Глава 6. Долгожданное спасение

— Учитель, а чем целители отличаются от других магов?

— Состраданием. Невозможно исцелять, не умея сострадать, без корысти оказывая помощь даже своему врагу. Но как только целитель откроет сердце тьме, то дар отвернется от него и обратится против своего создателя.

— Вот почему так мало полных целителей?

— Да, мой мальчик. Удержать в узде тьму загробного мира, при этом не впустив ее в свое сердце, может далеко не каждый.

Разговор магистра Гарриуса и Ника в пору учебы последнего искусству целителей.

Ник

Проводив Ирен до потайного хода, я задумался — а что мне делать? Нет, ясное дело — выдворять из замка нежданных гостей-грабителей, но как именно? Я не знал ни их способностей, ни числа, ни где они сейчас находились. А соединить свой разум с остатками защитной сети замка я больше не рискнул, мне хватило и прошлого раза, чтобы понять, какая дурацкая эта была затея — заработал мигрень, рябь в глазах и яркое нежелание больше туда лезть. Головная боль, кстати, до сих пор не прошла, хоть я и пытался ее исцелить. Она вела себя как верткий таракан: притихнет на пару минут, а потом вновь вернется и с новой силой будет невыносимо давить на виски. Да из-за пролома печатей меня слегка бил озноб — побочный эффект нарушения энергетического баланса тела. Но ничего, это лишь легкое недомогание, бывали ситуации и похуже, а немного потерпеть я могу. Хотя потом придется долго отходить, почувствовав на себе всю прелесть доверительных и нежных отношений между мной и Стефаном. Я всегда знал, что он ко мне не равнодушен, но сегодня понял это точно — он без меня не может жить. Бедняжка.

Выйдя из потайного хода в коридор, я угрожающе прошипел:

— Джек, зараза, если ты сейчас не покажешься, то я, клянусь, отыщу твои цепи и расплавлю!

То, что призрак поблизости и меня слышал, я знал. Он совсем недавно ошивался рядом с Ирен и я прекрасно его заметил, прежде чем эта призрачная зараза ретировалась подальше с моих глаз. Честно сказать, мне было совершенно наплевать на то, что этот интриган опять задумал очередную шалость и пудрил мозги наивной девице — все ж я не отец Ирен и даже не мать, чтобы учить ее жизни и говорить с кем следует дружить, а от кого следует держаться подальше. Да и она не пятилетняя девочка чтоб не знать, как опасно водить знакомства с призраками и, тем более, открыв рот, внимать их речам. Хотя за воспитание Ирен я не ручался. Как показала практика ее научили быть лишь хорошим украшением к самодовольству будущего знатного мужа. Что вы, в высшем обществе быть умной, начитанной и уметь строить деепричастные обороты не комильфо. Самомнение аристократов страдает.

Призрак появился передо мной почти сразу: проплыл сквозь противоположную стену, понурив головой, словно нашкодившее дитя и замер, видно считая, что я его сейчас буду отчитывать. Делать мне больше нечего, как воспитывать многовековое привидение.

— Иди и посмотри, численность и силу нападающих, а также, где они сейчас находятся, — сразу приказал я, не тратя времени на просьбы. — И живо!

Джек испугался:

— А что, если они меня заметят? Я не хочу исчезать!

— Джек, — угрожающе посмотрел на него я. — Смерти своей ищешь?

Было глупо выходить им на встречу и надеяться, что мне дадут время сориентироваться, а не нападут всем скопом сразу. Я, конечно, порой бываю не адекватен, но меня еще ни разу не упрекнули в неосторожности. Призрак был моей единственной надеждой узнать о противнике без опаски, а лучше уговоров на людей и, тем более, на разумную нежить действуют угрозы, причем существенные. Может быть раньше я бы и «попросил» Джека помочь мне, но сейчас, с моим скверным настроением, мне было не до церемоний.

— Я и так мертв, — буркнул дух, но почувствовав мой многообещающий взгляд, умчался выполнять задание.

Оставшись наедине с собой, я заметно расслабился и облокотился на стену.

Паршивый выдался денек и ведь самое противное, он еще даже не закончился! Гостям же не скажешь, что сегодня не приемный день, они, гниды, пока все соки не выпьют, добровольно не уйдут. А как же хочется немного посидеть и отдохнуть или еще лучше — завалиться спать, наплевав на все проблемы. Но, к сожалению, в данный момент это для меня невыполнимая роскошь.

Хорошо, что реликвия сейчас в безопасности. Ирен, конечно, не магистр магии, но спрятать и при случае ее защитить сможет. Ее Высочество никто трогать не будет и тем более, заставлять раздеваться, чтобы проверить не спрятала ли она реликвию в одежде. Да и я, надеюсь, что здесь в свою очередь сыграет одно интересное предубеждение — маги ревниво относятся к артефактам и ни в какую их не доверяют посторонним, примета плохая — «посторонний» обязательно или испортит, или сбежит с артефактом прочь.

А самочувствие свое сейчас я подправлю — постою неподвижно пару минут, собирая рассеянную в пространстве магическую энергию и хоть немного восстановлю внутренний баланс. Сразу вспоминается наша комната отдыха в Парнаско, где царило полное безмолвие, а целители с пустым взглядом недвижно сидели на диванчиках, словно големы, заряжающиеся энергией. Мне всегда нравилась эта комната: тишина, безмолвные коллеги, а на столах соседствуя с документами лежали в вазочках горы сладостей: эклеры, заварные пирожные, обсыпанные сахарной пудрой нежные булочки с ванильным кремом, ватрушки и конечно же, шоколадный рулет с миндалем… Как же я любил закусить пироженкой, вчитываясь в амбулаторную карту пациента.

Глюкоза и фруктоза давали много энергии, и Азель всегда заключал пару договоров поставки с ближайшими кондитерскими, к сожалению, заботясь в первую очередь не о персонале госпиталя, а о пациентах — чтоб мы, целители, могли быстрее восстанавливать свою энергию и эффективно лечить больных.

Помню также, что озорная ребятня из детского отделения постоянно пыталась проникнуть в нашу святую святых, чтоб стащить сладкие сокровища из логова «злобных целителей». Вот только дети были настолько изобретательны в своих попытках, что Азелю пришлось нанять специалистов из отдела защиты Совета магов, чтоб те установили возрастной барьер возле двери. Он обошелся главе Парнаско в кругленькую сумму и магистр Гарриус любил пошутить, что обычные пирожные защищены надежнее, чем его собственный кабинет. Нет, сладостей для детей было не жалко и мы при выписке каждый раз угощали маленьких разбойников, но до выздоровления многим сладкое было просто противопоказано.

Не прошло и пару минут, как вернулся с задания первый в мире призрак-разведчик. тишидыха для целителета отдыха отдыха для целителей в парнаско: д, они замерают на полдорогк и авновим внутренним баланс.

— Кошмар! Безобразие! — разорялся Джек, очутившись в коридоре, пройдя сквозь стену. — Никакой тактики! Никакой стратегии! Одним словом — дилетанты! Я разочарован в нынешней молодежи! Я оскорблен до глубины души и отказываюсь признавать в этих дилетантах врагов! Они недостойны этого высокого звания!

— Джек… — я нахмурился, не совсем понимая, чем недоволен призрак.

— О! Ники! — дух полетел ко мне и перешел на жаркий шепот. — Эти дилетанты совершенно не знают что делать! В первую очередь нужно спуститься в родовой зал, взломать защитные печати родовых рун и подчинить себе замок, чтобы полностью взять под контроль это пространство и не дать сбежать хозяевам, а они! Знаешь, что эти дилетанты сделали? Бессистемно разбрелись по замку и громят, разрушают, кидают на пол вещи! Мои вещи!

— И сколько в замке собралось вандалов?

— Если хочешь знать, то нападающих всего десять, — призрака не на шутку задело их непрофессионализм. — Хиленький у них рейд, Ники, вот в мое время при нападении на замок участвовала как минимум сотня. Рядовые уничтожали защитников, а элита, в число которых входил я, пробирались в самое сердце вражеской цитадели и…

— Значит, десять, — констатировал я, перебив увлекшегося прошлым Джека. — И как далеко они разбрелись?

— Их командир совсем близко, — призрак указал на левый коридор. — С ним боевая двойка: стихийник, основная стихия, по-моему — лед и… я, честно сказать, Ники, не знаю, как перевести на земной язык свои ощущения…

— Говори как есть. Я как-нибудь пойму.

— Веет от второго энергией, но и чувствуется, что она не хаотична, а структурирована.

— Барьерщик? Поисковик?

Кто кроме представителя департамента поиска и защиты манипулировал с энергией? А зная, зачем в замок заявился Стефан, можно было предположить, что с собой он возьмет поисковика, чтобы тот нашел «его артефакт». Хотя с поисковиками следует быть настороже. Не даром они в одном департаменте с барьерщиками и строить защитные барьеры или наоборот, их взламывать, умеют сносно.

Джек согласно закивал:

— Точно! Барьерщик! А я забыл это слово… досадно.

— А не поисковик? — посмурнел я. Барьерщик намного хуже своего относительно безобидного собрата. А раз он взломал мою защитную сеть замка, то есть высокая вероятность того, что я просто не успею сплести заклятье — укутает как паук паутиной барьеров и попробуй выпутаться. Я целитель, у меня дар на другое заточен, а магией грани с моим дисбалансом энергии пользоваться смертельно опасно.

— Нет, — отмахнулся Джек. — Я же сказал: «боевая двойка»: один нападающий, другой — защитник. А поисковик уже давно мертв.

— Да? — удивился я, но тут же припомнил принцессу. — А-а-а… вот кого, значит, встретила Ирен? Он почувствовал божественную энергию и пока остальные были заняты установкой антипортального барьера, решил прикарманить занятный артефакт?

Джек услужливо закивал, словно собственноручно убил одну из главных помех. Я вздохнул — ну хоть поисковика не будет рядом… А Стефан подготовился хорошо: барьерщик, поисковик, стихийник… кого, интересно, еще притащил с собой?

— А с остальными что? Какие силы?

— У главного — дар целителя, но… не такой как у тебя, Ники, а потухший. Давно я не встречал таких случаев, чтобы призвание исчезло… Ты же его знаешь?

Я махнул рукой. Объяснять призраку, что Стефан бывший Высший целитель и его давно изгнали из ассоциации целителей именно по причине того, чтоб он больше не может исцелять, я не посчитал не нужным. Это естественно, что такая гнида, как Стефан не может даже занозу исцелить. Сочувствия в нем нет. Ни грамма. Да и старческий маразм развился, раз он посчитал, что нападение на мой замок ему сойдет с рук. Я, конечно, не хвастаюсь, но Филгус и Дариан его заживо съедят, особенно, мой названный брат, который до сих пор считает своим долгом меня опекать.

— А остальных я не рассмотрел хорошо, — продолжил свой доклад мой разведчик, — но этого не требуется, по-сравнению с этими — они не слишком опасны.

— Но все же, — напрягся я.

— Они даже до магистров не дотягивают, — беззаботно махнул рукой призрак. — Раньше такие дети мне были на один укус… Ники, самое главное убрать эту боевую двойку, а с остальными я как-нибудь разберусь.

Он предвкушающее улыбнулся, словно представлял, как издевается над «детками».

— Ты? — не на шутку удивился я. — И кто же недавно мне говорил, что я посылаю его на верную смерть? Мне привиделось?

— Они напали на мой замок! — буркнул он.

— Вообще-то он мой.

— Да не важно, — отмахнулся Джек. — Главное, что если они уничтожат замок — исчезну я… и все мои старания спасти род.

— Ты род не трогай — это моя забота, — я подтянулся, прогоняя усталость. — Да и, кстати, не втягивай в свои делишки Ирен.

— Но почему? Она — милая, — слегка обиделся призрак, словно у него только что отняли конфетку.

— Я тебя предупредил.

Знаю, зачем ему нужна принцесса — проиграться хочет, а мне потом страдать, выслушивать ее бред по поводу «мировых тайных заговоров» и «опасности уничтожения мира». И ладно бы если я в нем не фигурирую, если же она вдолбила в себе в голову, что это я главная причина «апокалипсиса» или же еще хуже — мне всенепременно грозит опасность? Хоть я и обещал себе больше не сбегать от проблем, тот тут уж мое твердое решение может дрогнуть. Эта девица любого может превратить в отшельника.

Отдохнув и набравшись сил, я размялся, чтобы естественным образом ускорить поток энергии в организме — сегодня мне еще работать с ним и работать. Передо мной встал вопрос: идти к Стефану на свидание на прямую или же напасть исподтишка? Но мне что-то не верилось в хорошее исполнение второй задумки — барьерщик учует и доложит начальству, что непременно перетечет в первый план. Я уверен, Стефану очень хотелось со мной поговорить, как и мне с ним и нападать сразу он не станет. На то и сделаем расчет.

— Джек, — я задумался, как мне лучше обезвредить магов и кроме магии грани ничего в голову не приходило, а это не есть хорошо. — Ты любишь стихийников?

— Не особо… — напрягся призрак, почуяв не ладное. — Выскочки возомнившие себя повелителями стихий… Эй! Ты же не думаешь, что я…

— Вот именно! — широко улыбнулся я. — Я верю, что вы поладите. — и видя отчаянье в глазах Джека, добавил. — Ты же хотел мне помочь защитить замок и как же там… ах да, «спасти род»? Страхуй, а то не будет ни рода, ни замка…

***

Стефана я нашел в своей лаборатории за благородным делом — наведении бардака: он переворачивал мои вещи верх дном, смахивал на пол склянки и дорогие ценные книги, ища заветную реликвию. Его подельники тоже ее искали, но по сравнению с начальством как-то вяло и более аккуратно. Про то, как Стефан так быстро нашел мою святую святых я решил не задумываться — все вопросы потом, а сейчас требовалось поприветствовать новоявленного вандала. Хотелось встретить, бросив чем-нибудь тяжелым, но я сдержался. Джек спрятался, выжидая моего сигнала. Отлично, надеюсь барьерщик не настроил свои печати на обнаружение нежити. Хотя призрак тоже не лыком шит, раз его даже я, порой, не могу почуять.

— Приветствую вас, магистр Стефан, — усмехнулся я, стоя в дверях и скрестив на груди руки. — Как добрались? Ничего не застудили? Например, мозги? А то прохладно нынче…

Вандал чуть не подпрыгнул на месте, ошарашено ко мне развернувшись. О, неужели он думал, что я сбегу и оставлю его наедине с моими исследованиями? Наивный, это же не читальный зал, а я далеко не трус, чтобы позволить каким-то бандитам наложить лапу на мое имущество. Его подельники тоже напряглись и переглянулись, но потом продолжили поиски. Не посчитали опасным? Установка Стефана не нападать?

Нестиранные подштанники Настерревиля, как же я не люблю неизвестность!

— А-а-а-а… магистр Ленге, а мы вас ждали, — гадко ухмыльнулся Стефан, словно строптивый гость, который наконец-таки дождался блудного хозяина замка.

— А я вижу, вы времени не теряли, магистр, — я кивнул на бардак, — решили прибраться? Осваиваете профессию горничной и уходите на покой? Боюсь вас разочаровывать, но эта работа явно не ваша стезя… Вам бы конюшни с конским навозом разгребать. Работенка не пыльная, даже, в некотором роде, приятная и намного легче тем, чем вы занимались прежде. Хотя что это я? Вы же и раньше ничего не делали, а только втихаря гадили.

— А вам бы только языком работать, да, Ленге? — оскалился он. — Ну раз вы сегодня столь разговорчивы, то не поведаете, где реликвия? А мы уж, не волнуйтесь, спокойно уйдем сами и даже позволим вам жить.

— Какая невиданная щедрость, — поразился я его наглости. — А как же оплатить весь причиненный ущерб?

А то явились без приглашения, выбили дверь ногой и еще что-то требуют?

— Где реликвия, Ленге, — нахмурился вымогатель, недовольный моим не раболепным поведением. — Говори по-хорошему, пока я добрый, а не то…

— Расплачешься? — перебил его я. — Ты дурмана обкурился, когда зеленые феи подсказали тебе, что у меня хранятся мифические реликвии? Может они еще говорили, что я люблю ходить по замку в одних носках и петь рулады шоколаду?

Мне стало смешно. Да кто он такой, чтобы от меня что-то требовать?! Он всего лишь старик, доживающий век, теша свое самолюбие пустыми интригами, каждый день занимающийся лизоблюдством филейной части короля и скрежещет зубами от зависти ко мне. Как такого человека воспринимать всерьез? Он что, и вправду решил, будто взломав защиту и хорошенько ударив этим по моим мозгам, навел на меня страху, а себе обеспечил непререкаемый авторитет? Я должен трепетать от его присутствия, молить о снисхождении и отдать все свои исследования, которые потянут на весьма существенную от Совета магов награду и воздвигнут магическое сообщество на новый уровень? Бегу и падаю. Я жадный, эгоистичный и нехороший человек — благотворительностью не занимаюсь.

— Предупреждаю в последний раз, Ленге! — Стефан прожег меня ненавистным взглядом и подошел ко мне поближе. Я даже не сдвинулся со своего места: стоял на пороге, скрестив на груди руки. — Или ты говоришь, где реликвия или же я…

— Убирайся вон из моего дома! — перебив его на полуслове, прошипел я и в свою очередь подошел к нему, оказавшись выше старика почти на полголовы. — И засунь свои требования в подштанники Настерревиля — там им самое место. А потом вылечи голову в Парнаско, уверяю, в госпитале прекрасные специалисты — не чета тебе, — и с легкостью вправят мозги на место. Ты думаешь, что нападение сойдет тебе с рук?! Убирайся, пока Я добрый и захвати свою шпану с собой!

Подельники Стефана перестали заниматься «уборкой» и уставились на нас, словно выжидая приказа своего хозяина. Я тоже напрягся, готовый в любую минуту перейти в нападение. Из всей компании большую угрозу представлял барьерщик, но как понять, кто из шпаны Стефана он? Эта, зараза, пока не поймает тебя в ловушку, втихаря навесив кучу печатей — себя не выдаст. Одна надежда на Джека… Великая, и когда я начал надеяться на нежить? Карактириус бы мне голову открутил за такое безрассудство и заставил драить полы в библиотеке.

Бывший Высший целитель попунцевел, но, что странно, пока держал себя в руках, только вот глаза выдавали с головой в каком он бешенстве. Я, естественно, пройти мимо не мог и подлил масла в огонь:

— Я жду, — показательно кивнул на часы с маятником и издевательски усмехнулся. — Найдешь выход, мой дорогой гость? Хотя нет, не отвечай. Не утруждай себя столь неподъемной умственной задачкой, я покажу его сам.

И мысленно приказал Джеку атаковать, пока сам резко пригнулся и рывком сбил Стефана с ног и прижал к полу, намереваясь окутать в паралич. Над головой прошелся волной поток воздуха, ударив дверь и пробив в ней брешь — подельники этой швали стали действовать. Повеяло замогильным холодом, пробирающим до костей и передо мной словно из под земли вырос силуэт под два метра в черном рваном балахоне. Черты его лица скрывал глубокий капюшон, из всего тела были видны лишь руки: непропорционально длиннее тела, худощавые, в трупных язвах, на длинных пальцах которых блестели черные когти, с капающей на пол какой-то черной гнилью. Нечто не дотрагивалось пола, а висело в воздухе, от него разливался по комнате ужас, заставивший всех оцепенеть, а от сиплого дыхания, раздающегося в темном провале капюшона у меня внутри все похолодело и на затылке зашевелились от страха волосы.

Нежить первого уровня! Сказать, что я удивился, значить уменьшить раз в сто степень моего изумления. Меня словно обухом по голове ударили — я пораженно открыв рот, смотрел на Джека, в мыслях матеря его на все лады. Какого пьяного Настерревиля он стал нежитью первого уровня! Как? Когда?! Почему я не заметил, как он втихаря набрался столько сил?!

Джек не дожидаясь оваций, словно растворился в воздухе и плавно выскользнул из него за спиной одного из подельников. Его костлявые руки обхватили шею мага, черные когти словно погрузились в плоть и у мужчины случился припадок: он упал, стал судорожно хватать воздух, изо рта пошла пена, его тело забилось в конвульсиях, глаза закатились и стали кровоточить.

Сам Стефан беззвучно пялился на Джека, который склонился над стихийником и, похоже, пребывал в глубоком шоке. Единственный, кто не растерялся из этой троицы стал барьерщик, что сейчас пытался сплести какой-то барьер. Не теряя и мгновения, я двинул бывшему целителю по челюсти, встал и послал короткую вспышку молнии в спину барьерщика. Электрический разряд коротко пророкотал и разбился об щит мага. Тот повернулся и послал импульс силы мне под ноги. Я резко соскочил со своего места, чтоб не попасть под руну паралича и смахнул левитацией на него все свои склянки и пробирки с реагентами, что стояли на ближайшем столе. Они с шипением разбились об барьер, но все равно, маг пригнулся, чем я и воспользовался.

Честно сказать, я не знал, как его выколупывать из под щитов, которыми он обвесился — не та специализация, единственный способ эффективной борьбы против такого у меня была магия полного целителя. Идти на грань, открывать врата мира мертвых, чтобы использовать их разрушающую энергию было очень рискованно, особенно, с моим энергетическим дисбалансом. Но выбора не было. Плясать как кузнечик, не имея возможности сплести что-то стоящее — я вам не боевой маг с сильной физической подготовкой, — выдохнусь через пару минут и можно будет брать тепленьким. Говорил же Ярик, что пренебрежение упражнениями мне однажды аукнется…

Врата открылись с натяжкой, и обуяв непокорную энергию я направил ее на барьерщика. Щиты мага вспыхнули и обратились в пепел за мгновение, а сам он пошатнулся и еле удержался на ногах. Наши взгляды скрестились. Я невольно усмехнулся — вот теперь, дорогой мой, ты будешь плясать.

Мужчина попытался навесить на меня барьеры, окутаться в них сам — все тщетно, они разлетались прахом по велению моей руки. Но долго держать в узде энергию смерти я не мог, поэтому решил не церемонится с магом и по-быстрому его убрать с этой доски боя. Вот только эта зараза, видно почувствовав мои намеренья поскакал кузнечиком в сторону выхода, решив, что так я не смогу прицелится и главное, его не догоню. Зная, чем мне грозит его бегство — потом подкараулит за углом и сведет счеты, я двинулся за ним, собирая в кулак рассеянную в воздухе энергию.

Бегал барьерщик быстро, петлял умело, умудряясь при этом ставить какие-то барьеры и щиты, но мое возмездие все же достигло мага — я загнал в угол и, погрозив пальцем, медленно окутал его пологом смерти. Он стал задыхаться, его вены на лице и на шее вздулись и почернели. Хватая ртом воздух, маг упал на колени и схватился за сердце… Честно, сказать, я никогда не любил смотреть на то, как люди медленно умирали под воздействием энергии мертвых, но тут что-то пошло не так. Помимо воли на моих губах расплылась предвкушающая улыбка, время замедлило свой бег, а страдания барьерщика порождали в душе доселе не испытываемое болезненное удовольствие — как целителю мне было не приятно видеть мучения мага, но в тоже время это почему-то захватывало и доставляло наслаждение…

Более точно разобрать свои ощущения и испугаться я не успел. Внезапно почувствовал удар по затылку, сердце сжало невыносимой болью и я погрузился в беспамятство. Так глупо попасть под удар — это надо было уметь…

***

Сердце ныло, душу словно раздирали когтями, горло жгло болью… лучше бы я не просыпался…

Постепенно бессвязный шум превратился в слова, и я услышал чей-то громкий разговор.

— Эта тварь положила больше половины, прежде чем мы ее изгнали! Откуда здесь нежить первого уровня?!

— А наш целитель не так прост. Откормил цепную собачку жертвами?

— Одно хорошо, этот факт можно использовать в свою пользу, — чьи-то пальцы вцепились мне в подбородок. — Да, злой колдун Никериал Ленге? Якшаемся с некромагическими тварями, доставляем ему жертвы? А принцесса где? Тоже пошла на прикорм суки?

В ушах зазвенело от оплеухи, но я даже не почувствовал боли — по сравнению с разъедающей мое тело гнилью, она была как комариный укус. Так значит вот как чувствуют себя горемычные целители, которым не удалось справиться с энергией мертвых? Думать совершенно не хотелось, спать тоже… хотелось вновь забыться в беспамятстве.

— Господин, — подобострастно пробормотал один из его подельников. — А он выглядит не очень… Не умрет часом?

— Заткнись, олух. Не умрет, пока не расскажет все, что нам нужно. Да, магистр?

— Замолкли оба. Вы мне мешаете, — мне открыли веки. Зрачок затрепетал от резкого света, я попытался зажмурился, но скривился от раздирающей сердце боли, а во рту почувствовал солоноватый привкус крови… Даже закричать и двинуться не мог — голос не слушался, тело словно онемело… Частичный паралич? А может и нет — гниль задела спинной мозг…

— Жив, — удовлетворительно хмыкнул Стефан и хлопнул меня по щеке. — Пару часов продержится. Эта зараза действует медленно. Разъедает тело изнутри словно кислота и потом, даже полный целитель вряд ли сможет спасти. Палка о двух концах, да, Никериал? А знаешь, что я тебе на это скажу? Это правосудие. Возмездие за все мои страдания, которые ты мне причинил, сосунок!

Я заставил открыть себя глаза — перед взором все расплывалось, каждый судорожный вздох давался с трудом, как и желание сконцентрироваться, но мне все же удалось различить между несколькими разноцветными пятнами Стефана. Все же не паралич, раз смог двинуть головой. Силы воли с каждым мгновением становилось все меньше, но заставить себя на него плюнуть я смог. Судя по тому, как после мне от души врезали — попал.

Одна маленькая победа… А я молодец.

— Что за!!! — большое разноцветное пятно задрыгало. Были бы силы — усмехнулся и что-нибудь сказал. А так понял одну стоящую вещь — если не двигаться и дышать осторожно: глубоко и медленно, то не слишком больно. Только щеки нестерпимо зудят, в голове что-то размерено так скребется и пульсирует, словно мне прицепили на нее клетку с обезумившей от голода крысой и она медленно прогрызала себе вход.

Убейте меня кто-нибудь или же тресните посильнее — в спасительном беспамятстве нет боли… Там так хорошо… А что такое хорошо? Слово звучало как-то непривычно, с ностальгией, словно я забыл, что это такое…

Мои щеки с силой сжали, заставив открыть рот и внутрь полилась какая-то гадость. Я судорожно глотал ее, даже не пытаясь вырваться и воспротивиться — все равно б не смог. Через пару секунд резко полегчало, словно боль на время отключили. Взгляд прояснился, я наконец-то почувствовал свое тело и смог нормально думать.

Я находился в библиотеке, а точнее в своем читальном зале. Мой любимый диван был отодвинут прочь, кофейный столик опрокинут, бумаги и книги валялись под ногами словно какой-то мусор, вперемешку с осколками стекла и дорогого хрусталя. Но самое интересное было в другом — я сидел в кресле ничем не привязанный, хотя это не требовалось — убежать и сплести даже самое простейшее заклятье для меня сейчас было не под силу, ибо все ресурсы организма были направлены на борьбу с внезапный захватчиком — гнилью мира мертвых. Конечно, это меня вряд ли спасет, но так хотя бы дарует время для того чтобы вспомнить все свои прошлые грешки и помолиться Богине Элисень. Тешить себя пустыми надеждами я совершенно не хотел — прекрасно помнил, какого, когда твое тело медленно разъедает зараза и возвращаться к этому состоянию я не имел ни малейшего желания. Обезболивающее, которое дал мне Стефан, видно надеясь на конструктивный диалог, не вечно и, естественно, все мои раны само собой не исцелятся, а полного целителя у меня под рукой не было. Хотя нет, был, но Стефан уже давно потерял свое призвание, и даже если б имел, то не захотел бы мне помогать.

Ах да, забыл упомянуть одну забавную деталь. Невольно кинув взгляд на себя, я дрогнул — все мои пальцы были сломаны, щиколотка на правой ноге повернута под неестественный углом, а штанина второй ноги намокла от крови — эти гады еще сломали мне ноги, чтоб не убежал. Чудно. Неужели Великая сегодня взяла выходной, оставив своего подопечного на попечительство Настерревиля?

Заметив то, как я себя разглядывал, один из подельников Стефана хохотнул:

— Никуда ты от нас не денешься.

Их было не так уж и много — пять человек, и все они недобро на меня так щурились, сидя на полу и зализывая свои раны. Выглядели маги не как «победители злых колдунов»: все в кровоподтеках, замотанные бинтами на пол-лица, с огромными синюшными кругами под глазами, словно у них было серьезное магическое истощение. На их фоне Стефан, сверкающий фингалом и красующийся сломанным клювом выглядел как образец здоровья и благоденствия. Он, кстати, присел напротив меня в кресло, которое кряхтя притащили его прислужники, и стал сверлить мою поломанную тушку глазами.

О да, сейчас Его Величество Стефан чувствовал себя королем ситуации, и упрекать его за это я не имел никакого права, ибо сам опростоволосился на полную катушку — потерял бдительность и дал себя оглушить, из-за чего отпустил поводья энергии мертвых и та с радостью стала пожирать своего носителя.

Страха почему-то не было, мной завладело какое-то равнодушие, словно это был просто плохой сон, из которого не получалось проснуться. Что мне терять? Жизнь? Так я и так уже одной ногой в могиле. Дом? Было жаль лишь библиотеку, собирая которую я потратил слишком много душевных сил и относился к каждому выстраданному фолианту как к святыне.

— С добрым утром, Ленге, — растянул губы в омерзительной улыбке Стефан. — Надеюсь, сейчас мы продолжим нашу увлекательную беседу, прерванную столь грубым образом?

Я скривился. А как будто у меня был выбор.

— Ты располагайся поудобнее, чувствуй себя, как дома, — продолжала изгаляться эта тварь. Я, конечно, понимал, что Стефану хочется посмаковать момент, но слушать то, как он изливает свою желчь, мне что-то не шибко хотелось. — Я ведь позаботился о том, чтоб нашему конструктивному диалогу ничего не помешало.

— Я заметил, — кивнул на свои сломанные пальцы и не удержавшись, шепнул. — А что же вы, магистр, о себе не подумали? Нос, небось, болит, да и глаз скоро заплывет. Льда бы хоть приложили, а то мучаетесь. Нельзя же так пренебрежительно относиться к своему здоровью.

Стефан на мою иронию не повел и глазом, продолжив, как ни в чем не бывало, двигать свою агитационную речь:

— Ленге, ты согласен на плодотворное сотрудничество? Поверь, дружить со мной принесет тебе много плюсов и главный из них — эта твоя жизнь.

— Ой ли. — Не верилось мне что-то в его благородство. Так подставлять себя, отпуская на волю живое доказательство преступления, которое потянуло на пару годков в темнице с украшением в виде запечатывающих браслетов? Давно я не слушал сказки.

— Обижаешь, — расстроился бедняга моему недоверию. — Конечно, у нас были разногласия, но я, так уж и быть, подброшу тебя на крылечко госпиталя твоего наставника и, обещаю, этот вопрос мы закроем. Но только при соблюдении нескольких условий…

— Уже торгуемся? — перебил его я. — А недавно мне лишь угрожали.

— Недавно и условия были другие, — растянул губы в улыбке бывший целитель, словно объевшийся сметаны кот. — Я бы предложил за реликвию золото, камни, положение в обществе, девиц на выбор… если бы меня так грубо не прервали.

— Но ты начал с угроз.

— Увы, но умение торговаться никогда не было моей стезей, — он поднялся с кресла и подошел ко мне, положив свои руки на спинку кресла. — Но, признаться, ты меня удивил. Нежить первого порядка! Первая ступень на пути становления лича! С тобой явно не соскучишься, Ленге.

Знал бы ты, петух общипанный, как я удивился метаморфозе Джека. И как этот призрачный интриган так долго умудрялся скрывать свою истинную сущность? Или же поднялся на новый уровень лишь недавно? Но как?! Для этого же нужно уйму энергии, предпочтительно молодой, женской. Невольно вспомнились слова Ирен, которая утверждала, что я краду девиц и совершаю темные ритуалы… Я балбес в двойне! И как я не заметил под своим носом такого?! И, видно, это совершалось не первый год… Великая, какой же я простофиля и идиот!!!

— И как ты приручил такую тварь? — Стефан наклонился, став шептать мне на ухо. — Не поделишься методикой?

Бегу и падаю лобызать тебе ступни, сволочь.

— Танцевал голым при луне, обмазавшись кровью девственниц, — усмехнулся я. — Да что же я вам об этом рассказываю! Вы же, магистр, намного лучше меня этот процесс — как-никак уже много лет практикуете прогулки нагишом по злачным местам. Как поживает Игорь, не хворает, бедняжка?

Стефан резко посмурнел и вновь сел в свое кресло. Его тон от приторно-сладкого, превратился в доброжелательно-угрожающий:

— Я ведь пытаюсь разговаривать с тобой по-хорошему, Ленге, предлагаю такие замечательные условия, а ты рубишь с плеча и не даешь договорить.

— Что-то я еще конкретики не услышал.

— А мы куда-то спешим? Ах да, магистр, — он притворно огорчился, — я же запамятовал, что у вас совершенно нет времени! Но не волнуйтесь, зелье действует пару часов и, заметьте, я так на потратился, чтобы вдоволь с вами наговориться…

— Я заметил вашу доброту, — процедил сквозь зубы я. Мне этот спектакль на одного актера начинал надоедать. Я, естественно знал, что эта тварь добивается — тянет время, попутно торжествуя и теша свое эго над поверженным врагом. Наверняка еще речь толкнет о том, какая я сволочь и обидела бедного мальчика Стефана и поэтому он всего лишь добивается справедливости. Самое противное, что я даже двинуться и прекратить слушать этот балаган не мог! Настерревиль, ты зачем мне придумал такую пытку?! Смеха ради? Я оценил твое остроумие сполна.

— А чтобы вам было более понятно, каковы истинные условия, — он махнул рукой своим подельникам и один увечный, чуть не падая, подал ему небольшое — примерно с ладонь, зеркальце в узорной серебряной оправе. Сердце невольно дрогнуло — это было любимое зеркало Ирен, которое я подарил ей, когда та пожаловалась, что в замке катастрофически мало зеркал. — То лучше посмотреть своими глазами на результат… м-м-м… своей работы.

Смотреть я совершенно не хотел, но заботливые подельники магистра зафиксировали мою голову в одном положении и открыли веки, чтобы я, не дай Великая, моргнул и пропустил зрелище. Зрелище оказалось и впрямь, впечатляющим — мое лицо напоминало лик мертвеца недельной свежести: кожа приобрела сероватый оттенок, вены на щеках и вокруг глаз вздулись и почернели, губы посинели и потрескались, про глаза и говорить страшно — как я через них нормально видел, совершенно не имел понятия! — залитые кровью и чернотой, с мутнеющими зрачками, на одном из которых нарастало бельмо… Это же исцелять как минимум пару недель и то не факт, что пациент вернет прежнюю остроту зрения!

Мне услужливо расстегнули рубашку, показали через зеркальце тело, вдоль исчерканное черными кровеносными сосудами, а в паре мест с областями отмирающей плоти — некрозом, причем немаленьким. Профессиональным взглядом прикинув фронт работы, мне стало дурно. По-сравнению со мной, Эдвард отделался лишь насморком.

Может, мне сейчас совершить самоубийство, чтоб не дать этим шакалам издеваться и дальше? Только вот как? Откусить себе язык? К сожалению, сейчас у меня нет столько сил, чтобы прокусить плоть. Ну почему, когда нужна стряпня Ирен, ее нет под рукой!

— Занимательно, ты не находишь, Ленге? — лучащийся самодовольством Стефан убрал зеркальце и присел на подлокотник моего кресла. — И самое лучшее, что мне не пришлось приложить к этому руки — ты сделал все сам! — он потрепал меня по волосам. — Люблю инициативных юношей.

— Руки убрал, — прошипел сквозь зубы я, прожигая эту тварь ненавистным взглядом. Все же ему удалось меня разозлить.

— У кого-то плохое настроение? — хохотнул он, похлопав меня по плечу. — Ну да ладно. Ты хотел услышать мое предложение? Что ж. Не вижу смысла и дальше тянуть кота за… М-м-м… Скажем так, ты мне отдаешь реликвию, а я спасаю твою жалкую жизнь, но, естественно, Совет и твоих дружков не обязательно посвящать в наши дела. А то кто-то случайно может проговориться о милых зверюшках, что ты держишь у себя в услужении, Ленге. Ах да, и эту девицу, Ирен, мы заберем собой. А то отец у нее слишком… нервный, и так пришлось долго окучивать, чтобы он выдал разрешение на посещение твоего замка.

— Ты так обо мне заботишься, Стефан, — усмехнулся я, — но извини, не могу ответить тем же.

— Мы же деловые люди, Ленге, — он цокнул, рассматривая некроз. — А я великодушно предлагаю свою помощь за маленькую услугу и даже Совет ничего не сможет сказать против.

— А кто сказал, что я ее приму?

— Мне казалось, что ты, Ленге, хочешь жить.

Я промолчал. Жить хотелось, но выторговывать ее у Стефана — нет. У меня осталась гордость и отдавать реликвию этому недомерку я не собирался — от него наоборот нужно ее защищать. Еще не известно для каких целей она ему понадобилась. Вдруг он решил устроить второе пришествие Настерревиля? Насколько мне известно, Врата Преисподней запечатаны именно силой Элисень.

— Все целители любят жизнь, — все же сказал я. — Да вот только я до сих пор не понял твоих требований. О какой реликвии речь? Я., знаешь ли, имел дело со многими древними артефактами.

Все же хобби у меня знатное и довольно затратное. Да вот только артефакты, как и большую часть накоплений, я хранил у драконов, а те, в свою очередь, довольно тесно общались с одним горным народцем, организовав вместе Международную сеть банков «Чешуя и кирка». С людьми народец, как и драконы, напрямую общались редко, но имели железную хватку по части финансов, на почве которой и спелись со своими чешуйчатыми друзьями. На депозите у меня хранились золотые, которые я получал за свои исследования и с налогов населения моего баронства, в «ячейке» — а точнее, под крылом дракона, — мои артефакты. Я бы сдал им еще и свою библиотеку, но только жаль, что они книги не принимали — драконы любили охранять только золото и лежать на магических вещах. Выполняя, кстати, еще и аккумулирующую функцию — энергетические потоки артефактов, сталкиваясь с энергией драконов, непрерывно циркулировали между собой, тем самым не образуя отрицательные частицы, из-за которых реликвии портились, и мог произойти взрыв, уничтожив все в радиусе километра.

— О так называемых, слезах Элисень, — опустился до разъяснений Стефан. — Божественная реликвия, что до сего момента находилась под пристальным присмотром у жрецов в Силенвиле.

— Вот у них бы и спросил, где реликвия, — усмехнулся я. — Я уверен, они обязательно помогли б в твоей проблеме. Жрецы же любят помогать угнетенным, обездоленным и убогим.

— Все зубоскалишь, Ленге, — также скривился в ухмылке Стефан и сел в себе в кресло, чтобы, наверное, хорошенько видеть мое свежее и прекрасное лицо. — Ты осторожнее, я ведь могу и обидеться и наша милая беседа перетечет в нечто более… серьезное.

— А мне есть, что терять? — удивился я.

— Обезболивающее, которое я тебе дал, действует примерно два часа, — он достал из складок мантии небольшой синеватый пузырек и издевательски повертел его перед моим носом. — А вот за вторую дозу, мой дорогой, я тебя уверяю, ты мне выложишь все. И от степени моей удовлетворенности зависит дам я тебе его или же оставлю страдать. — он перешел на шепот. — Скажи, Никериал Ленге, какого это, когда чувствуешь, как медленно отмирает плоть?

Я невольно дрогнул и резко перехотел язвить. Ту адскую боль было просто не описать словами, даже вспоминать те отголоски нестерпимо и я, если честно, был не уверен, что под этой пыткой буду и дальше верно хранить молчание. Да я внятного слова не смогу сказать!

— Да, — кивнул я. Решив, что скрывать это бессмысленно. — Я видел тот артефакт.

— Вот, уже другой разговор, — удовлетворенно расплылся в улыбке Стефан.

— Но, как мне известно, он был уничтожен во дворе храма, — продолжил я свою речь. Нет, по-сути я сказал правду, не договорив малюсенькую деталь, но ведь маги чувствуют лишь абсолютную ложь, а не относительную.

— Не зли меня, Ленге! — резко перестал лыбиться магистр. — Реликвия не могла быть уничтожена так глупо! Корми своими байками святош и Совет, а не меня!

— Это правда! — я даже слегка оскорбился. Ирен поверила, а он нет! — Неужели жрецы не осведомляли вас, магистр, какой энергетический смерч гулял у них по двору?

— Допустим, — Стефан задумался. — Да вот только мне что-то не верится! Вот скажи, Ленге, почему ты постоянно мешаешься у меня под ногами, ставишь палки в колеса? Что эта змея Гарриус, что и ты — его выкормыш! — он перешел на зловещий шепот. — В могилу решили меня свести? Падальщики…

Я нахмурился:

— У тебя паранойя, Стефан, лечись.

Упоминание моего учителя, да и тем более, в таком негативном контексте, мне не понравилось. Ладно он пытается задеть меня, чтобы увидеть бессильную ярость, но зачем оскорблять Азеля? Что он ему сделал? Нет, я, конечно, знаю, что глава Парнаско далеко не безобидный мальчик, но наставник никогда не рассказывал о своих трениях со Стефаном и тем более, не высказывался о нем в негативном ключе даже тогда, когда тот был Высшим целителем и входил в Совет магов.

— Ты мне зубы не заговаривай, Ленге, — прошипел этот недоумок и вновь подошел ко мне. Вцепился в волосы, заставив поднять голову и смотреть на него. — Кусаешься ты не больно, сосунок, да вот только яд доставляет… неудобства, как чири на одном месте. А ты знаешь, что делают с чири? Я жалею лишь об одном, что не избавился от тебя раньше.

— Избавь меня от своих откровений, — сощурил глаза я. Только монолога злодея над поверженным «героем» мне еще не хватало. А этой скотине надо срочно лечить голову — у него на старости лет развился маразм и появилась паранойя.

Но Стефан меня как будто и не слышал. Он, вновь подойдя к своему креслу, и встав ко мне спиной, начал душещипательный монолог о том, какая я скотина. Начал он издалека. Со времен эпидемии. О том, как какой-то выскочка мешал ему предаваться трауру по потерянной семье, постоянно надоедая своими бестолковыми предложениями по методикам борьбы с болезнью, о том, как он злился, что еще кто-то имеет надежду, радуется жизни, когда у него ее отобрали. О его попытках унизить меня, растоптать, чтобы увидеть страдания, которые испытывал он сам… Но все вышло наоборот. Я возвысился, а он пал, потерял даже последнее, что держало его на плаву. И, естественно, кого Стефан во всем обвинил? Меня. Это же были мои злодейские козни. Злость предала ему сил, он помог королю оклеветать «героя» и меня «изгнали» в глухомань. Но бедному бывшему Высшему целителю житья таки и не дали — Азель добился исключения Стефана из коллегии целителей и запрета вести практику, а также занимать какую-либо должность в Совете магов. Хорошо, что печататься в альманахе не запретили, но и тот, под любым предлогом отказывался сотрудничать с бывшей властью. Стефан впал в глубокую опалу, которая была похлеще моей. Оказывается, Азель был злопамятен и умел показывать зубы, когда кто-то покушался на его семью, кусая за самое уязвимое место. А еще и угрожать — Стефан мне рассказал о том, что пообещал с ним сделать магистр Гарриус и куда закопать останки, если он хоть разочек косо посмотрит в мою сторону. Честно сказать, я впечатлился, а Стефан, похоже, нет.

С годами власть магистра убывала, но он смог выстоять и затаиться до поры до времени, постепенно наращивая позиции и записывая врагов в свою записную книжку. А что я? А я печатался в альманахе, история с эпидемией постепенно забывалась и имя Никериала Ленге вновь появилось на устах. Стефанчика обуяла зависть и вновь вспыхнувшая злость. Я вновь пытался ему помешать, и он решил пресечь мои попытки на корню.

Великая, порой он мне напоминал стервозную дамочку, которую бросил ухажер после заверений в вечной любви и преданности. Да вот только я здесь был причем? Жаль, что сил почти не было — я даже встать не мог, а то задушил бы эту тварь собственными руками и плевать, что у меня пальцы сломаны, если что — загрызу.

В течение монолога о нелегкой судьбе магистра мне вновь стало хуже. Сперва потяжелела голова, навалилась непосильная слабость, потом забила дрожь, а к концу я даже веки открывал с трудом, а в груди ныло и кололо возле области сердца. Ну что ж, приехали Ник, еще немного и ты ступишь в лодку, которая отвезет тебя в мир мертвых.

Говорить ничего не хотелось, проклинать Стефана тоже, только надежда, зараза, проснулась. А вдруг меня все же выручат, спасут, как в героической балладе? Я, конечно, не прелестная девица, но все же… у меня столько друзей… хотя бы один, помоги мне, а? Я и так слишком долго тянул время, старался держаться, чтобы ты, мой неведомый спаситель, успел. Да я даже согласен на Микио! Ведь он точно знал, что ко мне должен был прийти с визитом Стефан… Может он предупредит моих друзей? Да, прямо сейчас ко мне собирается спасательная команда: Фил, Дар, Адриан, может даже Ярик с Эдом.

Сны смешались с явью, и я даже не заметил, как потерял сознание. Мне все чудилось, что спасательная команда переместилась ко мне в замок, повязала Стефана и оглушила его сброд. До меня пытался дозваться Фил, он проверял пульс, легонько похлопал по щеке… Мне хотелось облегченно улыбнуться, заверить брата, что все хорошо, лишь бы только он не волновался, но так хотелось спать…

Внезапно я чуть не подскочил на месте от резкой вспышки боли. Тело невыносимо болело, словно сводило каждую мышцу и я прикусил губу, чтобы не закричать в голос. Получилось не очень — полуподавленный стон все же вырвался. Вокруг меня столпилась шпана во главе со Стефаном. Душу наполнило разочарование — чудесное спасение мне привиделось.

— Живой? — поинтересовалась главная падаль. — Говорить можешь?

— Господин, — проблеял кто-то рядом, — у него из носа пошла кровь.

— Вижу, — коротко бросил Стефан и зло добавил. — Я говорил разряд сделать поменьше, тупица! А если сердце не выдержит? А?

— Но я пыталс…

— Сгинь с глаз моих долой, остолоп!

Незадачливый реаниматор шмыгнул назад, покаянно взирая на хозяина. Но Стефан на него даже и не глянул — его взгляд был прикован ко мне. Я тоже смотрел на магистра и не мог понять одного — что от меня хотят? Чтобы я рассказал, где артефакт? Ну уж нет — и слова не дождутся. Хотят поиздеваться и поторжествовать над поверженным врагом? Вот это у него получается, я даже сопротивления оказать не в силах.

А может Джек меня спасет? Вроде кто-то из шайки говорил, что его изгнали, но я в это не верю. Джек зараза стойкая, его не так просто уничтожить.

— Не… знаю… ничего не… знаю, — на пределе сил промычал я, завертев головой. Горло внезапно сжало, и я согнулся, чуть ли не пополам, оглушительно закашляв. Мне чудилось, что я откашливаю свои легкие, а оказалось, что всего лишь темную вязкую кровь.

Зараза добралась и до органов…

Стефан вновь достал из внутреннего кармана пузырек с обезболивающим и повертел его перед моим носом:

— Помнишь о сделке? Один пузырек за один ответ…

Я глянул на него исподлобья, ибо знал, что мне станет хуже, да так, что я взвою и буду готов на все, чтобы прекратить страдания. По логике я должен был согласиться на сделку — жизнь дороже вещей, даже будь они божественными реликвиями, но вот гордость и достоинство наотрез отказывались с доводами разума. Пойти на сделку со Стефаном, это значит перестать уважать себя и переступить через гордость. Лучше умереть с незапятнанной честью или же остаться в живых, но зная, какое ты ничтожество? Великая, с каких пор я стал чувствовать себя благородным рыцарем?

— Здесь нет… релик… ви… и, — с трудом пробормотал я. — Ты… проста… простак. Повел… повелся на… домыс… лы. Разбилась она… давно… там… у… жрецов.

Я облегченно замолчал, сдерживая рвущийся наружу кашель. Хотелось многое сказать из того, что я думал, но только голос подвел. Будем считать, что мысленно я передал ему пожелания скорейшей смерти.

Стефан, не почувствовав в моем шепоте лжи, сильно разочаровался. Разбив об пол многострадальный пузырек, он заходил кругами, о чем-то напряженно думая. Его бурчание я расслышать не смог, но было понятно одно — похоже, мне поверили. Да только эта новость меня не слишком обрадовала.

Я вновь погрузился в счастливое беспамятство. Но вместо тьмы, перед глазами замелькали воспоминания из детства: как я рыбачил с Филом, сбегая с ним с занятий Карактириуса, уроки магии с Амалией, наши игры в прятки с деревенской ребятней в яблоневом саду… беззаботные дни.

Почему-то стало прохладно. Просыпаться так не хотелось, я цеплялся за исчезающее видение солнечной Амалии, моля ее остаться хоть на мгновение. Рыжеволосая девчонка улыбнулась, прищурила свои наполненные небесной синью глаза и протянула мне руку. Подруга детства, которую я потерял когда-то, была так близко, она вновь дарила мне свое солнечное тепло и обещала больше не покидать… За ее спиной появились мои друзья-целители, которые погибли чуть ли не на моих глазах от беспощадной заразы. Эти охламоны, улыбаясь, звали к себе, шутливо обещая беспощадную кару за слишком долгое отсутствие. Мое сердце наполнилось щемящей радостью, в горле застрял комок от еле сдерживаемых слез — хотелось подойти и обнять их всех. Вмиг позабылись их мертвые лица, то, как я, съедаемый душевной болью, собственноручно возлагал друзей костер, а потом невидяще смотрел на огонь, пока он полностью не догорел.

Но только я в ответ протянулся к Амалии, смахивая невольно выступившие слезы счастья, как видение резко оборвалось. Я вновь оказался в библиотеке. Один, лежа на полу и съедаемой изнутри гнилью. Кресло было опрокинуто, комнату заполнил удушающий дым, жадный огонь лизал стеллажи с книгами, а с потолка, словно манна небесная, падали, растворяясь в воздухе холодные снежинки. Покореженные чары холода не справлялись со своей главной задачей — защищать библиотеку от пожара, — они лишь ненадолго сбивали огонь, да и дарили ледяное дуновение, которое казалось глотком свежего воздуха в этом море удушающего дыма.

Глаза слезились, перед ними все расплывалось, легкие разрывались от кашля, а душу наполнила какая-то болезненная апатия. Мне хотелось вновь оказаться в счастливом ничто, наконец-то подойти к друзьям, а не чувствовать разрушающую каждую клетку боль. Невыносимо хотелось дотянуться до сдерживающих резервную энергию печатей, разорвать плеть барьеров, чтобы потоком хлынула с потолка энергия, заморозив все, в том числе и меня.

Открыв слезящиеся от дыма глаза, я сфокусировал взгляд люстре и с трудом поднял, словно весившую полтонны, руку. Нужно было лишь легкое движение кисти — коснуться натянутой струны печати, чтобы заставить нормально работать испорченные чары. Как же неимоверно тяжело… дотянуться…

Горло вновь задушил кашель, и рука обессилено упала на пол. Все. Еще раз поднять я ее не смогу. Глотнув своей солоноватой крови и подождав, пока уймется колющее грудь сердце, я смог вновь более-менее ясно думать. Несмотря на мои слова, инстинкт самосохранения не давал спокойно принять смерть и заставлял бороться из последних сил.

— Ники!!! Держись!

Перед глазами возник расплывающийся силуэт Джека, воздух ощутимо похолодел и стал свежее. Опоздал… герой, ощутимо опоздал… А может, он сможет убрать заслон? Только вот голос не слушался, а издать хотя бы звук стало непосильной задачей.

— Я тебя спасу!

Холод стал сильнее. Меня клонило в сон. Все же я, похоже, исчерпал в себе все ресурсы.

Голос призрака становился тише, глаза слипались, боль постепенно затихала, а мысли ворочались вяло и с неохотой.

— Не сдавайся, Ники! Борись!

Больше… не… могу…

Прости.

Рука Амалии была на удивление теплой. Она, порывисто сжав меня в объятьях, потянула за собой на цветочный луг. Луг полный васильков. Ее любимых цветов.

***

Ирен

— А как вы познакомились с Ником? — задала я Милене, что шла впереди, держа потухший факел, и прокладывала нам путь в сугробах.

Домовая остановилась, и вяло отмахнулась:

— Да как, как… Случай был один. Спас он меня. И все.

— Спас? — удивилась я, сжимая под шубой Ларсика. Идти было неимоверно скучно и без простого разговора мои мысли постоянно возвращались в покинутый замок. Я волновалась за Ника, душу гнело какое-то плохое предчувствие… А за беседой всегда забывались тяжелые думы.

Как и говорил Никериал, спустившись, я нашла возле решетчатой двери Милену, которая держала в руках зимнюю одежду. Из потайного хода вышли мы не скоро, примерно через час, выход которого оказался на дне оврага. Не знаю, откуда в домовой было столько сил, но она с легкостью открыла дверь, придавленную снаружи снегом, который мне был по пояс. Словом, в этом самом снегу я искупалась вдоволь и теперь, упарившись, вовсю раскраснелась и устала. Но отдохнуть мне даже не дали, а заставили идти. Слава Великой, что дорогу в этих сугробах, как таран, прокладывала Милена.

Чтобы я еще гуляла в зимнем лесу? Нестерпимо хотелось в карету. Как же я порой скучаю по элементарным удобствам…

Мы все шли и шли вперед. Даже Ларсик проснулся и высунул свой любопытный нос из шубы, но тут же засунул обратно и, пригревшись, вновь уснул. А мое настроение с каждой минутой становилось все хуже и хуже… Может, не стоило уходить и оставлять Ники одного? Не совершила ли я роковую ошибку?

— Хозяин — добрый человек, пригрел непутевую домовую, когда та не уберегла своего бывшего… хозяина, — нехотя произнесла Милена, видно не мне одной давалось молчание тяжело. — Никудышная я, ущербная, а хозяину приглянулась, — рыжеволосая женщина слегка улыбнулась, словно мать, которая говорила о своем любимом сыне. — Ты не смотри, что я ворчу на него постоянно. Он хоть и непутевый, но люблю я его. Хозяина трудно не любить. Светлый он, теплый, как солнце весеннее — пригреешься под ласковыми лучами и боле не отпустит этот свет. Уйдешь, а нет, все равно искать будешь лучик, да только мало на свете таких людей, все боле за тучами прячутся, ершатся на других, а счастья все равно не находят.

Невольно мне вспомнился улыбающийся Ник и в моем сердце сладкой патокой разлилось тепло. Да… такого трудно не любить, а отпустить — почти невозможно. Несмотря на то, что маг бывал груб со мной, исходило от него какое-то тепло, умиротворение и в его присутствии я себя чувствовала намного лучше, словно он незримо исцелял все вокруг. Целитель. Вот что означало слово «призвание», которое часто упоминали маги, когда говорили о своей профессии.

— А что случилось с твоим бывшим хозяином? — полюбопытствовала я, откинув обеспокоенные мысли об одном маге.

Милена заговорила не сразу, она долго обдумывала свой ответ, словно примеряясь о чем говорить, а что умолчать. Я даже подумала, что домовая не расскажет свою историю и слегка обиделась за недоверие, как вдруг, она молвила. Говорила она тихо, с расстановкой, словно погрузившись в свои воспоминания:

— Давно это было, ты чай еще не родилась, да и родители твои, поди, тоже. Смурное было время, скажу тебе. Сперва эта эпидемия полкоролевства как серпом скосила, а потом что осталось? Да ничего. Голод, разруха, да пожары, а простому люду тоже надо жить, коль болезнь душеньку не забрала. Не знаю я про дела столичные, жила вместе с хозяином в одной деревушке, что расположилась на окраине одного леса. У нас про него много слухов не хороших было, но нечисть поганая из него и носа не высовывала, так, только животинку иногда подворовывала, мирно, вообщем, жили. А тут эта болезнь неизвестная нагрянула, и улицы словно вымерли, только кострами постоянно пахло, спаса от этого от них было — трупы же надо было сжигать. Но ничего, перетерпели, чай на веку своем многое видывали. Вот только после эпидемии этой нежить распоясалась, почувствовав свободу. Представь, средь бела дня детей в лес утаскивала!

Мой бывший хозяин был человеком суровым, крепеньким, хоть уже и стареньким — как-никак уже четвертую сотню лет справляли, а он все еще на ногах. Хворь обошла его стороной, да и меня минула, а тут деревенские к нам заглядывать стали, мол, помоги, чудотворец, исцели умирающих, да избавь от новой напасти — нечисти треклятой. А мой старичок хоть и держался молодцом, но меч поднимал с трудом, да и не целитель он, чтобы больных лечить. Но делать было нечего. Как сказал, что разберусь напастью — так и возражать бесполезно было. Знала я его хорошо — упрямец каких поискать. Сколько отговаривала, а он ни в какую — пойду и все. Вот и пошел. Взял с собой склянок с зельями разными, меч серебряный на пояс повесил и в путь. День нету, два, неделю… Уж полгода прошло, о нем ни слуху, ни духу, а нечисть все равно борогозит, спасу нет.

А я сижу в доме и все жду, хотя и знаю, что хозяин давно на тот свет отправился. Но я ждала. А деревенские нет. Сперва они примирялись к дому — что да как, а потом совсем обнаглели — полезли всем скопом, вознамерившись добро хозяина унести. Я пыталась защитить дом, но что да я, обессиленная от смерти хозяина и здоровые мужики с оглоблями? Отволокли меня на главную улицу, туда же и притащили сворованное добро. Делить вознамерились, а меня — на костер иль же камнями закидать, как нечисть поганую — мстить они хотели за людей сгубленных.

И тут смотрю, со стороны леса идет мужчина: глаза пустые, израненный весь, волосы висят грязными сосульками, одежда в лохмотья, словно не человек, а мертвец ходячий. Люди замерли, да и я вся в слух обратилась. Подошел он к толпе да как глянет страшно, что даже у меня поджилки затряслись, и молвит тихо: «Стервятники, смотрите, чтоб вам разворованное добро костью в горле не встало». Мужики очухались разом, да и, крича проклятия, всем скопом накинулись на мага. Жахнуло будь здоров, а первые силачи на деревне полегли у ног незнакомца как подкошенные. Завыли бабы, кляня душегубца за несчастье, а маг, как ни в чем не бывало переступил через тела да и дальше отправился своей дорогой. Шел он медленно, покачиваясь из стороны в сторону, но никто больше не осмелился напасть — чуяли в нем силу, да не простую, а ту, которая бывает у тех, кому терять нечего. Обреченностью от него пахло, болью, словно в том лесу он умереть хотел, забыться, истребляя нечисть поганую. Я и пожалела его. Мне все равно не куда было деваться, а в нем я почувствовала родство, да и отправилась вслед. Новый хозяин меня не прогнал, а наоборот, приютил… Там я и узнала, какое несчастье свалилось на плечи бедного юноши. Оклеветали его, вытерли об него ноги, да и выкинули, как грязную половую тряпку. А он совсем мальчишкой был, верил людям и видел в них лучшее, а тут такое предательство. Сломали они его, жить он не хотел и без меня пропал бы совсем. Но любовью и лаской можно исцелить любое сердце. Мужчинам же нужно, чтобы их любили, да и дома берегли, а женщине — о ком-то заботиться. Я так считаю.

— Бедный, — прошептала я, когда закончился рассказ. Стало его нестерпимо жалко, а на душе больно, словно эта история коснулась непосредственно меня. Как же он смог пережить такую травлю? Как нашел в себе силы жить дальше и выстоять, когда против него были все? Сразу вспомнились и мои обвинения, когда я, только попав в замок, кричала как… оглашенная о том какой он злодей, негодяй и лиходей. Великая, как же мне сейчас было стыдно! А Ник? Как он чувствовал себя, когда после стольких лет вновь кто-то напомнил о том, что ему причиняло нестерпимую боль?! Да будь я на его месте, мигом выгнала на мороз такую нахалку, а он наоборот, приютил, обогрел и накормил. Почему?

Какой все же Ник добрый, чуткий и сострадающий чужому горю.

— Бедный, — также вздохнула Милена и с неимоверной теплотой дополнила. — Давеча господин Ярослав сказывал, что предложил работу хозяину у него в княжестве. Почетную работу, на Княжеском дворе.

— Да? — удивилась я. — И как? Ники принял предложение? Великая, конечно же принял! Это же такая честь! Я ведь правильно говорю? — но, внезапно, кое-что поняв, мой энтузиазм значительно утих. — А… раз ему предложили работу, значит, он должен будет переехать?

— Да нет же, глупая, — проворчала Милена, потрясая перед моим носом погашенным факелом. — Не принял он щедрого дара. Такой же дурак, как и тогда. Раз в тридцатый отказывается, окаянный! Расстраивает господина Ярослава, а он такой ранимый…

— Ранимый? — я фыркнула, чуть не засмеявшись. А мы говорили об одном и том же Ярославе? Но заметив на щеках Милены легкий румянец, все сразу поняла. — Милена, а он случаем тебе не приглянулся?

— А что, — смущенно хохотнула домовая, не став скрывать очевидное. — Он мужчина видный, хозяйственный, нельзя себе душеньку порадовать, любуясь на красавца? Вот ты, девица, тоже душой не чиста. Думаешь, я не замечаю, как украдкой смотришь на хозяина, ловишь его взгляд и стараешься услужить?

Теперь стало неловко и мне.

— Неправда! — я даже остановилась и попыталась топнуть ногой. — Он мне не нравится! Нет, конечно, нравится, но как друг!

— Правда — правда, — улыбнулась Милена, снисходительно наблюдая за моими попытками оправдаться. — Давеча уж четыреста лет минует, все я понимаю. А за хозяина не волнуйся, нравишься ты ему.

Сердце пропустило удар и я, робея, переспросила:

— Да?

— Не нравилась — сразу бы на улицу выставил, как только выздоровела, — начала приоткрывать завесу тайны домовая. Я замерла, обратившись в слух. — Нелюдимый он — отвык от людского общения за столько лет одиночества. А ты ж еще на него напраслину наводила! Помню, молвила я тогда хозяину, зачем держать эту девицу, до беды она доведет, уж сердцем чую. А он посмеялся немного и попросил присматривать за тобой, вот как. Пожалел он тебя, горемычная. Дать время решил, чтоб прийти в себя, да ума понабраться.

На душе стало горько — меня все же пожалели и не выкинули на улицу лишь по этой причине. Но я же не дворовая собачка, чтоб меня жалеть! Я — принцесса по крови!

— Но и ты не печалься раньше времени, — продолжила говорить она, заметив, как я посмурнела. — Главное, что не прогнал, а дальше и ты отношение переменила, да и он стал мягче. Ты ж не знала, какой он был раньше, а я скажу — по любому поводу огрызался, угрюмый был, людей сторонился и кроме своей лаборатории ничего вокруг не видел, а с тобой он сердце свое открыл, оттаял немного. Тяжко мне тогда было, признаю, он же видеть никого не хотел, ночевал за работой, ходил аки скелет — краше только на погост относят, да жрецы отпевают. Больно мне на него было смотреть. Не знаю, чтобы с хозяином стало, если бы ты не появилась. Замучил он бы себя, да и меня за собой утащил. Второй смерти хозяина я уже не переживу…

— Я была так плоха? — прошептала я своим мысли вслух. Еще никто раньше не говорил мне, что у меня был скверный характер. Чужое мнение окружающих для меня всегда было важно, и я старалась всем угодить, особенно отцу, но потом, после того, как узнала, что сосватана Родрику, во мне что-то изменилось. Но я всегда считала, что стала лучше, показала свою личность, а оказывается…

— А как же, — проворчала Милена, протаптывая тропинку вперед. — Всегда недовольная, нос воротила, на хозяина ни за что кричала, да глупости совершала. Я молчала, думала, уму разуму наберешься, и не прогадала. Своей головой думать надобно, а не повторять за чьими-то глупыми словами. Наплести чушь любой может, а отделить зерна от плевел — лишь умный…

Внезапно домовая замерла на полуслове и слабо ухнула:

— Ох, тяжко мне что-то, видать и хозяину худо.

Сердце пропустило удар, а по коже пробежались мурашки от плохого предчувствия. Я оглянулась, высматривая сквозь деревья высокие шпили замка, а душа заныла, внутренний голос зашептал, что нельзя было его бросать на произвол судьбы. А что, если ему сейчас нужна была моя помощь, а ни сном не духом?

Может, все же стоит вернуться?

— Не беспокойся, девонька, — увидев, как я себя изводила, молвила домовая и слабо улыбнулась. — Все с ним в порядке будет, а нам идти надобно.

— Но как же… вам же плохо...

— Ничего, терпимо все, да и если б было худо, что ты или я могли сделать? Бежать на выручку? Так себя погубить не долго, и его заодно. Лучше уж приказ выполнить и надеяться. Хозяин же постоять за себя может, хоть и хиленький, а в него верить надобно — вот чем ты ему поможешь.

— Но что, если… — слова застряли в горле, я не решилась произнести вслух свой главный страх, боясь, что он воплотиться в жизнь. Но что, если Ники нужна помощь? Что, если он без меня погибнет, и я больше не его не увижу?

Душа холодела от собственных страхов, а ноги, словно приросли к месту — я не смогла сделать дальше и шага, словно чувствуя, что пойдя вперед, я не смогу больше вернуться назад. Мной завладела нерешительность, сомнение, я больше не знала, что делать дальше…

— Нельзя стоять, — Милена тяжело подошла ко мне и, схватив за руку, повела вперед. — Идти надобно. Хозяин наказал с вас глаз не спускать и отвести в избушку.

Я шла с неохотой, медленно передвигая ногами и постоянно оглядываясь назад, словно ожидая, что вот-вот из-за поворота выглянет Ник и позовет обратно.

Смеркалось. Снег заискрился в лучах заходящего солнца, на землю полегли темные продолговатые тени, стало холоднее. Лес с каждым мгновением становился мрачнее, не дружелюбнее, а где-то вдалеке завыли волки, да пару раз прокаркали вороны, уронив с ближайших деревьев снег. Мое сердце испуганно сжалось, а перед глазами замелькали полузабытые обрывки той страшной ночи в лесу, когда на меня напали… Мне тогда было так страшно, и никто не пришел меня спасти — я осталась совершенно одна с голодной сворой волков.

— Нет, — замотала головой я, — я так не могу. Мне нужно вернуться…

— Нельзя, — всплеснула руками Милена. — А если хозяин узнает? Он ж меня отругает за то, что не сберегла вас!

— Все равно, не могу… — прошептала я и, вытащив из шубы сонного Ларсика, вручила кота женщине. — Позаботься о Ларсике, а я пойду.

— Но…

— Не отговаривай, — перебила ее я и умоляюще посмотрела на домовую. — Не могу я так, понимаешь?! Душа на части рвется и… нельзя же его одного оставлять. Я вот мечом совсем неплохо владею, могу помочь, да и присмотреть за ним. Он же совсем бледный был, когда я уходила!

Милена что-то хотела сказать, а я ее уже не слышала — что есть мочи побежала по нашим следам обратно, точнее, попыталась, ибо бежать по этим сугробам было невозможно. Обернулась, лишь проделав с полсотни шагов — она все также стояла на месте, и издалека казалось, что это был маленький, словно сгорбленный силуэт старушки, что провожала в дальний путь свою непутевую дочь.

Милена меня так и не остановила от этого безрассудного поступка…

***

Сперва я учуяла противный, удушающий запах гари, а потом, посмотрев в темнеющее небо, мне показалось, что над замком поднимались клубы дыма. Честно сказать, я не поверила своим глазам, пока не подошла к замку поближе, и не заметила, пробивающийся сквозь темные стволы деревьев яркий рыжий свет.

То, что замок горел, я отказывалась верить до последней минуты.

Ноги устали и замерзли, длинное платье и тяжелая шуба тянули к земле и об подол юбки я множество раз запиналась и, естественно, падала, пальцы превратились в ледышки, хоть сама я вспотела в жаркой одежде… Но я все шла и шла, пока не достигла каменной стены замка.

Горящий замок жалобно трещал, даже каменная стена ныла от боли, что раздирала ее изнутри, а яркие языки пламени нещадно лизали окна, коптили стены, намереваясь съесть многовековую громадину изнутри, сжечь все дотла. Было ярко, словно днем и от замка исходил удушающий жар, глаза слезились от дыма, а может, это я плакала, не в силах поверить в происходящее. Никогда в жизни мне не было так страшно, так больно, словно у меня тупым ножом отрезали из сердца кусок плоти.

Откуда появились новые силы, я не знаю. Обходя деревья, я, что есть мочи пошла воротам замка, надеясь, что найду там Ника. Он ведь обязательно должен был быть там и пытаться потушить свой дом!

Но, к сожалению, вместо него у входа оказались какие-то люди. Они меня не заметили, я, как только услышала чужие голоса, спряталась за деревьями и стала осторожно за ними наблюдать. Их было трое. Они стояли около сваленной в кучу вещей: позолоченных подсвечников, книг, дорогого сервиза, ваз и других, более мелких и непонятных мне предметов, которые с этого расстояния я не смогла толком разглядеть. Нет, вещи лежали не на снегу, а на бардовом полотне, похоже, бывшей шторой. Эти люди хохотали, не таясь, рассказывали, что смогли украсть у Ника и, похоже, делили награбленную добычу. Хотя нет, один стоял, словно часовой, и зорко следил, чтобы его товарищей не ударили в спину.

Я понимала, что показываться им на глаза нельзя, а лучше выяснить все тихо, со стороны… Душу грела лишь надежда на то, что Ники взяли в плен, мы же цивилизованный народ, а убить хозяина в собственном замке — это же так по-варварски! Может, они хотят получить за Ники выкуп? Или же продать рабовладельцам? У нас, конечно, это запрещено законом, но все же…

Внезапно, из открытых настежь ворот замковой стены вышел еще один человек с факелом. Он, размахивая им, словно мечом, похвастался своим подельникам о том, как хорошо поджег замок… Эти бандиты заулюлюкали и хохоча, стали громко и чувством обсуждать то, как корчилась от боли «беловолосая тварь». О том, как она медленно умирала, заживо пожираемая гнилью и они еще благородные и милосердные люди, что решили облегчить страдания «твари», предав его огню…

По коже пробежались мурашки, а душа словно ушла в пятки, оставив после себя леденящую пустоту в сердце. Мир на мгновение потерял четкость, все звуки превратились в бессвязный шум, а в горле застрял ком — не закричать и не выдохнуть от рвущей нутро боли. Прислонившись к шершавому стволу спиной, я тихонечко съехала вниз, без сил упав на холодный снег — дрожащие ноги отказались меня больше держать. Стало невыносимо душно и невозможно дышать, в глазах защипало от слез, а время словно замерло.

Нет, не может быть. Я просто сплю. Это просто плохой сон, сейчас я проснусь, и все будет хорошо. Очнись, Ирен, приди же в себя!

Красными непослушными пальцами я попыталась себя ущипнуть, но совершенно не почувствовала боли…

Может, стоит ущипнуть сильнее?

Внезапно жар схлынул, оставив после себя покалывающий холод. Я сидела в сугробе, шуба нараспашку, в ней были порваны почти половина петель, руки неестественно белого цвета, а на них виднелись красные следы от моих судорожных щипаний…

Глаза чесались, и клонило в сон, ресницы склеивались, а щеки горели от мороза. В груди все сжималось от боли, губы дрожали, сдерживая судорожное дыхание вместе с всхлипами, а перед глазами ясно предстала цель: «подойти и все узнать о Ники».

В полуобморочном состоянии, я заставила себя встать, прежде выпутавшись из непреодолимо тяжелой шубы, что тянула меня вниз. Мир расплывался перед глазами, кружилась голова, продираясь через сугробы и не обращая внимания на хлесткие ветки кустов, я пошла к ним. Эти люди заметили меня почти сразу, как только я выбралась из тени, подбежали, стали о чем-то расспрашивать, тормошить, в конце концов, ничего не добившись, подхватили на руки и отнесли к свету.

Вменяемое состояние я пришла, когда мне под нос сунули какую-то остро пахнувшую гадость.

— Миледи, миледи! — донесся до меня голос одного из этих чудовищ. — Вы как?

Схватив слабеющими пальцами за воротник мужчину, что наклонился ко мне, прошептала:

— Кровопийцы… — голос был на удивление слабым, хоть и хотелось громогласно кричать на всю округу, а к горлу вновь подкатил ком непрошеных слез. — Что вы сделали с ним? Где он? Отдайте мне его!

Он опешил и попытался отцепить мои руки от своей одежды.

Где-то позади меня я расслышала шепотки остальных бандитов:

— Она в своем уме?

— Тихо ты, какая разница? Главное, что искать не пришлось, сама притопала…

— Отвечайте! — в отчаянье выкрикнула я, собрав в кулак оставшееся силы. Горло пронзило болью, но для меня это сейчас было не важно. Поднявшись на ноги, держась для опоры за одного их этих супостатов, я продолжила севшим голосом. — Что вы сделали с Ники!

— Никериале Ленге? — осторожно осведомился захватчик с разбитой головой, что наспех была забинтована.

— Да! — сипло выкрикнула я, схватив его за воротник и, что есть мочи, затормошила. — Где он! Что вы с ним сделали!

Меня попытались отцепить от него, но я не поддавалась, сжав пальцы сильнее, и трясла, трясла человека, словно куклу, пытаясь добиться желаемого ответа. Смешалось все: мои крики, попытки что-то сказать мужчины с разбитой головой, да возгласы его подельников, что безуспешно пытались оторвать меня от их товарища.

Внезапно из ворот пылающего замка вышел еще один участник нападения и громогласно гаркнув, перекликнул нас всех.

— Что вы за балаган устроили?! А?

В свете огненного зарева мне удалось хорошенько разглядеть его и самое главное, узнать — магистр Стефан, один из новых фаворитов моего отца, который за мое отсутствие, похоже, совсем не изменился: такой же старый и неприязненный — слишком приторный, подобострастный и услужливый. Я знала, что раньше он был почетным членом Совета магов — этот человек постоянно упоминал всем и каждому факт своей биографии, — и сейчас просвещал отца по вопросам магии… Но что он забыл здесь? Неужели это он стоит за нападением?!

— Магистр Стефан? — удивленно выдохнула я, все еще не веря своим глазам.

Руки разжались, выпустив воротник бандита, я на негнущихся ногах пошла к советнику. Подельники меня не стали удерживать, да и все что-то сами порывались сказать своему хозяину. Я не стала слушать их бессмысленные оправдания, в моей голове набатом звучала лишь одна фраза: «Это он, он во всем виноват!».

— Миледи, — растянул губы в своей гадкой улыбке магистр. Мужчина смотрел на меня снисходительно, с толикой превосходства и от его оценивающего взгляда стало омерзительно. — Мы явились выручить из лап похитителя! Как я рад, что вы целы и невредимы…

— Лжец, — порывисто выдохнула я, перебив его на полуслове. В глубине души во мне волной поднялся гнев, придавший мне сил. Это он, он во всем виноват! — Как вы могли!

Хотелось сказать многое, но горло сжало от душимых слез, я чувствовала, что если не выплесну все то, что накопилось в моей душе, то умру на этом самом месте. Магистр даже не успел ничего толком понять, как я накинулась на него, давая выход скопившимся чувствам. Разум застелил гнев, я что-то бессвязно кричала, проклинала его, пытаясь буквально разорвать руками, стереть с его лица ухмылку, заставить страдать, почувствовать хоть толику того, что я сейчас испытывала. И не важно, что я при этом пострадаю, главное, что Ники будет отомщен…

Через пару мгновений меня оттащили от магистра Стефана, я вырывалась, пытаясь хоть разок дотянуться до этого чудовища и вырвать из его груди сердце, но, к сожалению, мужчины оказались сильнее.

— Мразь! — пострадавший сплюнул на белый снег кровь и дотронулся до кровоточащих царапин. Я разжала слегка онемевшие пальцы, в которых были, оказывается, зажаты выдранные клочья волос. — Психованная дура! Уберите ее с глаз моих долой, пока я не отправил ее следом за тем сосунком!

Я повисла в хватке захватчиков — ноги отказались держать, прилив сил ушел, оставив после себя усталую пустоту с легким оттенком сожаления — удалось сделать лишь такую маленькую плешь!

— Не смей… оскорблять… Ники… — тяжело дыша, прошептала я. — А то я…

— Что? — нахмурился он и обратился к своим подчиненным. — Что эта сумасшедшая сказала?

Они замотали головами, тоже не расслышав моих слов.

— Я… тебя… убью… — еще тише произнесла я, — только подойди… поближе…

Советник отца, словно услышав мой приказ, подошел ко мне и слегка наклонился:

— Ты чего бормочешь? Проклятья?

За что немедленно поплатился, я рывком вцепилась в его поредевшие лохмы. На всю округу раздался пронзительный крик мужчины и его отборная ругань. На этот раз оторвать меня от своего начальника подчиненные смогли не сразу, а только тогда, когда постыдно воспользовались заклинанием, от которого я не смогла более пошевелить и пальцем.

— Стерва!!! — негодовал магистр и, замахнувшись на меня, еле сдержался, чтобы не ударить. — Не будь принцессой, — злобно процедил он, — сгорела бы у меня заживо… Чуть скальп не сняла! — возмущенно задохнулся он, утерев со лба кровь.

— Господин, — тихонько проблеял один из подельников. — А что с ней делать?

— Уберите с глаз моих долой, — сверкнул глазами магистр. — Пускай с ней ее отец разбирается…

И в тот же миг перед глазами стало все расплываться и неимоверно захотелось спать. Я изо всех сил боролась со сном, но явно проигрывала схватку.

Звуки стихли. На меня опустилось покрывало блаженной тьмы…

***

Мне снился странный сон, словно это был совсем не сон, а чье-то яркое воспоминание. Передо мной предстал сочный зеленый луг с желтыми вкраплениями цветов, пахнущими чем-то пряным. В воздухе витал июльский пух, светило жаркое солнце и было душно до одури, от чего слегка кружилась голова. Ветер легонько колошил высокую траву, где-то вдалеке чирикали птицы, в небесно-голубом небе не было и облачка, а все вокруг словно сияло неземным светом.

Необычно.

Я медленно пошла по лугу, осматриваясь по сторонам, и внезапно увидела то, от чего мое сердце замерло. Ник недвижно сидел на траве и немигающе смотрел куда-то вдаль. Его фигуру словно озарял внутренний свет, а без того белые волосы, словно сияли… Завороженная этим зрелищем я медленно подошла и замерла за его спиной, не смея прервать эту блаженную тишину.

Но ее и не надо было прерывать, он заговорил первым.

— Красиво, не правда ли? — голос Ника звучал тихо, с толикой грусти. — Я долгое время жил неподалеку от этого леса. Провел все детство в этих краях…

Я посмотрела вдаль. И вправду, там виднелись крыши, а на холме замер одинокий дом… Неужели здесь жил Ники?

— Смешно… Вернулся вновь туда, откуда так стремился убежать, — продолжил говорить маг, даже не повернувшись в мою сторону. — А ты, Ирен, хочешь возвращаться домой?

Я непонимающе на него посмотрела. Что-то не нравилось в его поведении, вопросах — было в них что-то неправильное… Но сказать об этом не могла, голос, словно перестал меня слушаться — не вымолвить и звука.

Миг и природа словно поменяла свой радужный настрой резко на противоположный: на небо набежали тучи, стало темно, подул леденящий ветер, а сочная трава повяла и как-то пожухла. По спине пробежались мурашки, стало страшно.

— А я не хочу…

Ник медленно повернулся ко мне и на его лице стали медленно появляться раны, из глаз полились кровавые слезы, вены почернели, а кожа приобрела какой-то сероватый оттенок. Свет померк, и вместо него на фигуру мага налегла тень.

Я дрогнула и в ужасе отшатнулась, закрыв рот ладонью от беззвучного крика. В голове металось множество мыслей, я хотела проснуться от этого кошмара, но не получалось. Душа ушла куда-то в пятки, я, замерев на месте, с ужасом взирала на Ника и не могла оторвать взгляда…

— Мне так холодно, Ирен, — прошептал он и его лицо, словно покрылось инеем. Я непонимающе оглянулась — вся округа лежала в снегу, а со вздохом изо рта выходил пар. — Так холодно…

Сердце сжалось от нестерпимой боли и я, не обращая внимания на пугающие увечья, порывисто кинулась к Ники, сжав его в объятиях. Он и впрямь был слишком холодный, но, почему-то, пахло от него не морозной свежестью, а гарью. Хотелось обнять мага покрепче, согреть, отдав все свое тепло… На глазах появились слезы счастья — я была так рада, что он рядом. Не хотелось просыпаться…

Ник тоже осторожно меня обнял и через несколько мгновений, прошептал:

— Ирен, живым не место в мире мертвых…

Я, беззвучно всхлипнув, отрицательно замотала головой, а мои руки на его спине сжались сильнее. «Не отпущу», — мысленно проговорила я.

— Прощай, моя глупенькая принцесса и будь счастлива…

Внезапно я проснулась, при этом чуть ли не подскочив на кровати. Чувствовала я себя разбитой, а никак не отдохнувшей, ресницы слипались от слез, сильно болели руки — я на них глянула, они были забинтованы. Слегка кружилась голова, а под толстым тяжелым одеялом было холодно, словно я до сих пор была на том лугу, покрытым снегом… Страшный сон до сих пор стоял перед глазами, и от этого сердцу было очень больно, я задыхалась, а в горле застрял ком. Это же был просто кошмар, ведь, правда? Да и то нападение просто мне привиделось, а на самом деле я сейчас проснулась в своей постели в замке Никериала. Вот только, протерев глаза, я поняла, что нахожусь вовсе не дома.

Окна были задернуты шторами, и в комнате стоял полумрак, но очертания предметов можно было с легкостью различить и от интерьера спальни меня бросило в холодный пот — я знала это место, хорошо знала, ибо прожила здесь не один год. Я была в своей бывшей комнате. Во дворце рода Келионендора. Меня бросило в жар, сердце застучало сильнее, а рука интуитивно потянулась к мешочку, что висел у меня на шее, но его не нащупала. Душа похолодела от ужаса, я стала судорожно осматриваться в поисках бесценного предмета, думая, что возможно он затерялся в постели. Да вот только не находила, да и меня, как я увидела, переодели. А, может, это магистр Стефан забрал слезы Элисень?! Или же прислуга забрала все мои вещи?

Внезапно дверь в спальню открылась без стука, и в нее зашел человек. Я мигом спряталась под одеялом, притворившись спящей. Человек своевольно одернул шторы, впустив в комнату солнечный свет, и подошел к моей кровати. Шаги были тяжелые, а не легкие, как у моих служанок, из чего следовало, что это был мужчина, но не прислуга, ибо те ходили по-другому — тихо и осторожно, в отличие от этих, повелительных, четких шагов, словно человек был в своем праве входить в комнату к принцессе так беспардонно. На свете я знала лишь одного, кто мог так поступить…

— Сестренка, я знаю, что ты не спишь, хватит притворяться!

Я мигом открыла глаза и села на кровати. На глазах выступили слезы, как только я увидела своего любимого старшего брата Ариана. Тот, как всегда, довольно ухмыляясь, смотрел на меня, словно и не было этих долгих месяцев разлуки, и он просто опять пришел разбудить свою засоню сестрицу.

— Ари… — все же всхлипнула я, и кинулась к нему в объятья. Слезы полились ручьем, хотя я совершенно не хотела плакать, а плечо брата было таким родным и уютным.

— Тише-тише, — проговорил он, погладив меня по спине. Я прижалась к нему сильнее, бессовестно заливая дорогой камзол своими слезами. — Теперь ты дома и все будет хорошо.

Я отрицательно замотала головой. Ничего больше не будет хорошо.

— Не волнуйся, тот злодей, что тебя обидел, сполна поплатился за это. Магистр Стефан сказал, что…

— Нет! — резко воскликнула я, отпрянув от плеча брата. — Ники… Никериал Ленге не злодей, не колдун и не плохой человек! Он… — дыхание перехватило от судорожного всхлипа, — он хороший! А этот… этот Стефан — злодей! Он и только он!

Ариан нахмурился.

— Это правда, Ари, — умоляюще протянула я, не зная, как убедить брата. — Магистр Стефан — убийца! Он напал и… и… замок сгорел! А Ники… он умер! А этот убийца и мой спаситель? Категорически нет! Он — похититель!

Перед глазами вновь замелькали картинки из страшного сновидения, и я сжала до боли кулаки, пылая от праведного гнева. Хотелось прямо сейчас пойти и самолично отрубить голову магистру Стефану! Нет, сперва вдоволь его попытать, чтобы он почувствовал на себе всю степень моих страданий! Но вот слезы… где же Слезы Элисень!

Я, смахивая слезы, стала вновь осматриваться, ища заветный мешочек. В Ариана полетели многочисленные перьевые подушки, а за ними последовало одеяло.

— Ты что делаешь? — возмутился он, сбитый столку моим поведением. — И ведешь себя… странно.

— Где мои вещи? Ты не знаешь? У меня на шее висел мешочек!

— Их сожгли. Отец так приказал.

Я замерла, не веря своим ушам. Сожгли? Но почему?

Видя мое неподдельное изумление, Ариан вздохнул:

— Сожгли, дабы не занести во дворец скверну. Кстати, сестренка, поздравляю, твое тело и душу тоже будут «очищать», вот только не огнем, а проповедями, — он многозначительно на меня глянул. — Многочасовыми проповедями.

— Но… — я рассеяно оглядела свою чуть не перевернутую верх дном постель и прикроватные тумбочки. Мешочка нигде не было видно. — Как же так…

Ник доверил такую ценную вещь, а я!

На глаза вновь выступили слезы. Никогда себе этого не прощу! Никогда!

— Ну не плачь, глупая, — подсев совсем рядом, меня приобнял за плечи брат. — Спас я твою прелесть от разорения этими курицами-служанками.

Я неверяще на него посмотрела полными слез глазами, а в мою ладонь упал заветный мешочек.

— Твой любимый старший брат даже готов нарушить приказ короля, — он вытер тыльной стороной ладони мои слезы. — Только не плачь, ты же знаешь, как я этого не люблю.

Но я его уже совсем не слушала, а судорожно развязав побаливающими забинтованными пальцами шнурок, вывалила себе на колени содержимое мешочка. Слезы Элисень были на месте. Глаза вновь стали на мокром месте, а душу прожгла невыносимая тоска по одному невыносимому магу…

И только в кулаке нестерпимо горел святой амулет, а слезы по щекам все текли и текли… не в силах остановиться.