Глава 7

Гарнетт

Здесь его держать нельзя. Накануне вечером я видел тут каких-то бездомных. Она шарились на первом этаже здания и сидя внизу, звуки доносились весьма хорошо. Если он начнет орать, это точно привлечет чье-нибудь внимание. Вдобавок ко всему, его гребаная болезнь. Не сказать, что я до конца ему поверил. Такое вообще возможно? То есть, я знаю, что возможно, но ведь это встречается чертовски редко. Я считал, что у богатых не может быть ничего подобного, что деньги решают любые проблемы и излечивают от всего, нужно лишь нанять профессионала. Видимо не в этот раз. Я стою за дверью и раздумываю над дальнейшими действиями. Всё это очень осложняло дело.

— Гарнетт! Пожалуйста, не уходи далеко! — я слышу его голос из-за двери, делаю глубокую затяжку.

— Я здесь, мать твою, заткнись!

Если я увезу его отсюда, то куда? Если и везти, то только за город, где мало лишних глаз и свидетелей. А можно все просто сделать быстро. Если его папаша не кретин, то ответит мне уже сегодня. Окей, так и сделаем. Я тушу окурок о бетонную стену и захожу внутрь.

— Мне нужен телефонный номер твоего, оу, прости, «нашего» папаши.

— Ты серьезно? Он пошлет тебя куда подальше.

— Вот и посмотрим, — я подхожу к нему ближе, срезаю хомут с рук и протягиваю листок и ручку, — пиши.

— Ммм, какая свобода, — он трет своей протезированной конечностью запястье здоровой руки, берет в руку ручку и пишет, — как знаешь, но я тебе еще раз скажу, это гиблое дело. Этот козел даже не отреагирует.

— А это уже не твое дело, — я сижу на корточках и смотрю, как он выводит цифры левой рукой на чистом листе бумаги, — что стало с твоей рукой?

— Может, я тебе как-нибудь и расскажу, но не сейчас, придурок, — он возвращает мне листок, а я набираю номер.

Длинные гудки.

— Ну ты и козел ахаха, я с радостью посмотрю на твое лицо, когда он тебя пошлет, — он сидит и широко улыбается, а гудки все продолжаются.

Длинные гудки.

— Если ты думаешь, что только ты никому не нужен, ты сильно ошибаешься, милый.

Длинные гудки. Я уже хотел было вешать трубку, как на том конце провода раздался хриплый мужской голос.

— Чарльз Де Ла Рэй.

— Ты уже обнаружил пропажу сына, Чарльз? — говорю спокойно.

— Кто это? — видно, что он занервничал, куда-то пошел, судя по шагам, — Сай? Ты что-то с ним сделал?

— Чего? — я в растерянности смотрю на Клэя, а он хохочет еще сильнее, — я про твоего сына, Клэймора. Слушай сюда, Чарльз, если мы с тобой не договоримся, я пришлю его голову тебе по почте.

Я слышу, как он идет куда-то, а потом отпирает дверь, я слышу звук ключа на том конце провода и шум открывающихся дверей, а потом он звучно выдыхает с облегчением, сглатывает как-то по-старчески и кричит в трубку:

— Делай с ним, что хочешь, мне насрать, и не звони сюда больше! — он резко кладет трубку, а я сижу в ступоре и слушаю короткие гудки и громкий смех Клэя.

— Какого черта это было? — я таращусь на него с недоумением, а он утирает слезы смеха со своих кристальных глаз.

— Фух, ну и ты повеселил меня, братишка.

Перед моими глазами пронесся весь мой план и рухнул, словно карточный домик. Я сижу в ступоре и не понимаю, что мне вообще теперь делать. Все свои деньги я спустил на это мероприятие в надежде, что оно выгорит и компенсирует мне все. Возвращаться к прежней жизни было невозможно. И это был полный провал. Я просто стоял посреди комнаты как вкопанный с телефоном в руках и полной безнадежностью.

Когда Клэй успокаивается, его глаза становятся печальными, такими, будто в них не осталось ничего, кроме пустоты. Он замолкает и бегает пустым взглядом по комнате. Я вижу, как трясется его единственная рука. Он замолкает слишком надолго.

— Я знал, что ему по жизни на меня насрать. Я знал, что подвернись удачный случай, и он бы избавился от меня без оглядки, но я никак не ожидал, что когда будет стоять вопрос моей жизни или смерти, он так просто откажется от меня. Нет, ты слышал? Убьют меня или нет, ему было абсолютно насрать, — он говорит это с такой печалью и досадой, что его глаза становятся влажными. Он облизывает свои губы и мотает головой, — я не знал, что я настолько ему безразличен.

— Ну и кто теперь смеется? — я смотрю в его лицо, ловлю его потерянный, отсутствующий взгляд, — кто такой Сай?

— Ааа, так ты не в курсе про это. Это наш с тобой брат. Младший. Ему десять. Вот кого отец любит больше жизни, — он встает, чтобы размять ноги, ходит туда-сюда, — ты знаешь, он давно растерял надежду в меня, я его неудачный опыт, инвалид, алкоголик, а вот Сай, другое дело. Чистый, преданный, любящий, здоровый, достойный продолжатель рода Де Ла Рэй. Ты не видел его по телеку лишь потому, что отец бережет его ото всех словно какое-то сокровище. Короче говоря, похитил бы ты его, ты бы сейчас сорвал такой куш, отдыхал бы уже где-нибудь на Карибах, попивая холодненький мохито в компании пышногрудых красоток, но ты обосрался и сидишь тут со мной в обоссаном подвале без гроша в кармане и полным отсутствием идей о том, что делать дальше. Я угадал?

А я пялюсь на него, и черт, как бы мне не хотелось принимать то, что он говорит, но я вынужден согласиться с каждым его словом. Я сажусь на то место, где только что сидел он и хватаюсь за голову. Я понятия не имею, что делать дальше. В голове только пустота и звук коротких телефонных гудков. Полная безнадежность и отсутствие какой-либо надежды. Я впервые был настолько потерян и отключен от жизни. Я пытаюсь найти в своей голове хоть что-то, но не нахожу ничего. Я перебираю пальцами свои волосы, я слышу его шумные шаркающие шаги и звон цепи, прикованной к его ноге. Он молчит. Я тоже. Черта с два было сейчас делать?

В какой-то момент, он садится со мной рядом, буквально бок о бок, так, что я чувствую его тепло, просит закурить. Я протягиваю ему сигарету, он делает глубокую затяжку, медленно выдыхает кольца дыма, а я чувствую табачный запах и не до конца выветрившийся дорогой парфюм. На ум не приходит ни черта. Зачем он мне теперь нужен? Вернуть его обратно и вернуться к этой проклятой нищей, безнадежной жизни? Я настолько этого не хотел, что прикончить себя сейчас здесь казалось мне более счастливой идеей.

Я вновь поворачиваю к нему свою голову, а он неотрывно смотрит в стену перед собой, тяжело затягивается дешевой сигаретой, протяжно выдыхает, слегка приоткрывая рот, и не говорит мне больше ни слова. Ни единого слова. Мы сидим так, пока тлеет сигарета, а маленькая бетонная камера наполняется табачным дымом. Когда отчаяние пронизывает меня настолько, что становится сложно просто находиться с ним рядом, я решаю, что пора что-то делать, а потому пытаюсь встать, чтоб освободить его и закончить то, что я даже не смог начать. Он резко хватает меня за уголок пальто и поднимает на меня свои пустые глаза.

— Гарнетт?

— Что?

— Его надо проучить. Этого козла надо проучить.

— О чем ты говоришь?

— Я долго думал об этом. Я никогда его не любил, больше скажу, всегда ненавидел, но то, что он сейчас сказал… Это стало для меня потрясением. Я не знал, что он готов так просто отдать меня на смерть. Просто настолько забить на своего сына. Знаешь, что я думаю? — он выдыхает дым, — он должен за это ответить.

— Что ты имеешь в виду?

— У тебя оружие есть?

— Да, есть кольт, — я смотрю на него с опаской.

— Отлично, — он тушит сигарету, берет меня за плечи, — слушай сюда. План такой, значит. Я его единственный старший сын и, как ты понимаешь, после его смерти, если таковая вдруг, внезапно, совершенно по случайному стечению обстоятельств, случится, то всё его имущество будет моим, понимаешь?

— Ну-у? К чему ты ведешь?

— Да к тому веду, что его надо… того… проучить, понял?

— Убить?

— Убить — грубо сказано. Но ты понял ход моих мыслей. Нужно свести с этим козлом счеты, ясно?

— Кажется, я тебя понял.

— Так вот, это еще не всё.

— Есть что-то еще?

— Когда мы с ним закончим, я дам тебе в три раза больше того, что ты хотел запросить у него за меня.

— Ты хочешь, что я его убил? — я спрашиваю удивленно. Убивать кого-то явно не входило в мои планы.

— Нет. Это сделаю я. Это наше с ним дело и решим мы его сами.

— В таком случае, зачем тебе я?

— Ты — мой брат. Для меня это многое значит. Кроме того, для меня это дико любопытно. Плюс мне необходимо сопровождение. Да и, как я понял, выбора у тебя сейчас маловато что-то предлагать, поэтому соглашайся.

Выбора у меня и, правда, нет. Поверить не могу, что я взял его в заложники, а теперь цепляюсь за его идеи как за спасательный круг. Это было чертовски странно. С ним все было понятно — лютая ненависть к отцу по каким-то неведомым мне причинам. Нет, то, что отчебучил наш папаша по телефону это конечно что-то, но у меня есть стойкое ощущение, что поводом здесь послужило не только это. Плюс его желание остаться единственным полноправным владельцем имущества их семьи, а это ни много ни мало миллиарды фунтов стерлингов, его можно было понять. Со мной тоже всё, вроде как, было понятно, я был просто нищебродом без будущего, да и без настоящего, в общем-то, тоже. Оставалось лишь придумать новый план.

— Каков план?

— План, — он грызет ногти на здоровой руке и бегает глазами по полу, — он сейчас в Дании, пробудет там еще недели полторы-две. Достать его будет сложновато, но делать это прямо дома будет совсем тупо, да и подозрений много. Чем дальше от дома он двинет коней, тем лучше.

— Хочешь сказать, мы поедем в Данию?

— А ты что, что-то имеешь против?

— На минутку, чтоб добраться до Дании — нам нужно преодолеть порядка четырех стран. Ты не находишь, что это проблемно?

— Нельзя его валить здесь, как ни крути, — он замолкает и снова раздумывает, — так же мне нельзя появляться дома, если я появлюсь дома, а потом резко свалю в Данию, где внезапно скончается мой отец, то подозрений будет слишком много. То, что я похищен, играет только на руку. Пусть так оно и остается, это отличное алиби.

Он снова замолкает, ходит взад-вперед, обдумывает, качает головой, кусает ногти, что-то урчит себе под нос, потом говорит, что нам нужно выехать уже сегодня, если хотим успеть. Ведь еще нужно вернуться обратно.

— Мы должны выехать сегодня. Нам нужен будет транспорт.

— У меня есть фургон.

— И деньги… — он смотрит на меня как на нищеброда, поджимая губы.

— Посмотришь, каково это жить на двести тридцать фунтов в месяц.

— Что?! — он смотрит на меня с шоком, глаза округлились, — куда мы уедем с такими деньгами, ты, придурок?!

— А ты, что, хочешь воспользоваться картой? Ты совсем из ума выжил?

— Че-е-ерт! — он начинает орать и его крик разносится по всему подвальному помещению, потом он начинает шариться по карманам, проверяет всё, что можно, вытаскивает и кладет все на матрас. Мелкими купюрами выходит пятьсот двадцать фунтов, а еще восемьдесят пенсов номиналом в двадцать, десять и пятьдесят.

— Отлично, теперь у нас есть три пособия на двоих, — говорю оптимистично.

— Этого только на билеты и хватит! А жрать на что?!

— Если ты не будешь жрать как обычно, этого хватит, чтоб три месяца жить, ты, мудак! — я слегка толкаю его.

— Ну, класс! Это будет просто незабываемая неделя сытой жизни!