Глава 28

Самым мощным оружием ордена Веритас является его репутация. И злые, и добрые могут в панике заключить перемирие, если узнают о возможности появления этого ордена. — Виктор Исследователь, "Месяц среди Паладинов".

~~~

— Купчиха, мы не сможем забрать тело, если ты его нам не отдашь, — тихо произнёс Подрез.

— А вдруг в ней ещё теплится жизнь? — Купчиха крепко вцепилась руками в руки Гитгуд, лежащей на её спине. Тёмная кровь уже перестала течь. — Где Швец? Он может зашить рану, она же небольшая… Совсем крохотная...

— Дорогая моя Купчиха… — Гарда мягко коснулась лица женщины, проверяя, не началась ли у неё горячка. — Гитгуд… уже отмучилась. Её рана прошла сквозь сердце. Это было быстро и… безболезненно. Да, точно, безболезненно...

— Купчиха, она умерла как истинный воин, — твёрдо добавил Разделитель, прерывая Гарду. Он осторожно, но решительно разжал пальцы женщины и подхватил тело Гитгуд, переложив её к себе на руки. — Это соответствует её душе. Она, должно быть, теперь счастлива.

— Может… магия? — не оставлял надежду решить смерть подопечной Купчиха. — У кого-нибудь есть спрятанная магия?

Разделитель вздохнул, перехватывая тело Гитгуд поудобнее. В его объятиях она теперь действительно напоминала ребёнка, уснувшего в руках отца.

— Ты расстроена. Но магия не воскрешает мертвых… — воин взглянул на Вспомнившего в отдалении. — Аргх! Поговори лучше со Сказителем, у него лучше получается выражать свои мысли в таких тяжелых разговорах. А вы, — он кивнул Подрезу и Гарде, — возвращайтесь на пост. Враги никуда не делись.

Подрез и Гарда нехотя поднялись на Стену, бросив на Купчиху последний сочувствующий взгляд. Она осталась стоять, глядя на свои руки, в которых осталась лишь липкая и холодная кровь Гитгуд. Слёзы текли по щекам женщины, оставляя горячие дорожки на замёрзшей коже.

Белый пег одним грациозным прыжком перемахнул через Стену и приземлился в нескольких шагах от неё. Снег взметнулся под его лапами, и Купчиха вздрогнула, вырванная из своего тоскливого забытья. За ним последовал второй — серый и грузный, который плюхнулся в сугроб с глухим шлепком. Его всадник сказал что-то на чужом языке, с трудом удержавшись в седле.

Всадница легко соскочила с белого пега и быстрым шагом направилась к Купчихе. Слёзы и шок застилали ей глаза, и она не сразу узнала гостью, лишь когда та подошла достаточно близко. Подрез съехал с лестницы и, выставив копьё, встал перед Купчихой, но она положила ему на плечо руку.

— Это Валькали, Подрез, — произнесла Купчиха, вытирая лицо рукавом. — Она одна из нас. Наверное.

Валькали подошла ближе, её тёмный плащ развевался на ветру, словно был военным стягом, а не одеждой для сохранения тепла. За ней её спутник, золотокожий юноша с широкими глазами, упал в сугроб, но быстро поднялся и взял поводья обоих пегов.

— Валькали! — приёмная мать Мрачноглаза бросилась к родной матери Мрачноглаза и отчаянно схватила её за плечи. — Валькали, милая, ты ведь так много путешествуешь! Ты нашла где-нибудь способ воскрешать людей?

Героиня удивлённо вскинула брови и покачала головой. Затем разлепила губы, открывая рот, внутри начало происходить какое-то движение, родившееся в горле, и Валькали зазвучала:

— Вы в беде. Они летят.

— Как они могут лететь? — Купчиха, недоумевая, заморгала. — Кто они вообще такие и как научились летать? У нас же Стену можно перепрыгнуть, это нечестно!

Валькали начала надевать на свою голову невидимый шлем, возможно, чтобы отгородиться от потока вопросов, но Купчиха встряхнула её:

— Ну уж нет! Говори, раз умеешь!

— Волки! — раздался крик Гарды со Стены.

Он с трудом приближался к Мирокраю, шатаясь, как пьяный. Его одежда висела лохмотьями, дыр было больше, чем ткани, и всё густо пропиталось тёмной кровью. Увидев Купчиху и Валькали, вышедших ему навстречу, он поднял руки, пытаясь успокоить их:

— Это не моя кровь, — ободряюще сказал он.

И в качестве опровержения его слов из его рта хлынула розовая кровь, пузырясь на губах, а за ней — прозрачная жидкость, которая осталась стекать по подбородку. Волки рухнул на колени, сотрясаемый жутким кашлем. Задача успокоить женщин была провалена с треском.

— ВОЛКИ! — Купчиха подбежала к ослабевшему мужу, а Валькали, словно тень, последовала за ней.

— Наконечник мёртв, как и большая часть его банды, — Волки взглянул на свою жену и слабо улыбнулся. — Теперь я могу стать вождём, — с этими словами его опять вырвало слизистой водой.

— Валькали, помоги! Нужно доставить его к кому-нибудь, кто знает, что с ним делать, — Купчиха поднырнула за руку мужа, пытаясь его поднять, Валькали подошла и взяла Волки на свои руки, и понесла в Мирокрай.

— Молчунья, и ты тут? — Волки не особо переживал, что его несёт девушка как принцессу. — Как раз к ночному пиру по случаю снятия осады.

Валькали бросила выразительный взгляд на Купчиху, шагавшую рядом.

— Она сказала, что сюда кто-то летит, — пробормотала Купчиха. Все её эмоции сдались реагировать на столько факторов.

— Сказала? — Волки моментально посерьёзнел. — Значит, дела хуже некуда.

Они ушли вглубь города, оставив Гарду и Подреза наедине.

— Так мы теперь должны за небом следить, а не за землёй? — неуверенно спросила Гарда Подреза.

Тот пожал плечами, перехватывая копьё поудобнее.

— Если Валькали права, то да. Но я бы лучше смотрел под ноги — там есть хоть какая-то возможность нам что-то сделать.

Скоро они прилетели, и Подрез и Гарда не смогли бы их не заметить, даже если бы смотрели себе под ноги, хотя бы из-за длинных теней там и раскатистого и тяжёлого гула, который Северянин назвал бы “треском небес” (и бросился бы искать укрытие от небесных осколков). Десяток круглых кораблей северян вынырнул из облаков, двигаясь с угрожающей скоростью.

Гарда бросилась к лестнице, чтобы поднять тревогу через Арку. Подрез устремился за ней, но не успели они сделать и пары шагов, как сверху с оглушительным свистом обрушился огромный железный шар. Он врезался в Стену, как молот Ковалицы в кучу грязи, и участок каменной кладки разлетелся на осколки, погребая Подреза и Гарду под грудой камней и посеревшим от пыли снегом.

Затем в крошеве обломков раздался скрежет. Шар дрогнул и начал распрямляться, встав уже паладином Веритас со светящимся молотом. Из других кораблей, зависших над Мирокраем, посыпались новые шары, падая с грохотом и поднимая столбы снежной или каменной пыли. Железный Дождь обрушился на Мирокрай.

Паладины Веритас с тяжёлой грацией согнали ближайших жителей Мирокрая в тесную кучу. К ним вышел инквизитор — тот самый, что однажды посещал Мирокрай с телохранителями. И сейчас за ним нависали его громилы, а на лице застыла холодная улыбка.

— Чем обоснована ваша необоснованная агрессия? — спросил его Мастер из кучи.

— Спасибо за вопрос. Очень важное замечание, — инквизитор склонил голову, отдавая должное вопросу, и улыбнулся шире. — Видите ли...

Земная твердь рядом вздрогнула и раскололась, прервав его речь. Трещина разверзлась с неземным хрустом, поглотив снег и груду камней, что ещё недавно были домом. Из ямы вырвался жар и пар, а в глубине закружились красные языки пламени. Протяжный, жуткий вой поднялся из разлома. Мирокраевцы отшатнулись, как и паладины, для них это тоже было неожиданностью.

Из ямы вырвалась тощая старческая рука и схватила край ямы. За ней вторая захватила другой край ямы. Руки подняли старуху и выбросили на поверхность. В тот же миг вспышка белого света озарила пространство, и в ней возник молодой мужчина в аккуратной одежде, на которой висела маленькая табличка "Главный библиотекарь Джастин".

— Матушка, что на тебя нашло? — спросил он, шагнув к ней с явным беспокойством. — Старики порой бывают такими капризными, — добавил Джастин, извиняясь перед окружающими.

Все паладины рухнули на колени (всё ещё сохраняя свою возвышаемость над окружающими), их голоса слились в шёпот: "Лорд Справедливость", "Владыка", "Мой бог". Матушка же раскинула руки и закружилась на месте, её безумный хохот разорвал воздух:

— Ха-ха-ха! Я гряду! Ха-ха-ха-ха! Гряду! Какой замечательный цветок скоро расцветёт из ржавчины и горящих душ! Ха-ха-ха-ха-ха...

Безумная женщина сама расцветала на глазах: дряблая кожа натягивалась, мышцы наливались силой, поседевшие волосы возвращали цвет, а в глазах вспыхнул огонь, от которого мир бы закричал, если бы увидел его и мог кричать. Она танцующим движением оказалась у захваченных жителей и, словно продолжая танец, ударила ребром ладони Лосиху и Грибницу, обезглавив их.

В следующие мгновения несколько событий произошли одновременно: Крушила из задних рядов толпы неистово закричала и рванулась к старухе, расталкивая людей/Из рта, носа, глаз и ушей Справедливости брызнула кровь, будто удар его матери отозвался и в нём. Крушила прорвалась к женщине, которая уже убила и Мастера/Справедливость закричал “Неееееет!” и в вспышке белого света телепортировался к своей матери. Крушила попыталась впиться пальцами в глаза убийце своих родителей, но не смогла даже поцарапать их/Убийца замахнулась ладонью на Крушилу/Справедливость оказался сзади своей матери, обнял её, толкнул ладонью Крушилу, посылая её в далёкий сугроб, и исчез вместе с женщиной в вспышке белого света.

Мирокраевцы и паладины были в шоке, их взгляды были прикованы к обезглавленным телам и пустому месту, где только что стояли лжебоги. Инквизитор первым нарушил тишину:

— Вы видели, как стало плохо нашему Лорду, — произнёс он, обводя толпу взглядом. — Как много здесь несправедливости! Нужно выжечь это место!

Ближайший паладин, всё ещё стоявший на коленях, поднял голову, его голос дрогнул:

— Гранд-инквизитор… но среди них много детей и женщин. Мужчины не сопротивляются.

Инквизитор резко повернулся к нему, его глаза сузились:

— Я всё проверил, это так называемая банда Наконечника. Бандиты. И женщины, и мужчины. И дети бандитов, — отрезал он, голос стал ледяным. — Вы всё равно обречёте их на смерть, убив родителей. Или они сами станут бандитами. Убивайте всех. ВСЕХ!

Паладины поднялись, их молоты и мечи засветились холодным светом.

К кузнице Ковалицы подошли трое паладинов, каждый из которых держал молот, превосходящий по размерам наковальню женщины-кузнеца. Та, окруженная испуганными учениками, спокойно, словно не замечая угрозы, отложила раскалённую докрасна заготовку. Затем, резким движением схватив молот, она с силой бросила его в огромную бочку с водой, стоящую рядом с пылающим горном. Бочка раскололась на части, выливая воду прямо в огонь. Мощные клубы густого пара с шипением поднялись к небу, ослепив паладинов. А когда они проморгались, мирокраевцев, разумеется, уже и след простыл.

Разделитель бежал, всё ещё прижимая к себе тело Гитгуд. За ним гнался паладин, меч которого пылал белым светом. Разделитель споткнулся об обломок здания, уронив Гитгуд в снег, и обернулся, выхватив свою рапиру-копьеметалку. Удар паладина пришёлся по его плечу — кость хрустнула, кровь брызнула, но он успел ткнуть клинком в сочленение доспеха под коленом. Паладин пошатнулся, но тут же махнул мечом, разрубив Разделителя от плеча до груди.

— Простите… — выдохнул он, падая рядом с Гитгуд.

Трясина вытаскивал раненых из-под обломков. Громадная тень нависла прямо над ним, заслоняя последний свет дня, и Трясина, с ужасом подняв глаза, увидел, как паладин неторопливо заносит свой смертоносный молот для последнего удара. Но из тёмной тени руин внезапно выскользнула маленькая Звёздочка с жалким деревянным ножичком и встала перед паладином, дрожа, но не отступая.

— Не смей! — пискнула она.

Паладин замер, перестав сметь, затем опустил молот и начал отступать.

Гном и Фея сражались спина к спине: Гном махал молотком, Фея — тонким клинком, но паладин разрубил их вместе одним ударом меча. Затем прошёл мимо застывшей в ужасе Пройдохи, лишь скользнув по ней взглядом.

Шип, Борода и Хорь жались друг к другу, прячась в обломках того, что должно было стать таверной.

— Ты, может быть, уже сделаешь что-нибудь, Хорь? — спросил его Шип.

— Что я могу сделать? Я — простой тавернщик, — опешил от такого заявления тавернщик.

— Так ты же делаешь вид, что ты герой, плохо скрывающий своё таинственное прошлое. И что Броня Силы и Меч Света принадлежали тебе. Самое время сейчас проявиться твоему старому героизму и спасти нас всех, — ответил Борода.

— Вот именно. Я делаю вид, — яростно зашептал Хорь. — Выпивка, мои несчастные, с добавлением дешёвой тайны и лживых легенд всегда стоит дороже обычной выпивки без всяких добавлений!

Сказитель, обессиленный, упал на снег. Паладин, не спеша, настигал его, держа меч наготове. Отец Хохотуна, с горькой усмешкой, обреченно сел на снег и произнес:

— Нет, так хорошие истории не заканчиваются, я тебе говорю.

Паладин, очевидно, придерживался другого мнения насчет хороших концовок и безмолвно занес свое оружие над головой беззащитного старика. В этот момент лопата ударила его под мышку, заклинив смертоносную руку.

— Не трогай… детей… Возвышенный… — проскрипел Вспомнивший, вспомнив, как сражаться с Бронёй Силы.

Паладин другой рукой разбил его на костяшки, но Сказитель, собравшись с последними силами, воспользовался отвлечением Вспомнившего и исчез в хаосе разрушенного Мирокрая.

У разрушенной Стены паладины Веритас занимали свои позиции, перекрывая выход из города, когда к ним вышел золотокожий юноша, спутник Валькали. В лучах заката его кожа сверкала, как раскаленный металл, жидкий мёд и старинное золото. Он шёл медленно, вертикально сложив ладони у груди, а в зубах держал поводья двух пегов — белого и серого, которые следовали за ним, даже не раскрывая глаз.

Паладины заметили юношу и направились к нему. Он лишь медленно разъединил ладони и тут же соединил их снова. Воздух слабо лопнул между его пальцев, и паладины оказались на своих прежних местах, у развалин Стены. Они переглянулись и, понадеявшись, что это было массовое помрачение их рассудков, снова двинулись к юноше. Но и следующий хлопок смял время и пространство, стирая их шаги. А третий хлопок, помимо паладинов, вернул ледяное копьё в чрево воздушного корабля, парящего над ними.

Хлопотун взошёл на руины Стены и прошёл через границу Мирокрая, словно просто решил прогуляться и похлопать, а всё происходящее к нему не имеет отношения. Паладины лишь смотрели ему вслед.

— Оставьте его, — сказал один из них. — Он же явно чужак. Мы заняты этой бандой.

Остальные радостно закивали, ухватившись за повод забыть о потере контроля над реальностью.

— Идите же немедленно, защищайте других людей! — властно приказала Утера своим рыцарям, окружившим ее плотным кольцом железа и верности.

Они стояли у “командного дома” (или, как его еще называли, “дом споров Волки с Рексаной”) в дальнем крае Мирокрая, ближе к краю мира, куда еще не докатилась волна безумной бойни, но была очень хорошо видна. Снег не падал из облаков, но фиолетовые снежинки кружились в воздухе вместе с чёрными пеплинками гари, поднятыми вихрями яростных движений, кипевших в сердце города. Тит смотрел прямо на них.

— Моя леди… — начал Эльфред.

— Нет! Идите немедленно! — прозвучал в ответ твердый голос Утеры, не терпящий возражений. — Вы гораздо больше нужны сейчас беззащитным жителям Мирокрая, чем мне. Я благородной крови, они никогда не посмеют причинить мне вреда.

Это никого не убедило.

— Идите! Это мой прямой приказ, рыцари Моста! Или, клянусь прародителями, я сама сейчас же отправлюсь сражаться с этими проклятыми лже-паладинами, — Утера топнула ногой по фиолетовому снегу.

— Балдуин, останься здесь, с нашей леди, — тяжело вздохнув, Эльфред покорно приказал одному из своих рыцарей. А встретившись взглядом со своей госпожой, добавил: — Потом накажите меня за своеволие, Леди Утера, но Балдуин останется с вами.

Воины подчинились воле леди и покинули её, лишь один из рыцарей отделился от строя и встал в отдалении от неё. Она осталась почти одна и неуютно поёжилась (несмотря на свою врождённую хладостойкость), бессильно глядя в сторону разверзающейся картины разрушений.

— Ты всегда ставила нужды черни выше собственных, Утера, — раздался знакомый голос за спиной благородной леди. — И именно это станет причиной твоего окончательного и бесславного ниспровержения.

Этот голос принадлежал её сестре Гвиневре, которая выходила из-за недостроенного дома в сопровождении всех бандитов, когда-то захваченных в плен, но теперь, похоже, нашедших путь к свободе.

— Миледи-главарь, нужно уносить наши… Э-э-э-э, тела. Тут какое-то полное магичество творится, — залепетал один из её бандитской свиты, опасливо косясь на паладинов-разрушителей пока вдалеке.

— Тихо! — Гвиневра подняла руку. — Или я разжалую тебя из валетов обратно в пыль под ногами. Когда благородные говорят, все молчат, даже сражающиеся воины.

— Гвиневра, сейчас не время, — сказала Утера.

Гвиневра махнула рукой и направилась к сестре. Её бандиты не разбирались в благородных знаках и последовали за ней, но она толкнула нескольких, и они сообразили, что надо подождать.

— Утера, сейчас самое время избавляться от соперников во власти, — Гвиневра достала из-за пояса острый железный обломок чего-то.

Балдуин решительно встал почти на пути леди, его рука легла на рукоять меча, пальцы сжались.

— В сторону! — Гвиневра даже не посмотрела на него. — Или ты собрался атаковать меня своим мечом?

Балдуин, конечно, не сделал бы что-то настолько абсурдное и отступил. Его плечи опустились, а лицо под шлемом исказилось смесью стыда и бессилия.

— Мы ведь родственники! — Утера отступила на шаг назад.

— Как и большинство ассасинаций в нашем роду было между родственниками, — объяснила её сестра, наступая и уже занеся импровизированный кинжал. — Я из уважения к традициям я сделаю это лично.

Но уважению традиций не суждено было состояться. Из-за угла дома выскочила Девочка, уронив удерживающего её Хохота, и, разбрасывая снег, бросилась на защиту Утеры. Не задумываясь о сословиях и законах, она подбежала к Гвиневре и ткнула её деревянным ножичком в руку. На снег брызнула голубая кровь. Поднявшийся Хохотун, а также выскочившие следом Улыбака, Летний Дождь, Дневило и другие дети окружили Утеру, выставив перед собой своё деревянное оружие.

— Ты плохая! Не трогай хорошую леди! — закричала Девочка, звеня голосом.

— Ты, мерзавка, знаешь, что ты сделала? — ахнула Гвиневра, рассматривая свою мельчайшую ранку. — Ты подписала себе смертный приговор. Убить их всех.

Балдуин в этот раз не колебался. Он встал перед своей леди и детьми, напрягся, поставив ногу чуть вперед, и держал свой меч двумя руками перед собой. Свита Утеры зашумела, распаляя себя, сама Утера ухмылялась, поджав раненую руку, словно она полностью отказала. Но бандиты всё не вылетали из-за её спины для свершения злодейств. А потом совсем замолкли. Злая леди повернулась к своим людям, чтобы обнаружить, что те застыли с гримасами ужаса на лице. Её валет направил дрожащую руку на приближающуюся Валькали.

— Это она! Та безумная ведьма у шрама! Она нас всех убьет! Каждый сам за себя! Спасайся, миледи, кто может!

Бандиты кинулись спасаться, и Гвинерва бросила свою заточку в сестру через её защитников. Она совершенно не умела кидать кинжалы (и тем более импровизированные заточки), и метательное оружие лишь неуклюже ударило Утеру тупой частью в живот. Тогда Гвинерва бросила в неё (всё, что у неё осталось из метательного) прощальный злой взгляд и кинулась за своими людьми, поджав подол платья израненной рукой, спасая собственную благородную шкуру.

— Спасибо, Девочка. Спасибо вам всем, милые дети, — растроганно проговорила Утера и поспешно смахнула что-то невидимое с глаза. Это определенно не могла быть слеза, потому что благородные никогда не позволяют себе плакать в присутствии простолюдинов.

— Дети! Вот вы где! — Купчиха радостно закричала слегка охрипшим голосом. Она подбежала вместе с Валькали, всё ещё несущую Волки.

— Купчиха, я хочу поблагодарить вас за воспитание таких прекрасных детей, — произнесла Утера, слегка склонив голову.

— А где остальные дети? — радость Купчихи угасла, как только она подошла ближе.

— Там… — Хохот указал на то, что осталось от города. Девочка шлёпнула его по руке и глазами указала на Купчиху. — А может, и не там, — быстро добавил он. — Не знаю точно, я те говорю.

— Это конец… — Купчиха рухнула, схватившись за голову. — Это было ошибкой доверять мне детей. Правильно, что меня… — она сжала свою татуировку под одеждой, но затем резко спохватилась и с надеждой посмотрела на Валькали. — Валькали, мои дети...

Валькали кивнула и зачем-то передала Волки его жене. Та зачем-то его приняла и упала под его весом, охнув. Героиня достала с пояса синий кинжал и превратилась в размытое пятно, которое полетело в сторону покрывающегося каменной пылью и кровью недостроенного города, оставив за собой лишь шлейф снежной пыли, словно… да не видели окружающие что-то подобное быстрое.

— Прости меня, жена… — извинился Волки, всё ещё лежа на ней и обнимая её за шею. — Я не способен командовать сейчас, именно когда нам нужно командование...

Купчиха вцепилась в его руку, её глаза наполнились бы слезами, если бы они у ней остались:

— Нет, любимый мой… Это всё из-за меня… Это ты должен прощать меня...

— Вы нашли весьма неподходящее время для флирта, — перебила их извинения появившаяся Королева, в окружении нескольких усталых жителей Мирокрая, в основном своих прежних стражниц, но были среди них и немногие мужчины, например Обрубок и Северянин. — Но хватит этого! Командование прибыло!

— Королева? — слабо удивилась Купчиха, поднимаясь на дрожащие ноги и бережно поднимая обессиленного Волки, поддерживая его собой под его плечом.

— Я же говорила тебе, что они будут здесь, у нашего штаба. Какие ещё тайные подземные ходы? — Королева бросила Двуручнице из своей свиты, затем продолжила разговор с Купчихой, Волки и Утерой: — Нам, сильным женщинам, и тебе, Волки, если ты еще способен соображать, теперь придется срочно исправить то жуткое положение, в которое нас всех загнал Волки своей глупостью и самоуверенностью, то есть мужикостью. Только так у нас появится хоть какой-то призрачный шанс на спасение.

Северянин за её спиной показал, насколько (по его мнению) выросли их призрачные шансы на спасение, сложив из пальцев знак нуля.

— Нам нужно уходить… — заключил Волки.

— Именно так, Волки. Значит, есть ещё немного сознания в твоей небритой голове. Хорошо. Но видите эти магические корабли в небе? — Королева указала культёй на кружащиеся в вышине корабли северян. — Я лично сильно удивлюсь, если в них нет дальнобойных орудий. Да им и орудия не нужны, они могут просто скидывать снаряды нам на головы.

— И сейчас они не стреляют, потому что боятся задеть своих союзников, — догадалась Утера.

— Но стоит нам только массово выйти из города, они ничем не будут ограниченны. — Королева согласно кивнула. — Пегопас уже готовит пегов — на них в нас будет сложнее попасть.

— Но пегов же меньше, их не хватит… — начала Купчиха, но страшное осознание правды остановило её. Уже хватит...

— У Стены слишком идеальное узкое место, чтобы не заполонить его врагами, мы вынуждены будем отступать к краю мира, — сказал Волки. — И что дальше?

— Мы сможем спуститься на пегах на дно, — предположила Королева.

— Если это мифическое дно существует. И паладины тоже смогут спуститься, даже быстрее нас, — Волки безжалостно орудовал логикой.

— Мы хотя бы будем живы, чтобы доработать план, — раздраженно бросила Королева. — Но для этого кто-то должен остаться и прикрыть наш отход, — она посмотрела прямо на Утеру. — Прости...

Утера закрыла ладонью рот от ужаса и прошептала: “Нет...”.

— Твои рыцари единственные, кто смогут это сделать, у остальных нет шанса, — теперь и Королева без жалости била логикой.

Утера опустилась на колени, закрыла лицо ладонями, и слезы, которых благородная леди так стыдилась, все же прорвались сквозь пальцы. Девочка начала гладить её волосы.

— Как мы донесём наш план до всех в этом хаосе? — Купчиха с тревогой взглянула на так мучительно тянущуюся во времени катастрофу вдали.

— Арка передаст нашим жителям, — ответила Королева. — Заодно прекратит скулить в наших головах.

— Но… Арке нужно будет передать это сообщение, а это ещё одно самоубийственное задание, — возразил Волки.

— Я готов, — вперёд выступил Северянин. — Я постараюсь прорваться, умру с головой в Арке и на последнем издыхании передам ваше сообщение.

— Не говори это таким спокойным голосом! — возмутился отец Мрачноглаза.

— Столько смертей… — прошептала Купчиха. Они с мужем теперь стояли больше обнимаясь, и Волки тоже поддерживал её.

Наступило тягостное молчание. Казалось, даже мир смущённо затих, выражая своё вежливое молчание по отношению к людям.

— Нет. Я пойду.

Все обернулись на источник голоса, ведь там никто не ожидал увидеть человека. А он там был. Шелест.

— Вы его знаете? — Королева обвела всех вопросительным взглядом.

— Да, это… — Волки хотел представить Шелеста, но тут снег рядом взорвался — с одного из кораблей наконец заметили их мирно разговаривающую группу и решили сбросить им паладина, чтобы они прекратили прохлаждаться во время их уничтожения.

Взрыв разбросал всех в разные стороны, ещё и оглушив. Королева едва поднялась, шатаясь и силясь вернуть сознание в голову, когда к ней шагнул упавший паладин и занёс меч. Последняя рука Обрубка толкнула Королеву в сторону и отделилась от тела от удара меча. Помимо руки, Обрубок потерял равновесие и упал в снег, Королева бросилась к нему и попыталась закрыть своей рукой его рану.

На паладина накинулись Балдуин и Северянин, который попытался залезть на его спину. Паладин занёс свой меч для удара, но к Балдуину подоспели дети со своими ножичками, и паладин остановил меч. Он легко снял Северянина с себя и бросился бежать.

— Дурак, ты потерял последнюю конечность! Как ты будешь жить без неё? — прошептала мать Принцессы.

— Я не потерял её бессмысленно, как остальные, а отдал за твою жизнь, Королева… — гордо и довольно сказал Обрубок, пока его кровь отступала от его кожи, чтобы проскочить между нервно сжатых пальцев Королевы.

— Дурак! Мужчина! Дурак! — Королева причитала совершенно новым для себя тоном.

— Держать строй! Сомкнулись ряды! — командовал Эльфред среди удачно разрушенных зданий, создающих защиту по флангам.

Паладины, облачённые в Брони Силы, превосходили рыцарей в железной броне в силе и размерах, словно огры — орков. Однако, нападая на одного паладина всем строем, они имели шанс повалить его на землю, как статую или небольшую башню без фундамента, и снять шлем, что означало бы кровавую победу.

Вот только к ним начали стягиваться все паладины в округе. Эльфреду показалось, что во вражеских движениях сквозит воодушевление, словно они были рады найти тех, кто походил на воинов, а не на перепуганных жителей с детьми и женщинами. Ещё часть паладинов отвлекла на себя бешеная женщина (или же размытый вихрь в форме женщины), которая передвигалась по полю боя с невероятной скоростью и как будто с множеством атакующих рук.

Они повалили ещё одного паладина и вскрыли его шлем, но были вынуждены отступить, потому что подошло ещё двое врагов. И без того странного цвета снег под ногами смешался с кровью и грязью, и иногда Эльфред спотыкался о мёртвые тела. Крики раненых, стоны умирающих, вой ветра в руинах, гул воздушных кораблей в небе. Запахи крови, железа, гари, пота, размятого снега, смерти. Это было обычным делом на поле боя (кроме гула и цвета снега), но Эльфред никак не мог привыкнуть к этому и, вероятно, никогда не сможет.

Внезапно всхлипы в его голове прекратились, хотя он уже решил, что это его всхлипы. Вместо них раздался голос, всё ещё сохраняющий хныкающие интонации:

— “Внимание, юниты фракции Мирокрай! Отходите к границе города, в сторону края мира, там вас будут ждать пеги. Конечно, оставляйте меня под руинами… Рыцари Моста… Простите. Пожалуйста, защитите остальных, дайте им отступить. Вас не забудут… надеюсь… как и меня… Спасибо.”

— Рыцари Моста! Вы всё слышали? — закричал Эльфред.

— ДА! — ответил ему хор голосов.

— Мы сделаем это! Делаем последний рубеж! Держать линию!

— ДА! — закричали рыцари Моста.

Ни стонов, ни ударов мечей, ни лязга доспехов больше не было в мире. Только дыхание мужчин, готовых умереть. А потом они закричали: “ЗА МОСТ!”

Слёзы начали катиться по щекам Эльфреда, когда он сам вставал в строй, который медленно окружали паладины Веритас, сами собираясь в строй. Это были слёзы радости. Он действительно делает это. Жертвует собой в последнем рубеже, плечом к плечу со своими людьми, против превосходящих сил, ради жизней невинных, ради его благородной леди… ради Утеры...

— ЗА МОСТ! — закричал Эльфред, не жалея горла.

Строи сомкнулись.