Глава 12

В каждом уголке мира можно встретить банды разбойников и головорезов. Разорившиеся крестьяне, дезертиры армий или уже рождённые бандитами-родителями составляют основу бандитизма. Но откуда их такое количество? Мы чего-то не понимаем в привлекательности жизни вне цивилизации, в скрытой норе, в компании ужасных личностей? — Неизвестный автор, “Книга о дальних далях”.

~~~

— Череп, ты не видел: Гитгуд, Хохота и Девочку? — спросила Купчиха. Её окружала часть детей, а Малышок пытался окружить её на её руках.

— Я видел только Шипа, — ответил Череп, несущий связку дров, но ради Купчихи остановившийся и подумавший. Надо будет поменять ему имя, в конкуренции с настоящим скелетом он действительно проигрывает.

— Принцип набора моей группы не по росту. Вернее, это не группообразующий фактор, — Купчиха слегка задумалась и сказала сложнее, чем следовало.

— Да, точно, Гитгуд же высокая, — понял (или сделал вид, что понял) Череп. Затем он перераспределил вес своего груза в руках. — Я могу тебе ещё никак не помочь, Купчиха?

— Да, поддержи Волки, а Рексану не поддержи, — быстро сказала Купчиха. Ей было неловко выпрашивать поддержку мужу, но лучше испытывать смущение, чем спустить всё на самотёк и обнаружить, что этот самотёк протёк, куда тебе совсем не хотелось.

— Ну вот, опять не помог — я и так всегда поддерживал его, — расстроился Череп.

Закончив разговор, Купчиха, вздохнув, повернулась к детям.

— Сударыня Купчиха, да они просто ходят по Мирокраю, как и мы, и мы постоянно разминяемся, — заверил её Летний Дождь.

— Дождик, ты, кажется, пытаешься загодя выгородить своих друзей, хотя и сам не знаешь от чего, — ответила ему сударыня.

— Но почему, Сударыня Купчиха? — запротестовал Дождик.

— Потому что ты начал называть меня сударыней. Если хочешь подхалимничать, выбери что-нибудь другое. Откуда ты вообще взял эту “сударыню”, а? Я чувствую себя старухой за тридцать зим.

— А как мне с вами подхалимничать? — спросил незамутненный Летний Дождь.

— Просто делай свои проделки не больше средней величины, и мы поладим, хорошо? — устало объяснила Купчиха.

Она с детьми отправились дальше. Жена Волки хотела найти Стругателя или Волки, чтобы помимо своих вопросов о потерянных детях, спросить, что они знают о деревянных кинжалах на поясах детей. Для игрушек они были слишком острые, хотя в такие неспокойные времена Купчиха и не знала, как к ним относиться. Она доверяла своим детям и была уверена, что они не будут выкалывать друг другу глаза (ну уж точно не вторые глаза).

Снегопада не было, и на ясном небе между росчерками белых облаков сражались синева с розовостью. Строительство домов хоть и замедлилось, но прогресс был заметен каждый день. У Ковалицы было так много работы, что она срочно набрала себе множество учеников. Вдалеке Разделитель тренировал группу людей. Дети рядом с Купчихой старались подхалимничать к ней удержанием проделок на малой величине.

Дойдя до выравнивающего края ямы скелета, Купчиха немного поколебалась, но всё же задала вопрос:

— Вспомнивший, ты не видел Гитгуд, Хохота и Девочку?

— Видел, — ответил скелет, не прерывая работы.

— И когда это было? — Купчиха решила, что спрашивать “где” бесперспективно.

— Утром. Как обычно. Они ушли.

— Что значит “как обычно”? Как обычно ты сапоги надеваешь каждое утро, — женщина задумалась, подбирая более понятный для него пример. — Или как копать яму каждое утро. То, что ты делаешь постоянно.

— Да, — Вспомнивший подтвердил её же ответ на свой вопрос.

— И куда они ушли?

Скелет завертел черепом, но по-прежнему продолжал копать:

— Направ… ление… Забыл… Пространство… сложно...

Купчиха вздохнула, глядя на забывчивого Вспомнившего. Ну забыл он, как ориентироваться в пространстве. Может, для древних скелетов это нормально.

— Ладно. Вот ещё вопрос для тебя: ты поддержишь Волки в управлении нами?

— Нет.

— НЕТ!? — женщина тут же пожалела о своей вспышке удивлённого негодования, ведь это разбудило Малышка, который сразу же воспользовался серьёзной причиной поплакать.

— Не может подсказать… правильную дорогу. Как может подсказать правильную дорогу… для всех?

— Но он же тебя принял! Дал имя!

— Очень благодарен. Очень. Но вопрос не привязанности. Вопрос блага для всех.

Купчиха слышала, что со старичками тяжело находить общий язык. С архистаричками — и подавно. Как минимум, потому что язык на протяжении веков меняется. Но такого отпора от скелета она не ожидала. После скелета самым старым в Мирокрае был Сказитель (он пережил больше 40 зим), и он таких проблем не доставлял. А Вспомнивший не так прост. Любое проявление сознания выше ожидаемого достойно уважения.

Купчиха настолько глубоко задумалась, что не заметила, как появились её разыскиваемые подопечные. Однако Вспомнивший предупредил её:

— Сейчас. Вижу Гитгуд, Хохотуна и Девочку.

За самого смелого Хохотуна спряталась Девочка и попыталась спрятаться Гитгуд.

— Ну, молодые люди, как вы, должно быть, догадались, в вашей жизни наступили тёмные времена вытягивания из себя оправданий. Где вы были? — Купчиха уперла левую руку в бок, в то время как правой поддерживала и убаюкивала Малышка.

— А мы это… просто ходили по Мирокраю, случайно не встречаясь с вами, сударыня, я те говорю. Вот, — вытянул из себя Хохотун, а затем вопросительно посмотрел на показанные ему большие пальцы Летнего Дождя (моду на которые ввёл друг Мрачника, Крыс).

— И что вы у Стены делали? — продолжила допрос жена Волки.

— Просто проверяли её на прочность, я те говорю, — более уверенно сказал Хохот.

— Послушайте, — Купчиха опустилась на колени на снег, чтобы смотреть на лица детей прямо. — Пустоши опасны и без паладинов, которых разозлила Рексана. Я знаю, что слова про ваше благо и про опасности и послушание уже столько раз вам повторяли, что они затёрты до дыр. Но прошу подождать с приключениями, пока вы не сможете носить настоящее оружие и применять его для своей защиты. А пока просто представьте, что со мной и остальными взрослыми случится, если вы пострадаете.

— Плакать будете? — предположил смущённый взрослой серьёзностью, обращённой на него, Хохотун.

— Будем кататься по земле, завывая и рвя на себе волосы, — объяснила Купчиха. — Нам будет очень плохо. Ведь старшие должны заботиться о младших.

Хохотун как будто что-то понял и даже кивнул этому своему пониманию. В его глазах появилась решительность.

В то же время Северянин, находясь в смотровом пункте (небольшой хижине без передней стены) на Стене (трёхметровой (ну ладно, двух с половиной метровой) каменной стене (с деревянной оградой по всей длине), заполняющей промежуток между природными барьерами, защищающими Мирокрай), заметил приближающегося человека.

— Ох, приветствие вам! — незнакомец приветливо замахал рукой. — Что за чудодейственное поселение! Готово оно при… как это… ютить усталого спутника?

Северянин выскочил из своей небольшой будки, спустился по деревянной лестнице за Стеной и встал в проходе, ожидая, когда приветливый (но явно малограмотный) человек подойдёт. Ворота были открыты и состояли из досок, обитых металлом (на полностью металлические ворота, к сожалению, не хватило металла). Усталый спутник приблизился, несмотря на постоянные спотыкания в своём длинном подоле, волочащемся по земле.

— Так что насчёт приючения? Я, кстати, вспомнил, что являюсь путником, а не спутником. Во, — путник встал напротив Северянина в воротах.

Северянин посмотрел своим единственным глазом на арку, под которой стоял гость, затем нахмурил лоб. За его спиной Купчиха в панике начала уводить детей вглубь Мирокрая.

— Подумай, так называемый путник, — попросил страж ворот.

— О чём подумать? — не понял так называемый путник.

— Просто подумай о чём угодно. Сейчас твоя голова пуста, что вызвало панику у нашей арки, она уже истерично кричит в головах всех наших жителей.

— Очень странная она у вас, — благодушная улыбка гостя начала превращаться в хищнический оскал. — Что-нибудь ещё надо сделать, чтобы войти к вам?

— Да, скажи, почему твой костюм такой тесный в груди, что швы разошлись, и почему на нём дыра с кровью, которая не успела потемнеть. Я не вижу на твоей коже ран, да и ты явно не смог бы двигаться так свободно, потеряв столько крови из раны такого размера.

(Очень тупой) путник потрогал свою кровавую дыру на груди, и его лицо совсем прекратилось в гримасу злонамерения:

— Вот поэтому! — воскликнул он и, выхватив окровавленный кинжал из-за пояса сзади, замахнулся, целясь в живой глаз собеседника.

Северянин перехватил враждебную руку и, не раздумывая, сломал её. Рука безжизненно повисла, выронив оружие, а её владелец отскочил назад, закусывая губы до крови.

— Вот так вы поступаете с миролюбыми путниками? Предыдущий владелец тоже был… — начал “миролюбой путник”, но его прервал мощный пинок в грудь от Северянина.

Путник попытался отскочить, но его одежда, словно мстя за бывшего хозяина, запуталась в ногах, и он упал на землю. Страж ворот подобрал упавший кинжал и вернул его голове владельца. Затем он быстро зашёл в Мирокрай и начал закрывать громоздкие ворота на не менее громоздкий засов. Сзади него уже подходили вооружённые Разделитель, Волки с другими воителями города и Рексаной (без Обрубка).

По округе начали раздаваться звуки, которые можно было принять за альмовские, но Северянин распознал, что они издаются человеческими горлами. Вскоре из ближайших холмов к Стене начали стекаться люди. Они носили одежду из шкур и растений, а в руках держали оружие и кривые деревянные щиты. Выглядели они дико и грязно. По-бандитски.

Один из них, с головой альмы на голове, отделился от основной толпы и проверил тело своего разведчика:

— Труп. Чистая работа, прямо в глаз, — он одобрительно присвистнул, совсем не расстроившись гибели своего товарища. — Хорошо, а то было бы совсем неинтересно.

Взобравшись на Стену, Волки уже было открыл рот, чтобы спросить, кто они, но его опередила Рексана, которая поднялась следом:

— Кто вы? Вы не похожи на паладинов.

— Мы-то? — представитель бандитов оглядел толпу позади себя, словно только что заметил её. — Мы — ангелы, только что с небес. Вы думали, что нас не существует, а вот мы!

Среди бандитов прокатился хохот и одобрительные возгласы: “Во сказанул!”, “Недаром он ещё жив!”, “И как он такое придумал?”.

— Вы — отребье, мусор человечества, сыны дезертиров и рабынь. Каждый из вас по отдельности не представляет ценности, вас пальцем можно раздавить, как вонежуков, — Рексана продемонстрировала для дальнейшего унижения не большой палец, а мизинец. — Так что вы собрались в банду, чтобы грабить и убивать, потому на что-то менее примитивное вы не способны. Мы все это знаем. Я спрашивала, кого вы представляете: паладинов, Траурников, Соратников Гармонии? Кто нанял вас? Без внешнего влияния вы бы продолжали деградировать в своих вонючих норах и нападать на слабых.

— Это немного обидно, — сказал Волки, но решил не развивать эту тему.

Говорливый же бандит никак внешне не отреагировал на замечательно выверенные оскорбления, хотя многие в толпе начали показывать Рексане неприличные жесты:

— Я не должен этого говорить, но мне очень хочется теперь посмотреть на ваши перекошенные рожи. Мы не ангелы на самом деле, это шутка была. Мы — Потерянные, банда Наконечника.

— Почему это должно перекосить наши рожи? — Рексана шёпотом спросила Волки. Затем взглянула на него и увидела перекошенную рожу.

— Наш бывший вождь. Он сбежал с нашим общаком. Предатель и трус, — процедил сквозь зубы не-вождь.

— Кажется, время переговоров подходит к концу и настаёт время бессмысленного насилия. Самое время надеть Броню Силы, — также шёпотом сказала Рексана.

Он покачал головой, пристально вглядываясь в толпу перед собой, словно надеясь увидеть Наконечника среди своего штурмового мяса:

— Гном и Ковалица всё ещё пытаются понять, как в ней ходить, не говоря уже о том, чтобы драться. Придётся нам своими силами бить врага.

В это время Потерянные начали с нарастающей скоростью бить всем обо всё. Бам, бам, бам-бам-бам, бамбамбамбам! Бандитский делегат незаметно исчез с линии соприкосновения и растворился в толпе. Рексана тоже решила спуститься со Стены, но встала рядом с остальными воинами, держа руку на рукоятке своей смертельной броши.

— Навесом! В двух метрах от ворот! — закричал Волки. К нему залезли Северянин, Разделитель, Подрез и Вихрь. Град камней и копий обрушился на бандитов, но те приняли снаряды на щиты над головами. Из глубин бандитской толпы вылезли грубо сделанные осадные лестницы и устремились прислониться к Стене. Воины на Стене попытались сбить лестницы на землю, но были вынуждены укрыться за оградой от снарядов, которые начали метать задние ряды нападающих.

Когда первый бандит добрался до верха лестницы, Волки встал, заслоняясь им от снарядов, и просто ткнул ему в грудь ладонью. На месте тыка у бандита образовалась дыра (похожая на дыру одежды их разведчика), а в руке Волки возник белый кинжал. Не-вождь схватил обмякшего штурмовика и, используя его как живой щит, начал пинать край лестницы. Этого оказалось достаточно, чтобы она сползла по стене вместе с другими желающими проникнуть в город.

Однако Разделителю повезло меньше — его первый бандит смог ранить его в бок и теперь стоял на Стене. Северянину пришлось отвлечься на него, пропустив своих бандитов.

— Отходим! — крикнул Волки, схватив и отбросив вниз ещё одного противника, который решил укрыть своё лицо и грудь за щитом. Мирокраевцы на Стене поспешили к внутренним лестницам и, быстро съехав с них, так же быстро их уронили.

Самые шальные бандиты (а таких в первых рядах немало) попрыгали вниз, где их встретили бойцы Мирокрая смертью. Остальные остались наверху, прикрываясь щитами от снарядов.

К Мирокраю же начало подходить всё больше людей, среди них Купчиха и Обрубок, которые встали рядом с Рексаной и принялись раздавать принесённые снаряды. Рексана взглянула в их сторону и криво улыбнулась (она всегда криво улыбалась из-за шрама, то теперь хотела криво улыбнуться).

— Что, Рексана, внезапно захотелось отдать командование мужчинам? — не глядя, но словно догадываясь о взгляде, спросила Купчиха.

— Отдаю разрушение и насилие профессионалам, — ответила атаманша.

Бандиты наверху подняли свои лестницы и спустили их уже на территорию города, и начали обстреливать всех, кто пытался подойти к лестницам. У Мирокрая не было щитов, и никто не рискнул приблизиться. Как будто этого было недостаточно, в ворота начали бить чем-то тяжёлым.

— Наверное, я поспешила назвать твоего мужа профессионалом, — флегматично отметила Рексана. — Если ворота снесут, то спасенья не будет. В лучшем случае нас просто убьют. Хорошо, что своих детей мы отправили подальше.

— Не смей обвинять моего мужа. Это ты загребла власть в свои руки. Ты должна была подготовить город к нападению, Рексана. — Купчиха гневно сверкнула глазами в сторону собеседницы и принялась сама раскручивать пращу. — И говори за себя — мои дети всё ещё за нашими спинами.

Спустившиеся бандиты, прикрываясь щитами, начали отходить к воротам, чтобы открыть путь своим товарищам. Вдруг шум за ними (который многие из Мирокрая с удивлением обнаружили, что он был) сменился на другой шум. Настроение криков поменялось, и ритуальные удары явно стали более мясными. Когда засов был снят и ворота открыты, то бандитам и Мирокраю предстала не кровожадная толпа, врывающаяся в город, а разбросанные окровавленные трупы и воины в железных доспехах, поднявшие окровавленные мечи, боевые топоры и булавы вверх и закричавшие “За Мост!” убегающей толпе бандитов.

Бандиты, открывшие ворота, посмотрели на воинов спереди, на воинов сзади и, очень вежливо улыбаясь (почти зажмурив глаза), попытались закрыть ворота и вернуть засов.

— Напомните, кто у нас отвечает за пытки? — спросила Рексана, смотря, как нападавших разоружают и связывают им руки их же одеждой.

— Да каждый из нас чего-нибудь да придумает. Да только нужны ли пытки? — Волки с сомнением посмотрел на пленных. Те неистово (почти так же, как оружием в руках до этого) замотали головами. — Ты же сама сказала, что это отребье. А отребью не свойственна лояльность, да?

Ещё никогда в истории мира так яростно не соглашались, что они отребье.

Мирокрай сосредоточился на пленниках и ране Разделителя. Он пытался шутить, но из-за потери крови его шутки были совсем не смешными. Или, возможно, из-за его бледного вида никто не смеялся. Железные мужчины же расступились, пропуская женщину в мехах.

— Приветствую, я Утера Понтис, правительница Моста, — произнесла она.

— Я Рексана, владычица Мирокрая, — ответила ей владычица Мирокрая, вставая в проходе.

— Мы будем говорить в воротах? — Утера удивленно приподняла бровь, подходя к Рексане вместе с одним из своих воинов.

— Это наш добрый обычай со дня основания Стены, — уведомила её атаманша. — Чуть ближе. Ещё. Вот так нормально, — поправила она расположение Утеры. Затем, развернувшись к толпе за Стеной, она отчитала их: — Хватит уже смотреть на Волки, когда говорят о правителе Мирокрая! — снова развернувшись к правительнице Моста, она отчитала и её: — Это не двоевластие. Тут нет ничего милого и знакомого для тебя.

Утера ещё сильнее удивилась, услышав, как её мысли озвучивает кто-то другой. Сопровождающий её воин положил руку на эфес своего меча на поясе и прорычал:

— Ты говоришь с благородной кровью, которая из-за чистоты своего доброго сердца решила спасти вас!

— Хватит, Эльфред, — Утера положила руку на руку Эльфреда на эфесе его меча. — Нам тоже нужна их помощь. Нашу крепость захватили Траурники, мы решили пойти в столицу...

— Она тоже захвачена проклятыми плаксами. Я её бывшая правительница, — перебила её Рексана.

— О, так ты дочь Сигмунда и Эфемель? — обрадовалась Утера. — Наши записи сильно устарели.

— Да, они теперь просто мусор. Их линия крови оборвалась. Прямо во время Перелома. А теперь скажите, что задумали.

— Что могут задумать несчастные беженцы? Мы лишь просим убежища на время.

— Нет, я говорю о вашем настоящем плане, который направлен против нас.

— Да как ты смеешь!? — воскликнул Эльфред, но Утера снова мягко остановила его:

— Я не понимаю...

— Вы же не хотите сказать, что прибыли так удачно, когда наши ворота уже начали ломаться.

— Признаюсь, мы прибыли два дня назад и всё это время наблюдали за вами.

— Ах, так вы решили набить себе цену за спасение нас. Но не сразу, а тянули время, чтобы наше положение стало более отчаянным?

— Вы же сами беженцы и должны понимать, что мы рискуем не только собой, но и женщинами, стариками и детьми.

— Мы не… — начала Рексана, но Волки перебил её:

— Разумеется, мы примем вас.

Рексана бросила на него гневный взгляд, но он спокойно встретил его и сказал:

— Мы примем их. Или мы больше не Мирокрай.

Рексана, не говоря ни слова (только цокнув языком), убралась вглубь города.

— Я благодарю вас от лица моих людей, — Утера подарила Волки лёгкий наклон головы. — Вы ведь действительно не можете знать о наших намерениях.

— О, я уверен, что ваши намерения чисты. Да и все наверняка уже знают это, — Волки посмотрел на арку, под которой стояла Утера.

— Вы взяли пленных, у вас есть тюрьма? — чтобы скрыть, как её растрогали слова Волки, Утера сменила тему. — У нас тоже есть заключенный, но она благородной крови.

ooo

Паладин с Дурашкой на огромных плечах, словно меховой воротник, шёл вдоль бурлящей реки, освещая собой путь. Они (в лице одного Ромао) решили идти против течения, чтобы посмотреть на источник воды. По мнению демоницы, это не имело какого-либо смысла, но идти по течению тоже. Главное — не идти вглубь шрама, там легко можно потеряться без ориентиров.

Внезапно Ромао метнулся к стене и схватил туннельную змею, которая высунулась из одного из множества отверстий и поймала в пасть мелкую альму. Альма расширилась и застряла в горле змеи, не давая ей вернуться в свою дыру. Паладин завёл обоих альм себе за плечо, и Дурашка с жадностью поглотила их.

На дне был свой собственный микрокосм. Как и в любой экосистеме, все виды участвовали в гонке вооружений: грибы использовали грибоядных для распространения своих спор, грибоядные выращивали на своих телах защиту от хищников, хищники выращивали на своих телах (а некоторые — на чужих) средства обхода этой защиты. Вероятно, здесь были свои паразиты и трупоеды. Только светящиеся медузы догадались левитировать в воздухе, не касаясь поверхностей, где происходили безумства Эволюции.

— Приятного аппетита, Дурашка, — сказал паладин.

— Спасибо, — ответила она хриплым и совсем не женственным голосом.

Благодаря кормёжке она смогла восстановить внутреннюю структуру. Вот только она не хотела давать себе голос, чтобы не мешать паладину пребывать в собственных иллюзиях. Однако она создала себе голосовые связки случайно: Ромао постоянно рассказывал какие-то истории, которые суккуб большей частью пропускала мимо ушей. Но тут его рассказ зашёл о символе веры, который ему подарил отец. Чтобы оживить рассказ, паладин достал этот злосчастный символ из-под брони, и демоница совсем ослепла от усилившегося света. Свет жёг ей тело, но безвредно, это её разум и дух страдали и теряли силу.

Дурашка смогла разглядеть сквозь слезы (и зачем она только восстановила слёзовыделительную систему?) деревянные весы Справедливости на верёвочке. Странно, ведь обычно они были серебряными или железными (Кзарина — молодая демоница, но она знала о старой кампании демонов по убеждению смертных, что железо причиняет сильную боль демонам (что не так). Хотя скрыть, что это серебро причиняет боль, не удалось, но по крайней мере, теперь был шанс встретить железные орудия демоноборцев среди серебряных, и можно было притвориться, что изгоняешься).

— Убери… Больно… — неожиданно для себя и для паладина взмолилась Дурашка.

Ромао аж подпрыгнул на месте, но спрятал символ веры под броню:

— Ох, да, это было невежливо с моей стороны. Прости меня, Дурашка, я забылся, — извинился перед демоном паладин. Он был очень странным паладином.

— Спасибо. Больше не надо.

У демоницы не было сил что-то скрывать от него (да и что? Он внутренности её внутренностей видел) или притворяться. Да перед этим дурачком и не надо было — он с восторгом и улыбкой в голосе шёл во тьме с демоном на плечах. Рассказывал истории: о семье, о фермерской жизни, об учёбе на паладина (что были бы ценными для демонов сведеньями, если бы они уже не знали всё об этом), о том, что он рад, что сделал выбор в пользу жизни Дурашки, и теперь не надо об этом думать.

Чего не хватало в этих рассказах, так это любви, с удовлетворением думала демоница. Да, в них была любовь к родителям и вере, но это было не то, что мог поглощать суккуб. В его историях не было ни подруги детства, ни какой-нибудь приезжей соблазнительницы, ни паладинши, с которой соперничество могло бы перерасти в нечто большее. Он не познал любви, смешанной с похотью. Значит, этот паладинчик — лёгкая добыча для такого сильного суккуба, как я. О, рыбка!

Сам паладин ел альм, пожаренных на огне из грибов, который он разводил своим кресалом из потайного кармана на боку своей брони. Грибы сгорали быстро, и их приходилось постоянно подкладывать. Ромао съедал лишь малую часть альмы и запивал вскипяченной в ладони водой из реки (чистоплюй).

Дурашка лежала рядом, наблюдая за тем, как паладин занимается едой в собственном свете и синеватом свете костра. Хоть он и не в моём вкусе, но он довольно привлекательный. Я знаю пару суккубов (хоть она не особо ладила со своим видом), которым бы он понравился. Стоит запомнить его внешность, ведь мужских обликов у меня совсем нет.

— Мда, надо будет попросить командира добавлять кристаллы вкуса в общий комплект, а то это просто дрянь какая-то, не в обиду этой дряни, — Ромао посмотрел на свою спутницу (вернее, груз) и улыбнулся.

Уголки губ суккуба тоже непроизвольно устремились вверх. Ромао поднялся, положил демоницу себе на плечи, скормил ей остатки альмы и отправился дальше во тьму.