Глава 2. Кто ходит в гости по утрам…

«Шоколада много не бывает»

Никериал Ленге

И все же Никериал оказался жутко обидчивым и злопамятным человеком. Он вел себя, словно ворчливый старик и наотрез отказывался не то что принять мои извинения, которые я, усмирив гордость, проговорила ему, сжав зубы, но и будто совершенно не замечал моего присутствия. Я стала для него бесплотным духом… нет, хуже, намного хуже, ведь с Джеком он хоть как-то разговаривал. Ну… кинет в него книгу, назовет надоедливой нежитью и прикажет убираться с глаз его долой, но меня-то маг отказывался замечать! Может мне все же найти эти дурацкие цепи, из-за которых Джек надоедал Нику, пытаясь у мага выпытать, куда он их спрятал, и подкинуть их обидчивому магистру? Вдруг не выдержит и на меня накричит … сделает хоть что-нибудь! Меня просто убивало его молчание.

Ну и какая разница, что я посягнула на его будто святую пыль и паутину и решила в кое-то веке прибраться в этом бедламе, что он зовет творческим беспорядком. Он превратил замок в пыльный склеп и это он еще не ведает про разлагающиеся тела в башне! Да, я решила Нику ничего не говорить про тайные делишки Джека и то, как он обычно развлекается… Если Никериал решил со мной не разговаривать, почему это я должна ему помогать? То же мне… Преосвященство… Пускай знает, что я тоже не жажду с ним общаться. Посмотрим, за кем останется этот раунд.

И все бы ничего, но масла в огонь нашего раздора подливали его друзья, что решили погостить в замке, и видимо, попутно проверить меня на прочность. Ярослав, который, оказывается, страдал от острой формы бессонницы (постоянно бродил ночью по коридорам замка в одних штанах, даже обуви не носил), обожал петь на незнакомом мне языке песни луне, постоянно принюхивался к чему-то, порой даже ходил с закрытыми глазами… О, еще обожал мне надоедать, рассказывая, что по его мнению должна уметь делать настоящая женщина. Судя по словам Ярослава, я должна стать служанкой, верной собачкой или еще лучше — рабыней своего будущего мужа.

А тот паренек, которого, оказывается, звали Эдвардом, словно в пару со своим извращенцем-дружком, решившим свести меня с ума своими выходками, постоянно забирался на крышу одной из самых высоких башен и мог часами там сидеть, кутаясь в шубу, с неподдельной тоской смотря на небо. Так продолжалось несколько дней, пока его оттуда не согнал разозленный Никериал и строго наказал ему не выходить на улицу. Мои опасения о том, что такого хиленького на вид паренька сдует с крыши порывом ветра, к счастью оказались напрасны, а стоило лишь в присутствии обидевшегося мага сказать вслух о том, что его друг уже который день мечтает сброситься с крыши Восточной башни…

Эдвард выглядел не лучшим образом, словно был чем-то болен, постоянно то бледнел, то краснел, когда я проходила мимо него, а когда я с ним разговаривала, он почему-то предпочитал изъясняться со мной языком слога старинных рыцарских баллад. Хотя может это мне просто показалось, потому что Эдвард предпочитал бубнить свои речи, воспевавшие мою красоту себе под нос, наотрез отказываясь смотреть мне в глаза. Да что же с ним такое? И не только с ним, словно весь мир в одночасье сошел с ума…

Кстати, не только Никериал отказался меня замечать, еще и Джек, словно я его смертельно обидела, пролетал мимо меня, не удостаивая даже взгляда. А Ларсик пропадал где-то целыми днями, а когда соизволял передо мной появляться, вяло мурлыкал на все мои ласки, будто ему было не до меня.

Моего терпения хватило ровно на три дня, а после я решила действовать. И начала я с Никериала.

Нашла я его в Библиотеке возле дальних стеллажей, он как раз искал какую-то книгу и что-то еле слышно бормотал себе под нос, дотрагиваясь до корешков старых фолиантов. Иногда он доставал книги с полок и быстро их пролистывал. Прерывать мага в такой ответственный момент было нежелательно, но у меня просто не оставалось выбора.

— Никериал, — с вызовом произнесла я, стал прямо перед ним, — нам нужно поговорить.

Он, словно ничего не услышав, продолжил перебирать книги, некоторые он откладывал в сторонку, и вскоре на полке образовалась целая стопка, которую он видимо, намеревался взять с собой. Я вздохнула. Ну вот опять, он делает вид будто меня не замечает. Как же добиться того чтобы он хотя бы ненадолго уделил частичку своего внимания, а то я чувствую он сейчас вновь запрется в своей лаборатории на пару дней и даже с помощью Великой его оттуда невозможно будет вытащить.

— Ник, — скромно потупившись, грустно молвила я. Придется придумывать речь на ходу… — Я всего лишь хотела с вами попрощаться, ибо завтра я уже покину эти стены.

Маг вздрогнул и замер, неверяще покосившись на меня. На его лице отразилось такое изумление, что я чуть победно не ухмыльнулась, испортив весь свой созданный образ.

— Да… я, — на моих щеках появился румянец, и я неловко теребя себя за кружево рукава платья, продолжила говорить. — Я вскоре стану супругой… — и кто же станет этим счастливцем? О, точно, — господина Эдварда и мы… — откуда-то сверху послышался чей-то приглушенный стон, и я вмиг посмотрела на вверх, но никого не заметила. Наверное, показалось…

— Да? — чуть слышно проговорил он, откладывая в сторону книгу, что до этого держал в руке. Он был так растерян и удивлен, что мне стало на миг неловко за свое вранье. — Эд и ты вместе? Да быть такого не м… хотя… — он, взлохматив рукой короткие волосы, почему-то посмотрел наверх. — Но почему же мне ничего не сказал, прохвост чешуйчатый? — маг вновь глянул на меня, на его губах появилась ехидная полуулыбка. — Вы хотели, чтобы я так отреагировал на ваше якобы замужество? Ирен, разве вам не говорили, что врать магу бесполезно, потому что он чувствует ложь. Нет? Жаль. И кстати, Эдварда я знаю довольно хорошо и он со своей робостью по отношению к малознакомым дамам, никак за столь короткий срок не мог попросить вашей руки, даже если бы безумно был в вас влюблен. Хотя не так — особенно, если был бы в вас влюблен.

Никериал взял в руки отобранную им стопку книг и с презрением на меня посмотрел, показывая, что наш разговор закончен, собрался было уйти.

— А как иначе я могла привлечь ваше внимание?! — в негодовании воскликнула я, вставая прямо на его пути. — Вы меня игнорируете! Не замечаете! А за что? Зато что я хотела всего лишь помочь!

— Помочь? — сощурившись, с какой-то странной угрожающей интонацией произнес маг. — А вам не приходило в голову, что мне было неприятно, когда я увидел, что по моему дому шляется толпа каких-то мужланов, которых, между прочим, впустили вы! Да и кто вам дал право хозяйничать в моем замке! Я вам доверил самое ценное, что у меня осталось, и вот вы как поступили?!

— Которое уже давно обросло пылью! — не сдавалась я, вцепившись в книги, что в руках держал маг. Мне было важно, чтобы Ник меня дослушал и попытался хоть немного понять. — Как можно жить в замке, который с каждым годом все больше превращается в… в пыльный склеп! Здесь же невозможно жить!

— Так не живите, — без злобы огрызнулся Никериал, и посмотрел на мои пальцы, вцепившиеся в его драгоценные фолианты. — Уберите руки.

— И это говорит целитель, — еще крепче сжала книги я, надвигаясь на мага, — мне даже неловко спрашивать, и сколько же, с таким отношением к чистоте, у вас выжило пациентов?!

Ник вздрогнул и замер, невидяще посмотрев вперед. С его лица схлынули все эмоции, а в глубине серых глаз отразилась такая тоска и боль, что я вмиг прикрыла рукой свой рот, коря себя за сказанные в пылу слова, что видимо, задели за живое целителя. Какая я же дура!

— С дороги, — тихо, но четко произнес Ник. Я отшатнулась, прижавшись к стеллажу, от холодного взгляда мага у меня по спине пробежались мурашки. Он прошел мимо меня, не проронив и слова, и с еле слышным хлопком исчез, переместившись из библиотеки, видимо, в свою лабораторию.

Какая же я все-таки идиотка! Хотела помириться, а сделала лишь хуже. И кто меня тянул за язык?

— Вы его обидели, — вдруг услышала я вдруг голос сверху. Вскинув голову, я увидела сидящего на высоком, тянувшемуся к потолку стеллажу, Эдварда, — причем серьезно. Мне жаль тебя, о дева Ирен, ведь его прощения добиться будет сложно.

— Как вы там очутились?! — воскликнула я, с ужасом взирая на хрупкую фигурку паренька и как он беззаботно болтал ногами, с интересом взирая вниз. — Что… что вы там делаете, Эдвард, спускайтесь немедленно, вы же упадете!

— Что делал? — удивленно распахнул свои завораживающие ярко-зеленые глаза он. — Спал, пока вы не изволили здесь шуметь… Миледи, а вы? Вы же хотели с ним помириться, так от чего же из ваших уст слетели столь хлесткие слова?

— Я… — я посмотрела на отложенную Ником на полке книгу, которую он забыл унести с собой. На душе стало неуютно, больно, и слова Эдварда, только еще сильнее заставили чувствовать свою вину. — Я не хотела, — прошептала я, сжимая кулаки и решительно посмотрела на вверх. — Но он сам виноват! Стал меня обвинять в том, что я невиновна! Я же хотела только помочь…

— А я только спал, — кивнул красноволосый парень и заразительно зевнув, улегся на стеллаж. — Люди… с вами так сложно общаться…. Он ведь вам нравится, Ирен, я это чувствую, так почему же вы стараетесь как можно больнее его ранить? Не понимаю… — он усмехнулся. — Хотя Ярослав бы сказал, что вы оба страдаете дурью, вроде, что это ваши брачные игры, неотъемная часть жизни любого человека — довести своего партнера до бешества, а потом до экстаза. Вот только я не понимаю, зачем такие сложности? Не нравится тебе человек — не общайся с ним, любишь его — тогда зачем же мучить? Мужчина же не мазохист и гордость имеет, просто уйдет от такой партнерши… Вот моя матушка имеет скверный характер и любила указывать моему батюшке, что делать, так он просто от нее ушел в другую пещеру, что находится в нескольких милях западнее от нашей.

— Но это же правильно! По… подождите-ка… Пещера? Вы живете в пещере?!

Эдвард глубоко вздохнул и недовольно проговорил:

— Конечно же проживаю, у нас все в пещерах проживают, а как иначе-то с нашими-то размерами? Что за глупые вопросы вы изволите задавать, миледи.

Я нахмурилась, не понимая, как люди могут жить в грязных и сырых пещерах. Такие бедные, голодные… он из нищей семьи или просто издевается?

— Слезайте немедленно! — нахмурилась я, решив оставить вопросы о пещерах и тяжелой жизни паренька на потом. О… вот поэтому он, наверное, и выглядит таким хиленьким и бледным. Это все из-за недостатка света, сырости и скудного рациона. Бедный… — Вы же можете упасть! Ну пожалуйста, слезайте аккуратнее…

— Нет, — фыркнул возможный житель пещеры. — Мне и здесь хорошо, тем более, пока я не вижу ваше лицо, мы можем нормально поговорить. Знаете… это похоже, как на диалог с внутренним голосом, так познавательно. А впрочем…

Эдвард сел, подтянулся и к моему изумлению, оттолкнувшись руками от стеллажа, прыгнул, почти бесшумно приземлившись на ноги. Я опешила, даже не успев испугаться за милого паренька, и сейчас с ужасом взирала на его невинное выражение лица, будто он только что не вытворял это безумие, а до сего момента стоял рядом со мной. Как? Великая, почему он не разбился и так тихо и плавно опустился на ноги? Может он маг умеющий летать? Я читала об этом в одной из книг Ника и вроде, это называется левитацией.

Точно, глупая же ты Ирен, Эдвард явно волшебник, он же друг Никериала… И чего я так удивилась?

— Вы в порядке? — из вежливости спросила я, с беспокойством всмотревшись в его лицо. Эдвард вздрогнул и, залившись краской, закивал головой. Печально… его робость вернулась, как только он увидел мое лицо. И чего так смущаться, даже мне от его выражения лица становиться неловко.

— Я…я… — пробормотал волшебник, опустив взгляд на пол, словно не желая на меня смотреть. — Я же дракон и такая маленькая высота нам…

— Ну вы и шутник, Эдвард, — засмеялась я, легонько хлопнув его по плечу. Я и не знала, что у магов есть чувство юмора, потому что как у Никериала такое качество напрочь отсутствует. — Вы и эта громадная чешуйчатая гадина… Насмешили.

Эдвард возмущенно на меня взглянул, словно порываясь что-то сказать, но через мгновение, будто что-то для себя решив, вяло махнул рукой и еле слышно проговорил:

— Не хочу ссориться с вами, миледи Ирен, и доказывать вам, как вы не правы… да и сейчас это невозможно, Ник запретил мне даже думать о моей второй сущности, пока я полностью не поправлюсь… — он примирительно улыбнулся, неуверенно прикоснувшись к моей ладони кончиками пальцев, — давайте вернемся к этому вопросу, когда я выздоровею, а пока считайте меня хоть болотным человечком. Я, честно, не обижусь, ведь вы же не со зла, а по неведению… как подсказывает мне чутье…

***

Ник

Раз, два, три, четыре… пять… «Да, Ник, ты скатился ниже не куда, — вяло текли мои мысли, — вместо того чтобы работать, валяешься на диване и бездумно считаешь нитки, торчащие из потрепанной диванной подушки»

И то правда, придя из Библиотеки со стопкой книг, вместо того чтобы продолжить свое исследование, я разлегся на небольшом диванчике, который стоял в лаборатории и стал маяться дурью. А как иначе — вдохновение пропало, желание работать тоже, накатила страшная тоска и усталость, да еще в придачу разболелась голова. Внезапно захотелось лечь и ничего не делать… ну может считать нитки, выдирая их из некогда расшитой, а сейчас облезлой подушки — это же поистине увлекательное занятие!

Шесть… семь… Странно и почему меня так задели слова девчонки? Ха, да чтобы у одного из лучших целителей королевства и умирали пациенты?! А ведь умирали и много… во время эпидемии. И старики и дети, которые до последнего звали «маму» и женщины… До сих пор больно вспоминать их лица. Они словно грузом легли на мою душу, служа вечным напоминанием о моем бессилии, о том, какой я тогда испытывал гнев, раздражение, чувствовал себя циничным ублюдком, давая ложные надежды пациентам, фальшиво им улыбался, говоря, что они обязательно поправятся… Настерревиль бы побрал эту заразу! Почему именно сейчас она мне напомнила об этом?

Восемь… девять, десять… Пора заканчивать маяться дурью. Это было давно, да и тот целитель, что корил себя за каждую смерть и переживал за пациентов, давно умер. И чего ворошить прошлое?

Я усмехнулся, садясь на диван. Не нравилось ей, что я с ней не разговаривал. А кто ей дал право распоряжаться моей собственностью? Нет, сначала я и вправду злился выходке глупой принцессы, но часа через два гнев сошел на нет, оставив после себя лишь легкую досаду и раздражение, когда я вспоминал ее поступок. А припоминал я его каждый раз, когда натыкался на виноватый взгляд Ирен и выслушивал ее нелепые попытки извиниться. Вот только говорила она это не искренне, совсем не чувствуя свою вину, врала в лицо о том, как сожалеет и больше никогда не поступит так опрометчиво, воспользовавшись моим великодушным гостеприимством. Нет, я больше не сердился, понимая, что Ирен поступила так не со зла, вот только лгуны всегда вызывали у меня лишь презрение.

Окунуться с головой в работу мне показалось самым лучшим решением после встряски в Совете, отдохнуть за описыванием исследований о «Слезах Элисень», забыть о проблемах, заперевшись в лаборатории, что могло быть лучше? Да и Ярослав вызвался приглядеть за замком и его обитателями пока я буду занят, вот только я не учел одного — любопытную и упрямую натуру одной девушки, что задалась целью выбить из меня заветные слова о том, что я ее прощаю. Так я ей и дался. Пускай сначала по-настоящему почувствуют свою вину, и поймет в чем ее ошибка, а уж потом я подумаю: прощать ли ее или же еще помучить.

Внезапно я почувствовал легкое показывание в височной доле, сигнал о том, что со мной жаждет поговорить Филгус. И что опять у него случилось, ведь совсем недавно разговаривали… Обреченно вздохнув, я понуро побрел к зеркалу, дотронулся до своего отражения, открывая канал связи и уселся на стол. Настроения разговаривать с другом совершено не было, как и шагать обратно до заветного диванчика тоже.

В зеркале показалась подозрительно приветливая мордаха Филгуса, с сияющими карими глазами, словно друг внезапно раскопал склеп одного из древних магистров и нашел там гору ценных артефактов. Хотя, что это я — это же моя мечта…

Он, будто не заметив моего апатичного выражения лица, преувеличенно радостно произнес:

— Привет, Ник. Как жизнь?

— Угадай, — буркнул я, присматриваясь к обстановке в его комнате. Все же подозрительно видеть друга в таком хорошем расположении духа, точно что-то не ладно, следовательно, нужно искать доказательство и следствие его приподнятого настроения. Лиры в комнате было не видно, а значит все дело во второй пагубной страсти магистра… Но только вот незадача, откупоренную и опустошенную бутылку спиртного мне так и не удалось обнаружить. — Ты что, пьян?

— С чего это вдруг? — нахмурился друг. — А ты чего такой кислый, словно кто-то похозяйничал в твоем замке? — его риторический вопрос вызвал у меня лишь вспышку головной боли. И не напоминай… — Случайно сжег свои драгоценные бумажки? Запорол зелье? Закончились ингредиенты, а переться в лес не хочется? — Фил усмехнулся, продолжая загибать пальцы, перечисляя все несчастья, что якобы свалились на мою бедную блондинистую голову. — А может твоя дорогая гостья заявила, что выходит замуж?

Я поморщился, невольно вспомнив последнюю выходку Ирен. Надо же было ей сказать, что она обрекает на вечные муки Эдварда. Скрытая садистка, издевающаяся над бедным больным драконом.

— Настроения нет, — вздохнул я, — а тут ты, светишься от счастья, словно тебе премию выдали… спиртным. Что случилось-то?

Названный брат хмыкнул и отмахнулся:

— Да ничего особого… Лира домой вернулась и решила воспитать из будущего зятя идеального супруга, чтобы потом хвастаться какой у дочери прекрасный муж. А ты же знаешь, что в ее представлении является идеалом, — я слегка улыбнулся, еще как представляю. Дамский угодник, верный рыцарь, который знает назубок все рецепты из кулинарной книги и талмуда по зельеварению, что станет в этом нелегком деле опорой всей семье… мне даже стало этого ворюгу немного жаль, потому что последняя ученица Лиры сбежала от нее поздно ночью в одной ночнюшке. — Да и Риэл, как ожидалось, воспринял ее попытку не так благосклонно, как представляла моя женушка.

— И ты рад мучениям бедного парня?

— Он недостоин моей кровиночки! — воскликнул друг и уже тише добавил. — Посмотрим, насколько хватит его терпения. Лирочка мастерски умеет избавляться от ненужного хлама, как-никак у нее огромный опыт в изощренных пытках. А как говорят: «мастерство не пропьешь».

Или еще лучше: «от старых привычек так просто не избавишься». Риэл и не знал, что пришел в логово матерой паучихи, которая, пока не высосет из намеченной жертвы все соки, его не отпустит. Филгус, хитрюга, сделал вид, что согласен с выбором любимой дочурки, а сам только и поджидал момент, чтобы ударить противника, как только тот усыпит свою бдительность. Да и решит избавиться от него не своими руками, а умелыми ручками дрожащей супруги, наверняка это он и подкинул ей идею о превращении Риэла в идеал настоящего мужчины.

Ему всегда нравилось наблюдать за постановкой с первого ряда, умело дергая за ниточки своих пешек. Как он порой похож на Азеля…

— Ладно уж, заботливый папаша, — иронично улыбнулся я, — Так с чего это ты решил поделиться со мной своей радостной вестью? Я же тебя знаю хорошо, ты пока не вытурил бы этого вандала из своего дома и жизни Петры, мне и с ловом бы не обмолвился о предстоящем триумфе. Там в чем же дело?

Светловолосый маг поднялся с кресла и, подмигнув мне, заговорщески прошептал:

— Готовь портал, приду и все расскажу.

Заинтригованный этим таинственным посланием, я разорвал связь и чуть ли не бегом двинулся в зал Прибытия. Меня душило изнутри любопытство о том, что мне решил поедать при встрече Фил. Все же он был человеком занятым, и нам нечасто удавалось погостить друг у друга и всласть наговориться, так что мы вместо этого использовали связь через зеркала. А тут сразу и «открывай портал». Он что, случайно убил Риэла и пришел спросить у меня, где спрятать труп и возможно ли трансфигурировать его в нечто незаменимое для хозяйства? Например… ну может лопату для уборки навоза в конюшне. А что — вещь-то незаменимая.

Настройка портала и ввод в его структуру координатов дома друга много времени не заняла и, открыв проход в свою вотчину, я с нетерпением стал дожидаться брата.

Через несколько мгновений сверкнула начертанная на полу пентаграмма, проход вспыхнул слепящим белым светом и в зале очутился маг.

— Фил, ты чего… — моя радостная улыбка вмиг погасла, когда вместо своего дорогого друга, я увидел «это». — Ты?!

Даже сквозь не до конца рассеивающиеся световые частики пыли, что остались после открытия портала, я увидел длинные синие волосы, черный плащ и развязную улыбочку Саямы… то есть магистра Микио, что заявился ко мне домой, словно в насмешку, в образе этого недоделанного властителя мира.

— Приветик, Ники! — улыбчивый член Совета перепрыгнул через непогасшие края пентаграммы, прямиком направившись ко мне. Я на всякий случай потряс головой, зажмурился и ущипнул себя за руку, надеясь, что это просто внезапное помрачение рассудка из-за резкого слепящего света. Но, к сожалению, это было не так. «Филгус, зараза! — ошарашено подумал я. — Это что за выходка!» — А я к тебе решил прийти в гости!

«Все, Филгус, пытки Лиры тебе покажутся манной небесной, когда я до тебя доберусь!» А я еще удивлялся, почему этот белобрысый интриган такой довольный, а он всего лишь сговорился за моей спиной с этим синеволосым чудом! Как он мог?! Предатель!

— Конечно, Микио, — от моей приветливой улыбки мастер иллюзий вздрогнул и остановился. — Ну что вы остановились, подойдите ближе. Мы же так долго не виделись!

Магистр невольно дотронулся пальцами до своей шеи, видимо вспомнив, чем закончилась наша последняя встреча, и попятился к порталу. А он, оказывается, учится на ошибках, молодец, неужели его инстинкт самосохранения наконец-таки заработал?

— О! Прежде ты начнешь меня душить, мне нужно тебе кое-что сказать! — Микио неожиданно вдохновенно засияв, вновь двинулся вперед, несмотря на мою кислую мину. А нет… не заработал…

Эта назойливая синеволосая моль еще в столице успела меня достать до печенки. Мне и так из-за него пришлось выслушивать двухчасовую лекцию от главы госпиталя Парнаско на тему, почему нельзя пытаться убить в его вотчине пациентов, а также, где и как это можно сделать, чтобы департамент дознавателей, пытаясь найти преступника, развел руками от бессилия. А тут он снова, будто настаивая на том, чтобы я довел дело до конца, прямиком отправился ко мне домой, ведь дождется и доведет до греха.

— Каких демонов ты забыл у меня дома, — я угрожающе смотрел на приближающегося ко мне мага, прикидывая в уме, где я спрячу труп члена Совета. Заодно и покажу магистру Гариусу, что его лекцию я заполнил хорошо, причем дословно. — Да и умудрился еще магистра Гоннери приплести к своей выходке. Соскучился по Парнаско, помочь тебе вновь там оказаться? Уверен, Азель тебе обрадуется как родному.

— Злой ты Ник, совсем как Партар, — печально вздохнул Микио, — а я всего лишь хотел тебя обнять. Да и пришел я не по своей воле, а направил меня к тебе старик, наказав проверить, как здесь поживает Ее Высочество, не обижаешь ли ты ее… — он притворно всхлипнул. — Вот меня ты уже обидел. Так и напишу в отчете — магистр Никериал Ленге злой и безжалостный человек!

— Ну да, — скептически хмыкнул я, скрестив на груди руки. — Так я и поверю, что Совет отправил тебя с проверкой… — Микио счастливо улыбаясь, кивнул в ответ и достал из внутреннего кармана плаща запечатанный свиток, протянув его мне. Я шокировано его взял, внимательно рассмотрев сургучную печать Председателя Совета магов, которая тускло светилась от моих прикосновений и изумленно прошептал. — Да они все там с ума посходили!

— И не говори, Ники! — с готовностью откомментировал мою реплику один из этих сумасшедших. — Старик совсем распоясался! Пригрозил, чтобы я недели две на его глаза не попадался и вообще забыл дорогу во дворец совета! А все из-за чего? Ну и какая разница, что я залез в его сад и съел пару яблок, а потом распустил слух, что глава закапывает все неугодных ему магистров под вишней, а наглых — под яблоней.

— И где он приготовил тебе местечко? Половина тела под яблоней, а остальная часть — под вишней?

— Да нет… — печально вздохнул магистр, словно горюя о черствости бессердечного главы. — Я же особенный, так что мне уготована судьба быть закатанным в банке… вместо съеденных мной яблок. Жмот, землю на меня пожалел. А я может, мечтал стать прекрасным удобрением для его чудесного сада и даже после смерти радовать народ!

— Поверь, даже если ты просто умрешь — уже многие обрадуются, — пробормотал я, с сомнением рассматривая послание Партара. Почему-то вскрывать его мне до жути не хотелось, может выкинуть это предписание в камин и забыть о нем как о страшном сне? Но тогда я не узнаю об опусе Председателя, который он писал и сочинял ради меня, наверняка потратив уйму своего драгоценного времени. Но как же сладко искушение… и камин совсем недалеко… за стеной….

— Так жить станет скучно! — уверенно заявил Микио, оторвав меня от соблазнительных мыслей. — Кто же, как не я буду скрашивать серые будни Совета?

Я недовольно покосился на него. Нет, я лучше промолчу, и не стану говорить, что я думаю про его манию величия. Меня сейчас заботило другое — какую подлянку мне в этот раз подложил Председатель? Я умиляюсь, меня так сильно любят в Совете, что по доброте душевной решили свести с ума, прислав это недоразумение. Не было кого-нибудь другого кроме него? Да я согласен даже на Стефана, от этого ворчливого интригана хоть знаешь, что ожидать…

Видимо, свои последние мысли я произнес вслух, ибо магистр Совета с готовностью решил на них ответить:

— Так все же заняты! Вот даже меня оторвали от важной работы! — синеволосый мужчина подошел ко мне и попытался приобнять, но его энтузиазм сразу исчез, как только маг уловил мой тяжелый взгляд. — Старик не исправим… и ты тоже, Ники… И почему все такие злые?

— А Филгус? Этот прохиндей не мог явиться ко мне сам, а не строить… это представление?

— Филя? — на меня недоуменно посмотрел мастер иллюзий и вдруг хлопнул себя по лбу. — Он же тебе записку просил передать! Подойди секундочку, сейчас найду!

— Филя? — шокировано повторил за ним я. Меня передернуло. Я себя невольно почувствовал рогоносцем. «О, Великая Элисень, да очисти мой разум от греховных мороков, слух от лживых речей, а мысли от жестокого убийства…» Нда… похоже, та неделя в Силенвиле еще долго будет мне аукаться. Я всегда знал, что чтение священного писания и вхождение в образ жреца меня до добра не доведут.

— Угу, — как ни в чем не бывало продолжил копаться во внутреннем кармане Микио. — У Фили сейчас проблемы в семье. Лирочка ругается с дочкой, все делят женишка. Иля случайно взорвал кухню…— он внезапно посмотрел на меня. — Ники, вот ты знал, что мелису и патрим нельзя смешивать?

— Естественно, — хмыкнул я. — Это же основы…

— А вот мы не знали, — еще печальнее вздохнул маг. — О, а младшенькая, представь себе, умудрилась где-то найти оборотня и продала его с аукциона!

— Что? — опешил я, судорожно думая, где девочка откопала такую опасную зверюгу.

— Только он через несколько часов исчез, аккурат, когда вы Эдварда забрали из госпиталя, — продолжил говорить Микио и достал липкую, в желтоватых разводах бумажку. — О, нашел! Держи!

— Подожди… — я пытался собраться с мыслями. Теперь, когда я примерно понял, кем был тот оборотень, меня стало волновать другое. Ну, Ярослав… и почему я узнаю о твоих похождениях с детьми от этого сумасшедшего? — Как продала?! За что?!

— Да за конфеты вроде… — нахмурился иллюзионист и махнул рукой. — Неважно, держи письмо. Зря я его, что ли спасал?

— Спасал? — совсем растерялся я, приняв из его рук почему-то влажную и мерзко попахивающую записку. Судорожно раскрыл ее и с изумлением попытался разобрать расплывшиеся чернила. О, Великая… да он что, издевается?

— Так я говорю, что кухню Иля взорвал! Ну и мы ее спасли… знаешь, а оказывается, полезно забывать про суп… Конечно, за месяц он уже превратился нечто несъедобное и его надо было вылить, но оказывается, он так хорошо тушит огонь! О, и я наконец-то освободил лирин котелок от своего обеда! Поздравь меня!

Невероятно, но я уловил из его потока сумбурных мыслей смысл — он, во-первых, притащил важный документ на кухню, во-вторых, залил его протухшим супом, в-третьих, принес испорченное письмо сюда и вручил его мне. Изумительно… потрясающе… превосходно…

«Так, Ник, спокойно, — услужливо прошептал внутренний голос. — Убивать члена Совета в своем доме не этично и не красиво. Кто будет оттирать пол от крови? Успокойся… дыши глубоко, думай об артефактах… шоколаде… о том, как с упоением душишь Микио».

Сладкие воспоминания о той встрече с магистром в палате госпиталя настолько захватили мой разум, что я совершенно упустил момент, когда «ревизор» сбежал. Если уж быть честным, я краем глаза заметил, как иллюзионист резво убегал, решив не дожидаться, чем закончится моя полемика с внутренним голосом, но это было не важно. Поймать его можно было потом… потом, когда поутихнет желание увидеть его долгую и мучительную смерть. Как бы сильно мне не хотелось вытряхнуть из Микио душу, я понимал, что мои желания мало осуществимы, да и после придется его лечить… Нет уж, лучше пускай от греха подальше побегает где-нибудь там… в лесочке… со зверюшками… зубастыми. У меня их как раз двое, причем первый точит зуб на Саяму еще с кладбища, а второй невольно стал в госпитале моим подельником в благородном деле по удушению одного «вампира».

Подсушив влажную записку Фила легким дуновением огненной магии, и мысленно проговорив заклинание, чтобы проявить ранее написанные на ней слова (эти действия уже давно вошли у меня в привычку, в силу своей работы и порой безалаберного обращения с записями исследований, что я торопливо черкал на любой подвернувшейся бумажке), я попытался разобрать еще не до конца четкие строки. Подчерк у Филгуса был каллиграфический — крупный, с ровными, слегка косыми буквами и завитушками, не чета моему торопливому, кривому, стремящемуся наползти на соседние строки, с резкими угловатыми буквами, которые вполне могли в конце предложения превратиться в одну сплошную черную кляксу. А что, я порой задумываюсь и совсем забываю о том, что еще хотел записать, и кляксы давно стали неотъемлемой частью моей работы. Мне брат всегда говорил, что из-за своей тайной паранойи я интуитивно придумал шифр и теперь понять смысл в моих записях может только вусмерть пьяный или же я.

Честно сказать, он ошибался — даже я порой не мог понять ни слова в своей писанине, поэтому пришлось долго помучиться и придумать жутко заковыристое заклинание «расшифровки подчерка», которое, оказалось, еще проявляет и ранее написанное, даже если это было уничтожено с бумаги. Делиться своим детищем я, естественно, ни с кем не собирался, все же потратил на него непозволительно много времени, но вот пользоваться плодами своего труда… Может потом, на смертном одре я и открою потомкам свое главное достижение, и мои записи можно будет расшифровать, а пока…

Черные чернила проявились полностью и я вчитался в оправдание лучшего друга. А то, что это было именно оправданием, можно было понять по первому слову. Эх, Филгус, ты не исправим…

<i>«Дорогой Никериал,

Спешу тебя заверить, что приезжать ко мне домой, чтобы воззвать к ответу нет нужды. Я искренне раскаиваюсь в своем поистине подлом поступке, и молю тебя о прощении, ожидая ответного снисхождения к моей скромной персоне.

Если ты до сих пор читаешь этот высокопарный бред, то ты, мой друг, уверяю, на меня не так уж и сердишься. И вот что я тебе скажу — не устраивай истерик, а то я знаю, как ты любишь дуться на весь мир и искать даже в своем отражении врагов. Магистр Микио тебя не съест, он вообще довольно милый и приятный в общении человек, надо лишь терпимо отнестись к его индивидуальности.

Сейчас Ник, ты, конечно, думаешь о том, как я мог тебя обмануть. А как мне можно было поступить иначе? Приказы Председателя не обсуждаются, скажи спасибо, что к тебе отправили Микио, он терпимо отнесется ко всем твоим… Ну ты знаешь, что в тебе порой не любят люди. И молю тебя, друг, не относись к нему предвзято. Да, Ники, ты ко всем относишься предвзято. И не надо это сейчас отрицать. Я тебя знаю хорошо.

Засим откланиваюсь и надеюсь, что ваше здоровье будет прекрасным, а дом устоит на месте после прихода скромного наблюдателя.

Поскриптум: Настоя валерианы выслать не могу, по зеркалу связаться с тобой пару недель тоже — меня отправляют на задание. И ради памяти учителя и моего здоровья — не убивай Микио. Прошу!

С наилучшими пожеланиями, Филгус» </i>

Три раза перечитав письмо Фила, я его сжег, и стряхнул с рук пепел. Я и отношусь к людям предвзято? Полная чушь. Отнестись терпимо к Микио? Да он издевается?!

Я вздохнул, устало потерев переносицу — порой старший брат требует от меня невозможного.

С тоской взглянув на следующее письмо, что требовало моего внимания, я развернулся и медленно пошел прочь из зала. Лучше присесть и выпить что-нибудь горячительного, прежде чем открывать сей документ. Чую опус Фила после него мне покажется милой детской сказочкой.

***

Ирен

Как же чудесно отвлечься и поговорить с милым человеком, что не считает тебя ожившей табуреткой или же дитем, которое только что научилось разговаривать. Эдвард оказался довольно славным юношей, то есть, полной противоположностью Никериала и сейчас я решила просветить его в правильном ведении светской беседы. Он, естественно, решил поддержать мое начинание и с энтузиазмом ринулся помогать, предложив себя в качестве собеседника.

Устроившись в уютной гостиной на одном из диванов и взяв с полки книгу старинных рыцарских баллад, что мне совсем недавно удалось отыскать в библиотеке, мы подождали, пока Милена принесет легкие закуски с чаем. Темой нашей беседы, естественно, стали баллады, легенды и старинные истории нашего королевства.

— Это же так романтично, — вдохновенно начала я. — Принцессу похищает дракон, а потом приходит рыцарь, убивает эту чешуйчатую гадину, умывается в ее крови, сжигает останки и собирает сокровища!

— Ну и где здесь романтика? Вы все садисты, — почему-то буркнул Эд, и отодвинулся от меня подальше. Ничего не понимаю…— Да и к тому же, как рыцарь может убить дракона? Он же больше, да и сильнее.

— Наивный, — снисходительно улыбнулась ему я. — Он же рыцарь.

Эдвард нахмурился и посмотрел на меня как на умалишенную:

— Э… все равно не понимаю.

— Все равно дракону не жить, — я махнула рукой. Ладно, перейдем сразу ко второму пункту светской беседы, упустив баллады, а то, боюсь, наш разговор о драконах ни к чему хорошему не приведет. Он почему-то слишком сильно на них реагирует. — Давай лучше обсудим новые веяния моды в столице. Вот…

— А как же дракон! — возмутился Эдвард.

— Да сдался тебе дракон, — немного раздраженно надула губки я, уже полностью переключившись на платья. Вот приставучий! — Да сумочку сделали из дракона. И сапоги, и плащ… Кстати, пока не забыла. Надо выбрать фасон.

Эдвард вздрогнул и оглянулся, будто ожидая нападения рыцарей. Какой он все-таки нервный, словно мы сейчас не ведем невинную беседу о погоде, балладах и моде, а мыслим, как повергнуть королевство в хаос, например, используя драконов для нападения на столицу, а платья — как секретное оружие против милых дам. Платья возьмут в заложницы своих хозяек, и половина защитников Келионендора будет деморализовано, боясь за жизнь своих любимых женщин. Идея о захвате столицы с помощью платьев так мной овладела, что я уже представляла, как возглавляю захват — верхом на алом драконе, в сверкающих доспехах с развивающимся на ветру красным атласным плащом. На моей голове была надета диадема с сапфирами, отливающие золотом волосы были уложены в высокую прическу, на моих губах застыла хищная улыбка, а холодные синие глаза с презрением смотрели на жалких людишек. Справа от меня на другом драконе, скрестив руки, сидел Ник, моя права рука и по совместительству любовник. Он был безумно влюблен и предан своей темной госпоже и готов был на все, ради моей сиюминутной прихоти. Длинные белоснежные волосы развивались по ветру, которые резко контрастировали с черными одеждами, он скучающе смотрел на пылающий город, с нетерпением дожидаясь, как внесет меня на руках в тронный зал.

— А что если… а что если дракон оказался нищим, принцесса ушла от него пешком, а рыцарь пьянствует все время в таверне? — тихо прошептал Эдвард, не заметив моего ступора и мечтательного выражения лица. — Вот ты говоришь: «дракон крадет принцессу», а если наоборот?

Встряхнувшись, я с сомнением посмотрела на свою кружку чая. С чего это у меня появились такие ужасные мысли о захвате столицы? О Великая, я скатилась ниже некуда…

— Наоборот? — нахмурившись, переспросила я. — Принцесса украла дракона?

Перед глазами всплыла картинка — хрупкая девушка в бальном платье радостно бежала по цветущему полю, неся над головой огромного, по сравнению с принцессой, дракона, слегка ошалевшего от такого поворота событий. А за сладкой парочкой летели родственники похищенного, обещая принцессе все муки Преисподнии, если она не вернет «любимого сыночка» в лоно семьи.

Эта картинка, мелькнувшая у меня перед глазами, неожиданно заставила задуматься о жизни, о драконах и о сумочке из драконьей кожи…

— А такое возможно?! — ошалело воскликнул Эдвард, с неким ужасом посмотрев на меня. — Нет, я понимаю, зачем драконам красть принцесс, но им-то, зачем красть нас?

— Как ты думаешь, — задумалась я, пропустив мимо ушей его вопрос. — А сумочка из драконьей кожи хорошо будет смотреться? О, а что, если сделать кожаный плащ…

Юноша вздрогнул и побледнел, став смотреть на меня как на какое-то чудовище. Ничего не понимаю, он что, имеет что-то против кожаных вещей? Точно! И как я сразу не догадалась? Вот глупая… Эдвард же, наверняка, один из этих умалишенных, что радеют за «братьев наших меньших». Эта секта не ест мяса, а тех, кто охотится на животных и носит их шкуры, называют «живодерами». Помню, отец как то рассказывал, как они забирались в дома знатных горожан и крали дорогие шубы, чтобы потом их сжечь в ритуальном пламени. Последователи этого глупого учения яро веровали в то, что после этого души невинно убиенных животных смогут упокоиться. Вообщем, вердикт ясен — он один из этих сумасшедших. Ну, ничего, я его переучу.

— Что! — слегка возмущенно нахмурилась я и учтиво поинтересовалась у бледного юноши. — Скажите, Эдвард, а как давно вы один их «них»?

— «Них»? — шепнул он, и неловко теребя манжет, выдал. — Да с рождения. У меня вся семья такая. Вот только кроме матери, ну она-то ясно… Да я думаю это к лучшему, — юноша невольно вздрогнул. — Не представляю, что бы было, если бы она была одной из нас. Это же было бы… — он запнулся, попытавшись подобрать подходящее слово, что охарактеризовало бы его мать, но помучившись несколько секунд, махнул рукой. — Не важно. Главное, что она, слава всем Богам и Природе, никогда не станет одной из нас.

Поинтересоваться, почему это секта не может заманить в свои ряды эту стойкую женщину, я не успела, в комнату влетело нечто маленькое и белобрысое, которое радостно пискнув: «Я нашла тебя!», залезло на диван и стало меня обнимать. Этим нечто оказалась маленькая девчушка лет семи с белоснежными косичками, завязанными на синие пышные банты, с огромными сапфировыми глазами и одетая в простенькое голубенькое платьице с миленькими лакированными сандаликами.

— Ой, — покраснев, пискнула я, когда девочка бессовестно стала меня ощупывать. — Де… девочка! Ты что…что делаешь?

— Осматриваю на предмет повреждений, — нахмурив свое миленькое личико, серьезно проговорила девчушка и вдруг очаровательно улыбнулась. — Ты не волнуйся, я уже закончила.

— Как тебя зовут чудо? — спросила я, погладив девочку по голове. Она была такой хорошенькой, что злиться на нее было просто невозможно.

— Микио, тетенька, — немножко смущенно проговорила она. — Но мама зовет меня Мики.

— Микио? — округлив глаза от изумления, пододвинулся к Мики Эдвард и с повышенным интересом окинул ее взглядом с ног до головы. — Ты что здесь делаешь?!

Вместо ответа она кинулась опешившему юноше на шею, повалив оного на диван:

— Эди!!! Я так скучала! Ты куда пропал? Не пишешь, даже ни одной весточки не послал! — девочка всхлипнула. — А я ведь волновала-а-ась!!!

— Мики… слезь с меня, — умудрился проворчать полузадушенный парень и попытался отцепить от себя маленькую девчонку, которая на эти действия еще сильнее к нему прижалась и стала лепетать что-то о вечной дружбе и о теплой мягкой подушке. Через минуту неравной борьбы Эдвард сдался, отдал себя на растерзание Мики, и с тоской смотря на потолок, прошептал, пока та его довольно обнимала, — был бы я здоров, ты бы не одержал победу так быстро.

— Правильно, Эди, мечты — это первый шаг к иллюзиям, — хихикнула озорница и резво сев, окинула накрытый стол со сладкими пироженными хищным взглядом. — О, сколько вкусняшек! Вас тут точно не голодом морят.

— Мики, — осторожно начала говорить я, с любопытством наблюдая, как маленькая девочка уплетает за обе щеки сладости и запивает их чаем, нагло присвоив мою чашку. — А как ты оказалась в замке? Где твои родители?

— Родители? — проглотив заварное пироженное, невинно взглянула на меня милашка. — Так папа же хозяин этого замка, тетенька. А ты не знала?

— Папа? — повторила за ней я, по моей спине пробежались мурашки, вмиг в гостиной стало жарко. — Как папа…

— Угу, — с готовностью кивнула Мики. Эдвард, почему отвернувшись ото всех и дрожа всем телом, всхлипывал, уткнувшись в диванную подушку. Он что — плачет? — Я самая младшая из семьи. Но не надо называть меня «мелочью»! Я не мелочь! Мне целых семь лет и три месяца!

— Младшая? — осипшим голосом переспросила я, чувствуя, как привычный мир рушится. У Никериала есть семья?! Почему он ничего мне об этом не сказал!

— Ага! — Микио кивнула и, сосчитав что-то на пальцах, дополнила к сказанному. — Нас целых тринадцать! Вики, Жерар, Оксюн, Насмериль, Персиваль, Люсия, Каролина, Фили и Таргин, Даниэль, Эмиль, Адерсфлен и я!

Честно сказать, я сбилась со счету где-то с третьего имени, пытаясь осмыслить такое количество новой информации, что свалилось на мою бедную головушку, но малышка говорила так уверенно, что я совсем не чувствовала подвоха. Тринадцать детей… О, Великая, какой он плодовитый… Перед глазами сразу мелькнули всего дети, причем у всех были белые волосы и ехидная папина улыбочка. И кто эта святая женщина, что родила ему столько наследников?

Всхлипывая и вытирая слезы, к нам повернулся Эдвард и, пытаясь сдержаться и не заплакать при мне, проговорил:

— Мики… а почему так… много? А? И кто эта… женщина… что… ой не могу… — пробормотал он и вновь отвернулся. И что его так расстроило? Неужели он тоже не знал про похождения этого белобрысого бесстыдника!

— Мама? — с готовностью улыбнулась девочка и обиженно протянула. — Дядя Эди, как ты мог забыть мою маму?! Она же героиня! Спасает мир от зла силой слова и чая!

— Алия?! — повернулся Эдвард, посмотрев сначала на Мики, потом на меня. — Великая женщина.

Я недоуменно хмурилась, не понимая, о ком они говорят. Кто же она такая, таинственная Алия, что украла сердце Ника? На душе было горько и обидно, я подозревала, что так всегда бывает, когда понимаешь, что с человеком, который тебе симпатичен, но вы не сможете никогда быть вместе. Слишком большая преграда лежит перед вами. И если у него от этой женщины есть столько детей, то значит, он ее очень любит и у меня нет ни шанса, а стать разлучницей, я не желаю. Алия… кто же она такая? Писаная красавица, живущая роскошной жизнью или обычная девушка, с которой магу просто уютно и спокойно? И почему они не живут вместе? Столько вопросов, вот только задать их магу я не решусь никогда, не моя это тайна, я просто не имею права вмешиваться в его личную жизнь, ведь для него я никто. Простая «глупенькая принцесса»… Но каков нахал! Мне про семью, даже словом не обмолвился! И кто из нас двоих больше врет? Вот увижу и в лицо выскажу все, что я думаю про его двойную жизнь!

— И кто она такая? — недовольно хмурясь, спросила у Эдварда я, что с интересом посматривал то на меня, то на девчонку. Мики в это время с удовольствием уплетала сласти, вяло прислушиваясь к нашему разговору.

— Алия? Так она ж в департаменте дознавателей работает, — улыбнулся юноша и взлохматил рукой свои медные кудри, — в Совете магов. Я точно не помню, но она вроде начальница одного из отделов… тебе надо спросить у Ника, он точно знает.

— Вот еще, — фыркнула я, закатив глаза. — Обойдусь и без помощи этого обманщика.

Во мне вмиг поднялся гнев на этого лицемерного колдуна. Так вот значит, куда он уехал, а меня оставил одну в замке? В Совет ему надо было? Как бы ни так! Он отправился к своей горячо любимой Алии, а та, наверное, спихнула детей на мужа, мол, занимайся их воспитанием, пока я ловлю преступников. И ладно бы спихнула, так он-то их от меня спрятал! Подлец! Изверг! Проходимец!

— Папа плохой, — внезапно, еле сдерживая слезы, обижено проговорила Микио, положив свою ладошку на мою руку. — Он злюка! Накричал на меня и запретил общаться с тетей. И вообще, обещал запереть в комнате, если я его не послушаю… Бяка-какабяка белый забияка!

Я чуть не открыла от удивления рот, слушая об ужасах, что пришлось пережить бедной девочке. Да он еще и садист! Как можно издеваться над ребенком!

— Милая, — как можно ласковее проговорила я, посадив себе на колени и обняв сразу доверчиво прильнувшую ко мне девочку. — А что он еще тебе говорил? Ты не стесняйся, скажи тете, а тетя потом с твоим папой поговорит… — я, еле сдерживаясь от гнева, улыбнулась, — очень серьезно поговорит… о воспитании, о заповедях, о Великой, что покарает его за гнусную ложь…

— Так тетя любит папу? — очаровательно улыбаясь, открыто посмотрела на меня Мики. — Тетя станет моей новой мамой?

— Нет, конечно! — фыркнула я, залившись краской от… негодования. Этот прохиндей не пара принцессе!

— А-а-а, — поникла девочка и, спрыгнув с моих колен, еле слышно пробубнила. — А вот папа постоянно про тетю говорил, обещал, что тетя станет новой мамой и будет кормить шоколадками.

— Правда? — сердце забилось в груди слишком быстро, перехватило дыхание, я с надеждой смотрела на девочку, ожидая пока она ответит на мой вопрос. И почему одна единственная фраза сделала меня счастливой? Но Микио, вместо того чтобы кивнуть, отвернулась, и напевая себе под нос песенку, впипрыжку побежала из гостиной в коридор. — Стой, ты куда?

— Ну тетенька, — вмиг повернувшись, надула губки девочка. — Я хочу увидеть еще собачку. Такую вот большую, лохматую, — она встала на носочки и попыталась показать руками какого размера животное. — У нее еще острые зубки и она постоянно рычит…

— Зачем тебе собачка? — внезапно подал голос доселе молчавший Эдвард. Он лукаво посматривал на Мики, во всю улыбаясь.

— Подергать за хвостик! — показала ему язык девочка и резво ускакала, только две белобрысые косички, с пышными бантами на концах, мелькнули за поворотом.

Ну что за прелестная малышка! Бойкая, милая, добрая, что открыто смотрит на мир и всегда улыбается, стараясь поделиться своей радостью с другими. Совершенная противоположность Нику, хотя внешностью на него немного, признаться, похожа… Интересно, а Никериал в детстве тоже был таким прелестным ребенком?

***

Ник

Письмо Председателя, как я и предчувствовал, повергло меня в уныние. И не от идеальных деепричастных оборотов его брани, где он восхвалял мой ум, проницательность и щедрость, которая позволила мне приютить принцессу и тем самым обратить на Совет магов пристальное внимания власть имущих, а от фактов, щедро сдобренных красочными эпитетами. Оказывается, эта проверка была организована не наказу короля и даже не Партара, а по скромной просьбе Его Наследного Высочества принца Ариана.

Как я помню еще с месяц назад, когда в моей вотчине поселилась принцесса, Фил сказывал, что старший брат Ирен сильно беспокоясь за свою младшую сестренку, укатил в далекие края ее искать. По мне бы он там бы и оставался, но нет же, услыхав, что Ирен нашлась, этот бравый герой примчался назад. Вот только на Суд не успел, Слава Великой, Настерревилю и другим божественным сущностям. Если бы я в зале суда встретил копию Ирен, но уже в мужском обличии, мои нервы бы не выдержали и я занял бы палату с мягкими стенами в госпитале.

Так вот. Примчавшись на всех парах в столицу, чуть не доведя до сердечного приступа всех портальщиков, придворных и короля, который подавился виноградинкой, не ожидая, что наследничек вернется так скоро, Ариан направил свои высокородные стопы во дворец совета. Там его Партар, естественно, в вежливой форме послал обратно на Север, откуда принц примчался, но тот не послушал мудрого человека, видимо, Ариан уже успел вдоволь наиграться в героев. А тут батюшка стал сетовать, мол, маги злые и плохие, дочку не вернули, злодея не покарали, вообще, нахалы и проходимцы, открестились от его проблемы и спят себе спокойно, в ус не дуют. Его Наследное Высочество и не выдержало, видать молодая кровушка взыграла, поруганная королевская гордость не дала смолчать и спокойно предаваться разврату и развлечениями в столице после долгого изнурительного похода, и прынц возмутился.

А как обычно возмущение королевской четы претворяется в жизнь? Правильно, они ищут виноватого. А кто крайним оказался? Естественно, Совет магов. Как же они, ироды эдакие, не смогли донести праведный гнев короля до лиходея, что измывается над принцессой? А тут еще Стефан, как маленькое дите, которому дали большую шоколадную конфету, маячил в поле зрения короля и принца, науськивая их на меня и на «неэффективный Совет», который оказывается, скоррумпирован до самого основания. А я и не знал, что умудрился всех подкупить, а тех кто не гордо отказался от золотых, сполна взяли с меня натурой… брр… Как вспомню некоторых магичек из отдела аттестации молодых магов, так сразу в дрожь бросает… Не дай Настерревиль и Великая, если это они такой слух пустили. Уж лучше с Эльзой Черной и ее любимыми тварюшками совокупиться, чем с теми дамами, сменившими четвертую сотню лет.

Нет, я подозревал, что Стефан втайне влюблен в меня и всячески пытается привлечь внимание своего объекта воздыхания, так сказать, довести меня до крайности, чтобы я не выдержал и пришел его убивать голыми руками. В своей попытке организовать встречу наедине он зашел так далеко, что теперь, видно, озвучивает свои сокровенные мечты, пускает про меня компрометирующие слухи… хорошо, что не занялся деятельностью бардов и не слагает баллады, воспевающие мою мужественность, красоту и величие. Меня всегда забавляли слухи, ходящие про мою скромную персону, а тут бац — и такой приятный сюрприз. Да я оказывается тот еще ловелас и дамский угодник. О, еще и богатый, да и в рабынях у меня сама принцесса. Ох, хорошо же мне на свете живется.

Так о чем это я? Ах да… Ариану, который устал утешать своего отца, обещая Совету муки Преисподнии, втихомолку, пока дорогой папочка спит, темной-темной ночью прокрался в особняк Партара и, разбудив нервного Председателя, что спросонья чуть не лишил королевства наследника, составил с ним некий договор. По которому, Совет должен тайком послать ко мне ревизора, что проверит состояние Ирен и пошлет нервному принцу, заботящемуся о своей сестренке, отчет. Мне же предписывалось стать собачкой на привязи, то есть, бдеть днем и ночью, храня честь принцессы и под любым предлогом удерживать ее в замке, даже на цепи, если это, конечно, поможет. Ариан опасался, что вспыльчивая, гордая и своенравная девушка решит снова сбежать, не попрощавшись с братиком, а ему ее опять искать, слезки лить, всех нервировать…

Так значит, пока я буду гордо отбиваться от всех приставаний Ирен или же ей эти приставания обеспечивать, принц, отринув гордость и инстинкт самосохранения, ради блага сестрички станет для короля жилеткой, платком, подушкой для битья… Я не знаю, чем любят заниматься придворные в свободное время, но факт остается фактом — Ариан решил убедить капризного батюшку, что продавать дочурку за какие-то паршивые договора, как минимум, не этично. Он, конечно и раньше, бубнил над ухом короля, что Иреночка зачахнет на чужбине и Ромашка (не помню как того несчастного величают), не достоин его сестры, но все было бесполезно. Король выпил на брудершафт с соседним правителем, и королю очень сильно захотелось породниться «с тем милым человеком».

А сейчас выяснилось что товар-то с норовом, да и первые сливки, возможно, снял наглый белобрысый котяра, который, оказывается, замыслил показать большой политике и королю жирный кукиш. Наш-то синеглазый лис и задумал вновь попробовать подмазаться к действующей власти, и воспользоваться тем, что король страдает без своих договоров и пьянок с соседом. А то Ирен птица ветреная и упрямая, раз решила, что выбранный родителями жених ей не пара, то не разубедишь привередливую особу. А Ариан, видимо, слишком привык дергать за косички свою сестренку, чтобы вот так ее отпускать.

После того, как Его Высочество излило ночью сонному Партару свою душу, не выспавшийся Председатель заявился на работу злой, с болящей головой, наверное, страдая от похмелья. Принца видать пришлось успокаивать долго, с помощью припрятанных запасов алкоголя сердобольного старика — на что не пойдут люди, чтобы избавиться от надоедливой проблемы. Но это все мои домыслы, которые я уловил между строк…

Факт в том, что первым на глаза Председателя попался Микио, что прогуливался по коридору и жевал яблоко, в котором маг сразу узрел плод из своего сада. И он словно крестьянин, что обнаружил свою единственную и горячо любимую корову у вора-соседа, двинулся к наглому иллюзионисту, намереваясь осуществить праведную месть. Но Микио почуяв проблемы и поняв, что вновь лежать в госпитале ему что-то не хочется, ринулся от своего горячо любимого главы прочь. Убежал не далеко. Его сдала Алия. Все же прятаться в кабинете у главной чаеманки королевства ему не следовало, особенно, когда оная точит на кое-кого зуб. Председатель так обрадовался подарку из департамента дознавателей (а Алия его не разочаровала: доставила упакованного Микио прямо к кабинету Партара, кокетливо украсив иллюзиониста ленточкой), что он восхвалял оперативность дознавателей целый абзац, из которого я и узнал такие яркие подробности.

К чести Микио надо добавить, что тот долго упирался, молил главу сжалиться и простить его, только лишь бы не отправлять ко мне, сильно опасаясь за свою жизнь, но Партар был не преклонен. И вот сейчас мне приходится чувствовать на себе жестокость Председателя, отправившего ко мне иллюзиониста, легкомысленность Микио, заставившего того обчистить сад главы, мстительность Алии, что сдала мага властям и заботливость Ариана, переживающего за судьбу сестры.

Уныние, тоска, желание лечь на диван, закрыться с головой пледом и предаться страданиям, тайком от Милены лопая шоколад, так завладели моей душой, что я тотчас оправился искать сию сладость, наплевав на все свои проблемы. По моему замку разгуливается сумасшедший иллюзионист? Он такой милый, добрый, сострадательный человек, что сам найдет дорогу к выходу, а если не найдет — ну что ж, резонно, на улице прохладно. Искать кого-то, пытаться вытрясти из него душу… имейте совесть, я эгоист, как бы странно это звучало для целителя, и сейчас я хочу горевать о своей судьбе, закрывшись пледом и поедая шоколад. Пускай Партар подавиться своими яблоками, а Микио быстренько напишет свой отчет и свалит к Настерревилю в подштанники… или где он там любит отдыхать.

Поиски шоколада в своих закромах в лаборатории и спальне ничего не дали, если раньше там и была плитка сего лакомства, то я ее уже давно съел в прошлый приход меланхолии и апатии. Пришлось скрытно спускаться на кухню, в царство Милены, у которой в тайниках всенепременно должен быть шоколад, но вот беда, делиться с хозяином своим сокровищем она не будет, ибо считает, что с дурными привычками нужно бороться, а у меня нет силы воли.

На счет дурных привычек я с ней был согласен, но вот сила воли у меня была, причем большая, я же не убил сразу Микио, я дал ему перед своей смертью нагуляться, подышать свежим воздухом… Вряд ли он уйдет из замка в живых, если я и дальше не получу то, что я хочу, а я желаю шоколад, плед, коньяк, диван и тишину.

Жестоко поглумившись над опусом Председателя по дороге в вотчину Милены, и развеяв его перепел в коридоре, я осторожно заглянул на кухню, в любую секунду ожидая закономерный вопрос домовой, мол, с чего это сиятельный хозяин заявился к ней без предупреждения. К счастью, среди кастрюлек, печи и столов ее не оказалось, и я, уверив в свою удачу, туда вошел, надеясь, что и в кладовой Милены не обнаружится.

Ее там не оказалось, зато сидя на стуле в этом царстве еды и уплетая копченую ногу барана, сидел Ярослав, который на мое появление вяло хмыкнул и отсалютовал окороком:

— Салют, знахарь, тоже проголодался?

Зная о склочности и щепетильности Милены, особенно, когда дело касалось вверенных ей запасов, я слегка удивился, обнаружив оборотня в окружении мясных деликатесов. Он не прятался как мелкий воришка, не вздрагивал от любого шороха, ожидая в любой момент возмездия домовой, а открыто и нагло восседал на табурете! Я мысленно воспел храбрость и мужественность этого смертника и с подозрением принюхался. Мне почудился запах какао, что на мгновение перебил мясной аромат… Такс, но шоколад точно не будет лежать в секции с валенным и копченным мясом, он должен быть где-то за другой дверью…

— Привет, привет, — пробормотал я, ища незаметную дверь, которая должна привести меня к заветному лакомству. — Милена не пробегала часом?

— Красавица? — открыто улыбнулся Ярослав. Я вздрогнул, называть эту бестию красавицей, что попрятала от меня все вкусности? Он, случаем, не болен? — Так-то она совсем недавно спохватилась и куда-то умчалась. Эх, резвая у тебя хозяюшка-то! Как моя Марьянка!

Его жена? Упаси Великая от этой страшной оборонихи! Я ее видел, даже гостил у Ярослава, когда посещал княжество, так что я знаю, о чем говорю. Тиранша, удерживая в стальных рукавицах все хозяйство, внимающая гласу лишь Ярослава, и то, слушая его только тогда, когда дело касалось не ее «царства». «Женщина должна вести хозяйство, воспитывать детей, — с гордостью говорил всегда оборотень, приобнимая свою зардевшуюся от похвалы жены. — А у меня Марьянка аки золотце, все у нее в руках спорится». Нет, я не против его взглядов на то, чем должна заниматься женщина, даже всеми руками за, но не с такой же фанатичностью дама должна выполнять возложенные на нее обязанности…

— Да, да, — кивнул я и пошел дальше по кладовой, пытаясь вспомнить свою прошлую тайную вылазку на кухню, и где я отыскал шоколад. Конечно, унести я его не смог — меня обнаружила злая разбуженная домовая, но сам факт того, что я был к счастью так близко…

Дверь я вспомнил и нашел, но вот амбарный замок, что висел на ней, обмотанный кованной железной цепью с табличкой, на которой был намалеваны белой краской череп и кости, меня, мягко сказать, удивили… Хозяина, так яро не желают подпускать к еде?! Где справедливость?!

Ничего, если ее на свете нет, то прямо сейчас я ее сотворил, расплавив цепь, замок и выкинув к Настерревилю эту табличку. Но войти не успел, прямо на пороге меня остановил вопрос Ярослава:

— Слушай, — неуверенно начал он, встав с табурета и подойдя ко мне, — я, конечно, все понимаю, но зачем калечить дитя?

— Что? — недоуменно нахмурился я и повернулся к другу. Что-то я не припоминаю, чтобы я измывался над детьми… по крайней мере, в этом десятилетии. Нет, такой грешок за мной водится, но это было довольно давно, в госпитале, когда я им не разрешал есть конфеты… А-а-а… Он, наверное, про Ирен. — Она сама виновата.

— Она? — еще больше нахмурился Ярослав и почесал затылок. — Так был же он. Парнишка.

— Парнишка? — удивился я и, поняв, что Ярик имеет в виду наверняка одного наглого «ревизора», резко помрачнел. — И что же тебе это «дите» наплело?

— Неважно, — отмахнулся окороком оборотень. — Главное другое. Ты вот скажи мне только — зачем измываться над дитем и звать его Андерсфленом?

— Кем? — скептически вздернул бровь я и по слогам повторил имечко, смакуя. — Ан-дерс-фле-ном?

Что за вздор… хотя не, интересненько узнать, что задумал неугомонный самоубийца. А он эволюционирует в именах, теперь зовет себя Андерсфленом. Хорошо, что хоть не берет женские имена и на том спасибо.

— Вот я и говорю, ты чего над сыном издеваешься?

Я усмехнулся и, скопировав поучительные нотки Филгуса, проговорил:

— Друг мой, у меня нет детей, особенно всяких Андерсфленов.

И если бы были, то я бы не издевался над дитем, придумывая оригинальные имена, а поступил бы мудро — взял справочник с именами и загадал бы страницу и строку. Это же намного интереснее, да и голову не надо будет забивать ненужными проблемами.

— Ну я так и думал, — улыбнулся Ярослав. — Запах у него был не твой, а дите от родителя не только кровь и внешность наследует, да и… — оборотень поскреб подбородок, задумавшись, — этот… как его, Андерсфлен, напомнил мне того паршивца синеволосого, что вересщал на кладбище похлеще девицы.

— И чем же? Внешностью?

— Да не… Тут все честь по чести. На тебя похож… — оборотень на несколько мгновений замолчал. — Я про другое.

— И про что же?

Мне стало любопытно, как он смог подловить мастера иллюзий? Природное чутье оборотней? Но обличать иллюзии, видеть скрытое могут только драконы, а никак не представители Княжества оборотней. Видно это все жизненный опыт, здравая логика и трезвый ум — вещи, которые так ненавидит Микио.

— На мороки он-то мастер, вот только его волшбу всегда можно узнать, — начал объяснять мне Ярослав. Я его внимательно слушал, на миг позабыв о том, зачем сюда явился. — Глаза у всех его личин неживые, да и сам он не лучше. Мертвец ходячий. Я за ним на суде долго наблюдал и вот что заметил. Хоть он бедокурит и веселит народ аки шут гороховый, сам-то внутри давно мертв.

Я нахмурился. Взгляд пустой, глаза неживые? Что-то я этого не заметил… Микио слишком энергичен для взрослого мага, все суетится, куда-то спешит, издевается над всеми, придумывает себе дурацкие прозвища и организовывает проблемы на пустом месте. Как можно назвать такого человека «мертвецом»? Тут скорее наоборот…

— Так вот, что этот шут у тебя забыл? — продолжил говорить Ярик и как бы мимоходом поинтересовался. — Друг твой?

— Скорее надзиратель, — скривился я. Другом я его сделаю лишь посмертно и то, если у меня будет хорошее настроение.

— С чего это? — хохотнул оборотень, выкинув через плечо недоеденный окорок, он никогда не заморачивался ни с едой, ни с ее утилизацией, фыркнул. — Ваши глупые человеческие законы вновь нарушил? Так плюнь на них и айда к нам в Княжество, — он заговорщески подмигнул и потер руки, словно уже предвкушая, как заманил себе на родину опытного и талантливого целителя. — Ты ж знаешь, что тебе всегда будут у нас рады.

Конечно рады, таких специалистов как я можно сосчитать на пальцах одной руки. Азель же не из чистого альтруизма заманивал меня обратно в госпиталь, мой хитрый наставник имел на меня сугубо корыстные цели. И под этим я имею не только мои навыки… Я уверен, что магистр Гариус при первой же возможности постарается меня женить, он вряд ли за столько лет отказался от своих евгенических планов по отношению ко мне.

Я отрицательно покачал головой, в который раз уже отказываясь от столь щедрого предложения, а то, что он предлагал, было у оборотней очень большой честью, тем более для чужеземца-человека. Нет, я однажды уже решился убежать от проблем, больше что-то не тянет так сильно испытывать судьбу, да к замку я своему привык и к жизни затворника… Нет, за долгие годы я стал заложником своих привычек и менять их не желаю.

— Не знал, что ты чтец душ, — я с Ярославом вышел из кладовой. Шоколад, почему-то, резко перехотелось, вместо него страстно пожелалось найти эту синеволосую сволочь и призвать к ответу. Решил поиграть в моего сына? Отлично, я как строгий родитель накажу его хворостиной, все же молодое поколение нужно воспитывать в строгости и дисциплине.

— Да что здесь уметь, — вяло отмахнулся Ярик. Оборотень стал мрачным, угрюмым, будто иллюзионист заставил вспомнить его о чем-то очень неприятном. — Знал я однажды такого же чудика, — пробормотал он, и с горечью в голосе добавил. — Хорошо знал. К сожалению.

— Да? — я остановился, с удивлением посмотрев на друга. Он не любил говорить о своем прошлом, все отшучивался и отмалчивался, не желая никого посвящать в свои проблемы. Хотя я и был знаком с Яриком довольно давно, но даже мне не удалось приоткрыть ту завесу тайны, что возвел вокруг своей личности потомок князей. Оборотни впитали с молоком матерей осторожность и даже перед друзьями неохотно раскрывают свою душу, до самого конца будучи готовыми к тому, что их предадут. Такими их воспитал наш мир.

— Люди, оборотни, драконы… все мы в чем-то похожи, — нахмурившись, начал говорить Ярослав. — Теряя близких одни выбирают тропу мести, другие замыкаются в себе и стараются сторониться людей, третьи же… Да чего уж разводить тягомотину, Радмир был как раз из третьей группы. Пытался доказать всем и вся, что он живой, говорил, мол как же Княжество да без него устоит … вот только, бывало, глянешь на него и мурашки по коже. Взгляд пустой, мертвый, хоть улыбка до ушей. И с каждым годом становилось все хуже. Снаружи балагур, душа компании, самый яркий хлопец в тереме, и не поверишь сразу, что Радмир советник, вот только за всеми своими прибаутками и шутовством он потерял себя. Умер прежний Радмир… душа его омертвела… А после не стало и его шутовской маски. Вот так-то.

— Этот Радмир… он умер?

— Да нет… живой еще… если это можно назвать жизнью. — Ярослав хлопнув меня по плечу, направился к выходу из кухни. — Когда будешь у нас в княжеском тереме в следующий раз, присмотрись к старику в шутовском колпаке. Ты его не пропустишь… — оборотень остановился на пороге, сухо обронив, — от него за милю разит безумием.

— Иллюзионисты платят за дар своим разумом, — тихо произнес я. Просто так. Для констатации факта. — И Микио не исключение.

Оборотень усмехнулся:

— Платят, да… Вот только видать перед этим долго борются с безумием. А этот совсем другой. В нем нет огня, он как брошенный в воду щенок, что не хочет бороться и плыть к берегу. Шут просто утонет. Я чувствую.

— Да дурак он просто… — в сердцах прошептал я вслед уходящему другу. Ярослав хмыкнул, но ничего не ответил.

На кухне я остался совсем один. Паршивое настроение после разговора с другом ухудшилось, даже отдушины не осталось: шоколад я перехотел, выбить из Микио всю дурь теперь не позволяла жалость… Хотя с чего это мне горевать и предаваться унынию? Я зачем сюда пришел? Точно не для того чтоб жалеть одного вшивого иллюзиониста. Плюнув на все и на всех, я резво вскочил в кладовую, рывком открыл заветную дверцу, за которой должны быть пленительные сласти и обомлел. От святотатства… над шоколадом.

Вместо долгожданных плиток, припрятанных одной ушлой домовой, мне пришлось лицезреть почти полуметровый бюст Ярослава, выполненный в шоколаде. В моем любимом темном шоколаде. Бюст… в шоколаде…

Меня это так шокировало, что я, приоткрыв от изумления рот, взирал на этот шедевр кулинарного мастерства Милены, поражаясь ее наглости, сходства бюста с оригиналом и тем, что творится у домовой в голове. Это надо же было так изгаляться над шоколадом… и ладно бы лишь она ваяла скульптуру, так почему же эта женщина посвятила ее не мне, а Ярославу! Что за предательство своего хозяина?

***

Жизнь снова обрела смысл и привычные яркие краски. Неспешно смакуя шоколад и неторопливо шагая по коридору, я все думал о том, как прекрасен мир. Нет, если задуматься — он и в правду идеален, совершенен на столько, насколько может быть безупречна реакция нейтрализации серной кислоты. И справедливость в нем торжествует, и люди такие добрые и милые, драконы милосердные, а оборотни гостеприимные. И шоколада в нем много — а это самое главное в нашей утопии.

В тот момент я искренне любил Ярослава и благословил Милену за столь щедрый дар, который она припасла для меня в кладовой. Прижимая к груди уже обгрызаный шоколадный бюст оборотня, я оттягивал момент, когда запрусь в своей комнате до вечера… а может и на несколько дней. Мной владела эйфория, чувство, когда хотелось вознестись к небу, пропеть пару руландов, например, прекрасной колонне и воспеть нашу с ней любовь в веках. Сердце трепетало в груди, с лица не сходила немного глуповатая счастливая улыбка, я пританцовывая с бюстом и целуя его, как желанную любовницу, откусывал понемногу пленительной сладкой плоти.

Нет, мир прекрасен и это неоспоримый факт!

Вдруг за поворотом, в конце коридора я увидел силуэт девушки, и золотые локоны ниспадающие волной на тонкие плечи, выдали в нем нашу маленькую и глупенькую принцессу. Нет, против Ирен в тот момент я не имел ничего против, но шестое чувство мне подсказывало, что эта страшная и бессердечная леди помешает моему уединению с шоколадом, и из чего следовало — мне нужно было разворачиваться и идти в другую сторону. А жаль… если бы не ее принципы я, возможно, разделил бы сей сладкий бюст с ней.

Мурлыкая себе под нос какой-то мотив я круто развернулся и, пританцовывая, пошел обратно, искренне веруя в то, что неприятностей удалось избежать. Но не тут-то было! Учуяв, что в руках я несу великое сокровище, она решила им завладеть! Ирен издав воинственный клич и прокричав мое имя, понеслась по коридору на немысленной для человека скорости, стремясь отнять у меня шоколад. Возмутиться и посетовать на бескультурье нынешних барышень я просто не успел, это фурия почти мгновенно очутилась рядом со мной, тяжело дыша и злобно сверкая синими очами. Мне оставалось только одно — откусить от бюста еще один кусок, который оказался ухом Ярика, чтобы восставить свое душевное равновесие, ибо дева в гневе была поистине страшна и ужасна. Как бы сказал на это мой наставник — она сейчас собралась нанести моей ранимой душе глубокую психологическую травму. Печально… печально прикидываться невинной овечкой, а после жестоко измываться над бедным магом, отбирая у него последнюю радость.

Принцесса, отдышавшись и дождавшись пока я проглочу кусочек шоколада, зашипела похлеще змеюки:

— Никериал, как вы можете!

— Могу, — кивнул я, лучезарно улыбаясь, — и даже смею, моя дорогая.

Ирен ошеломленная моей искренностью и несгибаемой уверенностью в том, что бюст без боя я не отдам, шокировано выдохнула:

— А как же дети!

— Дети — это цветы жизни, Иреночка, — припомнил я мудрость сказанную Азелем. Он постоянно повторял ее мне, надеясь, что я сдамся и заведу ему на радость ребенка. — Вы же хотите детей? Они так прелестны…

— Хочу? — почему-то зарделась девушка. — Прелестны? Вы… да вы! Как вы смеете!

— А хотите, я вас одарю сей радостью? — заговорщески подмигнул я Ирен, намекая на шоколад. Мне не хотелось сейчас ссориться с принцессой из-за бюста, и я был готов пожертвовать его частью, чтобы уладить конфликт. Ведь сегодня такой чудесный день! А ссоры — это так низко… зачем враждовать, если можно поделиться со своей радостью с другим?

— Одарите? — осипшим голосом прошептала она, смотря на меня расширившимися синими очами.

— Да, — кивнул я, дабы развеять ее сомнения. — Прямо сейчас. Только давайте зайдем в комнату, а то в коридоре как-то неудобно… А лучше сразу пойдемте ко мне в спальню, там для нас есть все условия, — особенно хороший нож для резки шоколада и широкие фарфоровые тарелки, даже где-то был коньяк и вино…

Ирен, задыхаясь от возмущения, попятилась, и пискнул что-то на тему бесстыдника и хама, скрылась так же быстро, как и появилась, только подол сиреневого платья мелькнул за поворотом. Я пожал плечами — не хочет шоколада и не надо, больно нужно ее уговаривать, мне же больше достанется.

Но горевать по поводу предательства единственной барышни в замке, (Милена извини, но ты для меня далеко не барышня) мне не пришлось. Шоколад таял под моими нежными прикосновениями, растекался сладкой патокой под поцелуями и норовил так и выскользнуть из пленительных объятий, чтобы не сгореть в огне моей любви. Вся одежда, руки и губы были в его восхитительной плоти, и я все не мог ни как оторваться от бюста, дабы сконцентрироваться и переместиться к себе в комнату, где больше никто бы не мешал нашему уединению.

Вроде ко мне подходил Эдвард и интересовался, почему я обидел Ирен… Я точно не помню, что ему ответил, вроде сетовал на то, что девушки в наше время пытаются отнять у честных людей шоколад. Не помню… я тогда занимался более важным делом — отгрызал нос бюсту Ярослава. Но ушлый дракон, как и принцесса, решил отобрать мою последнюю радость со словами: «С тебя хватит». Но не тут-то было! Я, пылая от праведного гнева и стремясь спасти свою любовь, умудрился как-то переместиться в холл замка и наткнулся на обескураженную моим внезапным появлением Ирен.

Она так была рада моей несравненной персоне, что изумленно воскликнула:

— Ники?! — хотя, через пару мгновений исправилась и произнесла что-то более осмысленное, но все такое же глупое. — Никериал! Как вы здесь очутись и в… в каком это вы виде?

Несмотря на мое безоблачное настроение, глубоко в душе я оскорбился ее замечанию, (шоколада много не бывает, даже если он на одежде и лице!), но, несмотря на все обиды, вновь великодушно предложил перемирие.

— Так вы подумали на счет моего предложения, милая? — лучезарно улыбаясь, я подошел к остолбеневшей девушке и взвалил ее на ее плечи, тобишь руки, великую ценность — бюст. Под тяжестью нескольких килограммов подтаявшего шоколада она от неожиданности присела, но сокровище из рук не выпустила. — Хотя отрицательного ответа я не принимаю, мне одному скучно.

— Скучно? — пролепетала она, крепко обхватив бюст, и заинтересованно посмотрела на меня. — А что за предложение?

Но я уже не слушал принцессу, сконцентрировавшись на координатах своей комнаты. Как только мне удалось поймать ту ниточку энергии, которая указывала путь безопасной телепортации, я крепко хватил Ирен за руку и мы вмиг очутились в моей спальне. Вот теперь точно никакие драконы не смогут отобрать у меня мою прелесть, а с Ирен так и быть, я поделюсь.

Спальня как всегда радушно встретила своего хозяина неубранной постелью, раскрытым комодом, разбросанными на полу вещами и комками бумаги, захламленным письменным столом, стареньким полинявшим диваном и книжными шкафами заполненными книгами и свитками. «Творческий беспорядок» — ласково называл я свою милую, уютную обитель, хотя Милена со мной категорически была не согласна, однажды взглянув на то, что творится в этой комнате, она впервые в жизни потеряла дар речи и некультурно упала в обморок. Зато до сих пор обходит мою спальню десятой дорогой и больше никогда не заикается о том, что пора там прибраться, говоря, что «это» уже никак не разгрести.

Дав полюбоваться шокированной принцессе на мою обитель, я смахнул рукой с небольшого столика, стоящего напротив дивана какие-то бумаги, недоеденный обед недельной давности и сломанные перья, взял из ее рук бюст и водрузил на расчищенную поверхность. Так, полдела сделано, осталось найти тарелки, нож, и вино… Вроде они были в комоде…

— Так, — я повернулся к Ирен, которая с непередаваемым выражением лица смотрела на заляпанную растаявшим шоколадом одежду и руки. — Присаживайтесь… — я взглянул на свой старенький, заваленный одеждой и какими-то свитками диван и перевел взгляд на неубранную постель. — Присаживайтесь… на кровать и чувствуйте себя как дома.

Ирен перевела несчастный взгляд синих глаз на меня и покорно села на постель, вытерев грязные руки об мою простыню. Похоже, возмущаться и требовать вернуть ее обратно она не спешила, здраво рассудив, что сие действо бесполезно или же восхитившись моей чудесной спальней, которой уже пару десятилетий не касалась рука Милены. Думаю второе, все же ее убранством занимался я.

Пристроив даму на кровати, я поспешил за ножом, чтобы отрезать восхитительный кусочек шоколада для нее и обратить принцессу в свою веру. Она проникнется величием и почувствует многогранный вкус этой сладости… и потом разгневанной Милене можно будет сказать, что бюст уничтожил не я, то есть я, но не в одиночестве, а вместе с Ирен. Этой девчонке домовая почему-то благоволит и, следовательно, узнав, что она тоже добровольно участвовала в осквернении ее творения наказание не последует или же будет сильно смягчено. Конечно, это глупо пытаться не расстроить свою служанку, но у нее порой такой характер… да и еду она мне готовит… да и если я ее разозлю, то она начнет ретиво выполнять свои обязанности да так, что потом я ничего не найду.

Стремительно подойдя к заваленному свитками, книгами и каким-то хламом буфету, я его открыл и попытался отыскать нож, но почему-то под руки постоянно попадалось что-то не то и чтобы ненужные вещи не мешались, я стал их выкладывать. Тарелки, толстые черные свечи, вино… по мере опустошения буфета лицо Ирен все больше принимало удивленно-смущенное выражение лица. Не выдержав неизвестности или же не в силах больше терпеть разлуки с шоколадом, она встала с постели и подошла к буфету, став подозрительно рассматривать мое лицо.

— Ники, — робко улыбаясь, с придыханием проговорила принцесса и дотронулась пальцами до моей щеки. Я вздрогнул, изумленно взглянув на девушку. Что на нее нашло? — Право, вы так меня смущаете, — прошептав эту фразу, она провела пальцем по моим губам и слизнула с него шоколадную патоку. — У вас такие сладкие губы, Ники…

— Конечно, — с изумлением взирая на Ирен, проговорил я, — это же шоколад.

С чего это она… стала покушаться на мой шоколад. Но внезапно, уловив одну безумную мысль, я успокоился, облегченно выдохнув. Ну, Микио, ты подлец.

— И часто мы так… — подмигнула она, прижавшись ко мне, — шоколадим?

Я серьезно задумался. С одной стороны это наглый иллюзионист, который проказничает как мелкая домовая нечисть у меня в замке, а с другой стороны — добровольный собутыльник… то есть, партнер по поеданию шоколада, на которого можно потом будет свалить всю вину.

— Каждый день, — серьезно кивнул я, отцепив от себя девушку. Хочет поиграть? Я ему предоставлю эту радость. — Обмажемся шоколадом, ляжем на ложе и играем в карты на облизывание шоколада. Как же так, Ирен, вы это забыли?

— Да? — изумилась Ирен-Микио и счастливо улыбнулась. — Я с удовольствием поиграю. Кто первый?

— Сейчас, — пробормотал я. — Только найду нож…

— Нож? — побледнела девушка. — Зачем нож?

— Чтобы устроить кровавую оргию после шоколадопроцедуры, — как маленькому ребенку объяснил я оторопевшему иллюзионисту, пребывавшему в обличии принцессы. Как по волшебству столовый серебряный нож тут же нашелся. Я счастливо улыбнулся, но вот Микио от моей улыбки что-то побледнел и, попятившись назад, упал на постель.

— Ой, — хихикнул я, облизав лезвие столового прибора, и нетвердой походкой кинулся к бюсту за следующей порцией шоколадной эйфории, а то что-то меня начало отпускать. — Проговорился. Ну ничего, шоколада хватит на всех… а если нет, потом еще что-нибудь придумаю, — водрузив в податливое шоколадное тело нож, я повернулся к бледной Ирен. — И вообще, Микио, я сразу догадался, что это ты. Иди, найди тарелки, а не то в руки шоколад наложу.

Эмоции страха и ужаса вмиг схлынули с лица Ирен-Микио, и он обиженно прогнусавил:

— Так нечестно… Ты испортил мне всю игру, Ники! Вот скажи, где я дал слабину?

Вдыхая сладкие пары какао и сахара я не расслышал его претензии и неохотно оторвавшись от этого занятия, отмахнулся от приставучего иллюзиониста. Пускай не привередничает и будет рад тому, что я ему оказал великую честь разделить со мной шоколад.

Не допившись от меня нужной ему реакции Микио, вместо того чтобы вернуть себе прежнюю внешность надул губки, как любила делать это Ирен и скрестив руки на груди, с удобством разлегся на моей постели, став что-то бормотать себе под нос. Я расслышал фразы: «Грудь мешает», «Корсет жмет», «Платье неудобное», «Шпильки голову колют», «Спина чешется».

Проигнорировав шумовой фон, что создавал недовольный иллюзионист, пока я разрезал податливый шоколад на небольшие кусочки и отлеветировав из буфета посуду не разложил его, я подошел с тарелками к кровати и довольно улыбнулся:

— Ну раз ты так сильно недоволен внешностью, так чего не сменишь ее? Забыл, как это делается?

«Ирен» перевела несчастный взгляд на меня и в лучших традициях рыцарских романов патетично воскликнула:

— Как ты можешь так говорить! Я хотел сделать тебе приятное, великодушно даруя возможность полюбоваться на Ее Высочество в исподнем! А может даже в нагише! А ты меня отверг! Разбил мое хрупкое хрустальное сердце!

— Какая трагедия… — в притворном восхищении закатил глаза я, полной грудью вдохнув пленительный аромат шоколада, — теперь у тебя не осталось выбора, как выпить яду, прокричав что-то на тему моего вероломства и коварства. Могу одолжить яд… и даже предоставить гроб. Может даже хрустальный, — я лучезарно улыбнулся, поставив тарелки на прикроватную тумбочку. — Я сегодня добрый.

— А ты придешь каяться и плакать на мою могилу? — всхлипнув, перевела синие очи на меня «принцесса» и взяла свою порцию.

— Нет, конечно, — я прилег рядом с «Ирен» на кровать, и, вкусив шоколада, всерьез задумался о похоронах. — Мы же тебя кремируем и прах развеем по ветру… над обрывом, — да, так будет эпичнее, в духе героических баллад. — У тебя не будет могилы, а то вдруг кто-то решит тебя воскресить или же сотворить лича? Нет, я хочу спать спокойно.

— Не умеешь ты веселиться, — Микио недовольно вздохнул и накрутил золотую прядь себе на изящный пальчик. — Я всего лишь выполнял свою работу, надеясь выяснить ваши отношения с принцессой.

— Переиграл, — жестко поставил я неудовлетворительную оценку «спектаклю» иллюзиониста и, решив сжалиться, объяснил причину. — Причем с самого начала. Ирен никогда меня не называет «Ники», в отличие от некоторых она воспитанная и обращается ко мне на «Вы». — Микио сокрушенно вздохнул, видимо до сих пор переживая о своем провале. — Между нами нет никаких отношений, только… хм… дружественные.

Да, именно, дружественные. Она не мой друг, но в то же время не чужой человек, которого я увидел впервые в жизни.

— Ну и ладно, — недовольно проворчал иллюзионист. — Просто принц у нас очень нервный, беспокоится за свою сестричку, а мне страдать… задыхаться в корсете. И как они в них ходят? А главное — дышат?

Я равнодушно пожал плечами, наслаждаясь изумительным многогранным вкусом шоколада. Сие мне было не ведомо. «Ирен» не добившись от меня нужной реакции, вздохнула, и откусила от своей порции небольшой кусочек. Стало тихо.

Уже потом, вечером, когда от бюста остались лишь воспоминания, в комнату постучался кто-то настырный, причем надоедливый настолько, что оторвал меня от сладких конфетных снов и заставил телекинически открыть защелку на дверях. В комнату ворвались три невоспитанных личности: Ярослав, Ирен и Эдвард, которые стали с любопытством рассматривать обстановку, хотя почти сразу их взгляд остановился на моей кровати.

— Что? — шокировано выдохнула принцесса, рассматривая свою сонно потирающую глаза, перемазанную шоколадом свою копию, с распущенной шнуровкой корсета. Перевела взгляд на меня. — Никериал, что здесь происходит?!

Шоколадная эйфория, к сожалению, отпустила из своих объятий верного слугу и я, поморщившись от писклявого громкого голоса девушки, пожал плечами. Мало того что разбудила честного человека, так еще и выставляет какие-то претензии.

— Здрасте, — кивнула, вместо поклона «копия Ирен» и заразительно зевнув, поправила платье. — Я магистр Микио с Совета магов, приятно с вами познакомится, миледи.

Миледи от такого пассажа впала в ступор, а я вдруг отчетливо понял, что поспать мне сейчас больше не дадут.