Глава 17

Гарнетт

За окном пролетает Миддельфарт, за ним Фюн, потом Нюборг, маленькие датские городишки со своей европейской атмосферой, уютом и огромной долей свободы. Меньше, чем через два часа мы окажемся на Центральном вокзале Копенгагена, и чем ближе, чем мне страшнее. Не знаю, волнуется ли Клэй, но виду он не подает. Его лицо не выражает ничего. Он просто смотрит в окно, будто провалившись куда-то глубоко в себя, смотрит в одну точку и молчит. Меня пугает это молчание. Меня пугает эта тишина. За окном пролетает Большой Бельт, оставаясь позади, я касаюсь его руки, а он даже не замечает.

— Клэй?

— Ты что-то сказал? — он, словно просыпается ото сна, глядит на меня и улыбается легкой беззаботной улыбкой.

— Ты в порядке? Последние полчаса ты будто отсутствуешь.

— Всё прекрасно, Гарнетт, мы близки к своей цели, как никогда. Разве это не потрясающе? — он буквально светится этой живой светлой улыбкой.

— Я боюсь до черта, Клэй, — я сам не замечаю, как сжимаю его руку, — меня чертовски пугает то, что меня не будет с тобой рядом. Ты понимаешь, что может случиться всё, что угодно?

— Я со всем разберусь. Доверься мне.

— Почему ты не хочешь брать меня с собой?

— Я не хочу втягивать тебя во всё это дерьмо. Если что-то пойдет не так, то не только я, но и ты окажешься участником всего этого. Я не хочу так. Позволь мне обезопасить тебя.

— Позволь мне пойти с тобой, — я почти умоляюще смотрю в его глаза и вижу, как в них сгущается какое-то напряжение, а выражение лица отдает непонятным раздражением.

— Это не обсуждается. Закрой свой рот уже и не действуй мне на нервы. Ты останешься меня ждать.

За всю дорогу он больше не сказал ни слова, а я чувствовал себя еще более испуганным, чем прежде. Мы проехали мимо Рингстеда, затем преодолели Роскилле, до Копенгагена оставалось пару остановок, а мое сердце готово было выпрыгнуть ко всем чертям. Сейчас мне наша идея начинала казаться совсем безумной. Мне хотелось вернуться обратно, уехать, больше не быть здесь, вернуть всё как было, и не видеть всего этого. Ужас накатывал на меня с каждой новой остановкой. Я сидел, закрыв глаза, и представлял, будто нас тут нет. Будто ничего этого нет. Будто мы лежим на траве в Фредерисии или сидим в придорожной забегаловке в Амстердаме, и больше ничего нет. Никаких забот. Никаких целей. Никакой грязи. Только мы, свобода и покой.

Механический голос из радиоприемника буквально вырывает меня из фантазий о прошлом. Он говорит, что мы проехали район Вестербро и следующая остановка — Центральная станция Копенгагена. Мое сердце уходит в пятки. Когда в окно электрички я вижу приближающиеся шпили крыш станции, мне становится как-то не по себе. Я смотрю на Клэя, он абсолютно спокоен, но по взгляду всё равно видно, что он много думает о том, что будет. Когда электричка останавливается, он встает и хлопает меня по плечу.

— Я знаю, что ты не готов, но нам пора.

Я ватными ногами плетусь за ним следом. Мы выходим на Центральной станции и идем в сторону тематического парка Тиволи. Огромный такой парк с маленьким прудом в середине, декорациями со всех уголков света и толпами китайских туристов, не смотря на раннее утро. Предыдущую ночь мы решили провести во Фредерисии, а потому сели на электричку, когда едва рассвело.

На часах было около девяти утра, когда мы вышли из парка Тиволи и завернули в Сити-Холл. Колонна высоких зданий из красного кирпича осталась позади. С погодой нам не повезло. Дождь лил как из ведра. У меня ноги промокли насквозь. Клэй накинул капюшон моей толстовки на голову и шел, угрюмо спрятав руки в карманы. Я поднял воротник своего потертого английского пальто и тащился за ним, иногда оглядываясь, что происходит вокруг.

— Этот козел остановился в Сандерс, это недалеко отсюда. Он всегда там останавливается, когда приезжает сюда по делам. Через пятнадцать минут мы будем на месте. Смотри в оба, Гарнетт.

Когда мы подходим к церкви Хольмен, он останавливается. Дождь льет как проклятый. Тарабанит по козырькам крыш и каменной плитке. Над нами возвышаются высокие башни церкви. Люди бегают в поисках укрытий от дождя. Мои ноги так промокли, что я не чувствую ничего, кроме воды, будто и вовсе стою в луже. Он подходит ближе и, щурясь, смотрит в мои глаза.

— Здесь мы разойдемся. Церковь открыта для прихожан, подождешь меня там. Там хотя бы тепло. Понял?

— Клэй, прошу, позволь я пойду с тобой, — я хватаю его за плечи.

— Ты не пойдешь со мной, мы это уже обсуждали. Помоги мне и останься здесь. Для меня это важно, ясно?

— Черт, ты просишь невозможного, мать твою!

— Гарнетт, я вернусь, обещаю.

Я будто уже теряю его. Я чувствую, что времени не остается совсем. Будто вся наша общая жизнь утекает безвозвратно. Будто он уйдет, а я больше не увижу его. Удивительно, как это осознание дало мне понять свое отношение к нему. До сего момента всё это было просто небольшим приключением. Но сейчас всё будто резко поменялось. И ведь мы всю дорогу шли к этому, но осознание дошло только сейчас. Я обнимаю его за плечи, прижимаю к себе, я слышу, как колотится его сердце, я чувствую, как ему страшно, но он не давал себе сейчас паниковать. Я прижимаюсь щекой к его лицу и чувствую, как он обнимает меня в ответ. Мы стоим под дождем, и всё будто останавливается. Я вдыхаю запах его мокрых волос, слышу стук его сердца, чувствую его руки на своей спине и лишь хочу, чтоб всё быстрее закончилось, чтоб всё вновь стало, как прежде.

— Клэй?

— Что? — он тяжело дышит мне на ухо.

— Я люблю тебя, Клэй.

— Что ты сказал? — он берет мое лицо руками и смотрит с каким-то восторгом, широко улыбается мне, а его глаза начинают заметно слезиться, возможно, это от дождя, а возможно и нет, — ты серьезно?

— Да, ты мне очень дорог.

— Гарнетт, братишка, — он с какой-то детской радостью резко целует меня в губы и крепко-крепко обнимает, так, что я даже не успеваю что-либо понять, — я обязательно вернусь. Обещаю тебе!

Когда он уходит, я все еще чувствую тепло его рук на своем лице и его табачный вкус на своих губах. Я касаюсь их мокрыми пальцами и просто смотрю ему вслед. Мне страшно. Я стою один посреди улицы и пытаюсь высматривать его силуэт в гуще людей. Чертовски страшно оставаться одному. Я и представить себе не мог, что однажды мне станет так страшно оставаться наедине с собой.

Я плетусь ко входу в церковь, в ботинках хлюпает холодная вода, мои волосы промокли насквозь. Люди стоят у лестницы под козырьком здания. Я касаюсь огромной двери с витиеватыми узорами и вхожу внутрь. Тепло и запах ладана наполняют всё вокруг. Где-то внутри себя я уже молюсь. Молюсь о том, чтоб он вернулся живым. Молюсь о том, что бы весь этот ужас быстрее закончился. Молюсь о том, чтобы я вновь увидел его.