Глава 10. КОРОЛЬ ОСТГОТОВ

Лето обещало быть солнечным и жарким. Уже в начале июня солнце стояло высоко в ясном светло голубом небе, и заливало расплавленным зноем землю. Лес превратился в непроходимые чащобы, заполненный мошкарой и гнусом. Отряды охотников ежедневно отправлялись в лес для заготовки мяса. Оставшиеся в бурге занимались подготовкой к походу. Все ждали прибытия короля остготов.

Численность войска к тому времени, достигла двух с половиной тысяч человек, но Халга считал, что этого мало. Полагая привлечь на свою сторону остготов, он надеялся на создание пятитысячной армии. Которая по его замыслу, должна была без сопротивления пройти по северным землям империи, взламывая оборону гарнизонов, и вытряхивая из богатых сонных городов припрятанное золото.

За неделю до прибытия Фритигерна, в бурге знали о его приближении. Халга был немного знаком с ним, а потому готовился к пышному приему.

Фритигерн занял трон остготов, когда умер его отец, не приложив к этому ни малейших усилий. Отец его был властным, самолюбивым, деспотичным, но очень дальновидным правителем, и даже после его смерти авторитет короля был непререкаем. Братьев и сестер у Фритигерна не было. Бороться за трон было не с кем. Нынешний король остготов был совершенно мирным человеком, в отличие от своего отца, который завоевал трон в бою, и сохранял его уничтожая претендентов.

Все это было известно Халге, как и то, что король остготов был невероятно тщеславен, и не отказался бы от своей доли в добыче и своей доли славы. Особенно если бы ему не пришлось для этого рисковать головой и поднимать задницу с насиженного уютного места.

Полутысячная армия остготов остановилась на опушке леса и разбила лагерь. Королевская сотня, на которую возлагалась функция охраны короля, а так же роль парадного эскорта, были разодеты в узорно расшитые золотой нитью анатомические римские доспехи, с золотыми вставками и пряжками. Поверх доспехов был наброшен красный плащ, который скреплялся спереди золотой пряжкой. На боку у каждого висел римский короткий меч, гладий, а в руках они держали сирийские короткие метательные копья с широким наконечником, напоминавшим кинжал.

Тонконогие грациозные кони были сплошь вороной масти. Было понятно, что родина, этих ослепительно красивых, невероятно быстрых и выносливых животных, находится далеко от этих мест.

Когда во дворец прибыл посланник, и пригласил Халгу посетить их короля. Халга недобро усмехнулся, но ответил, что прибудет к вечеру.

— Он считает, что я ему не ровня, — зло проворчал вождь и сплюнул, в ответ на вопрос Эйнара, почему Фритигерн не посетил бург.

Остаток дня потратили на то, чтобы привести внешний вид вождя в соответствии с придворным этикетом того времени в понимании Эйнара.

Вечером, в сопровождении пяти сотен отборных всадников, разодетый Халга прибыл в лагерь остготов. Эйнар и Отар сопровождавшие его, веселились от души, видя как он важно вышагивает перед изумленными взорами гостей.

Фритигерн встретил их более сдержано, но даже в его глазах читалось изумление. Сам он был по римской моде облачен в тонкую тунику. На ногах калиги из искусно обработанной кожи с вычурной вышивкой. На серебряном подносе перед ним стояли зеленые стеклянные кубки, отделанные орнаментом из золота. В шатре сильно пахло заморскими благовониями.

Халга недовольно повел носом и громко чихнул. На фоне аромата благовоний, остро чувствовалось, как от всех троих несло невыразимой смесью железа, кожи, конского и человеческого пота. Эйнар злорадно усмехнулся, что не ускользнула от Фритигерна.

Даже не поднявшись, король остготов сдержано кивнул гостям, жестом указав, что они могут сесть. На лице Халги нервно заходили желваки, скрипнул зубами, но он сдержался.

После обмена банальными приветствиями и заверениями в дружбе, перешли к обсуждению будущего похода. Выяснилось, что у вождя остготов на этот счет есть свое мнение.

— Я давно знаю ромлян, — хмуро произнес Фритигерн, — их победить трудно, но еще труднее воспользоваться плодами победы.

— Наши предки били их, и возвращались с ромейским золотом, — возразил Халга.

— Мдаа…, только я что-то не припомню, кому это золото пошло во благо. Все правители погибали, или теряли власть.

— Мой друг считает, что если бы они не воевали с ромеями…, они бы жили вечно?

— Нет, — Фритигерн раздраженно тряхнул головой, — но никто из них после похода не становился сильнее.

— Умение извлекать максимальную выгоду из победы, тоже искусство.

— Возможно…, — задумался остгот, — но не лучше ли пользоваться плодами победы, не вступая в схватку?

Халга решил, что вождь остготов по своему обыкновению хочет чужими руками жар загребать. Нечто подобное он и ожидал услышать. Главное, чтобы Фритигерн дал бойцов. Но вышло совсем иначе.

— В этом есть истина, но воины должны воевать, иначе однажды они забудут как это делать, и тогда придется нанимать чужаков. Я готов взять твоих воинов в поход…, и выделить тебе добычу.

— Я не о том…, — отмахнулся вождь остготов, — главные наши враги, идут с востока.

— Гунны….

— Да…, гунны и спасти нас от них смогут лишь ромляне.

Халга нахмурился пока еще не понимая, куда клонит остгот.

— Я бил гуннов, побью и в будущем, — вздернул подбородок Халга, — и почему ты думаешь, что ромляне станут защищать нас?

— Тебе повезло раз…, не означает, что так будет всегда. Мы…, уйдем под их руку и примем их веру.

Халга подскочил от неожиданности. Он мог ожидать чего угодно, но то, что гот, пусть даже восточный, отречется от земли предков, от веры предков и пойдет в услужение к ромеям. Воистину времена меняются.

Не то, чтобы раньше готы не служили в армии ромлян, но это всегда было временно, для заработка. Но чтобы уйти всем народом к ромеям в услужение, такого еще не было.

— Их веру…? Я видел их веру…, они пьют кровь своего бога и едят его плоть. Ты хочешь стать одним из них?

— Я не вижу смысла в почитании богов которые не приносят пользы…, — чеканя слова произнес Фритигерн, — ромейский бог, а у них в отличии от нас он один, — принес им процветание.

— Ромейский бог превратил, некогда сильный и умный народ, в стадо развратных отъевшихся свиней, которые не способны защитить собственные земли.

— А что сделали наши боги? От рождения и до самой смерти нас преследуют опасности. Наши дети не знают чувство сытости, взрослые вынуждены работать от зари до зари, а в свободное время, сражаться. Редко кто из наших соплеменников доживает до сорока лет.

— И хвала богам за это, — с жаром воскликнул Халга, — за то, что наши дети не обрастают салом и в семь лет от роду, могут галопом скакать на голой спине дикого жеребца и попадать стрелой в барсука со ста шагов. За то, что готы всю свою короткую жизнь сражаются за право существования на этой земле. За то, готы не испытывают страха не перед чем, поскольку то, что считается самым страшным, для нас является вожделенным. Ибо высшая цель и высшая доблесть воина, оказаться за одним столом с Вотаном, в час рогнарек.

— Иногда мне кажется, — еле слышно произнес Фритигерн, — что и богов наших нет, что это выдумки стариков и жрецов. Да разве их видел кто, за последнюю сотню лет?

— Я видел…, — тихо, но твердо уронил Халга.

— Я видел…, — словно эхо повторил Эйнар.

Король остготов, переводил недоверчивый взгляд с одного на другого.

— И, что же они молчат? Решено. Летом…, мы подготовим все для перехода, и как только соберем урожай, отправимся в империю.

— Это ошибка….

— Я уже послал письмо императору…, и получил ответ, он готов разрешить нам поселиться во Фракии. Я был бы рад, если бы вы присоединились к нам.

— Вам уже отвели загон? – Халга насмешливо уставился на Фритигерна.

— Твои насмешки происходят от твоего непонимания. Времена изменились, и теперь доблесть правителя заключается не в том, чтобы махать мечом…, а в том, чтобы сохранить свой народ. И я предлагаю тебе идти со мной. Император Валент примет всех.

— Да я пойду туда…, но не как проситель, а с мечом…, и возьму все, что мне понравится.

— Ты погибнешь там…, и погубишь свой народ.

— Да…, но даже тогда мы не станем прислуживать ромеям.

— Ты вождь…, тебе решать.

— Я благодарю короля за предложение и гостеприимство, но у нас другой путь, — Халга встал, давая понять, что разговор окончен.

Всю дорогу до бурга вождь вестготов был мрачнее тучи. Отпустив поводья, он задумчиво покачивался в седле.

— Ну что ж…, ждать больше нечего, пора…, — произнес он когда они въехали в ворота.

— У Фритигерна много молодых воинов, жаждущих битвы…, мы можем переманить их.

— Нет…, мы не станем этого делать, — произнес вождь, глядя на Отара, — но если кто-то захочет пойти с нами мы не станем отказываться.

— Я донесу твои слова до их ушей, — усмехнулся Отар.

Вечером Отар и Эйнар проинструктировали несколько тщательно отобранных воинов, у которых имелись друзья в стане остготов и те отправились в гости.

Утром к воротам, подошел отряд в пятьдесят человек пожелавший присоединиться к походу.

В течении дня в бург стекались подводы со всей округи. Везли зерно, сушеное мясо, кожи, оружие. К вечеру вокруг стен скопилось огромное количество подвод. Каждый прибывший наносил визит вождю и сообщал о том, что и в каких количествах он привез. Эйнар сам обходил все телеги и проверял содержимое.

— Тебя не узнать…, — произнес хозяин одной из них.

Что-то смутно знакомое показалось ему в лице гота, который не знал как себя вести в присутствии приближенного к вождю человека.

— Энгус?

— Да…, это я а вот…, узнаешь…? – Энгус показал рукой назад. За ним на телеге сидела Кара, потупив глаза, не смея взглянуть на того, кто когда-то был всего лишь несчастным тщедушным рабом.

Эйнар обнял ее и почувствовал, как она затрепетала под тонкой холщовой накидкой.

— Я хочу подарить тебе ее, — произнес Энгус.

— Что ты хочешь взамен?

— Нет, нет, нет…, ничего…. Это подарок от души. Мужчине тяжко одному. Кроме того…, кто-то должен приглядывать за твоим хозяйством, пока ты будешь воевать.

— Спасибо….

— Я еще хотел бы…, предложить тебе сделку…

Эйнар нахмурился.

— Мне сказали, что у тебя есть железо…, и я готов пустить его в оборот.

— Железо? Да есть. Что ты собираешься с ним делать?

— Оружие. Я уже договорился с кузнецом. Затем продам, а серебро поделим. Я возьму себе четвертую часть, за хлопоты.

Энгус выжидательно смотрел на него.

— Хорошо, — ответил Эйнар, хотя понимал, что тот наверняка надувает его. Но торговля его не интересовала, так же как богатство по здешним меркам. Энгус потирал руки от предвкушения барыша.

Эту ночь они провели вместе. После того как в его жилище был наведен идеальный порядок, который не пришелся по вкусу, только Вельзевулу, поскольку его кости валявшиеся по всей избе были выброшены на улицу.

Эйнар был намеренно груб, инстинктивно чувствуя, что Кара именно этого и ждет. Она была нетерпелива и покорна, поскольку давно поняла, что какая-то неведомая сила влекла ее к этому странному человеку.

Весь прошедший год она вспоминала его объятия, его молчаливую нежность. Было в его сдержанности, нечто такое чего ей не хватало и что разбудило в ней доселе дремавшую сексуальность. Может быть, ей все это лишь казалось, но что может быть важнее того, что из мимолетного ощущения, через сомнения перерастает в навязчивую идею, охватывающую все ваше существо, и все ваши мысли.

Кто знает кем посланы нам мысли которые мы называем навязчивыми, и как знать не совершаем ли мы насилия над собой или богом, стараясь избавится от них.

Злая судьба, ставшая причиной ее рабства, оставила шрамы не только в ее душе и на ее теле. Было еще нечто такое, чем она одарила Кару, то болезненное граничащее с безумием удовольствие, которое рождало в ней насилие. И лишь встретив того, кто теперь назывался Эйнар, она поняла, что жажда насилия была всего лишь следствием поиска силы в мужчине. И не обязательно спутницей силы должна быть боль. Как оказалось в ее отсутствии, ощущения становились более цельными, законченными, достигали вершины.

В эту ночь, обнимая женщину, пахнущую хлебом и молоком, он невольно вспомнил ту…, другую пахнущую парфюмом от Шанель, в двадцатом веке. Вспомнил…, как вспоминают старый фильм, смутно представляя отдельные сцены, но зная весь сюжет.

Отсюда с расстояния в пятнадцать столетий, все происходившее тогда уже не казалось ему столь важным и значительным. Может быть потому, что поставленные тогда на карту, их жизни, здесь не стоили вообще ничего. Ибо гибель человека здесь была так же естественна и обычна как дождь или ветер, но происходила гораздо чаще. Смерть в четвертом веке, была гораздо более естественна, чем рождение. Оттого наверное, жизнь казалась здесь красочнее, ярче и вкуснее.

Утром огромная армия, вытянулась за ворота, сопровождаемая телегами с провизией, скотом который плелся вслед за обозом, крестьянами, кожевниками, оружейниками, сапожниками.

Эйнар вскочил на коня и собирался уже пнуть его пятками, когда из дома выскочила Кара, и молчаливой скорби прижалась щекой к его сапогу. Слезы текли по ее лицу, она удивленно вытирала их рукой, не в силах вспомнить, когда в последний раз с ней происходило подобное.

— Только вернись…, — шептала она, — только вернись.

Наконец оторвавшись от нее, Эйнар пришпорил коня. Помахав рукой, он умчался в главу колоны, где бок о бок двигались Халга и Отар.

Впереди его ждали великие битвы, новые и старые враги, и невероятные подвиги. А женщины во все времена…, в любом обществе, провожая мужчин на войну, произносят одни и те же слова. И слова эти становятся особенными, когда смерть мужчины влечет за собой не только потерю любви но как правило потерю свободы, а может и самой жизни.