Эпилог

Суд над Стефаном и его казнь состоялась спустя месяц.

Заседание прошло за закрытыми дверями, но все равно, зал был полон, некоторые умники даже притащили свои карманные зеркала, показывая своим друзьям через отражение все, что происходило на суде. Их, конечно, ловили, отбирали запрещенные предметы и выставляли вон, но, чую, человеческую смекалку и изобретательность невозможно было предугадать.

На суде даже присутствовала важная персона — Его Величество Ариан Келионендорский, который на днях был коронован и после этого, развил бурную деятельность по истреблению врагов государства. Стефан был первым в его списке и, восседая рядом с членами Совета, молодой король презрительно смотрел на осужденного, получая истинное удовольствие от процесса.

Сама же ложа Совета была заполнена не полностью — как и в прошлый раз на моем суде не хватало Микио, но, к сожалению, сегодня он не мог больше потрясти публику своим эффектным появлением, ибо до сих пор лежал в госпитале.

Я и Ирен проходили свидетелями по этому громкому делу, принцесса жалась ко мне, дрожала как осиновый лист, под пристальным, ненавидящим взглядом Стефана, он, словно обжигал, пытался задушить, заставить исчезнуть. Бывший Советник не слушал о том, как решают его судьбу, он прекрасно понимал, что весь процесс это чистой воды фарс, чтобы прикрыть формальностями попытку его уничтожить, сбросить с пьедестала, что он последний неугодный в этом новом мире. Да, он прекрасно понимал, кто на самом деле его враг, и неистово ненавидел, не спуская с меня глаз. А я же… а я просто ему улыбался и оттого он злился сильнее.

Как-то Ирен у меня спросила, ненавижу ли я Стефана за все то, что он мне сделал? Я ответил, что нет, чем безмерно удивил принцессу, которую аж трясло от любого упоминания имени бывшего советника ее отца. Она винила магистра во всех своих бедах, во всех несчастьях, которым пришлось пережить ее семье и искренне хотела стереть с лица земли любое упоминание об этом маге. Она была молода, горячна и как и все юные создания делила мир на черный и белый. Для нее было немыслимо понять Стефана, представить почему он стал таким, каким он есть сейчас. Что его сломало? Ведь люди не бывают изначально злыми, их такими делает окружение.

Я его презирал. Да, я знал, что его сделало таким, даже попытался объяснить это Ирен, на мгновение увидев в ее глазах жалость, но все равно кроме презрения, ничего не мог к нему испытывать. Как и мой отец, он потерял в самом начале эпидемии свою семью, тогда, когда еще и не было толком известно о том, что из себя представляет зараза. Да, он хотел вернуть свою семью, был одержим этой идеей и стал тем, кем есть сейчас, и он сам виноват в этом. Его нельзя было оправдать.

— Но он хотел вернуть себе самое дорогое, ведь так? — тогда спросила она.

— И что же, — я усмехнулся. — У моего отца на руках сгорела в лихорадке сперва его жена, потом дочь, весь госпиталь тихо угасал и многие целители, которых он растил с самого детства, воспитывал как родных, одни за одним умирали. Даже я оставил его в тот момент, когда он больше всего нуждался в поддержке. Но он не стал маниакально искать способ все вернуть. Он смирился. Хотя, если честно, целители никогда не могут смириться со смертью. Мы только принимаем ее как должное.

И сейчас он получал то, что заслужил. Обвинитель в лице Алии, которая представляла департамент дознавателей, настаивала на смертной казни, но Совет решил иначе. Его решили лишить магии, надев на руки неснимаемые кандалы, а после, передать королевской семье, где его ждал уже королевский суд. Ариан и Партар поделили между собой жизнь мага, оставшись довольны сотрудничеством, а разменная монета в виде Стефана хорошо послужила политическим амбициям короля и Совета.

После заседания суда я выходил в числе первых, ведя под руку Ирен. Смотреть на то, как члены Совета лишают магии человека, у меня было никакого желания, да и принцесса хотела поскорее покинуть это место и выбросить из своей головы Стефана.

— Теперь и вправду все закончилось? — прошептала она, прижавшись к моему плечу.

Я промолчал.

Мимо нас проходили люди, громко шептались о суде, делясь друг с другом впечатлениями. На нас никто не обращал внимания. Никто, кроме высокого человека, который стоял, прислонившись к колонне. Стоял и смотрел на меня в упор.

Я его узнал. Алинор Гриворд почти не изменился с нашей последней встречи, но от него больше не веяло рыцарской удалью, да и взгляд стал более серьезным, хмурым. Он не улыбался, как раньше во весь рот, не держал плечи расправленными, а спину прямой — он сутулился, казавшись ниже своего роста, его кучерявые черные волосы лежали на голове вороньем гнездом, а на скулах появилась недельная щетина. Да и одежда, хоть была и опрятной, но, какой-то помятой, словно он надел самое чистое и приличное из своего гардероба, не удосужившись погладить, и пошел на суд.

Когда мы подошли, рыцарь учтиво поклонился Ирен и даже кивнул мне в знак приветствия.

— Мой король отомщен, миледи? — первое, что произнес он вслух. Его некогда громкий бас стал каким-то тихим, с хрипцой, словно он отвык от разговоров.

Ирен решительно произнесла:

— Да, сэр Гриворд, отомщен.

Он кивнул, немного расслабившись.

— Теперь я могу уйти свободно, — прошептал он сам себе.

Принцесса побледнела, и, встрепенувшись, цепко схватила его за рукав:

— Как это уйти! Не смейте умирать! Я… — она судорожно смотрела ему в глаза, видно, и впрямь сильно испугавшись за своего бывшего героя. — Я не позволю вам! Я… Я приказываю!

Мужчина недоуменно поглядел на девушку и хрипло засмеялся. Глаза рыцаря потеплели и он присел на колени перед принцессой, легонько поцеловав ее в ладонь.

— Не волнуйтесь, миледи. Я обещаю вам, что никогда не подниму на себя руку.

Ирен залилась краской и растерянно на меня оглянулась — такой реакции от Алинора Гриворда она явно не ожидала и это ее смутило. Она, бедная, жалела его, изводила себя мыслями о том, что сломала человеку жизнь, а он оказался не таким уж и сломленным.

— Моя служба теперь полностью закончена, — встав с колен, произнес он, посмотрев на меня. Видно, хотел объясниться, только вот не знал как.

— А как же служение Его новому Величеству? — усмехнулся я.

Алинор покачал головой:

— Произнести присягу после всего, что было — это обмануть себя и своего короля. Я никогда не буду лжецом и притворщиком.

— Но сэр Гриворд, — тепло произнесла Ирен. — Я уверена, что мой брат больше на вас не сердится и вы будете хорошо служить новому королю. Зачем себя изводить? Прошу, вас.

Рыцарь криво улыбнулся.

— Миледи, может, Его Величество на меня и не сердится, но я сержусь на себя сам и, увы, не смогу простить себя за слабость. — Он серьезно посмотрел на меня. — Берегите Ее Высочество, магистр Никериал Ленге, надеюсь, у вас это получиться куда лучше, чем у меня.

Ирен судорожно вздохнула и отступила, разжав широкую ладонь мужчины.

Еще долго мы смотрели в след уходящему рыцарю, думая о том, как за год круто перевернулись жизни многих людей, а в особенности одного прямолинейного и по-детски наивного Алинора Гриворда.

— Как ты думаешь, с ним все будет в порядке? — спросила меня девушка, когда он растворился в толпе людей.

— С этим упрямым чурбаном, который изводил меня, стоя под стенами замка, развалил мне ползамка, и гонял меня в монастыре? О, богиня, Ирен, у меня от него целую неделю была мигрень!

— Ты что, — изумленно посмотрела на меня девушка, — до сих пор это ему припоминаешь?

— Своих должников я помню всегда, — мрачно осведомил я девушку. — Он мне должен за разрушенный замок выплатить компенсацию.

— За маленькую стенку?

— Нет, Ирен, за огро-омну-ую стену и издевательство над моими нервами.

Я рассмеялся, приобняв возмущенную моим жлобством девушку, и неторопливо повел ее домой к Филу, где был запланирован небольшой праздник по поводу казни моего главного недруга. Она еще долго сердилась и высказывала мне, что нужно быть добрым, снисходительным и прощать всем долги, особенно, неким рыцарям без страха и упрека. Я кивал, неловко отшучивался и уверял ее, что она мне скажет еще спасибо за мою экономность, когда мы будем отстраивать замок. Да только она не знала, что в глубине души я тоже переживал за непутевого рыцаря и искренне хотел, чтобы он наконец-то нашел свое счастье.

***

На больничной койке сидел мужчина. В истинном обличии Микио казался каким-то невзрачным: короткий ершик белых волос, бледная с синими прожилками кожа, которая могла поспорить с чистыми больничными простынями в белизне, обескровленные губы, потрескавшиеся от принимаемых лекарств. Единственное, что в нем выделялось — это глаза. Большие, открытые, с красноватой радужкой. Микио стеснялся своей внешности, он сутулился, закутывался в пропитанное запахами лекарств одеяло по макушку, пытаясь скрыть ото всех свое тело, коим одарила его природа. Худощавое, длинное, нескладное и… бесцветное, словно сама Пресветлая вытянула из него все краски, забрав это в дань его дару.

— Я чувствую себя голым, — пробурчал он, услышав за дверью мои шаги. Он мог безошибочно определить всех своих посетителей по звуку шагов, походке и я не раз ловил его на том, что он уже разговаривал со мной еще до того, как я открою дверь. Хотя, наверное, определить, кто его посещал было не трудно, все же, список гостей, допущенных к его светлой персоне был крайне скуден.

— И почему же? — дежурно поинтересовался я у кулька, в котором, прятался ото всех иллюзионист. Из него торчала лишь часть пятки, подтверждая, что в этом коконе и вправду засела наша диковинная будущая бабочка.

— Чтобы спрятаться, люди надевают одежду, много-много одежды, а для меня же вместо нее всегда были иллюзии. А сейчас их нет. Совсем нет. И мне от этого плохо.

Я вздохнул и, раскрыв его амбулаторную карту, присел на краешек койки.

Я знал, что Микио страдал с того самого дня, когда на него временно надели запечатывающие кандалы. Это была обычная практика, при таких травмах как энергетическое отравление, но кто мог бы подумать, как это подействует на того, кто дышал своей магией, кутался в нее день изо дня, давно позабыв свою истинную личину.

Иллюзионист давно позабыл свое лицо, а тут, когда последний виток заклятья был наложен, с него словно потекли краски, обнажая под пестрой и диковинной внешностью альбиноса.

Мне, как и Алии было не важно, как выглядел Микио, но он сам не хотел никому показываться в такой виде и всегда прятался под одеялом, словно считая себя прокаженным. Прятался ото всех и, в особенности, от себя. В палате не было зеркал и любых других отражающихся предметов, он даже с койки вставал редко, лишь ночью, когда лунный луч стучался в ставни его окон; он вставал и бродил по комнате и по самому госпиталю, пугая впечатлительных милсестер. Ночь дарила ему утешение, она скрывала «уродства», незримо окутывала его в «иллюзии».

— В твоей внешности нет ничего плохого, — вздохнул я, дотронувшись до кокона.

— Есть. Я не могу ее изменить. Она неприятная и напоминает… обо всем.

Напоминает о прошлом. О кошмарах, о учителе, о том, как он не смог его спасти. Микио гложила вина за то, что он не смог исправить, он хотел, чтобы его утешили, любили — по-сути, как и любой человек с тяжелым детством. И сейчас, без своих масок он чувствовал себя как никогда уязвимым.

— Ну тогда, — произнес я, — я не смогу тебе сказать одну потрясающую новость.

— Какую, — пробубнили в недрах импровизированного укрытия.

— А ты сперва вылези из своей берлоги.

— Не хочу.

— Великая… — я закатил глаза. — Если хочешь, я закрою глаза и отвернусь.

— Хочу.

Я положил на колени его карту пациента, демонстративно закрыл глаза ладонями и отвернулся. За моей спиной послышалось копошение, скрипнула кровать от переместившегося веса и я почувствовал, как он сел, нехотя опустив одеяло до пояса.

Микио был одним из самых вредных моих пациентов за всю мою немалую целительскую практику, но, соблюдая его небольшие детские капризы, с ним можно было неплохо общаться.

— Сегодня был суд на Стефаном и угадай, что произошло?

— О, нет! — страдальчески воскликнул член Совета. — А как же я! Они что, провели его без меня?!

Я повернулся к нему. Он даже и не заметил нарушения договора, сокрушаясь об упущенном развлечении.

— Как же так, Ники, — вопрошал он у меня, цепляясь своими тонкими пальцами за рукав моей целительской робы. — Я хотел самолично его унижать! А теперь? А что теперь?! Моя жизнь пошла под откос.

И, сказав это, он упал на подушки.

Страдальца маг играл знатно, да, только эта роль ему быстро наскучила, как и бездумный осмотр потолка, поэтому, он почти сразу у меня поинтересовался:

— Его хоть казнили?

Я пожал плечами:

— Казнь я не смотрел, но ему запечатали магию и отдали на растерзание нашему новому королю.

Микио ехидно улыбнулся. Его так воодушевила смерть Стефана, что он на миг даже позабыл о своих страданиях по поводу внешности.

— А что ты?

— Я? — удивился я, поглядев на своего пациента, который довольно разлегся на подушках, посматривая на меня снизу вверх.

— Ты должен был картинно закатить глаза и возгласить на весь мир, что проклинаешь его и весь его род.

Видно, на моем лице отразилась такая непередаваемая гамма эмоций, что иллюзионист расхохотался.

— Знаешь, — переждав приступ веселья у Микио, произнес я, — если бы я не знал твоего реального физического состояния, то подумал, что ты притворяешься больным, лишь бы подольше полежать в моем госпитале и подействовать мне на нервы.

Он пожал плечами и вдруг серьезно сказал:

— Я рад, что теперь больше нет того, кто угрожал твоей жизни.

Я улыбнулся. Да, отношения между мной и Микио были сложные, но было в нем всегда то, что меня цепляло — это искреннее переживание за мою судьбу. Это трогало и слегка раздражало, ибо он частенько пренебрегал собой, считая, что люди, которые его окружают, достойны жизни намного лучше, чем он.

Внезапно за дверью палаты послышались торопливые шаги и в комнату ворвалась Алия. Она явно хотела ошарашить всех какой-то прекрасной новостью, но, увидев, что Микио не прячется в своем коконе, а лежит в кровати как вполне обычный пациент, замялась на пороге, во все глаза смотря на своего любимого иллюзиониста.

— Я… — она нехотя отвела взгляд от Микио и посмотрела на меня, — пришла обрадовать. Но, судя по ухмылке этого балбеса, он уже все знает?

Но не успел иллюзионист ответить, как за спиной Алии вновь хлопнула дверь и в палату вбежал Филгус, чуть не сбив дознавательницу с ног. Брат выглядел ошарашенным: его некогда идеально уложенная прическа была вздыблена, будто он наспех затянул хвост, не позаботившись о наделанных колтунах, камзол сидел криво, явно надетый на лету, а самое главное — у него дрожали руки. Он беспомощно осмотрелся вокруг и, найдя меня глазами, кинулся ко мне.

— Ники, все кончено! Это просто кошмар!

У меня похолодело на душе. В голове промелькнули самые худшие сценарии: начиная с побега Стефана и похищении Ирен и заканчивая концом света.

— Что такое.

— Он украл ее! Покусился на святое! Варвар! Недоносок! — Филгус заходил вокруг койки, живо жестикулируя руками. И, вдруг резко остановившись, доложил главное. — Риэл украл ее. Всю мою выпивку! Коллекционную!

Я почувствовал облегчение. Все же мир не дрогнул и никто не пострадал, кроме душевного спокойствия одного мага.

— Когда я найду его, — продолжил строить планы член Совета магов, — то он еще пожалеет, что на свет родился. Я его принял как родного: поселил в своем доме, даже смирился, что он мелькает в моем поле зрения! И чем мне он отплатил за добро?

— Так пожалуйся своей дочери, — хмыкнул я. — Это же ее ухажер. Пускай усмиряет его шаловливые ручонки.

Филгус страдальчески поморщился:

— Увы, но вслед за выпивкой, он украл у меня еще и дочь.

На мгновение в палате повисла тишина, которая была нарушена заливистым смехом Микио. Мой пациент единственный, кто искренне радовался происходящему.

Брат повернулся к нему и укоризненно посмотрел.

— Тебе алкоголь дороже дочери? — удивилась Алия, которая не понимала всего того горя, что обрушилось на плечи ее начальника.

— Петра не пропадет, в отличии от выпивки, — мрачно закончил безутешный отец, у которого только что из под носа какой-то вор увел дочь в неизвестном направлении.

— Значит, — весело произнес иллюзионист, с удобством усевшись на кровати, скрестив ноги, — я выиграл?

Четвертый член совета страдальчески поморщился и кивнул.

— Мы с ним поспорили на неплохую сумму, о том, когда же этот вор сгинет из мой жизни. Увы, он сбежал быстрее, чем я предполагал ранее, — пояснил брат для непосвященных.

Алия изумленно уставилась на Микио:

— У тебя что, есть деньги?

— Нет, конечно, — открестился от такого счастья он. — Откуда?

— И ты спорил, не имея при себе ни оного жалкого медяка? — уже удивился я.

— Ну я же выиграл? — пожал плечами больной, ничуть не раскаиваясь в содеянном.

Вдруг дверь в палату хлопнула в третий раз, и к нам вбежала Ирен. Принцесса раскраснелась от долгого бега, она хрипло дышала, хватая ртом воздух и немного подержавшись за ручку двери, поковыляла ко мне.

— Ни-ки, — прохрипела она. — Я… тут… узнала-а…

Микио молча натянул на себя одеяло по макушку, чем безмерно удивил девушку, которая ошеломленно уставилась на иллюзиониста.

— Вас стало слишком много, — пробормотал он, снова превращаясь в кокон.

И ведь не возразишь.

Микио, похоже, было в тягость такое пристальное внимание к своей персоне. И если терпеть Алию и Филгуса он мог, то, к сожалению, Ирен не входила в число его близких друзей. Она ни разу его и не видела без иллюзий, да и не приходила навещать, боясь быть назойливой — все же маг для нее был никем, так, встречались пару раз и оба остались не в восторге друг от друга. И сейчас принцесса пришла в палату лишь спеша сообщить мне какую-то поразительную новость, с которой не могла не поделиться позже.

— Что-то случилось? — поинтересовался я у девушки.

Ирен нехотя оторвалась от пристального созерцания кокона иллюзиониста. Ее дыхание немного пришло в норму и она уже не выглядела как загнанная лошадь.

— А? — отозвалась она и, вдруг, смутившись, произнесла. — Я… тут… магистр Микио, как вы себя чувствуйте?

— Прекрасно, — отозвался он, высунув свой бледный нос из одеяла.

— Я хотела сказать… не примите это за грубость, но вы такой красивый.

Я поперхнулся воздухом. Что-то, а красавцем Микио не выглядел, скорее, его внешность была очень необычна и… отталкивающая. Да и не только я удивились такой характеристике девушки. Алия и Филгус удивленно воззрились на принцессу, а с макушки иллюзиониста даже спустилось одеяло, являя на свет его белоснежную макушку.

— Как это… — прошептал оный и внезапно резко опустил одеяло до плеч, произнеся с вызовом. — А сейчас?!

Микио хмурился, не веря, что кому-то он может понравится в таком «невзрачном» виде, не верил девушке, что так с легкостью признала его красавцем. Он ждал, когда она расхохочется ему в лицо, поморщит нос, разочаруется, рассмотрев его лицо повнимательнее, но вместо этого, Ирен заворожено осмотрела мужчину со всех сторон..

Вердикта принцессы член Совета ждал как приговора. Даже мы не рискнули нарушить невольное молчание, понимая, как это важно для пациента узнать от почти постороннего человека мнение о его настоящей внешности.

— А можно… потрогать? — тихо произнесла она, не спуская глаз с Микио.

Он напрягся, но, нехотя, кивнул. Ирен тут же осторожно дотронулась до его щеки подушечками пальцев, легко провела рукой по волосам и, оглянувшись на меня, резко убрала руку за спину.

— Это так прекрасно, — прошептала она, с восхищением смотря на иллюзиониста. — Да наши придворные отдали бы все свое состояние за такой мраморный оттенок кожи, а волосы, будто отражение лунного света. Мне кажется, они даже в темноте светятся. Магистр, вы похожи на посланника Пресветлой — такой чистый, светлый и невинный, что было просто кощунственно прятать такую внешность за своими иллюзиями. Мне так жаль, что я раньше вас не видела так…

Ирен выглядела такой искренней и сочувствующей, что уличить ее во лжи было невозможно.

Даже Микио проникся ее теплотой. Он, явно смутившись, пробормотал:

— И ничего не светятся… — но закутываться в одеяло больше не спешил. Его лицо озарилось слабой улыбкой. — Спасибо.

Своей непосредственностью и искренностью Ирен, словно сняла с плеч Микио груз. Алия и я уже говорили ему, что в его необычной внешности нет ничего плохого, что он лишь травит свою душу, считая себя уродом, он с нами нехотя соглашался, но все равно прятался под одеяло. Лишь принцессе он смог до конца поверить. Это было странно.

— А можно я вас буду навещать? — скороговоркой проговорила она и, затаив дыхание, замерла.

Микио не медля и секунды кивнул, чем вызвал у девушки бурю восторга. Алия даже недовольно засопела, скосив на меня глаза, мол, твоя девица и что творит. Я понимал, что она ревнует, но не видел угрозы, а наоборот, плюсы — иллюзионисту не хватало такого непосредственного общения, когда собеседник фонтанирует эмоциями: чистыми, яркими, без примеси желчи и сарказма. Он был в душе ранимым ребенком, Ирен по-сути тоже и им было о чем поговорить. Алия и я были для него слишком взрослыми и, к сожалению, скучными.

— Ирен, ты почему сюда ворвалась? — я решил нарушить воцарившуюся идиллию, боясь, что Алия успеет первой и наговорит бедной девушке много неприятных слов в порыве ревности. А она это могла, когда чувствовала угрозу и была в плохом расположении духа.

— Увидела этого нахала Риэла? — спросил Филгус.

Ирен оторвалась от созерцания Микио и, вдруг, видно что-то вспомнив, изменилась в лице. Она кинулась к окну, пытаясь высмотреть что-то за оконной рамой и в ужасе прошептала: «не успела».

Я забеспокоился и, подойдя к ней, тоже взглянул на улицу.

Окна палаты выходили на оживленную площадь перед входом в госпиталь. Возле него постоянно было людно: останавливались кареты с высокопоставленными пациентами, заходили и обычные горожане, выбегали милсестры, принимая носилки с пациентами, с короткой вспышкой появлялись из ниоткуда маги при этом вокруг пугая народ — все было как обычно, но не сегодня. Возле порога госпиталя Парнаско было необычно людно.

— Карета Его Величества? — удивленно протянул тихо подошедший Филгус.

— Да еще, похоже, с целым полком личных гвардейцев, — добавила Алия, также рассматривая улицу.

— Я хотела сказать, что сюда едет мой брат, — замогильным голосом сообщила главную новость принцесса. — И он очень хочет увидеть тебя, Ники.

— Он уже приехал, дорогие мои, — весело закончил Микио, не вставая с кровати и смотря вообще в другую сторону — на дверь.

Мы втроем обернулись, в ужасе уставившись на вход в палату. Мне четко послышались шаги в коридоре и громкий голос моего отца. А у Азеля не было привычки просто так ходить по коридорам и, тем более, так громко говорить, нарушая покой пациентов.

— Если я забаррикадируюсь, это будет считаться неуважением к королю? — умоляюще вопросил я, ни к кому не обращаясь.

— Да, Ники, будет, — разрушил мой гениальный план брат.

— А если сбегу? — не собирался сдаваться я.

— Мне нельзя здесь появляться, — в ужасе прошептала Ирен и резко схватила меня за рукав. — Сделай так, чтобы меня никто не узнал!

У меня остро засосало под ложечкой. Чтобы наложить морок мне не хватало времени, спрятать под одеялом ее было не вариант — пышную юбку было бы видно, да и Микио не тростиночкой, а вот в шкафу… Ирен проследила за мои взглядом и, не теряя времени, метнулась к нему. Обычно в нем хранили одежду пациента, он был невзрачным, маленьким и не очень подходил для того, чтобы спрятать принцессу, но она как-то ухитрилась не только в него залезть, но успеть сделать это до прихода брата.

Как только я плотно закрыл дверцу шкафа, открылась дверь палаты и в нее торжественно ступила целая делегация, состоящая из главы госпиталя Парнаско, самого короля, его охраны и мнущихся за ними любопытных свидетелей: целителей, милсестер, пациентов и, о, Пресветлая, даже наглых придворных. Скандал намеревался быть знатным.

Меня они заметили не сразу — я держал спиной дверцу шкафа и, прямо скажем, мечтал провалиться сквозь пол. Чести лицезреть первыми королевский лик удостоился Микио и Алия с Филгусом. И если иллюзионист профессионально притворился спящим, вновь закрывшись с головой под одеяло, то отдуваться пришлось дознавательнице, которая от неожиданности сделала недурной реверанс и брату — он привычно поклонился монарху. Я поклонился скромнее — меня все равно никто не видел.

— Его Королевское Величество король Ариан Келионендорский! — торжественно произнес короткий титул кто-то в толпе — явно герольд, которого зажали еще в проходе и не пустили вперед.

— А где наш магистр Ленге? — ласково поинтересовался у Фила и Алии мой отец и, повернув голову, заметил меня, как, кстати, и остальные посетители скромной обители моего больного.

Я нервно сглотнул комок, застрявший в горле от многообещающего взгляда Азеля, и на всякий случай, поклонился еще раз, но уже не халтуря.

— Рад приветствовать Вас у нас, — нехотя произнес я и махнул в сторону единственного стула, который стоял возле постели больного. — Располагайтесь.

Видно, мой тон голоса не очень устроил магистра Гарриуса. Он резво подошел ко мне и, приобняв, потащил пред светлые очи братца Ирен. Я даже не смог сопротивляться — хватка у отца была стальная.

— Магистр просто устал, вот и голос такой замученный, — медово произнес он. Честно говоря, я еще никогда не видел отца таким приторно-сладким, и мне стало как-то не по себе, особенно от того, как немело мое плечо. — А на самом деле он очень рад вас видеть, смущается малость.

— Мы заметили, — улыбнулся Ариан. Мне показалось, что он искренне наслаждался этим спектаклем, и специально прибыл с делегацией, чтобы как следует меня унизить. Вот же… коронованный лис!

Мне пришлось кивнуть и улыбнуться, а то за плечо уже было страшно — боюсь, одним синяком я не отделаюсь и надо будет вправлять вывих.

— Сегодня у королевства торжественное событие! — провозгласил монарх.

— Казнь Стефана? — не удержал я свой язык, за что получил от отца такой многообещающий взгляд, что резко перехотел открывать рот до конца своей жизни.

— Не только, — лукаво улыбнулся Ариан. — Сегодня мы будем награждать славного Героя нашего королевства, спасителя Ее Королевского Высочества принцессы Ирен Келионендорской, человека, который раскрыл заговор против королевского рода и помог захватить изменника!

Зрители пораженно замерли, в восхищении на меня взирая, а мне… а мне остро захотелось умереть. Я попытался оглянуться на Филгуса, но Азель мигом подорвал мои жалкие попытки.

Передо мной торжественно достали указ, скрепленный сургучной печатью с оттиском королевского рода и объявили:

— Властью, дарованной Нам Пресветлой и народом, мы даруем вам титул герцога и причитающиеся земли, достойные носителя сея славного титула! Правьте мудро и несите свет во имя своего короля и народа!

Вручив в мои онемевшие пальцы указ, он напоказ выставил вперед руку с печатью, для того чтобы я восхитился его щедростью и лобзая его пальцы, пал ниц перед его величием. Я же смотрел на этого… лиса, искренне хотя его придушить.

Внезапно дверь шкафа отворилась и из него, ойкнув, вывалилась принцесса. Шипя от боли в отбитых ладонях, она подняла голову и посмотрела на шокированного брата и изумленную толпу. Девушка мгновенно залилась краской, и неловко улыбнулась Ариану, даже не пытаясь встать.

— Ирен? — одними губами проговорил молодой король.

И тут я понял, что это конец.

КОНЕЦ

24.01.2016 г.