Без любви. Читатели и стихи

Культурный код

«Мастерство — леденит…»

Стефан Малларме

«Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна...»

Иосиф Бродский

«Никто не говорит о том, как изменился читатель. (...) Современный человек

с неограниченным ресурсом доступа к практически любой информации

утерял главные свойства читателя — наивность и тягу к открытиям.

Ему нужны развлечения. И его трудно в этом винить...»

Виталий Мамай «Смерть читателя»

Многие считают: современная поэзия — это какие-то скучные, запутанные, непонятные стихи. Слава русской поэзии осталась где-то там, в эпохе «Серебряного века». Читатель умер. Или где-то потерялся безвозвратно. Стихи никого не интересуют, а русской поэзии пришел конец. Это ошибка.

Откуда возникло расхожее мнение насчет того что «русская поэзия умерла» и почему сложилось такое неестественное положение вещей в официальной издательской системе — это отдельный разговор. Долгий, печальный и нелицеприятный.

О «смерти русской поэзии» обычно уныло рассуждают те, кто разочарован в читателе, страдает от невостребованности собственной «поэтической продукции». Литературная тусовка реального читателя не заменит. Каждый пишущий чувствует подмену, и всё понимает. Потому и сетует...

Реальный, живой читатель, бескорыстно и беззаветно любящий стихи, никуда не делся, не «исчез». Читательская аудитория, по понятным причинам, переместилась в Сеть — туда, где обитают (за неимением выбора и за нежеланием биться в глухие стены головой) хорошие поэты, стихи которых люди просто любят читать. Читателей стало не намного меньше, чем раньше. А может, и больше.

Поэзия же существует и здравствует. Она живет своей незаметной жизнью — отдельно от горластых манифестантов, «ультрамодных литературных тусовок», от «толстых академических журналов», которые взялись определять, кому «полагается» или «не полагается» представлять поэзию, и что поэзией называть. Создали свою, глубоко субъективную, прикладную эстетику, которой обосновывают свой узенький «мейнстрим». И ретиво формируют «эстетические вкусы» за нас. Вернее, уродуют их.

Все эти «законодатели модных тенденций» во всех областях культуры давно уже надоели здоровым людям. Они отталкивают вменяемых зрителей-читателей от того, что сами показывают, навязывают, нарекая лучшими образцами «современного искусства». Чтобы потом те, кому «надо», говорили: посмотрите, русского искусства нет, было — да вышло всё. Осталось в допотопном Серебряном веке. А всё, что после — барахло, нецивилизованная «совковость», «старьё». Кроме постмодернизма, разумеется, который давно уже искусство «мировое», то есть элитарно-обезличенное. Предназначенное не для всех, а только для тех, «кто понимает», для «прогрессивного человечества», а не для непонятливого, застрявшего в своих традиционных смысловых координатах, «быдла».

Такие утверждения есть ничто иное, как один из способов расчеловечивания русской культуры, обесценивания русского языка, искажения эстетики русской поэзии.

Поэтому читатель бежит от толстых журналов. Редко посещает литературные междусобойчики. Это — закономерно. Народная любовь, она такая… Молчаливая. Её не приобретёшь в обмен на нахальную рекламу, не купишь за взаимные лайки.

История показывает: аудитория русской поэзии во все времена составляла процентов 15 от читающей публики. Этот процент не изменился, а если даже изменился — то разница не существенная.

Не надо на народ грешить. Это не народ «не такой». Это нам, подчас, нечего ему предложить, нечего показать, кроме своей вечной эгоистической потребности в литературных «вассалах», «рейтингах», «афишах», «кубках», «золотых перьях»… Кроме самодовольно-шизофренической «инаковости» нарциссов, да псевдоинтеллигентской спеси. Кто виноват в том, что наши личные мизантропические «душевные вавки» никому не понятны, да и не интересны, по большому счету.

Беда в том, что мы сами — никого не любим, кроме себя и собственных виршей. В грош не ставим читателей, их жизнь, ценности, которые им близки. Не знаем, о чем они, наши читатели, мечтают. Чего хотят, на что надеются, чего боятся… Не интересен он нам, живой реальный читатель.

Не любим, но относимся — потребительски. Ждем, что будут читать и почитать — только потому, что мы такие вот необыкновенные личности. И ведь пишем об этой нелюбви так, как будто это — круто, презирать окружающую среду, выискивая в ней любые гадости, мерзости, любой негатив — лишь бы самоутвердиться в мелочном, сварливом «эго», в закукленном личностном превосходстве. Как правило, мнимом.

А поэзия без любви — механический набор мертвых слов. Трескучая уродливая пустышка, каких бы мы туда не впихивали необычных рифм, каких бы ни плодили противоестественных метафорических монстров. Сколько бы ни прилагали «ледяного мастерства».

Наши стихи таковы — каковы мы сами. Читатель лишь платит взаимностью.

Так что давайте, господа пииты, без драм и пессимизма. Читатель жив и здоров. Талантливых поэтов, с интересными, качественными текстами и щедрой, доброй душой — ценят, читают, цитируют, да еще как…

Русская поэзия есть! И она «не может не есть». Как бы кое-кому ни мечталось о том, что она всё-таки умрёт.

P. S.

«Если только Россия откажется от бесконечных разговоров об особой духовности русского народа и особой роли его… … Они так собой любуются, они до сих пор восхищаются своим балетом и своей классической литературой XIX века, что они уже не в состоянии ничего нового сделать… Россия наконец должна расстаться с образом великой державы и занять какое-то место в ряду с Бразилией, Китаем, Индией…» (Альфред Кох, интервью русскоязычной радиостанции США WMNB, 23 октября 1998)

Имеющий уши — да услышит. Как говорится — без комментариев.