Глава 26

Солнечный свет пробирался сквозь колыхающиеся пожелтевшие занавески и слепил глаза. Парень морщился, пытаясь сфокусировать взгляд, а затем отвернулся от солнца. К телу вернулась привычная тяжесть, боль незаживших ран ещё неприятно тянула, однако Амагура был чертовски рад проснуться живым. Сильное отравление оставило после себя какой-то туман в голове. Парень, кряхтя, осторожно приподнялся. Двигаться все ещё было больно. Все раны кто-то успел обработать, порезы забинтованы. Над постелью стоял запах трав.

В доме никого. Порядок и чистота придавали комнатушке какой-то уют, ни пылинки в воздухе. Под босыми ногами скрипел вычищенный пол. На огромном столе росла кипа каких-то пожелтевших бумаг, рядом стояли пустые колбы разных ёмкостей. Вдоль стены взгромоздились обшарпанные шкафы без дверей, донельзя набитые книгами, — совсем как у Каро дома. Амагура, нахмурившись, приметил маленький светлый уголок, торчащий между книгами, солнечный свет падал туда. Как будто кто-то шарил здесь недавно. Парень потянул за уголок, вытащив небольшой лист плотной пожелтевшей бумаги, а затем уставился на глянцевую сторону.

Хелен и Уно легко было узнать по повязкам. Здесь, на фотографии, они были ещё совсем молодыми. Но каково же было удивление увидеть их в компании Ранкуры и человека-призрака из снов. Амагура опешил, рассматривая снимок. Почему они здесь вместе? Улыбались все кроме Ранкуры, разумеется. Тот, ещё подросток, угрюмо косил взгляд в сторону. Наверняка не желал участвовать в процессии.

Какой-то маленький бумажный прямоугольник вверг в ошеломление.

— Мэйти, Мэйти, Мэйти… — расхаживая по дому, бормотал парень.

В памяти всё ещё оставался пробел.

— Мэйти… — задумчиво произнес Амагура, а затем встретился взглядом с Хелен, которая бесшумно вошла в дом.

— Мэйтан, — нарушила тишину она.

— А?

— Твоё настоящее имя — Мэйтан, Куро Мэйтан, — продолжила та, выйдя из тени коридора.

Хелен заметила фотографию в его руке и вздохнула. Рано или поздно этот момент настал бы. Рано или поздно пришлось бы рассказать обо всём.

— Я видел его в своём сне. Кто он? — настойчиво спросил парень, указав на человека в шарфе. — Вы ведь знали его, верно?

— Я знала их всех, — пробормотала она нехотя.

— А он? Он кто такой?

— Старший брат Ранкуры, Куро Амагура.

Парень одарил женщину ошеломлённым взглядом. Та взирала на него непоколебимо, будто была уверена, что поступила правильно.

— Вы… — его голос задрожал, — вы знали моего отца и молчали всё это время? Почему же мне ничего не рассказали?

— Это ничего бы не изменило, — мрачно ответила Хелен. — Поверь, что так нужно было. Вначале я и сама не знала, что тебе стёрли память после убийства твоей матери. Уно должен был мне всё рассказать, но и в его памяти Ранкура проделал брешь.

Амагура в растерянности запустил пальцы в волосы, словно пытаясь пробудиться от дурного сна. Взгляд был прикован к фотографии, к человеку с шарфом.

— Сядь и успокойся, — велела женщина. — Я расскажу тебе всё, только не перебивай. Твоего отца и Ранкуру я знала с детства…

Тогда меня звали Миленой — моё настоящее имя, которое я носила до того, как всё произошло. Всё детство я провела в Нулевом городе, тогда он был ещё населён обычными мирянами. Я жила с отцом и старшим братом. Мать умерла, когда я была младенцем, поэтому её я не помню. Наша скромная семья занималась лекарством — такая редкая специализация была на вес золота. Агелларов всегда почитали и ждали в каждом городе, где люди нуждались в помощи. Признаюсь, лекарство никогда не было моим любимым занятием, если я и делала это, то из-за внушённого отцом и братом долгом нашего рода.

С братьями Куро я познакомилась, когда мне было шесть лет. Сироты скитались по городам, оба брошенные и гонимые трусливым людом. Амагура был абнормалом, и поэтому его особенно сторонились. Поговаривали, будто до определённого возраста абнормалы не контролируют свою разрушительную мощь. Младший Куро был вынужден разделить участь брата. Однако Ранкура не обладал такой силой. Ребёнком он рос слабым и болезненным, а о каких-то способностях не могло быть и речи. Тогда мальчиков приютил наш предводитель, человек на редкость милосердный. Истощённых мальчиков часто приводили к нам на лечение. Я помню десятилетнего мальчишку, худого и бледного, как моль, с глазами изумрудного цвета, в которых таилась какая-то тревога. Старшему на тот момент едва исполнилось тринадцать, был ровесником Уно. Он выглядел более здоровым и крепким, его тёмные зрачки напоминали багровое непробиваемое стекло. Эти братья всегда казались мне разными. Одинаковые тёмные волосы, да метки — вот, что выдавало их связь. Амагура — тот, что посмелее, лёгок на общение и выше ростом, а маленький и щуплый, вечно какой-то шуганный и немногословный — Ранкура. На фоне старшего брата он выглядел совершенно беспомощным. Однако стоило ему привыкнуть к новому дому и чуточку подрасти, от боязливого маленького Ранкуры остались только упоминания.

Я запомнила их обоих хорошо, ибо с момента первой встречи наши судьбы крепко сплелись. Но насколько же разными оказались эти братья: Амагура — сдержанный и рассудительный, порой холодный, когда это было надо, и Ранкура — вспыльчивый и беспечный оболтус. Несмотря на опасную разрушительную мощь, которую нёс в себе старший Куро, он быстро завоевал доверие людей. Да, именно Амагура проявил инициативу, чтобы создать отряды для защиты городов от бандитов. Тогда он был ещё пятнадцатилетним подростком, принявшим недетское решение использовать свою силу во благо. А Ранкура всюду подражал ему и, несмотря на то, что между ними чаще стали вспыхивать ссоры, старший брат всегда был ему примером. Когда Амагура по одобрению предводителя посвятил себя благородному делу, младший братец остался беспризорником: дрался с ровесниками, бил стёкла на чердаках, воровал, а однажды и вовсе изрисовал краской дом одного ворчливого старика, с которым вечно припирался. У того чуть сердце не прихватило. Без внимания, подросток стал всячески за него бороться, и чаще всего ему это нехорошо аукалось. Однако какого бы грозного из себя не строил Ранкура, он так и не нашёл себе товарищей среди шпаны и других ребят. Для них он был дворнягой, которую из доброты душевной приютил предводитель. Мальчишка стал сам по себе, издалека наблюдая за достижениями Амагуры, который для всех горожан обрёл образ спасителя

Я видела, как в сердце Ранкуры медленно закралась зависть. Его просто гложила мысль, что он не может быть таким же, что его не принимают здесь. В такие моменты человек начинает искать всевозможные пути исправить свою жизнь, и Ранкура был как раз таким. Несмотря на характер, в душе он стремился стать лучше. Он хотел быть полезным, чтобы люди уважали его.

Я же была гиперактивным ребёнком, мне было чуждо сидеть целыми днями в лачуге и перебирать травы. Часто я просилась доставлять лекарства в другие города и хорошо справлялась с поручениями. Соседские детишки не особо меня жаловали и наоборот сторонились. Насмотревшись вживую, как оперируют больных людей, я имела привычку пересказывать ребятам всё до мелочей и делала это с таким интересом, что у ровесников это скорее вызывало ужас. Что нас связывало с Ранкурой на тот момент? Из-за отсутствия должного внимания я становилась в край надоедливой, когда мне доводилось с кем-нибудь общаться. Иногда Ранкура приходил поболтать со мной, ибо мне не было дела до чужих обид. Выяснилось, что ему очень даже интересно слушать, сколько крови остаётся на столе после операции, а я в свою очередь находила в его задиристом характере какую-то привлекательность. Мне нравилось, что он позволял себе такую свободу, плевал на мнение старших и творил, что ему вздумается, пускай это и дорого обходилось. Горожане терпели его, списывая все пакости на переходный возраст. А мне даже завидно было, ведь я хотела так же, но под опекой отца и брата я была вынуждена расти послушной девочкой. Мне наказали выполнять предназначение нашего рода, однако моё сердце не хотело это принимать.

Ранкура же приметил во мне свою девчонку и как-то раз подстрекнул меня на очередную выходку, ведь хулиганить с кем-то куда веселей будет. Я, конечно же, согласилась внести в свою унылую жизнь чуточку разнообразия. Ранкура был старше, а посему и все приколы выдумывал он, моё же лицо было всего лишь пособником — пособником рода Агелларов. Так, однажды мы прокрались в городской трактир и испоганили еду десятью пузырьками сильнодействующего слабительного, которое я сама и приготовила. Дети обычно не задумываются о последствиях во время забав, поэтому по шеям мы потом получили знатно. Отец строго запретил мне связываться с этим сорванцом, но кто бы знал, как я была счастлива натворить дел с Ранкурой, а потом вместе с ним за всё это и расписаться. Однако с тех пор Уно по наставлению отца стал следить за мной тщательней. С Ранкурой я не общалась до поры до времени.

Нас заново связало нечто другое.

Во время одного из своих походов я задержалась в чужом городе и отправилась обратно слишком поздно. В тот вечер, в безлюдных руинах, на меня напал убийца: выскочил из тени, да так, что я его даже и не приметила. Обхватил шею и начал душить — видимо, любил за мучениями жертвы наблюдать. А что я могла сделать? Глотать губами воздух и беспомощно трепыхаться, слушая сумасшедший грохот сердца в ушах.

В такой ситуации никакие знания традиций рода не помогут, а наставления отца и вовсе покажутся чушью. Настоящие силы были в руках у тех, кто был способен сражаться.

Я не запомнила, как начала терять сознание и как что-то отшвырнуло этого урода, всё произошло слишком быстро. В груди бандита зияла дыра, проделанная каким-то неестественным образом, а над трупом стоял Ранкура. Его руки по локоть были в крови. Юноша тяжело дышал.

Это не была сила рода, как мне потом сказал Ранкура. Он вообще не торопился мне что-либо рассказывать. В то время Куро часто скитался по окрестностям, обиженный на весь мир и желавший одиночества. В тишине руин, когда громче мыслей ничего и нет, ему привиделся дух. Меня часто пугали страшилками о духах убитых демонов, не нашедших покой. Ходило поверье, будто нечистые духи питаются людскими пороками, слабая душа, переполненная негативными эмоциями, становится для них пищей, а тело — оболочкой. Человек теряет себя. Конечно же, всё это звучало по-детски глупо, но насторожило в какой-то момент. Нечистый дух одолжил Ранкуре силу, чтобы он смог спасти меня. Последнее я узнала только спустя десятилетия: всю жизнь считала, что младший Куро поступил так только ради себя, ради того, чтобы поравняться с братом. И о силе, и обо всём произошедшем мне, десятилетней девчонке, было наказано молчать.

К слову, после этого случая, когда в город наведывались шайки головорезов, Ранкура рвался вперёд всех и имел при этом большой успех. Амагура счёл это за развитие способностей и порадовался за брата, за его стремление оказать отрядам поддержку вместо того, чтобы заниматься ерундой. Впервые Ранкура почувствовал, каково это — быть признанным. Но, как оказалось позже, ему было мало одного признания.

Время шло. Спустя годы позабылось о нечистом духе и о том, что мой друг решил одолжить часть неведомой силы, нисколько не задумавшись о последствиях. Я держала это в строжайшем секрете.

Отряды бойцов пополнялись. Ранкура окреп и повзрослел, став привлекательным молодым человеком, но при этом не утратив остроту своего характера. Те годы выдались для него весьма успешными, и парень быстро прошёл подготовку, чтобы в своё семнадцатилетие вступить в отряд под командованием старшего брата. Хулиган перерос в благородного бойца, и те, кто когда-то пострадал от его выходок, вздохнули с облегчением.

Мне же приходилось наблюдать в окно, как команды новичков тренируются: ловко вскарабкиваются на крыши домов и неистово мчатся, перепрыгивая через пропасти закоулков. Моя душа рвалась к тем высотам, к движению наперегонки с ветром, к Ранкуре. Каждый мой день начинался одинаково и заканчивался одинаково — отвары, микстуры, травы. Мне совершенно не сиделось за таким занятием. Когда мне едва исполнилось четырнадцать, я по старой дружбе напросилась к Ранкуре, чтобы он тайно меня тренировал.

Женщин-бойцов нет и не было в помине среди отрядов, да и дело это совсем не женское и даже не девичье, мои отец и брат оставались приверженцами тихого мирного существования. А мне хотелось влиться в подвижную жизнь, хотелось настолько, что я была готова перетерпеть любые испытания. Ранкура отнёсся к моему рвению со скепсисом, однако ему польстило, что я в нём увидела учителя, и он, пускай нехотя, но согласился. Затем для меня начались времена суровых тренировок. Кажется, я настоящая мазохистка. Ранкура обещал быть строгим наставником — так вот, обещание было сдержано полностью.

Когда желания внезапно воплощаются, ты начинаешь понимать, насколько был наивен. Я узнала, что такое боль падений, изодранные локти и слёзы в горле, которые ну никак нельзя показывать своему наставнику. Хотела стать бойцом? Заплати за это. Я обрела способность прятать боль и скрывать раны, а ещё придумывать оправдание своему позднему возвращению домой. Если Ранкура не принимал своих слабостей, тогда и я должна была стать такой, сжав всю свою волю в кулак.

Отец стремился вырастить меня порядочной, домашней женщиной, почитающей традиции рода, но строгие родительские замашки вызвали отрицательный эффект. Пленяемого человека всегда будет тянуть на волю. Вот и я вырвалась из узды.

Помимо жёсткой физической подготовки, мне пришлось раздумывать над тем, как использовать свои наследственные таланты в бою. Ночами я корпела над кипой записей, подбирая сочетания заклинаний, а затем, ни свет ни заря, отправлялась проверять каждую свою теорию на практике. К тому моменту у меня уже был тайник с недорогим простым оружием, которое я купила на заработанные продажами эликсиров деньги, и несколько техник в арсенале.

Почему же я привязалась так к Ранкуре? На самом деле мы оба были одиноки в каком-то смысле. Я — дурнушка, которая ещё раннем возрасте наизусть знала группу токсинов, способных уложить человека в могилу, а он — одиночка, рвущийся в битвы ради призвания. Мы, как заблудившиеся светлячки, одинаково искали своё место в этой жизни. Мне нравилось в Ранкуре то, что при всей своей толстокожести он оставался добрым человеком. Что бы он ни говорил, какие упрёки бы мне не приходилось слышать, я всегда знала, что его рука протянется мне на помощь, когда я окажусь на волоске от гибели. Пока я была ученицей, он следил, чтобы моя жизнь не оборвалась по неосторожности. Следил, но тщательно это скрывал, а между тем я хотела верить, что наша дружба для него что-то значит.

Он научил меня многому и сделал сильней. Показал, как использовать кинжалы, и после тысячи своих падений и промахов я понемногу начинала бить в цель, гордясь результатами. Он научил использовать то, что способно убить, для того, чтобы спасти тысячи жизней. Ранкура был хорошим учителем. Самое главное, чему он смог меня научить, — не убивать тех, кто этого не заслуживает. В мире есть место и слабым людям, которым нужна защита. Эти уроки на тему добра и зла казались мне детскими, но настоящий учитель не мог не заговорить об этом, ведь он растил в своём ученике некое подобие себя. Я росла следом за Ранкурой и хотела, имея твёрдый характер и стремление, быть сильной, равняться с ним, став благородной воительницей. Я благодарна ему за все эти уроки.

А однажды Ранкура показал мне холм у побережья. Сказал, что когда вырасту, то построим там рыбачий домик и будем проводить с друзьями летние вечера — к такой жизни стремился Ранкура. Он не хотел славы и признания всех людей — он на самом деле желал в хаосе своей души снискать точку покоя и угомонить буйствовавший вихрь, дать пылевой буре осесть, чтобы наконец показать себя настоящего и увидеть дальнейший путь.

Для меня же настало время наконец-то раскрыть свои способности. Это случилось именно тогда, когда я была не готова. Тогда мои тренировки прекратились, поскольку Амагура стал часто проводить рейды в другие города, когда нападения бандитов участились. Издалека приходили недобрые вести: бандитские группировки стремительно росли. Вероятно, на Нулевой город давно готовилась осада, так как наше поселение считалось самым крупным, а все эти мелкие нападения совершались для отвода глаз.

В Нулевом остался сторожевой отряд, когда улицы окутало пламя, а мне пришлось бежать сквозь огненные языки к дому, где остался отец. В тот день никого не пощадили. Вначале вынесли всю провизию, а затем подожгли дома. Женщины, дети, старики — не всем удалось спастись. Мой отец погиб. Я ворвалась в это пламя, когда от нашего дома уже чернел остов. В горячем песке я откопала свёрток с кинжалами. Мной обуял страх: рядом не было Ранкуры, не было той руки, за которую можно было уцепиться. Вокруг паниковали люди, разбегались, вытаскивали раненых, отряд занимался тушением пожара, все смешалось в круговерть воплей, напуганных лиц и языков пламени, лижущих силуэты домов. Но для бандитов мало было сжигания целого города: они решили прикончить всех.

Я помнила только единственную технику, с которой моё оружие резонировало. В момент отчаяния энергия колебалась, и ни один мой клинок не мог стабильно держать траекторию. На меня надвигались двое. Пятнадцатилетняя девчонка, в теле которой я была, испуганно метала взгляд из стороны в сторону, когда вокруг нелепо летали мои же клинки. Я не хотела пасть от рук этих мерзавцев. Ранкура учил меня решимости. Он каждый раз говорил, что придётся убивать людей, если я продолжу. Это было предупреждение для наивной девочки и напоминание, чтобы потом наивная девочка не стояла в ступоре, трясясь от страха.

В наше время понятия ангел и демон, утратив своё сакральное значение, давно стали относиться к человеческой расе. Бандит или нет, он всё равно остаётся человеком, с такими же внутренностями, с такой же кровью. Я знала, куда бить, мои клинки повиновались мыслям. Мне затуманило взор, будто я спала в тот момент и видела дурной сон. У моих ног валялись трупы тех, кто собирался меня убить.

Я пришла в себя, когда вернулся главный отряд. Бандиты отступили, ну а ко мне вернулась осознанность, и тогда перед моим взором затемнели сожженные улицы, продымленные гарью. Неделю отряды выискивали среди тлеющих развалин сгоревшие трупы, неделю длились похороны. Нам с братом пришлось тяжко, поскольку теперь только мы могли опознавать трупы и оказывать помощь раненым. После этого я ещё долго не могла выходить на улицу. Моё рвение к движению возлегло на плечи тяжёлым бременем. Теперь я воин и не должна отступаться. Это мой выбор.

В восемнадцать лет я стала первой девушкой в отряде защитников. Для Уно мои стремления перестали быть секретом, он был, конечно, против затеи и не упускал шанса отговорить меня. Отец бы тоже не одобрил. Я уже была взрослой, и никто не мог меня остановить. Впереди меня ждала куда более насыщенная жизнь. Став бойцом, я узнала ближе и Амагуру.

Тот шарф, что был у тебя, твой отец всегда носил. Уже и не помню, как эта вещица оказалась у него: мне казалось, будто Амагура носил его, когда ещё только пришёл в Нулевой. На поверхности часто бывало очень холодно, а этот шарф согревал. Вероятно, Амагура в последний свой день оставил его у Уно.

Мы с Ранкурой стали напарниками, в то время как Амагура, порой беря на себя слишком многое, часто работал в одиночку. До каких-то пор у нас была дружная компания, и я сблизилась с Ранкурой. Мне казалось, связь между нами крепнет с каждым днём, и порой думалось о том, что стоит наконец-то поговорить о чём-то кроме битв.

Я молчала.

Молчала, когда в голове у меня рисовалась картина счастливого будущего. Мы всегда были вместе, вместе научились быть сильней, прикрывая друг другу спину. Я не давала умереть ему, а он мне, нас в кои-то веки окрестили неразлучной парочкой. Мы вместе сидели у костра, когда по вечерам собирались отрядами, а в солнечные летние дни, когда песок на побережье становился тёплым, рыбачили целой компанией и грелись, забывая, что впереди новый круговорот промозглых сезонов. Я мечтала, как однажды таких непринуждённых дней станет больше, и тогда мы с Ранкурой будем гулять по тому самому побережью в ясный солнечный день до самого вечера. В рыбачьем домике всегда будут удочки для Уно и Амагуры, а наши клинки, вонзившиеся в земную твердь, будут ржаветь где-то далеко отсюда.

Я хотела подвижной, яркой жизни, но не войны, однако слишком запоздало это поняла.

За тот мир, за те тёплые дни на побережье предстояло пройти немало кровавых битв. И мы ещё крепко держали наш настрой, противостоя бандитским группировкам.

Неужели нам всю жизнь суждено было идти по тропе войны бок о бок? Это должно было однажды закончиться. Я по-прежнему молчала. В теле воина жила обычная девушка, ищущая обыкновенного счастья. Однажды мне стоило понять, что Ранкурой двигала иная сила. Чем больше он совершал убийств, защищая город, тем сильнее его личность начинала меняться.

Как же я могла позабыть?

Между братьями рос холод, несмотря на то, что Амагура придерживался дружеских отношений и старался не провоцировать конфликты. Он прощал младшему брату слишком многое, пока в ответ на доброту ему не пришлось испытать вкус горечи. Вероятно, причиной тому стало решение предводителя назначить на свой пост Амагуру. Молодой человек не спешил с выбором, посчитав такое предложение чрезмерной роскошью. Амагура, человек компанейский, но по натуре скромный, порой мне казался слишком самоотверженным. Ранкура прогневался на брата — всё же ситуация взыгралась на струнах зависти. Для младшего Куро казалось просто немыслимо иметь разрушительную силу, но при этом отказаться от возможности встать на более высокий пост. Такая тяга к власти меня пугала. Мой старый добрый друг страшно менялся. Его приоритетом стало доверие предводителя. Молодой, полный жизненных сил человек стоял не на жизнь, а на смерть, защищая город, — и всё это ради почётного места, ради власти. Однако предводитель был не так глуп, он приметил ту неискренность и благоразумно отказал младшему Куро. Его восхождение могло повлечь за собой плачевные последствия.

Ранкура часто твердил мне, что бы делал, будь у него такие возможности. Каждый наш разговор, несомненно, склонялся к этой теме. И каждый такой раз я с тревогой слушала одно и то же, слово за словом. Его мировоззрение резко изменилось. Он хотел избавить мир от слабаков, говоря о том, насколько убогим стал наш род демонов. Всё повторялось. Ранкура будто бредил, и думалось мне, что он чем-то болен. Тренировки и битвы всегда сказываются на психике, а в сочетании с характером, какой был у него, это могло сыграть злую шутку. Живой интерес в голосе, горящий взгляд об одной лишь мысли о власти — я заплатила бы за то, что бы никогда больше этого не видеть в человеке, которого считала родным.

К скорому времени Ранкуру отстранили, и тогда он отдалился от всех нас. Его поступок развеял в прах завоёванную трудом и потом репутацию. Я отказывалась верить, что зависть затмила ему разум до такой степени. В кои-то веки мы стали сплочённой семьёй — почему же всему этому суждено было разрушиться?

К слову, мы никогда не воевали с ангелами и не собирались. У нас были мирные соображения, мы медленно шли к налаживанию контакта с ними. Все наши намерения в один злосчастный день были опорочены. Промозглым вечером Ранкура воззвал к отряду, заявив, что к нам подступает банда. Вот так — прибежал и поднял всех на уши, не вдаваясь в объяснения. Его слова прозвучали очень убедительно, что спустя мгновение отряд сосредоточился на границе города. В вечернее время, особенно когда лил дождь, фигуры в темноте можно было принять за кого угодно. Отряд сработал оперативно: если уж и нападать, то делать это первыми. Благо в тот день я была на посту города и не видела всего кошмара.

Амагура всегда брал всё на себя, он верил Ранкуре, относился к нему лояльно, но в тот день та вера была безвозвратно надломлена. Для командира отряда не составляло труда прикончить противника. Но как быть, когда те, кого приняли за бандитов, оказались ангелами? Говорили, что от руки абнормала не уцелел никто. Это было ударом для Амагуры. В первую очередь он винил себя и только себя, а уже позже люди из отряда решили, что Ранкура намеренно подставил его. Младший Куро безоговорочно принял своё наказание. После инцидента Амагура часто приходил на то место. Я думала, что он тяготится из-за этого настолько сильно. Позже он мне тайно рассказал, что из группы экспедиторов выжил только один человек.

Кариме Миорина, девушка-ангел, пряталась в тех руинах. Амагура ранил её, но успел остановиться, когда разглядел лицо. До смерти напуганная, да ещё и раненая девушка не подпускала к себе никого. При ней был только пистолет, и стоило Амагуре приблизиться, как дуло направлялось в его сторону. Разумеется, Кариме не могла так долго противостоять, и когда Амагура пришёл в очередной раз, девушка лежала без сознания. Так он стал приходить в её укрытие и заботиться о ней, пока она приходила в себя. Конечно, для Куро это была лишь малая часть искупления за причинённый вред. Он хотел дать Кариме нечто большее даже притом, что он едва её знал.

Я никогда не могла вообразить, что двигало Амагурой. Порой я разделяла недоразумение Ранкуры. Ведь действительно: почему такой могущественный демон выбрал путь отрешения? Демон, который совершал благо, — это звучало не столько странно, сколько противоречиво.

Кариме не сразу пошла на контакт. После своего выздоровления ей нужно было возвращаться обратно в свой небесный город. Однако девушка не торопилась туда. В родном доме её никто не ждал. На воспитании строгих родителей, девушка была вынуждена идти по выбранному ими пути. Кариме всегда мечтала стать певицей, но безразличие и жёсткость близких людей погубили эту мечту. Амагура рассказывал, что помимо завораживающего голоса у девушки был наследственный дар восстанавливать или стирать людские воспоминания. Угнетённая родительским решением Кариме утратила тягу к жизни, в какой-то момент девушка и вовсе пожелала себе сгинуть на поверхности, проклиная нелюбимую работу. Вышло так, что в мире ангелов Кариме не нашла себе поддержки. Это чувство медленно губит человека.

Амагура смог понять её печаль, и девушка, презиравшая демонов всю свою сознательную жизнь, внезапно нашла в одном из них того, кого так отчаянно искала. Конечно, это случилось не сразу, и прошло какое-то время, прежде чем между ними вспыхнули сильные чувства. К тому времени Амагура поселил Кариме в соседском городке, остерегаясь того, что Ранкура может узнать о выжившем ангеле. После того вечера младшему брату больше нельзя было доверять. Кариме жила в безопасном местечке. Горожане обещались не распространяться о новой селянке, и Амагура понадеялся, что они сдержат слово.

Что касается Ранкуры, то мои отношения с ним медленно сводились к обрывкам фраз, безразличным взглядам и избеганию. Я старалась понять его и показать, что не отвернулась, как это сделали многие. А он стал холоден. Запирался днями в своём доме и пропадал так надолго. Я пыталась достучаться до него, не узнавая своего приятеля. Соседи поговаривали, будто он кричит по ночам, а то и вовсе с кем-то разговаривает — никак гостей водит. Только гости те больно молчаливые были. Мне лишь стоило понять, что это как-то связано с давним происшествием.

В последние дни нашей дружбы я запомнила Ранкуру в крайне разбитом состоянии. Весь измождённый и истощённый, с синяками под глазами, он порой плёлся вдоль улицы, держась в тени, словно призрак. Глаза были сумасшедшими и неподвижными, белки пожелтели. Прохожие обходили его стороной. На нём трепалась одежда, которую он носил неделями: вся в каких-то пятнах и грязи. Так шагал он в одну сторону, а потом плёлся обратно, ни с кем не разговаривал, затем запирался в доме. Это повторялось много раз и наводило на людей страх. Ранкура был нездоров.

Тем же временем я смогла впервые встретиться с Кариме. Признаюсь, меня покорила её красота. У местных женщин обычно была смуглая серая кожа с какими-нибудь язвами, рубцами и родинками, а у этой — белая и матовая, чистая, как лист, будто засвеченная солнцем. Взгляд с блеском печали, и зрачки синие-синие, не голубые, волосы светло-русые. Кариме была чуть постарше меня, но её внешность не знала быстротечного времени. Не зря ходили слухи, что ангельские девушки в буквальном смысле обладали пленительной красотой. Робкая, тихая — Кариме всё ещё боялась нас. Она знала многое из верхнего мира, который не был нам известен, и было интересно слушать о том, как там всё по-другому. Характером она старалась казаться сильной и не привыкла открыто жаловаться: всё себе да в себе. Для меня весьма неожиданно было увидеть столько воли и стойкости в нежном цветке. Просто она была всю жизнь одна и сделала для себя всё, чтобы стать сильней духом. Амагура лишь делал так, чтобы Кариме чувствовала себя девушкой. Рядом с ней он расцветал, и тогда каменный демон-боец превращался в человека, а покрытый инеем цветок таял. Приятно было за ними наблюдать. Я скорее завидовала Кариме: она так неожиданно нашла своё счастье. Глядя на них, я все меньше хотела делиться своими переживаниями. У Амагуры была своя жизнь, и мне не хотелось доставлять ему проблем, рассказывая о Ранкуре. После того вечера они с братом больше не перекинулись и словом.

Спустя месяц я узнала, что Кариме ждёт ребёнка. Меня не столько порадовала эта мысль, сколько заставила испытать волнение и страх.

Амагура встретился с предводителем Нулевого города, чтобы возвестить о своём временном уходе из отряда. Новость стала неожиданностью для всех, а Ранкура, узнавший всё это, пришёл в неистовство. Несколько недель он ходил как в воду опущенный, всё молчал, а здесь его как будто что-то задело. В последнее время он больше напоминал мне животное, с которым если и видеться, то только на безопасном расстоянии. В том, что Ранкура окончательно свихнулся, Амагура убедился, когда брат попытался его убить. Разумеется, младший Куро не уступал его силе. После неслабой оплеухи Ранкура остыл.

Амагура по-прежнему держал свои отношения с Кариме в тайне от всех кроме нас с Уно. Он посвятил своё время ей, оставив заботы Нулевого города. То время было благодатное для них обоих: когда отряды защитников возросли и по количеству, и по силе, им удалось остановить вражеские нападения. Я не смела и не имела права мешать Амагуре, влезать в идиллию, когда у самой разворачивалась личная драма. Но я была уверена, что только Амагура сможет мне помочь.

Ранкура стал часто уходить из города и теперь уже не запирался днями в доме, а пропадал где-то и очень надолго. Я осторожно следила за бывшим напарником. Мне показалось, будто он немного пришёл в себя. Но зачем он пропадал куда-то? Уже не подростком был. В городе давно привыкли к сумасшедшему, который мог то прятаться дома, то бродить по улицам. Он никого не трогал, и оттого люди просто не обращали внимания на нездорового парня.

Я проследила как-то раз за Ранкурой, когда улучила момент. Мне давно не терпелось с ним поговорить. Однако то, что мне впоследствии пришлось узнать, раз и навсегда разбило мне сердце. В руинах неподалёку обосновалась бандитская группировка. Они не спешили высовываться и, как мне удалось разузнать, готовились к очередной осаде Нулевого. Причём здесь был Ранкура? Притом, что он толковал с нашим врагом так, будто побратался с ним. Но к чему мои глупые опасения? Он действительно обрёл себе на стороне союзников. Ранкура вызвал их предводителя на поединок. Горячий бой длился минуты и неожиданно для многих закончился в пользу смелого новичка. Отрубленную голову убийцы он поднял вверх в знак своего восхождения. Одобрительное улюлюканье шайки разнеслось по руинам и шумело где-то за спиной, когда я, в страхе и отчаянии, спешила в Нулевой. Они нашли себе нового и более сильного лидера.

Я едва успела достигнуть пределов города, как меня ухватила за плечо рука. Страшнее всего в тот момент для меня было обернуться. Я спиной чувствовала, как Ранкура улыбается. Мне пришлось посмотреть на него, в его зажжённые триумфом глаза. Он был неузнаваем в тенях сумерек. На меня взирало воплощение тьмы.

«Ты ведь наша девчонка?» — сказал он, как в детстве.

Меня охватил холод.

«Я ведь доверяю тебе, Милена, и только тебе я и доверяю, — улыбался он. — Ты прекрасно умеешь молчать, верно? Ты мой самый близкий друг, понимаешь? Ты не можешь так поступить со мной».

Я не могу описать тот ступор, который меня сковал в те секунды. Едва верилось, что эти слова произносит некогда близкий мне человек. Меня будто околдовало. Слова застряли в горле так, что мне было просто страшно их произносить. Я вернулась домой поздно вечером и, тяготясь мыслью о том, что я поступила неправильно, еле заставила себя сомкнуть веки. Я боялась предать человека, которого так любила.

Я не решалась рассказать. Во мне теплилась слабая надежда, что Ранкура ещё одумается, но как же я ошибалась.

Обычно, когда ты знаешь человека очень давно, растёшь рядом с ним, а потом ваши жизни сплетаются крепкими узами, в сознании отпечатывается его некий образ. Кажется, что он никогда не поступит так или иначе только потому, что он оставил в твоей памяти самую лучшую свою сторону. Трудно вообразить, что этот человек сможет однажды пойти против собственных принципов.

До меня дошла новость, что Ранура по своей воле собирается уйти из города. На самом деле это мало кого волновало, и я даже сказала бы, кто-то был рад такому решению. Мне тогда часто говорили, что я сама не своя в последнее время, но кто бы знал, что я в себе держала. Тогда же я решила, что должна сказать Ранкуре всё о своих чувствах. Несомненно, он одумается, думала я. Только и здесь я оказалась глупа. Мне довелось увидеть Ранкуру в последний раз. Мне было страшно, ведь я собиралась наконец-то раскрыть свои чувства. На самом деле я искренне желала, чтобы Ранкура остался.

Я бежала следом, судорожно глотая воздух. Уже стемнело, поэтому силуэт медленно растворялся в ночных тенях. Я успела. Успела вцепиться и поймать, обхватив руками. Ранкура сбавил шаг, когда я обняла его спину. У меня сердце замерло, из легких вырывалось горячее дыхание.

Он стоял без движений на месте, как чужой человек, которого с кем-то перепутала влюблённая девица. Я старалась говорить, я безнадёжно молила его остаться, проглатывая важные слова и по-прежнему не решаясь сказать их. Он слушал мой лепет ровно и безразлично, выжидая момент, чтобы найти место для своей твердой речи. Я ждала, что он подумает над моими словами…

«Не пытайся меня остановить и уйди с моего пути».

Я совершенно не помнила, как Ранкура освободился из моих объятий и побрел дальше. Меня охватил такой холод, что я была просто не в состоянии сорваться с места, чтобы снова его одёрнуть.

Мне был дан выбор: примкнуть к Ранкуре или стать ему врагом.

Я никогда не буду на стороне убийц.

Так и стояла посреди дороги с безнадёжно протянутой рукой, видя, как исчезает в ночной темноте дорогой мне силуэт. Мой друг, мой учитель...

Далёкие тёплые воспоминания, которые невозможно оторвать от сердца, — вот, что оставляют предатели.

Я явилась к предводителю, чтобы в пускай и беспардонной форме донести до него всё, что было мне известно о Ранкуре. И про призрак-паразита, и про причастность к бандитам. На уши подняли все отряды, а когда новость дошла до Амагуры, то ему пришлось вернуться, чтобы затем отправиться на поиски брата. Ранкура исчез, не оставив после себя никаких зацепок. Между тем никаких нападений не было и не предвещалось ближайшее время. Однако у меня были дурные предчувствия.

Прошли месяцы, и наступило лето. Меня не покидало ощущение, что неспроста всё это затишье, и, наблюдая за обыденной суетой в городе, я всё больше боялась снова увидеть улицы в объятиях ревущего пламени. Ранкура ушёл, да и как-то об этом позабылось среди селян. А вот отряды оставались начеку, и Амагура полностью контролировал весь процесс. Кроме того, его ждало другое событие.

У Кариме родился мальчик. Наверное, я никогда не видела в глазах Амагуры столько блеска. Обычно он был холоден и рассудителен, каким и подобает быть воину. Но разве новость о рождении сына могла оставить безразличие? Их маленькая семья трепетала в тот день, позабыв о других проблемах.

Я знала, что Мэйтан — необычный ребёнок. Принадлежность родителей к разным расам отразилась на нём. Мальчик с иссиня чёрными волосами и тёмно-синими глазами родился абнормалом. Кем он являлся — ангелом или демоном — могло показать лишь время. Кариме желала, чтобы сын вырос хорошим человеком и использовал дарованную силу во благо, Амагуре не терпелось дождаться, когда Мэйтан подрастёт. Я знала, что рядом с таким отцом ребёнок непременно решит пойти по стопам родителя. Сила абнормалов славилась своей разрушительностью, и, попади такое дитя в недобрые руки, людям не удалось бы избежать беды.

Они очень любили своего сына, то есть тебя, Мэйтан. Я редко где видела такие семьи, где люди старательно укрепляли свой союз. Человечество желало вернуться к своему началу, где не было бы ни ангелов, ни демонов. Все эти стремления к миру показались мне однажды бредом. Начало любого человека происходит в семье — именно отсюда следовало бы начинать путь к миролюбию.

Мне оставалось только порадоваться за старых друзей. Скоро Амагура снова уйдёт, как только разберётся с Ранкурой, а затем вернётся в семью растить нового бойца. Ну а я буду тёткой, которая иногда будет заглядывать в гости и улыбаться. Только я знать не знала, однажды безоблачное будущее семьи Куро затянут беспросветные тучи.

Ранкура пронюхал, что его уважаемый старший брат на самом деле променял своё положение в Нулевом на скромную жизнь и не с кем-то, а с ангельской девушкой. Мало кто знал, какой ненавистью младший Куро проникся к ангелам, она казалась мне столь нелогичной для человека, стремившегося к миру с ними. Однако влияние тёмного духа, с которым юный Ранкура заключил договор, могло полностью оправдать такую смену приоритетов.

Я отчаянно искала любую информацию о нечистых духах. Мне довелось узнать мало, практически ничего, что могло бы натолкнуть на верное решение. Одержимость нечистым духом оказалась случаем столь редким, что какие-либо внятные писания о ментальных паразитах напросто отсутствовали. Убийство одержимого — вот что могли мне предложить. Однако я не теряла надежды найти более гуманный метод.

Гром грянул совершенно внезапно. Иногда возникает впечатление, будто зло беззвучно следует всюду и ждёт именно того момента, когда ты будешь максимально не готов принять новый удар. Амагура тогда ушёл в Нулевой на весь день. Отрядам всё ещё нужен был сильный лидер. Формировались новые отряды, но кто мог подумать, что тем же вечером к нам нагрянут недобрые вести издалека?

Амагура бросился бежать, оставив всех нас без распоряжений. Я отправилась следом, ведь шайке бандитов понадобилось в тот вечер набрести именно на то поселение, где по случайности оказалась девушка-ангел. Я сразу поняла что к чему, а позже мне довелось ещё и увидеть весь этот кошмар, который затем стал брешью в моей памяти.

Если Ранкура позаимствовал чужую силу, то следовало ожидать, что эта сила начнёт развиваться. Я помню, как Амагура мчался в беспамятстве на свет огней, полыхавших вдалеке. Он меня не слышал даже. Мысли о том, что Кариме и Мэйтан остались там, рвали его душу до жара в ступнях. Мне было не угнаться за ним, поэтому я отстала.

Два демона бились на смерть в дыму огня, среди ревущего пламени. Два демона в своих истинных обличиях — Амагура и Ранкура. Возможность стать равным по силе с братом — вот, что дал нечистый дух Ранкуре, а в качестве платы стал его паразитом.

Кариме вырвалась из укрытия вместе с ребёнком. Ей обуяла животная паника, когда пришлось лицезреть битву двух демонов. Не видя перед собой ничего, девушка бросилась прочь. Ранкура в разгар битвы приметил светлое пятнышко среди дыма, ощерился и нацелился туда, позабыв о противнике. Его когтистая рука едва не пронзила тело девушки, как вдруг впереди выросла тень. Когти вонзились в вязкую, горячую тень. Брызги чёрной крови окропили обожженную землю. Когда Ранкура пришёл в себя, то упал перед умирающим братом на колени. С того момента младший Куро полностью потерял себя. Его отчаянный крик сотряс задымлённый воздух.

Я знала, что он опомнился лишь на мгновение, а когда отчаяние отступило, оно вернулось снова.

Я успела найти Кариме раньше, чем демон взял наш след. Она была до смерти напугана, и мне стоило усилий её успокоить, чтобы идти дальше. Ранкура шёл за нами, и я это чувствовала. Едва перебарывая собственный страх, я велела Кариме бежать без оглядки до ближайшего поселения. Хотелось верить, что ей удастся найти временное жилье, да и вообще добраться туда без проблем. Обычно селяне помогали беженцам. Я дала Кариме уйти прочь, а сама стала ждать.

Амагуры больше не было, а это значило, что теперь я должна была убить Ранкуру. Ему уже было не помочь, хоть я и отказывалась принимать это. Меня ждал силуэт. Где-то вдалеке догорали дома, и ночная синь пылала ораньжевым заревом. Пропахший гарью воздух холодел от ветра начинающейся грозы. Ранкура стоял напротив и смотрел на меня в упор. Его взгляд изменился с нашей последней встречи, а на лице растянулась уродливая ухмылка.

«Ты посмела предать меня», — с его губ сорвался ледяной шелест.

В моё тело будто вонзилась тысяча игл, парализовавших меня. Я поняла, что трясусь от страха, и клинок под моим плащом вот-вот выскользнет из вспотевших пальцев. Я должна было перебороть это чувство. Сжав губы, я сделала глубокий вдох, и тогда мир для меня исчез.

Мне представился позабытый денёк моей первой тренировки. Ранкура взывал ко мне, чтобы я сражалась, когда очередной удар отправил меня, худощавую девчонку, в болезненный полёт. И я поднималась, облизывая разбитые губы, затем нелепо налетала на своего наставника, неумело махая тренировочными кинжалами, а после падала от тычка в спину. Больно.

«Сражайся, Милена, — твердил мне голос моего учителя. — Не смей сдаваться».

И я вскакивала на ноги снова и снова, дерясь уже более яростно, с напором, какому меня обучил Ранкура. На поле битвы противник не будет ждать, пока я поднимусь.

Воспоминания разразила расселина пропахшей гарью ночи. Я с напором билась с моим учителем, и от наших клинков летели искры. Он был настроен убить меня, а мне оставалось только не дать себя погубить. Я вошла в кураж, заставив чёртов внутренний голос заткнуться, и теперь билась не со своим учителем, а с врагом. Уроки для меня давно закончились, остальная жизнь — сплошная практика. Тем вечером мне нельзя было проиграть. Исполнившись решительности, я беспечно целилась полоснуть противника по шее. Удар за ударом — нельзя промахиваться, нельзя падать.

Но вот я упала на колени, выронив своё оружие. Боль разразилась по телу, а на немеющих ладонях блестела кровь. Моя кровь. Лезвие едва коснулось моего живота, а столько крови хлынуло. Сверху навис силуэт и замер, я с бесстрашием взглянула ему в глаза. Минуты шли. Мне так хотелось закричать, чтобы этот подонок убил меня наконец, прекратив это издевательство временем. Но я молчала, и мысли мои безмолвно утекали в пропасть, покидая разум. Я могла бы опустить руки и дождаться мгновенной кончины, я могла бы умереть, прекратив свои мучения, я могла бы так безнадёжно уйти, оставив незаконченное и не начатое. Но…

«Сражайся, Милена! Борись!»

Этот голос прозвучал в моих мыслях ясно и отчётливо. Голос, который я узнаю среди миллионов. Он взывал меня подняться и плюнуть смерти в лицо. Он верил, что я ещё могу сражаться и победить — Ранкура верил в меня. И я поднялась. Мне казалось, что я будто воспаряла над самой пропастью, в которую летела. За секунду до того, как вражеское лезвие уже почти коснулось меня, я, ощутив прилив энергии, пробудила Око Агеллара. Раны мои мгновенно затянулись, и кровь нейтрализовала яд. Мне хватило сил, чтобы нанести удар, который затем со звоном выбил из рук противника оружие. Он отскочил назад. Я хотела напасть первой, но вдруг увидела кое-что. Сила Ока давала возможность видеть потусторонний мир, и тогда я, находясь в обоих мирах одновременно, разглядела стоящего позади врага душу.

Тогда я и поняла, что всё это время Ранкура был рядом. Это он не позволил мне сдаться, это его пронзительный голос достиг моей души в момент отчаяния. Ранкура находился позади своего тела, которым теперь управлял тёмный дух. Я видела эту ауру, видела, что собой представляет эта сущность, а мой друг, прикованный к своей оболочке, вынужден был видеть то, что от его имени творит потусторонний чужак. Ранкура безучастно стоял на месте, он не мог вернуться и вмешаться в бой, а только желал, чтобы я бежала прочь, пока оно не пробудило свою истинную силу. В это мгновение мной овладела ярость, и я бросилась на врага. Образ Ранкуры, который я видела, исчез, как только я открыла печать Ока, направив все силы на то, чтобы сражаться, не чувствуя при этом боли. Однако у меня был лимит, и всё время получать раны, которые мгновенно заживали, я не могла. Мои руки предались хаотичному движению ярости и, не жалея клинок, били по неуязвимому противнику с такой страшной силой, что от скрежета горел воздух.

Оно продолжило свою игру, наслаждаясь моим гневом. Я не могла сокрушить его, и никакая сильная эмоция, вложенная в удар, не придавала мне таких сил, которые могли бы изничтожить эту тварь. Моё тело изувечили порезы и ссадины. Если бы не моя сила, то я валялась бы давно мертвецом у ног убийцы. А самый болезненный порез откликнулся жгучей болью в щеке. Эта оплеуха привела мысли в порядок, когда я вновь оказалась на волоске от гибели. Кровь брызнула, растворившись со слезами. А затем на меня нашла такая ярость, такое неистовство, что я, взбешённая изуродовавшей моё лицо царапиной, накинулась на Ранкуру хищником.

Пока я дралась, пока я видела это искажённое лицо, оно стало мне противным. Этот взгляд, эта ухмылка… они больше не принадлежали Ранкуре, и мне было не жалко уничтожить это уродство. Я загнала эту погань в ловушку из клинков и в одно прекрасное мгновение нанесла удар в болевую точку. Оно упало на колени, и я, жёстко схватив того за плечо, приложила к шее лезвие. Моя рука почему-то дрожала. Внезапно на меня снизу посмотрел взгляд изумрудного цвета. Он смотрел на меня измученно и так пронзительно, будто видел в последний раз. В этом безразличном омуте внезапно отразилась горечь сожаления. Меня передёрнуло. Я не решалась закончить своё дело, так и оставив лежать кинжал на чужом плече. Чужом? Нет, это был Ранкура! Своим ударом я выбила ту сущность из его тела. Весь изнеможённый он продолжал сидеть на коленях прямо передо мной и смотреть снизу прямо мне в глаза. Я застыла в ужасе, осознав, что собиралась только что сделать. Внезапно он попросил, чтобы я прикончила его как можно скорей, но из-за этих слов моя рука только дрогнула, выронив кинжал.

«Убей меня, Милена, прошу, убей скорей».

«Да-да, убей своего любимого друга!» — кто-то потешался надо мной. Я стояла, не зная, что делать. Сейчас Ранкура был прежним, ввергнув меня в сомнение. Он повалился на бок, потеряв сознание, а я растерянно застыла столбом. Шаг назад. Ещё два. Дрожащий вздох. Ноги внезапно сорвались с места, понеся меня неизвестно куда. Я бежала прочь от себя, от судьбы и от жизни. Я не решалась возвращаться назад домой и бежала, словно изгнанница. Я не смогла убить его. Я не исполнила свой долг. Так могу ли я теперь с той гордостью звать себя воином? Жалкая слабачка размыто смотрела на меня из отражения грязной лужицы. Мне захотелось исчезнуть из этого мира, уйти из памяти тех, кто меня когда-либо знал. В тот момент меня не волновали ни судьба города, ни брат, ни Кариме — никто. Я была предоставлена сама себе и медленно растворялась в кислоте своих мыслей. Никакой я не воин… Всё это было лишь иллюзией. Как может человек, не способный побороть собственные слабости, присваивать такие звания?

Я потеряла связи со всеми, кого знала, и ушла в изгнание. Вскоре до меня дошли слухи о том, что Нулевой город был полностью захвачен бандитами под командованием Ранкуры: эта тварь по моей вине вернулась снова и привела свои планы в действие. Город был разорён, бойцы из отрядов — убиты все до единого. Никого не пожалели. Знала, что брат выжил — ещё бы, ведь убийц надо было снабжать ядами и эликсирами! Все это дошло до моего сведения, когда после недолгих скитаний я забрела в какое-то захолустье и решила на пару дней остаться там. Местный бар, где я на те пару дней предалась запою, упиваясь какой-то дешёвой крепкой дрянью неизвестного происхождения, был прекрасным источником последних новостей. Там же я впервые попробовала и табак, после чего выкупила чуть ли не всю лавку. Всякая гадость, портящая здоровье и медленно подвигающая к смерти, ненадолго глушила душевные терзания и быстро переросла в привычку: вместо тяжёлых раздумий я предпочитала сидеть на краю крыши, свесив ноги вниз, и беспристрастно наблюдать за узорами бледной расползающейся нити крепкого дымка. Так, Милена, молодая, бойкая и красивая девушка, умерла. Я придумала себе другое имя, другую жизнь. Теперь я была Хелен — женщиной с тяжёлой судьбой, угрюмой, словно камень, без эмоций. Да, я заметно постарела за это небольшое время — такова была плата за пробуждение печати Ока. Но это лицо со шрамом, эти потухшие глаза подходили Хелен больше, чем прекрасной Милене. Самозабвение — это то, к чему ведут любые слабости и слова, не сказанные вовремя.

Я потерялась во времени, и мой тогдашний образ жизни ничем не отличался от мертвеца в могиле. Меня словно не было в этом мире, я стала тенью, влачащей своё жалкое существование, и слушала о том, какую гнусь творит Ранкура. По моей вине произошло всё это, по моей глупости и нерешительности. Когда я оправилась от шока, то решила найти Кариме. Девушку-ангела давно знавали в этих краях, поэтому не пришлось её долго искать. Но я боялась взглянуть ей в глаза и оттого не решалась наведаться. Так и бродила по окрестностям, вернулась к лекарству и стала продавать снадобья.

А позже узнала, что Кариме убили ночью в её собственном же доме. Мэйтан пропал без вести, что могло означать только одно. Судьба решила испытать меня на прочность, позволив моим ушам услышать скорбную весть. Где была в тот момент я, благородная воительница, когда на глазах ребёнка убили мать? Я винила себя за все беды, которые после того дня вереницей обрушились на мирные города. Отряды, единственную надежду на спасение, разгромили головорезы. Ранкура позаботился об этом, собрав группировку из самых сильнейших. Такой сброд был всегда и везде, а если ими повелевал ещё и сильный лидер, то на поверхности наступали тёмные времена, которые отчасти касались и ангелов тоже.

Любые воспоминания сдавливали моё сердце так, что хотелось вернуться назад в Нулевой и убедиться, что всё было ночным кошмаром, что там меня ждёт моя семья, мои друзья, мой учитель и друг. Но нельзя. Я пыталась заставить себя забыть, но каждый раз ноги приводили меня на то побережье. Небо давно посерело над песком, сделав это место невероятно мрачным. Однако я помню, как один раз на холме, том самом холме, мне пригрезился силуэт. То был Ранкура. Совершенно не понимала, что он мог позабыть на том месте, но я отчётливо видела, с какой тоской он смотрел на небо. И он увидел меня. Мы смотрели друг на друга, как два привидения. На мгновение солнце выбилось из плена туч, озарив побережье, и я ринулась туда, щурясь от света. Там никого не оказалось. Моя погоня за воспоминаниями стала насылать на меня мучительные видения. Я хотела верить, что это действительно был Ранкура.

Годы прошли быстро, как ручьи дождей, ускользающие в расщелины камней. И вот я снова посетила захудалый бар, где часто гнездились странники вроде меня. Позабывшись в пьяной дымке, почти уснула за замызганным столом, а сюда вдруг ворвались какие-то подростки: у одного тёмно-синий волос, у другого — медный. Синий и красный, в весёлом подпитии подумала я, а дальше уже ничего не запомнила, так как зал бара заволокло дымом. Только чувство чьей-то сильной ауры отрезвляюще подействовало на меня.

А когда я пришла в себя, то с ужасом вспомнила обрывки того дня. Убийца Кариме забрал Мэйтана себе. Забрал и вырастил из мальчика того, от кого родной отец научил бы избавляться. Мне стало досадно, досадно до такой степени, что в жилах заиграла кровь, оживившая меня от затянувшейся летаргии. Тварь решила подчинить себе полуангела-абнормала, да только у неё все никак не выходило это сделать: кто-то или что-то мешало ей. Я решила помешать тоже, и однажды от моих острых как бритвы ножей полегла целая банда, наведавшаяся в городок, куда меня занесла нелёгкая. Моя сила трепетала от крови, как зверь, наконец-то утоливший свой голод. Я ожила.

Все те годы я стала одиночкой, последним бойцом из отряда, который вёл неравную борьбу с прихвостнями Ранкуры. Пришлось немало отплатить за роскошь дерзнуть опаснейшему врагу, но я знала, что мои усилия того стоили. Я должна была заявить о себе, чтобы тот Ранкура, который стал узником тёмной твари, услышал меня. Я знала и чувствовала, что он борется с духом, мешает ему, всячески сбивает с толку, а за это дух мстит ему, причиняя боль.

Я никогда не знала, любил ли меня Ранкура, или же его целью было найти призвание. Но я узнала — спустя столько лет узнала наконец. Оказывается, мы напрасно оба молчали.

Он никогда бы не навредил брату, не стал бы причинять боль ни мне, ни Уно, ни кому-либо ещё, и с тобой бы, Мэйтан, он никогда бы так не обошёлся. Ранкура хотел спасти мою ничтожную маленькую жизнь и, видимо, ценил меня настолько, что беспечно поплатился душой. Но я всё ещё жива, а это значит, что Ранкура был сильнее той твари. И ты жив, Мэйтан.