Глава 12. ТЕНИ

Дрема тяжелой ношей придавила его к горячей земле. Степь пела на все голоса. В этом разноголосии с трудом угадывались крики и пересвист дозорных. Ночная степь не знала покоя. Даже лежа, завернувшись в плащ можно было слышать, как шла жизнь на земле и под ней.

Эйнар уронил налившуюся свинцом тяжелую голову на мешок, который оказался неожиданно жестким. Ощупав, он понял, что тот был забит под завязку золотыми украшениями и посудой. Сердито отпихнув его в сторону, он положил голову на пыльный рукав.

Веки слипались, сужая окружающий темный мир до черных щелей в пространстве, и в этом пространстве, среди ярких всполохов сознания он увидел ее.

Во сне, в темном провале зовущей темной бездны, он силился вспомнить…, как ее зовут, но кто-то невидимый мешал ему, словно каждый раз, когда он приближался к истине, его одергивали. Это было странно и страшно. Силясь догнать ее образ, скрывающийся в черной пелене, он испытывал боль, ибо темная завеса, скрывающая истину, было его сознание. И разрывая пелену, он рвал на части собственное «я», разрушая собственную психику.

Он знал, что она ему дорога…, очень дорога, он знал, что ближе ее, никого в этой жизни у него нет. Он готов был отдать за нее остатки собственной жизни. Он был готов вздыбить этот мир словно необъезженного коня, и заставить его хрипеть от бешенства и страха. Но почему она смотрит на него строгим немигающим взглядом красных глаз, из темноты подсвеченной тлеющими углями костра.

Сквозь сон он почувствовал, как недовольно заворчал Вельзевул, и задергался всем телом, словно пытаясь нагнать невидимого врага.

Губы ее разомкнулись и сквозь обнажившихся два длинных тонких клыка, стянутые ниточкой вязкой слюны, с нижними обычными клыками дикой кошки, необычайно белыми и по-звериному безупречными. Он услышал шепот…, переходящий в шипение.

— Спиии…, спиии…, спииии…, — он вздрогнул, открыл глаза. Серая тень метнулась в сторону. Показалось…? Нет.

В словах услышанных им сквозь пелену сна, что-то было не так, что-то было не правильно, и настораживало… Ему вдруг пришло в голову, что на подсознательном уровне он был уверен. Слова эти произносил не человек…, точнее голосовые связки этого существа не приспособлены к человеческой речи. Мозг этого существа работал по-другому, думал на другом языке…, а может и вообще без языка, не ассоциирую предметы и явления с понятиями. Так мыслят животные. Но, что это за животное, умеющее не только воспроизводить человеческую речь, но и передавать ее на расстояние.

Он чувствовал присутствие чего-то древнего как сама жизнь и страшного как тайна мироздания. И это нечто, рылось осторожными, холодными тонкими щупальцами в его сознании. Он тряхнул головой, отгоняя навязчивую дрему. Темнота отступила, уступив место неясной тревоге. Он почти физически ощущал как кто-то, осторожно дюйм за дюймом вновь проникает в его сознание.

Вельзевул тихо утробно заскулил, затем завыл, но оставался на месте, шевеля ушами и вглядываясь в темноту.

Преодолевая сопротивление каждой мышцы молившей об отдыхе, он встал. Подбросил в костер несколько сухих веток, тот весело занялся огнем, успокаивая. Вдохнув свежий горьковато пахнущий полынью воздух, прислушался. Протянул руку и положил ее на загривок пса.

— Успокойся…, Влли…, там никого нет, — неуверенно произнес он. Вельзевул ответил ему долгим, по-собачьи умным взглядом, словно собирался поспорить, но передумал.

Слева раздалось невнятное бормотание. Отказавшись спать в шатре, из-за духоты, Халга продолжал воевать даже во сне.

Эйнар прилег, положив под голову жесткий мешок, стараясь не шуметь, вынул из ножен меч и смежил веки. Пес повертевшись улегся рядом.

Прошел час. Никакие звуки или движения не выдавали присутствия посторонних.

— Показалось. – Решил он.

Хотя возможно он просто ничего не слышал. Двухтысячное войско даже спящее, вместе со степными зверями все равно издает массу всевозможных звуков.

Глаза его вновь закрылись налитыми свинцом веками. Он испытал не с чем несравнимое блаженство.

— Да, что здесь может быть…, ночь…, степь…, бескрайнее небо забрызганное звездами, огромная луна, висящая над головой…, показалось.

Раздавшийся откуда-то слева шорох, выбивающийся из общей гаммы ночных звуков, заставил его вздрогнуть, открывая веки, он увидел существо. Это было животное…, но темнота и скорость, с которой двигалось оно, не позволили ему рассмотреть его. Вельзевул продолжал лежать не шелохнувшись, видимо существо могло воздействовать на мозг собаки.

Размазанное пятно, до той секунды таившееся совсем рядом, за костром, отблески которого делали темноту на той стороне, еще более густой, бросилось в сторону. Застыло, сливаясь с мраком. Становясь частью густой черной мглы. Эйнар потерял его. И вдруг новый прыжок внезапно из самого сердца тьмы, словно до того оно было бесплотно, и обрело форму, лишь двигаясь. На этот раз, пес вскочил и басовито залаял в темноту, но остался на месте. Ви димо он и сам не понимал, что его тревожит.

Длинное бледное существо, напоминающее гепарда, но совершенно голое с просвечивающимися венами по всему телу, в два прыжка преодолело расстояние, отделявшее его от соседнего костра. Скрывшись за повозкой, вновь растворилось в темноте.

Эйнар встал и двинулся к соседнему костру, обнажив меч. Пес шел за ним, словно привязанный.

Он еще раз увидел два красных светящихся глаза, которые буквально на мгновенье взглянули на него. В следующую секунду размазанное в стремительном движении пятно рванулось в сторону и исчезло во мраке, грациозно перемахивая через спящих воинов, повозки и сложенную амуницию.

— Чего не спишь? – сзади привлеченные шумом подошли дозорные.

Один высокий жилистый, второй небольшого роста напоминал пивной бочонок, к которому приделали большую уродливую голову. У обоих, косматые копны немытых волос, торчащих в разные стороны и нечесаные бороды лопатой, растущие от самых бровей.

Высокий, костлявый был знаком Эйнару, кажется, он был из сотни Отара.

— Почудилось что-то…, может зверь, может дух…, — Эйнар задумчиво пожал плечами.

— Зверь…, в центре лагеря…? Если только полевая мышь…

— Нет…, что-то крупное вроде пардуса…, или волка,- неуверенно произнес Эйнар.

— Невозможно…, — уверенно покачал головой дозорный, — наверняка почудилось.

— А духи…? – подал голос до того молчавший второй дозорный, внешне напоминавший тролля, — может это они бродят?

— Духи…? Скажешь тоже. Духов не могут видеть смертные, даже если они стоят у тебя за спиной. – Не унимался первый и ткнул ему за спину пальцем.

Тролль, тряхнув лохматой головой, испуганно дернулся, инстинктивно выхватывая меч. Товарищ, смачно приложившись пятерней к его спине, заражал.

— Храбрец. В штаны не наложил? – произнес он, — я же сказал невидимые…

— Дурак ты Сигурд…, и шутки у тебя такие же. Может…, это мы не видим духов, а Эйнар их видит…

Сигурд оценивающе посмотрел на Эйнара, и пожал плечами.

— Может и видит, только сдается мне, что увидев, он бы сразу понял, что это дух. А так…, даю голову на отсечение, что это ему привиделось со сна.

В это время где-то в стороне заунывно, утробно завыл рог, возвещая о том, что пора двигаться дальше. В предрассветном тумане вокруг еще тлеющих костров зашевелились серые тени воинов.

Войско просыпалось. Слышны стали окрики командиров и удары, которые щедро раздавали сотники, подгоняя ленивых.

Разом, будто повинуясь единой команде, вновь вспыхнуло множество костров, в которые одновременно подбросили хворост. Воздух наполнился запахом конского навоза, мочи, солонины и кипящей пшенной каши. Заскрипели повозки, зафыркали и заржали лошади, звякнули надеваемые доспехи, взвизгнули мечи посылаемые в ножны. Эйнар стоял прислушиваясь, втягивая носом теплый сухой воздух насыщенный запахами.

Откуда-то сбоку донесся топот копыт, из темноты вынырнул Отар и соскользнул с лошади. Как всегда, улыбающийся, белозубой улыбкой, с озорным блеском в глазах, дружески ткнул пудовым кулаком в плечо Эйнара.

— Халга зовет…, — произнес он, понизив голос, — поспеши.

— Что стряслось?

— Там узнаешь…, — Отар вновь вскочил на коня и растворился во тьме.

В единственном шатре, стоявшем в центре, собрались командиры сотен. Все стояли, молча, когда вошел Эйнар, и вопросительно смотрели на вождя.

— Что случилось? – произнес он, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно.

— Три человека погибли за ночь, — Халга хмуро сплюнул в угол. – Спали рядом со всеми, а утром…, у всех троих разорвано горло. Не криков…, ни стонов…, ничего. Дозорные ничего не видели.

— Кажется…, я видел существо, — Эйнар неопределенно пожал плечами. – То ли волк…, то ли пардус.

Все кто был в шатре, одновременно повернулись к нему.

— Погибшие в разных концах лагеря, один вообще в самом центре…, это не может быть зверь. — Произнес Отар. – Может демоны, может духи?

— Уходим…, Отар твоя сотня прикрывает отход…, посмотри…, если кто-то будет следовать за нами…, убей. – Халга направился к выходу из шатра.

Через час, когда они мерно покачивались в седлах во главе войска, вождь задумчиво спросил, что произошло ночью. Эйнар рассказал ему все, что видел и слышал. Халга нахмурился еще больше.

— У нас…, готов, есть легенда о детях великого волка Фенрира. Которые, испытывают вечный голод и крадутся за войском, идущим в поход, чтобы питаться кровью умерших. Но таково проклятье самого Фенрира, они не могут насытиться, потому вынуждены искать все новые и новые жертвы. А чтобы люди не стали их преследовать, они стараются делать это во время войны, когда жертвы обычное дело и никто не станет обращать внимание на пару лишних трупов.

— Ты говоришь о вампирах? – Эйнар перегнулся в седле, заглядывая в лицо вождя.

— Вампиры? Не знаю. Это легенда…, настолько старая, что я слышал ее от отца моего отца…, а тот слышал ее от самого Вотана.

— Легенды не рождаются на пустом месте, — возразил Эйнар.

— Может и так…, — произнес вождь задумчиво, — но я никогда их не видел, и не видел людей, которые встречались с ними, и не слышал, чтобы кто-то рассказывал, что видел их, в последние пять сотен лет.

— Это не означает, что они не существуют….

— Ты прав…, это вообще ничего не значит…, темный мир скрыт от нас, — рикс бросил взгляд на Эйнара, — лишь избранным дано видеть темную сторону мира. Но это не благословение…, это проклятие.

— Проклятие…, — словно эхо повторил Эйнар. – Проклятие…

И он вдруг понял…, что услышал ответ на вопрос, который мучил его с тех самых пор как очнулся в лесу, голым, дрожащим от холода и страха.

Проклятие…, — вот почему он здесь. Вот почему господь лишь наблюдал за тем, как расправлялся с ним Люцифер. Вот почему его не покидает ощущение, что есть главная задача, выполнить которую ему еще предстоит. И все происходящее это всего лишь прелюдия к будущим испытаниям.

Проклятие… Это означало, что нет безысходности, потому как всякое проклятие рано или поздно теряет силу. И это означало, что есть некая граница, перейдя которую он станет другим, поскольку получит полную свободу. Каковой будет эта свобода, он не мог даже предполагать, но, несомненно, там наверху уже определили меру его грехопадения и меру его покаяния.

— Осталась самая малость, — подумал он, — определить свое отношение к происходящему, и решить буду ли я играть в эти игры…, даже если придумал их всевышний.

Из раздумья его вывел подлетевший на полном скаку молодой дозорный. Лицо его покрытое толстым слоем дорожной пыли излучало счастье.