, но всё уже сказано до меня, поэтому я разве что могу повториться…

Но повторяться не хочется, поэтому всё же попробую не повторяться.

Итак. Оставим в стороне героев и то, какие чувства они вызывают у читателя или не вызывают, приступим непосредственно к тексту. Что можно заметить?

Первое — какую-то странную обрывчатость и недописанность мысли. « — Как поедем — то? Автобусы ночью не ходят, такси будем брать?» Вот честно, я только со второго или третьего раза понял, что это, оказывается, герои собираются уезжать с курорта и пытаются выяснить, как это им лучше сделать. Судя по тому, какой глобальной в масштабе рассказа стала проблема поиска транспорта, на первый взгляд может показаться, что герои как раз собираются на курорт и не знают, как из дома добраться до аэропорта. В этой связи я хотел попенять автору на странное композиционное построение, а потом понял — да нет же, тут всё нормально… О'кей, чувак, всё нормально, но тогда возникает ещё один вопрос: а какого чёрта, простите за выражение, героям понадобилось уезжать из отеля именно ночью? «Куда вас, сударь, к чёрту понесло?» Нельзя было переночевать в гостинице, а затем поехать? Есть только глухое упоминание о том, что «Пять дней пролетели на одном дыхании», но тут я позволю себе не согласиться с автором в плане матчасти: обычно в последний день отдыха никто на ночь глядя не выпихивает постояльцев на улицу. Им дают спокойно переночевать, а потом — поезжайте, люди добрые. Если подразумевается, что у них ранний рейс, то это обычно сообщается в начале рассказа, во время завязки, а не Бог весть где, в его середине. И всё равно тут можно поспорить: если «направление до аэропорта самое популярное», значит, рейсы с курорта и на курорт довольно-таки часты (на это намекает и количество такси, которые Катя и Саша встретили, когда ждали Владимира и когда ехали вместе с ним по дороге). Почему героям приспичило лететь именно в пять (кстати, в пять чего — вечера, утра?) Почему нельзя было взять билеты заранее на более удобный рейс? Ах, ну да, тогда бы рассказа бы не было…как это я не догадался… Но если серьёзно, автор, Вы хоть сами видите, насколько несерьёзны исходные предпосылки?

Кстати, композиция в этой части и впрямь прихрамывает. Пример — цитата:

«Пять дней пролетели на одном дыхании: подъем в двенадцать, в обед гора. Вечером набившие синяки, но довольные, они смотрели фильмы на Сашкином планшете. Проведенное время пошло на пользу — ни одной ссоры. Это был явный прогресс. Где — то он слышал мудрое изречение: «Лучше плохой день в горах, чем хороший в офисе». Да вот только плохих дней здесь он не увидел, в отличие от офисных будней.

— Саш, ну убери ногу, — она держала телефон над собой, выкладывая фото в Инстаграмм.

— Нее, она не шевелится, — он лежал звездочкой, раскинув руки с ногами в разные стороны. — Не получается, батарейка на нуле.

Захихикав, она стала скидывать его с кровати:

— Кать, ну что ты делаешь, у меня все тело отбито после этих горок.

— Тогда посмотри, как я тут? — на фото Катя стояла на фоне гор, подняв руки с лыжными палками вверх.

— Классная, можешь выкладывать, — пробурчал он в ответ. — Как поедем — то? Автобусы ночью не ходят, такси будем брать?

— Что ты все ворчишь? На лафа каре поедим, такси будет стоить в десять раз дороже.

— Ну не знаю, ни разу не ездил на этих лафа карах, какой-нибудь дурак попадется еще, — приподнявшись, он облокотился на спинку кровати. — И как их вообще заказывать?

— Скачаем приложение и посмотрим, все мои девочки ездят через этот сервис, — она начала искать приложение в смартфоне.

— Ладно, до аэропорта около двух часов езды, плюс час на регистрацию. Чтобы не опоздать, выезжать нужно в час ночи, — на часах было начало одиннадцатого. — Ты пока ищи, я пойду покурю.

Отель представлял собой трехэтажный коттедж с недостроенной крышей, курортная зона расстраивалась каждый день, и каждое утро их будили звуки стройки напротив. Обещанного вида на гору они так и не дождались. Катя даже думала поменять отель, но деньги возвращать обратно никто не собирался. Саша был менее привередлив. Курить на веранде в плюсовую температуру зимой — благое дело, а бар на первом этаже с дешевым пивом отбивал всякие сомнения».

Вопрос: что здесь, в этом месте, делает последний абзац, да ещё с таким развёрнутым описанием местности и некоторых подробностей их отдыха? Этот абзац, если он жизненно необходим, должен быть в начале процитированного эпизода, а тут, может, следовало оставить лишь упоминание о веранде, куда вышел Саша покурить (и то это можно было не оставлять, а просто после реплики «Ты пока ищи, я пойду покурю» переключить внимание на Катю, что-то ищущую в планшете, а потом продолжать реплики: «Или сюда»…и т.д.) То есть, вывод: с композицией у автора складывается как-то не очень. Такое ощущение, что он писал всё, что только пришло в голову, потом спохватился — ах, ну да, я что-то забыл! — вставил то, что забыл, и поплыл на волнах своей фантазии дальше… И ещё один вопрос от Комментатора № 22: какой-такой им был на гору обещан вид (и кем он был обещан), если по поводу антуража было сказано только: «пять дней в уютном домике, оформленном в деревенском стиле и горнолыжная база всего в пятистах метрах». Если в голове у автора что-то кому-то было обещано, то это вовсе не значит, что это же обещание слышит читатель…

Равно как непонятен ещё один момент:

Это был их первый совместный отпуск. Познакомившись в прошлом году, они обнаружили, что помимо увлечения музыкой у них еще есть мечта: научиться кататься на горных лыжах. Конфетно-букетный период постепенно заканчивался, и ссоры стали частым явлением, давая повод копить взаимные претензии. Саша работал менеджером по продажам, и при каждом удобном случае жаловался на свою работу.

— Сидишь в этом душном кабинете, звонишь целыми днями разжиревшим клиентам, а потом еще и премии лишают, то ли дело свежий воздух. Представляешь, какой кайф работать инструктором на горе, заниматься любимым делом и получать за это деньги.

Во-первых, где тут, в словах Саши, обозначена претензия к Кате (речь-то ведь идёт о взаимных претензиях)? Во-вторых, к чему этот пассаж о прелестях работы инструктором на горе, когда он мечтает всего лишь навсего научиться кататься на горных лыжах? Как одно связано с другим а, главное, с желанием автора (цитирую его ответ Чайке) сделать «героев поживее, хоть чуть чуть да покажу их отношение»? Какая-то странная живость получается, не правда ли?

Второе. Уже знакомые авторские уши, торчащие то тут, то там по всему рассказу. «Сошедший с гор туман окутал автомобиль. Такое ощущение, будто они парили в облаках» — это кто, позвольте спросить, делится такими ощущениями героев, если не автор? Неужели Саша? Или, может, Владимир? Тогда, если это так, в чём смысл такой смены фокала? «Джинсы, даже в свете уличного фонаря выглядели грязноватыми. Такое ощущение, что он не стирал их уже год» — а это кто делится своими ощущениями? В общем, вы поняли…

Третье. Сцена с каннибалами. Начинаем сначала: кто кому противостоит?

Нам известно описание Владимира: «человек напоминал бандита из какого — нибудь фильма: кожаная куртка с потертыми рукавами облегала плотное тело мужчины». Описание Саши нам не дано, но даже если представить его субтильным молодым человеком (правда, сложно назвать человека субтильным, если он перед этим пять дней подряд учился кататься на горных лыжах), можно понять, что девушка-анорексичка ему не соперник (и тому пример — то, как девушка Катя в драке с ней скинула её с себя). Их противники: старик «небольшого роста, седые волосы спадали до самых плеч, прикрывая небольшой горб» и девушка следующего внешнего вида: «череп, обтянутый кожей. Неестественная худоба выделяла скулы, вместо щек были две ямки, а черные глаза — словно два больших шарика, запавших в лузы детского бильярда». А теперь — цитата: «На пороге стоял Владимир, держась за перила одной рукой, левая рука была прижата к животу. Он начал спускаться, каждая ступенька давалось с трудом, как слепой старик он переставлял одну ногу за другой, нащупывая пол. В лестнице было всего три ступени, на последней он споткнулся, полетев вниз. Упав на колени, он протянул руку в сторону автомобиля». При этом худосочный (Саша) уже связан и лежит где-то в комнате под работающим телевизором.

У меня только один вопрос: кто и как всё это сумел сделать? Я так понимаю, на Владимира нападали сзади, раз нож торчал у него из-за спины. То есть, старик стоял за дверью и ждал, пока они все войдут. Первым, скорее всего, заходил Саша, за ним — девушка и лишь потом — водитель. То есть, когда старик напал на Владимира, девушка, по идее, должна была напасть на Сашу. Причём не только напасть, а ещё и связать его по рукам и ногам… И скажите мне, пожалуйста: кто-нибудь, кроме автора, в это верит? Кто-нибудь может представить себе, чтобы явно спортивный молодой человек, недавно с удовольствием катавшийся на горных лыжах, вдруг позволил ходячему черепу, обтянутому кожей, с лёгкостью одолеть себя, в то время как горбатый старик нападал на водителя? Или это только у меня одного такой дикий когнитивный диссонанс?..

Или это у девочки-анорексички в руках оказался нож, которым она орудовала, как заправский «мокрушник»? А если всё было не так, тогда как оно было вообще?

Знаете, на фоне такого дико-кричащего ляпа, который просто трудно не заметить, меня уже не удивляет то, что среднестатистическая городская девочка, для которой поездка с любимым на горнолыжный курорт — первый выезд за пределы большого города, с лёгкостью на глаз определяет расстояние от машины до дома, подобно заправскому следопыту (наверняка она со своими девочками каждый день развлекается таким образом во время обеденного перерыва); не удивляют эти каламбурные метания мобильного покрытия (добрых пол-рассказа возле дома его нет, так что бедной девушке приходится то ехать наверх, то зачем-то мчаться вниз, зато потом, когда «наши чуть ли не победили», оно внезапно появляется, как та Красная Армия, которая всегда приходит вовремя)… Меня даже не удивляет неизвестно откуда взявшийся говорящий цветок: «Осколки засыпали пол, земля комьями рассыпалась по лицу старика, красный цветок, будто венок, застрял в седых волосах. — Это ее любимый, — произнес он, откинув голову в бок. Кровь ручьем заливала целлофан» Ну в самом деле, кто, кроме цветка, может произнести эти слова и при этом откинуть голову в бок — ну то есть, взять голову, которая, оказывается, очень легко отделяется от шеи, и откинуть её в бок?.. А что, всё правильно: у каннибалов и цветки — каннибальские, да ещё и говорящие…

Ну и, наконец, концовка. Автор, Вы ж наверняка смотрели «Семнадцать мгновений весны». Вы ж помните этот афоризм — «Запоминается всегда последняя фраза». Каковы последние фразы Вашего рассказа? Правильно: « — Хорошо, а ты принес мандарины? — Ее взгляд направлен в пол, рассматривая ползущего жучка. — Конечно, любовь моя, конечно». Скажите, они что-то должны означать? Почему именно мандарины? Почему не яблоки-груши-киви-ананасы-или-что-нибудь-подобное? В «Сломанном фенакистископе», например, всё начиналось с таблеток и ими же заканчивалось; в «Пустоте» всё начиналось с крови и заканчивалось кровью. А у Вас начинается с фотографий, а заканчивается мандаринами, причём упоминания о них больше нигде нет. И как это надо понимать?..

И это я не говорю о:

1. пунктуации и прочих технических моментах типа перепутанная прямая и косвенная речь (Саша взял рюкзаки: «Пойдем. Чего ты?») и расстраивающейся курортной зоны, на которую автору уже указывали.

2. странных построений типа «Да вот только плохих дней здесь он не увидел, в отличие от офисных будней» (это получается, что плохих дней он тут не увидел, а офисных будней тут же — сколько угодно?

Наличие подобных проблем подразумевается само по себе, коль автор сумел наворотить делов в самом элементарном — в изложении событий…

Вывод. А собственно говоря, нужен ли тут какой-нибудь вывод?..