Глава 14. ТАКТИКА

Ночь понемногу уступала свои права свету. На востоке небо стремительно светлело, и в пока еще темно-синем небе одна, за одной гасли звезды. Стены крепости покрылись как-то вдруг выпавшей росой, и сделались совершенно скользкими и блестящими. В свете уходящего месяца старые камни крепостной стены блестели и были похожи на чешую огромной рыбы по одной известной только ей причине уснувшей на суше. Откуда-то сбоку послышался пронзительный крик ночной птицы, следом за этим раздалось хлопанье крыльев. Птица пролетела, едва не задев огромными крыльями стоявшего на крепостной стене Эйнара.

Он простоял на крепостной стене до того самого момента, когда в лагере римлян затрубил букинатор, и остатки некогда грозного легиона, выстроились, словно на парад. Тяжелая пехота мощным правильным прямоугольником и около сотни легких ауксилариев, стоявших на левом фланге в две шеренги.

— Принцепс…, — к Демецию подошел примипил.

— Я тебя слушаю.

— Принцепс…, — видно было, что Митрилл озадачен, — за ночь погибло пять человек.

— Дозорные…?

— Ничего не видели принцепс….

— Варвары?

— Не думаю…, у всех пятерых разорвано горло. Не оружием, зубами или когтями. Все пятеро в разных концах лагеря.

— Если не готы…, тогда кто?

— Не знаю принцепс…, это потустороннее…

— Ладно…, разберемся позже…, — тяжело уронил легат, глядя в сторону крепостных ворот.

Открылись ворота крепости и из них на виду у изумленных римлян стали выходить готы. Спокойно вразвалочку, на ходу поправляя амуницию, переговариваясь между собой, словно делали обычную каждодневную рутинную работу, будто готовились к уборке урожая, или к посевной.

Легат Демеций наблюдал за происходящим в утренних сумерках передвижением противника с присущим ему хладнокровием. Значит, они решили принять бой. Ну что ж это по мне. Значит, все разрешится здесь и сейчас. Он поднял правую руку, сжатую в кулак. Вновь затрубил букинатор, распространяя в рассветном влажном воздухе тягучие удушливые звуки, поплывшие над землей, вперемешку с утренним туманом.

— Баарраа…, — легион, напоминавший неведомый механизм, тускло поблескивая доспехами, двинулся вперед. Земля под ногами вздрогнула от трех тысяч ног, одновременно взбивших пыль на поверхности каменистой степи Мезии.

Лучники на стенах города зашевелились, разминая затекшие мышцы, протирая со сна глаза и натягивая тетиву луков, медленно занимая позиции у бойниц.

Напряжение нарастало по мере приближения легиона к стенам крепости. Лучник уже стояли наизготовку. Небольшой отряд готов под стенами крепости сдвинул ряды и наблюдал за передвижением римлян.

Однако римляне остановились ровно на границе, куда едва долетали стрелы готов. Прозвучала команда стоявшего впереди легата. Словно единый организм легион внезапно сжался, ощетинился копьями, закрылся щитами, и медленно двинулся вперед. Пройдя шагов десять, римская черепаха остановилась. Еще через мгновенье верхняя часть панциря раздвинулась, и в образовавшуюся брешь высунулись лучники. Два сотни стрел улетели вверх. Отряд готов, притаившийся у ворот, вскинул щиты, прикрываясь от стрел, но они предназначались не им.

Лучники на стенах с любопытством наблюдавшие за движениями римской черепахи, отпрянули от края. Но не все…, пятеро так и остались лежать на стене, поплатившись за свою беспечность, и любопытство. В ответ на римский отряд обрушилась туча стрел, словно стая рассерженных ос они впивались в скутумы и доспехи, но лишь две из них достигли цели. Один легионер погиб. Стрела попала ему в глаз, пробив череп. Второй получил ранение в ногу.

Еще несколько раз повторилась дуэль лучников, но особого успеха не тем ни другим это не принесло. Отряд готов тем временем преспокойно втягивался в открытые ворота. Поскольку все это делалось демонстративно медленно, легат решил, что, ускорив шаг, они вполне могут настичь уходящих варваров, и на их плечах ворваться в город.

Черепаха вновь сомкнулась и, ускоряясь, двинулась вперед. В ту же минуту на римлян всей своей мощью обрушился конный отряд готов. Прокатившись по боевым порядкам легиона, конница умчалась прочь, оставив после себя трупы, и свои, и чужие. Чужих, было все же больше.

Демеций отдал приказ отступить. Готы вновь не ввязались в открытый бой, и это было странно. Но легат Шестнадцатого Флавиева Легиона уже не удивлялся, этот готский отряд с самого начала вел себя не так как обычно поступали варвары.

Ситуация окончательно зашла в тупик. Оставалось ждать подкрепления.

Римляне перешли к осаде. Легат рассредоточил остатки легиона, на отряды, которые должны были перекрыть все возможные пути бегства готам. В то же время они имели возможность контролировать перемещение вражеской конницы вокруг крепости. Готы не заставили себя ждать.

Из-за ближайшего пригорка выскочил конный отряд и ринулся на римскую когорту. Строй принял на себя удар тяжелой конницы и выдержал.

Сила конницы в движении, но если она вязнет в статичном бою, не имея продвижения, все ее плюсы, мгновенно превращаются в минусы.

Готы увязли, но едва ауксиларии повинуясь приказу Демеция, устремились на подмогу легионерам, как германцы в едином порыве развернули коней и устремились прочь. Видимо варвары придумали способ общения на расстоянии, поскольку было очевидно, что ими руководит кто-то находящийся на стене крепости и видящий картину боя как на ладони.

После нескольких конных атак, заунывно завыл рог и в открывшиеся ворота вновь повалили пешие готы. Демеций дал команду стянуть войска и отступить для перегруппировки сил, хотя предполагал, что это очередная демонстрация и готы вновь скроются за стенами, едва он даст команду атаковать.

Однако на этот раз готы выстроились в некое подобие каре и двинулись вперед. Но, они не были бы готами, если бы умели всегда держать строй. Пройдя половину пути, они перешли на бег и, ускоряясь все сильнее и сильнее, понеслись навстречу легиону. Теперь это уже был не строй, а толпа, в которой выделялись отдельные отряды, но общего построения уже не было и в помине.

С боку в подходящую когорту ударила готская конница, смяв ее и раздавив, но остальные уже успели воссоединиться с главными силами. Остатки славного Шестнадцатого Флавиева Легиона, вновь представляли собой монолитную глыбу. И в эту скалу со всего маху словно морской прибой врезались готы….

Они перепрыгивали через выставленные пики, уворачивались от летящих пилумов, и приземлялись на большие римские скутумы. На их стороне был психологический перевес, жажда смерти, и безбрежная вера в собственную правоту. Но все же они бились каждый за себя, хоть и делали это вместе со всеми.

Римляне были спаяны многими битвами, и бились как единая боевая машина. И не смотря на то, что в пешем бою каждый гот стоил трех легионеров. Германцы были обречены.

Люций Вер Демеций наблюдал за ходом битвы, сидя на своем огромном гнедом мерине, нетерпеливо перебиравшем ногами. Он видел как затрещали и прогнулись римские ряды, от первого удара бешенных готов, и как затем медленно и натужно распрямилась линия отбрасывая прочь насевших варваров. Как медленно, шаг за шагом, упершись правой ногой, в землю Мезии, левым плечом в старый добрый скутум, орудуя пиками, легионеры продвигались вперед, тесня противника. Как шаг этот ускорялся, несмотря на то, что готы продолжали волнами накатывать на римский строй.

— Бааррраа…, — радостно выкрикнул он…, не в силах сдержаться, предвидя победу и понимая, что еще немного и сомнут его легионеры готов…

— Бааарррааа – откликнулась тысяча глоток и воодушевленные легионеры задвигались еще быстрее…, чувствуя, что победа близка…

И казалось…, нет силы, способной остановить этот порыв и эту силу…, зарождавшуюся в душах людей, и выплескивавшуюся наружу в виде страшных ударов полутора тысяч гладиев, работавших как одна огромная мясорубка, перемалывавшая плоть, кости, жилы врага.

Слева во фланг легиону ударила вражеская конница, но это уже не могло переломить хода битвы, поскольку Демеций предвидел это, и брешь в мгновенье ока закрыли ауксиларии, ударившие в тыл готской конницы в тот момент, когда пешие легионеры перерезали сухожилия готским лошадям. В этой атмосфере всеобщей ненависти в едином окровавленном безумии по пыльной земле катались вперемешку и лошади и люди…, и ромляне и готы.

Зажатые со всех сторон телами они не могли наносить размашистые удары, но даже в этих обстоятельствах, понимая, что смерть уже сжала свои объятия, они кололи и резали все, до чего могли дотянуться.

Молодой гот, придавленный тушей собственной лошади, с распоротым брюхом, захлебывался ее дымящимися внутренностями, которые перемешались с остатками его правой руки висевшей лишь на сухожилиях. Но перехватив меч в левую руку, рубил ненавистные ноги ромлян обутые в кожаные калиги, до тех пор, пока смерть не пришла к нему в виде римского пилума проткнувшего сердце.

То, что произошло дальше, не могло быть правдой, поскольку противоречило не только готской тактике, которая всегда заключалась лишь в одном. Атаковать…, и всех убить…, или погибнуть. Но и римской тактике ведения боя.

Какое-то странное предчувствие заставило легата обернуться. Он едва сдержался, чтобы не вскрикнуть. В трехстах шагах от него в тылу его легиона находились готы.

Около пяти сотен рослых огромных воинов, держа строй, в ногу, молча, словно стая волков быстро и неумолимо надвигались на римские боевые порядки.

Впереди всех быстро перебирая ногами. С обнаженным мечом, в черных доспехах бежал человек. Ростом чуть выше среднего, худощав, с гордым разворотом плеч. Цепкие внимательные темно-карие глаза настороженно ощупывали все вокруг. Когда взор его остановился на легате, тот невольно вздрогнул. Глаза вождя были пусты и равнодушны, словно обладатель их давно был мертв. Демеций соскочил с лошади.

Судя по тому, что по обеим сторонам его бежали два воина готовых в любую минуту прикрыть вождя, это был варварский рикс. Рядом с ним огромными прыжками несся пес, непонятной породы, грациозный как пардус, но размером с медведя.

— Враг в тылу…, развернуть шеренгу…, встречай…, — с этим словами Демеций встретил ударом спаты приближающегося вождя. Тот играючи отразил удар, и в ответ не снижая скорости бега, рубанул его сверху вниз наискосок. Этот удар достигни он цели, может разрубить противника, отделив часть шеи от туловища. Но может служить и отвлекающим маневром, если противник достаточно искусен во владении мечом.

Демеций принял удар на основание спаты, одновременно распрямляя руку, чтобы скользнув по клинку соперника нанести колющий удар в ответ. Он применял этот прием не один раз, и всегда следом за скрежетом клинков он чувствовал, как острие погружается в мягкую плоть.

В этот раз противник был слишком быстр. Едва он почувствовал мечом скребущую поверхность клинка соперника, как он тут же нырнул куда-то вбок, и в следующую секунду, легату на голову обрушилась рукоятка меча рикса. Тот при этом задержался лишь на мгновение, что-то небрежно бросив своим соплеменникам. Два огромных бородатых гота подняли легата на ноги и в считанные секунды связали по рукам и ногам. Демеций ничего этого уже не видел, поскольку был без сознания, и лицо его заливала густая темно-красная кровь.

Битва меж тем продолжалась, но исход ее был предрешен. Ворвавшиеся в тыл готы разорвали легион, и битва разбилась на фрагменты. С потерей строя, легионеры потеряли слаженность действий, с потерей префекта легиона легата Люция Вера Демеция, они потеряли надежду. Началась резня…

Через час, все было кончено. Степь перед крепостью была завалена трупами и обильно полита кровью.

Смешав воедино внутренности, и испражнения, в обнимку лежали и легионеры и готы. Смерть примирила их, сделав братьями.

Готы задержались лишь для того, чтобы предать огню своих мертвых. Подгоняемые Эйнаром и Халгой готы очень быстро собрали с трупов римлян все самое ценное. После чего горожанам разрешили похоронить легионеров.

Солнце было уже высоко, когда войско готов в сопровождении повозок потянулось на северо-запад, оставив под стенами Истрии около десяти сотен воинов.

На одной из повозок лежал Люций Вер Демеций, устремив неподвижный взгляд в светло голубое небо Нижней Мезии.

— Не расстраивайся легат, даже великий Помпей проиграл битву при Фарсале, — услышал он над головой.

Повернув голову, он разглядел воина, которого при первой встрече принял за рикса варваров. Тот ехал на вороном коне рядом с повозкой и насмешливо прищурившись, глядел на него сверху вниз.

— Ты знаешь латынь? Варвар.

— Я много чего знаю…, — произнес он, нахмурившись, — например, то, что в прошлом году ты велел распять четыреста пятьдесят гревтунгов.

— Это были варвары…, — Демеций скривился от боли.

— Это были люди…, к тому же пленные. А ты обрек их на медленную мучительную смерть.

— Это были воины…, пришедшие грабить…, их удел убивать и быть убитыми.

— Это ты хорошо сказал…, значит не стоит горевать о твоих легионерах погибших в бою…, — Эйнар, а это был именно он, пришпорил коня и умчался во главу колоны, оставив легата наедине со своими мыслями.

Содрогаясь всем остовом на колдобинах, повозка жестко передавала каждый толчок избитому телу. Повозка, двигавшаяся в хвосте готского войска, была окутана клубами удушливой пыли. Голова раскалывалась. Повязка, наложенная на лоб, пропитавшись кровью, засохла и царапала кожу. Над головой кружились назойливые мухи. Улучшив момент, они садились на лицо, пытались забраться в рот и в нос. Поначалу Демеций вяло отгонял их но очень быстро силы оставили его и мухи заняли законное место на его теле.

— Он не должен был выжить…, — преодолевая боль, которая постепенно перемещалась в область затылка, думал легат, — он должен был остаться там, на поле Истрии. Вправе ли командир пережить своих солдат. Как должен поступить полководец, потерявший армию. Продолжать бороться или перерезать себе горло, чтобы избежать позора…?

Демеций вновь провалился в темноту, теряя сознание. Повозка продолжала громыхать по неровной дороге. Бурое мохнатое чудовище легко запрыгнуло на нее и глухо заворчав, обнюхало римлянина. Видимо Вельзевулу надоело передвигаться на собственных ногах, и он решил воспользоваться транспортом. Лошадь тянувшая повозку опасливо покосилась на пса, тот покрутившись устроился в ногах легата и положив морду на огромные лапы закрыл глаза.