Бегство.

Воспоминания о вчерашнем дне, проведенном с Томом, согрели душу, стоило открыть глаза. Я помнила каждое мгновение минувшего дня, каждое слово, сказанное им, каждый его жест. Его теплые объятия, неудавшийся поцелуй, нежный взгляд, когда он желал мне спокойной ночи. Неужели? Все складывалось прекрасно. Мы не потеряемся. Томас хочет остаться в моей жизни, я ему небезразлична, и возможно… нет… не буду даже думать об этом.

Я выглянула в окно и улыбнулась. Погода великолепная, небо ясное, солнце вновь сияет над парком. Почему бы не совершить короткую вылазку на велосипеде?

Я бодро поднялась с кровати и, заранее переодевшись в легкую, удобную одежду для прогулки, спустилась в гостиную с трепетной надеждой, что встречу его за завтраком.

Гостиная пустовала. Немного странно, потому что именно в это время Томас и его гости подтягивались, чтобы перекусить. Мне хотелось спросить у прислуги, поел ли хозяин, но я постеснялась.

Ничего страшного, увижу его после велосипедной прогулки, ближе к обеду.

Я поднялась к себе в комнату. И почти сразу услышала тихий, но требовательный стук в дверь. Не дождавшись разрешения, в мою спальню проскользнула Мари-Энн. Видимо, дело, по которому я стала ей нужна, не требовало соблюдения необходимых приличий.

— Элен, доброе утро, извините, что так нагло вторгаюсь, но дело не терпит отлагательств… Нам надо серьезно поговорить. Вам не кажется?

Я в полном замешательстве смотрела на нее.

— Конечно, Мари-Энн, я отложу прогулку и выслушаю вас. О чем нам надо поговорить? Присядьте.

Я указала ей на кресло у камина напротив моего.

Мари-Энн послушно села, но сразу же вскочила и начала бегать по комнате, заламывая руки. Мое удивление росло с каждой минутой.

Поведение девушки казалось наигранным.

— Не знаю, как правильно начать, чтобы не обидеть вас. (Уже неплохое начало.) Я очень рассчитываю на понимание.

— Мари, я прошу вас успокоиться и сесть. Сложно сосредоточиться, когда вы бегаете по комнате.

Девушка опять присела на самый край кресла и неожиданно замолчала. Ее тонкие птичьи пальчики дрожали, руки не находили места.

Я терпеливо ждала, стараясь понять, зачем она ломает комедию.

Но то, что я услышала потом, никак не вписывалось в предположения.

— Скажу коротко и ясно. Прекратите разрушать нашу семью,  — выпалила Мари-Энн, быстро и требовательно взглянув на меня.

— Чью семью?

— Нашу семью с Томом. Прекратите разрушать нашу семью,  — повторила она с еще большей убедительностью.

Я не сводила с нее удивленных глаз.

— Элен, послушайте! У нас есть ребенок. Девочка, ей всего полгода, вот, посмотрите, какой ангел, ее зовут Лизи.  — И Мари-Энн достала из кармана платья фотографии.

Со снимков на меня смотрела улыбающаяся голубоглазая малышка в кружевном чепчике. Улыбка напоминала улыбку Тома, но лицом девочка походила на Мари-Энн.

«Черт! Черт! Черт!»

Горький колючий комок застрял в горле.

Девушка невозмутимо продолжала:

— Томас мне все рассказал. Я знаю, что у вас есть дочь. И вы знаете, как ребенку тяжело без отца. В прошлом году…

Мои мысли унеслись прочь.

«Да, я знаю, как тяжело малышке без отца. Разрушить семью — что убить любовь, одного или несколько человек — не имеет значения. Кара за это последует неминуемо. Убить любовь означает уничтожить чей-то мир, чью-то вселенную. Больше я на такое не пойду. Никогда. Я поклялась. Я расквиталась за прошлый грех, искупила его. Четырьмя годами “строгого режима и ежедневной профилактики”. Чужой образ из затмевающего солнце превратился в песчинку. “Не сотвори себе кумира” — заповедь, которую я нарушила и заплатила за это…»

— Если бы вы только знали, как нам хорошо было позапрошлым летом в Лигурии, мы снимали уединенную виллу. Любили друг друга, и каждый вечер на закате… Мисс, вы меня не слушаете?

Я улыбнулась через силу и повторила:

— Нет, я слышу, как вы любили друг друга. И каждый раз, когда садилось солнце…

— Да, мисс, извините за интимные подробности, но вы должны знать, как хорошо нам было вместе. Самое счастливое время для меня и Томми… Мы занимались любовью все ночи напролет… Лизи — плод нашей страсти.

В голове пульсировала кровь. Превозмогая подступающую тошноту, я подняла голову к потолку и постаралась глубоко и равномерно дышать. Постепенно дурнота миновала, я вернулась к непрекращающемуся щебетанию словоохотливой Мари-Энн. Меня до смерти утомили детали их отношений.

— Ну, хорошо, спасибо за подробный рассказ, а чем я разрушаю вашу семью? Если уж быть до конца честной, то Томас ни разу мне не говорил, что женат…

— Я знаю, он такой застенчивый, неуверенный в себе. Точнее сказать, мы не совсем женаты, но собирались узаконить наши отношения. Если бы вы только знали, как он любит нашу Лизи. А малышка очень скучает по папе и звонит ему каждый день… Вот вчера, например…

Итак, у Мари-Энн есть ребенок от Томаса. Допустим, я ничего не знала об этом, не спрашивала, поэтому он и не говорил.

Я продолжала с недоумением смотреть на девушку, которая выворачивала передо мной душу наизнанку. Странно, зла на нее у меня не было, ее отчаяние в борьбе за любимого человека понятно и оправданно. Единственное, что я не могла взять в толк,  зачем она пришла с этой проблемой ко мне.

— Я уверена, если бы не наша глупая ссора, то Томас бы не ушел от нас с Лизи. Поймите меня, мисс Элен, вы же опытнее меня, намного старше…

«Оп-ля! Маска упала! Это твой козырь?»

Удивительно, но мне стало легче. Ее невольная или скорее запланированная оговорка вернула меня в реальность, лишила навязанной вины и роли коварной разлучницы.

— Позвольте, Мари, ненадолго прерву вас. Допускаю, что я опытнее в вопросах выживания, но никак не в амурных. Здесь вы мне фору не дали. Кстати, я не намного старше, но это не важно.

Странная вещь — женский возраст. То от него бегут как от чумы, то им манипулируют. Для достижения цели все козыри хороши.

Моя визави некоторое время молчала, обдумывая услышанное, но потом, как ни в чем не бывало, продолжила подобно заведенной пластинке:

— Вы любили кого-нибудь?

Я беспристрастно смотрела в ее широко распахнутые вопрошающие глаза.

— Томас увлечен вами, судьба нашей семьи в ваших руках! — Мари-Энн закричала от отчаяния.

Несмотря на мой скептицизм, эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Стало понятно неадекватное поведение Мари-Энн в последние дни. Бедняга сходила с ума от ревности и открыла сейчас все карты, в надежде спасти свою семью. Она использовала последний шанс.

Каким бы предвзятым ни было отношение к сопернице, я мгновенно сделала выбор.

То, что я покину Томаса и более не буду поддерживать с ним отношений, стало с этой минуты очевидным. Было удивительно другое: не зная меня, Мари нашла самое уязвимое место, мою ахиллесову пяту, — я не могу ничего разрушать.

Она ждала ответа, но я молчала.

Уехать прямо сейчас или подождать Томаса? Решение не приходило.

— Так что вы хотите от меня, Мари-Энн?

Ее ответ я восприняла как указание, данное свыше.

— Вы не могли бы покинуть Торнбери прямо сейчас? Немедленно.

«Немедленно».

Я улыбнулась своим мыслям, чем сильно разозлила Мари-Энн. Просто вспомнила, как в этой самой комнате сравнительно недавно были произнесены те же слова, хотя предыдущая ситуация мало напоминала сегодняшнюю.

Девушка неправильно поняла улыбку, нахмурила лобик и с нескрываемой злостью взглянула на меня. Но я поспешила ее успокоить:

— Я выполню вашу просьбу, но сначала поговорю с Томасом.

Обиженная гримаса исказила лицо собеседницы.

— Вы мне не верите! Думаете, он опровергнет очевидное? Жаль, что мы друг друга не поняли!

Молодая женщина встала и, резко развернувшись на каблуках, покинула комнату.

«Не особенно вежливый финал, Мари, впрочем, как и начало. Но мне все равно. Мне уже абсолютно все равно».

Нужное решение подсказано. Надо уезжать. Ничего страшного не случится — перееду в Лондон, сниму на пару последних ночей отель, а если получится, просто поменяю дату вылета. Пара пустяков. А вот другое, совсем не пустяк: я как была здесь чужаком, так и остаюсь, неважно, сколько времени проходит. Судьба опять сыграла со мной в поддавки, и я заглотнула наживку. Как не было предназначено жить здесь с любимым, так и не суждено с его подобием. Но, несмотря на всю иронию, будет невежливо покинуть Торнбери, не попрощавшись и не предупредив Томаса. А самое главное, не поблагодарив его за оказанное гостеприимство.

Я отправилась искать Тома.

Безуспешно стучала в его комнату — никто не открыл. Дверь кабинета заперта, и на стук никто не ответил. Томаса не было ни в гостиной, ни в библиотеке, ни в галерее, ни в зимнем саду. Я направилась на кухню, чтобы найти слуг и расспросить о хозяине, но по дороге столкнулась с входящим в дом Гаем:

— Слава богу, хоть кого-то я нашла. Ты случайно не видел Тома?

Брови Гая удивленно взлетели над зеркалами очков.

— А разве он тебе ничего не сказал? Как это похоже на него… Но все равно странно. Он же знал, что ты улетаешь. Детка, утром он поехал в Лондон. Отец вечером позвонил и потребовал присутствия на сделке у нотариуса. Томас обещал по возможности вернуться завтра к вечеру. Так что теперь мой черед развлекать гостью! Что-то случилось? Ты взволнована.

— Завтра к вечеру? — машинально повторила я, и сердце заныло.

«Он обещал вернуться, и то “по возможности” только завтра вечером, зная, как мало времени мне осталось. Уже в ночь на воскресенье мне надо покинуть поместье, чтобы успеть в аэропорт на ранний вылет… И он даже не нашел возможности предупредить о своем отъезде? Мари-Энн горько ошибается, я совершенно безразлична ему. Что я вообще здесь делаю?»

Решение созрело молниеносно.

«Я уеду прямо сейчас, к черту все вежливые формальности. Напишу записку с выражением огромной благодарности и объяснением преждевременного отъезда, все просто».

Стараясь сохранять спокойствие, я взглянула на вечно улыбающегося мистера Лэндола:

— Так складываются обстоятельства, что я не могу дожидаться возвращения Томаса. Мне необходимо уехать…  — Увы, наигранной твердости хватило ненадолго, и я замолчала, подыскивая дальнейшие оправдания.

В зеркальных стеклах отразилось мое взволнованное лицо.

— Ты хочешь сбежать? Почему?

Терять было нечего.

— Гай, это правда, что у твоей кузины ребенок от Тома?

Лицо Гая помрачнело.

— Откуда ты знаешь? Это она сказала тебе? Глупая овца, не могла подождать еще пару дней. Это не твои проблемы.

— Я не вижу никаких проблем, просто ответь на вопрос.

— Да, но это ничего не значит. Я всегда говорил, что она не удержит его ребенком! Шантажировать мужчину собственной дочерью глупо!

«Безусловно, глупо. Собственная дочь никогда ничего не решала, ее можно забыть, выкинуть из жизни, взвалив на нее неведомые чужие грехи».

— У меня большая просьба. Я напишу Тому письмо, ты передай его со словами огромной благодарности за оказанное гостеприимство. И пожалуйста, помоги мне вызвать такси.

— Элен, ты с ума сошла. Томас меня точно убьет, если узнает, что я отпустил тебя. Подожди, сейчас я ему наберу.  — Гай полез за мобильным.

Ну конечно, это проще всего, сейчас я все скажу, извинюсь за непредвиденный отъезд, проблема будет решена сама собой. Почему идея позвонить не пришла мне в голову?

Гай набрал номер на телефоне, но Томас не ответил. Он был вне зоны доступа.

— Возможно, в этот момент он находится у нотариуса и отключил трубку? — предположила я.

Гай неуверенно согласился со мной, но обещал его обязательно вызвонить. А пока…

— Иди собирайся, я сам довезу тебя до города, и не спорь, могу же я что-то сделать? Томас ни за что не позволил бы дорогой гостье уехать на такси.

«Действительно, он джентльмен…»

Я быстро поднялась в комнату и побросала в чемодан вещи, что захватила с собой для поездки. Странная ситуация: прошлый раз я бежала отсюда, потому что мне грозила смерть, теперь все наоборот — я угрожаю маленькому ребенку. Ожидать возвращения Тома два дня, чтобы увидеть лишь перед прощанием, — где логика? Пора покидать сцену, роль сыграна, аплодисменты прозвучали. Этот дом не был моей судьбой и уже второй раз изгонял меня, пора смириться с неизбежным и перестать ломиться в закрытую дверь!

Закрыв чемодан, я успела написать несколько строк Томасу, где поблагодарила за гостеприимство и за исполнение мечты. Несколько мгновений сомневалась над словами «буду рада твоему звонку или письму»…  и не написала их. Зачем?

С домом я решила не прощаться. Чем быстрее я его покину, тем лучше. Второй раз уже не страшно…

Взяв вещи, постучала в комнату Гая, он моментально открыл дверь, как будто не отходил от нее ни на шаг и ждал моего появления. Протянула записку для Томаса, Гай вновь попытался отговорить меня, но, поняв, что я непреклонна в своем решении, с тяжелым вздохом смирился:

— Хорошо, во всяком случае, я сделал все от меня зависящее…

С этими словами он взял с полочки ключи от машины, подхватил мой чемодан и жестом пригласил последовать за ним.

В холле первого этажа не было ни одной живой души, ни одного свидетеля моего очередного бегства. Я восприняла это как добрый знак — все идет правильно, без помех. Как и тогда.

Мы свернули за дом; около гаража стоял ядовито-лимонный «порш-кабри».

«Заблаговременно выкатил, словно не рассчитывал, что переубедит меня остаться. Побег из сказки обещает быть эффектным, с ветерком».

Стараясь не смотреть по сторонам, я села на переднее сидение рядом с Гаем.

Пока он выруливал, я зажмурила глаза и опустила низко голову, боясь взглянуть на фасад. Невыносимо тяжело было снова прощаться с домом.

Пока машина ни отъехала подальше и не свернула на аллею, я не меняла положения и не осмеливалась смотреть по сторонам. И только когда почувствовала себя на безопасном расстоянии, исподтишка взглянула на Гая.

Он вел машину, странно улыбаясь. Симпатичное лицо казалось вырубленным из камня, приподнялись лишь уголки рта, словно на маске Джокера. Он повернулся ко мне и, продолжая криво ухмыляться, спросил:

— Очередное бегство из прошлого? Пора уже привыкнуть, потеряшка.

Я онемела от удивления.

Что означали его слова? Его ехидная насмешливая улыбка? Лишь то, что он был посвящен в мою историю. Томас рассказал или Гай сам тайком до всего докопался?

КОНЕЧНО!

Я задрожала, будто осиновый лист на ветру, потому что осознание правды навалилось на меня внезапно и неизбежно. Рядом со мной сидел тот самый Шутник.

Балагур, раздолбай, Казанова, рубаха-парень, весельчак, а на самом деле злой клоун, скрывающий лицо и намерения под зеркальными стеклами.

Не знаю, прочел ли он мои мысли. Надеюсь, нет. Я достала солнечные очки и спрятала под ними испуганные глаза, предательски налившиеся слезами.

Пока мы ехали по лесу, а потом среди залитых щедрым солнцем бескрайних полей, я молчала и твердила как заклинание:

«Не бойся. Он ничего тебе не сделает…»

Гай, не обращая внимания на мое молчание, без умолку о чем-то болтал, не желая выходить из роли шута. Неплохо. Значит, он не догадался. Мало того, он несколько раз пытался набрать номер Томаса или просто делал вид, что набирает. Томас оставался вне доступа, а Гай так искренне сокрушался, что я не выдержала и рассмеялась:

«Хитрец, хорошо играешь роль обеспокоенного друга. Ты хотя бы записку ему передашь? Вряд ли… Ты расскажешь Томасу совсем другую историю, удобную тебе и Мари-Энн. Какая теперь разница, все в прошлом, сейчас главное — уехать и забыть все как страшный сон».

— Елена,  — услышала я его внезапно изменившийся колючий голос и вздрогнула от неожиданности,  — позволь все-таки спросить: каким образом кольцо оказалось у тебя?

И мир перевернулся вверх тормашками…

«КОЛЬЦО?»

Яркая вспышка правды ослепила.

Все замысловатые ходы сошлись в один, все карты пасьянса сложились, все второстепенные обстоятельства привели к настоящему моменту, к его главному вопросу — о кольце. Такое ощущение приходит порой во сне, когда нет ничего тайного вокруг, когда мысли людей читаешь словно открытую книгу и ясны все причинно-следственные связи. КОЛЬЦО! Я забыла о нем. А зря.

Подобно раскаленному металлу, оно обожгло палец.

— Гай, не понимаю, о чем ты?

«Глупая затея— тянуть время»,  — родилась в голове чужая мысль.

— Послушай, у нас совсем немного времени, чтобы поговорить об этом. Просто ответь — кто подарил тебе его? Это была кормилица? — произнес Гай вслух.

Я ошеломленно молчала, не веря своим ушам.

— Неужели ты думаешь, что я не знаю, КТО ТЫ? Вряд ли я похож на наивного юнца, как Томас. Буду откровенен — я читал записи. Сэр Уильям немного сопротивлялся моему желанию, но в конце концов уступил.

«Немного сопротивлялся...  — Я задрожала.  — Только не это».

Гай, прочтя мои мысли, весело рассмеялся:

— Елена, ты только что подумала, что я был причиной его удара? Нет, конечно! Мы были приятелями со стариком Уильямом. Просто Томас не должен был знать о дневнике, и я попросил мистера Коллинза как джентльмен джентльмена не говорить моему другу о такой мелочи. Ты насмешила меня! Кроме того, я не только прочел записи Фитцджеральда, но и нашел в родовом поместье дневники достопочтенного предка, сэра Лукаса Фишерли. А почему ты так побледнела? Неужели для тебя это новость? Разве Том не сказал, что у нас общие корни по женской линии?

В отличие от сдержанного сэра Фитцджеральда, поклявшегося самому себе и всем вокруг не распространять слухи о пришелице из будущего, мой предок не только во всех подробностях изложил в мемуарах детали произошедшего и каждое сказанное тобою слово, но и был очень боек на язык. Преследуя определенную цель, он стал источником распространения страшных сказок о ведьме. Поверь, я катался по полу от смеха, когда читал о современных достижениях науки и медицины в его примитивном изложении!

Но вернемся к кольцу, которое подарил Фриде Альварес мой глупый пращур. Он сгорал от страсти к гордой испанке. О силе кольца Лукас не догадывался долгое время, пока не наткнулся на записи своего деда, епископа-францисканца, в миру чернокнижника, исследователя тайных знаний. И не было дня страшнее в жизни сэра Лукаса. Он узнал, что собственными руками лишил себя бесценного сокровища, доставшегося святому отцу от сожженной на костре шварцвальдской ведьмы. А именно Кольца Благого Намерения. Значительного артефакта, не только охранявшего семью от разорения, но и обладавшего неизвестной силой, меняющей реальность в угоду своему владельцу. Ты даже не догадываешься, что сейчас надето на твой безымянный палец! — В полном недоумении я слушала Гая. Он продолжал: — Полагаю, Фрида также не догадывалась о настоящем предназначении кольца, решив, что Лукас хочет вернуть его и использовать в сатанинских ритуалах, поэтому передала его тебе с целью удалить как можно дальше от хозяина. Да, Елена, его хозяином был Лукас, а теперь ваш покорный слуга, как последний представитель рода. И мне непонятно, что кольцо делает на твоей руке.  — Голос Гая задрожал от негодования.

Я постаралась ответить как можно спокойнее, стараясь просчитать заранее надвигающуюся опасность:

— Фрида передала его в дар, не более того. Ты прав, она не догадывалась о его свойствах, лишь подспудно считала кольцо опасным в руках Лукаса.

— Прекрасно, но не могла бы ты проявить любезность и подарить это кольцо сейчас мне, как последнему его законному владельцу?

В этот момент голову сжал обруч невыносимой, пульсирующей в висках боли, в сознание вновь постучалась чужая мысль:

«Подари мне кольцо!»

Не обращая внимания на усиливающийся болевой спазм, я старалась тянуть время.

— Гай, ты можешь в любой момент остановить машину и принудить меня отдать кольцо. Почему ты этого не делаешь?

— Я недооценивал тебя, детка. Ты неглупа. Хорошо, я открою тебе некоторые тайны, но только некоторые, знание которых неопасно для непосвященных. Хм, что ты опять так напряглась? Расслабься — я ничего тебе не сделаю, хотя мне чертовски хочется зажать в кулак твое горло и выдавить из него последний выдох.

В этот момент отблеск солнца от зеркальных очков Гая ослепил меня, и от ужасного вида горящих глаз я сжалась в точку.

— Шучу, малыш! Смотри не обделайся со страху — я машину потом не отмою. — Правая рука Гая легла мне на колено и слегка сжала. — Я мечтаю сейчас совсем о другом, шерри; думаю, мой робкий друг не осмелился залезть тебе под юбку. Так давай не будем терять времени, остановимся и… Поверь, ни одна моя женщина не была разочарована… Ну вот, теперь ты улыбаешься — секс лучше банальной смерти, но скажу тебе, нет прекраснее наслаждения, когда женщина на последнем судорожном жадном вздохе наслаждается оргазмом!

Боль в висках стала невыносимой.

«Подари мне кольцо!»

— Гай, прекрати пугать. О каких тайнах идет речь?

Англичанин отодвинулся от меня и взглянул с недоумением:

— Бла-бла-бла. Тайны. Все просто, малыш. Кольцо сохраняет свою силу, если передано в дар. Весь наш мир держится на примитивных истинах, на равновесии! Стоит мне насильственным путем отобрать кольцо у тебя, как оно поменяет плюс на минус, проникнется твоей негативной энергией страха и втройне передаст ее мне. Хотя и из этого затруднения можно найти выход, но что-то мне лень фантазировать. Так что пойдем наикратчайшим путем, Елена, прошу тебя еще раз — подари мне это кольцо. И мы расстанемся добрыми друзьями.

Я незаметно опустила глаза, разглядывая неприметный кусок желтого металла на пальце.

Голова горела в огне, казалось, еще немного — и ее разорвет на части. Что со мной происходит? Почему я слышу его мысли?

Кажется, он специально везет меня окружным путем, поэтому мы никак не попадем в город. Пока кольцо у меня на руке, Гай не страшен.

В этом я была почему-то уверена.

— Спасибо тебе за откровенный разговор, Гай, за очень интересную историю, безусловно, занимательную и познавательную, спасибо, что везешь в город и помогаешь лучшему другу. А теперь слушай внимательно, говорю медленно: Я НЕ ПОДАРЮ ТЕБЕ ЭТО КОЛЬЦО. Можешь меня придушить, закопать в землю, делай что тебе вздумается! Ты на всю голову больной! Я не боюсь тебя! Останови машину, я выйду!

Гай послушно остановил машину, но блокировку с дверей не убрал.

Мы несколько минут молчали. Я не смотрела на него, но краем глаза видела, что Гай сидит неподвижно, уставившись в лобовое стекло.

Наконец я услышала его глухой голос:

— Все понятно, Елена. Извините. Прошу вас не выходить из машины, я обещал довезти — значит, довезу. Считайте, что этого разговора между нами не было.

Я размышляла недолго. Выхода, к сожалению, не было. Мы остановились в пустынном промышленном районе, откуда слишком мало шансов выбраться.

— Хорошо.

Он резко поменял линию поведения, как будто выстроил стену между нами и смирился со своим поражением.

Больше Гай не проронил ни слова и только на подъезде к окраине Лондона нарочито заботливо поинтересовался, где я намерена снять номер и не может ли он посоветовать мне хороший отель. Но я вежливо отклонила его предложение, мотивируя отказ стесненными средствами.

Пока я препиралась с ним, мы незаметно въехали в черту города и уже находились на набережной Виктории. Болевой спазм в висках стих, я старалась внимательнее смотреть по сторонам, вспоминая город. Заметив слева название Temple — знакомый район, где наверняка найдется недорогой отель,  — я попросила Гая высадить меня. Он послушно свернул на первую стоянку, припарковался и вышел из машины, чтобы помочь. Это была его последняя любезность, как я полагала. Но нет — достав из багажника чемодан, он твердо вознамерился сопровождать меня дальше.

Не боясь показаться невежливой, я отвергла этот жест:

— Дальше я пойду одна. Ничего не случится, я не первый раз в Лондоне, не заблужусь. Спасибо за все. За то, что подвезли, несмотря на мой отказ. Не забудьте передать Томасу записку.

Гай удивленно поднял брови:

— Ну что вы, Элен. Как я могу не исполнить последнюю просьбу? Обижаете…

Я могла бы долго рассуждать над причинами, заставившими Гая изменить стиль общения и стать предельно вежливым.

Но тут случилось невероятное: он поднес руки к лицу и, улыбаясь уголками губ, снял очки.

Застыв в ужасе, я не могла отвести глаз от редкой аномалии — растекшейся роговицы и абсолютно черных радужек без единого белого ободка. Обжигая взглядом, Гай наклонился.

«Ты смотришь мне прямо в глаза. Не отрываясь! Снимаешь кольцо с пальца и кладешь мне в руку. Молодец. Я сейчас отвернусь, а ты забудешь, что сделала. Забудешь весь сегодняшний разговор. Все!»

Гай как ни в чем не бывало водрузил на нос зеркальную защиту и, широко и добродушно улыбнувшись, хлопнул меня по плечу:

— Ну вот и славно, мисс Элен Соколоф! Аривидерчи! — И быстро зашагал к своему «порше», ни разу не оглянувшись.

Я стояла как вкопанная и следила как он выруливает с парковки и постепенно исчезает в транспортном потоке, тянущемся вдоль набережной Темзы, а перед глазами, как ожог от солнца, горели две черные бездны.

Гай был абсолютно уверен, что больше никогда не увидит меня, поэтому он позволил стать свидетелем дьявольской метаморфозы.

Их план, задуманный и разыгранный сегодня вместе с Мари-Энн, удался на сто процентов. Они изгнали меня из Торнбери, как и двести лет назад… Бесспорный факт… Мне только что явился герой главного кошмара…

Я встряхнулась и с опаской огляделась вокруг. Этого не может быть, не может быть, мне все привиделось, померещилось! Сон наяву… Странное ощущение, будто кто-то влез в голову и начал ластиком стирать воспоминания. Кажется, вот-вот я вспомню, что случилось недавно, но мысли ускользали подобно тающей под лучами солнца дымке. Я прекрасно помнила, что происходило этим утром в Торнбери между мной и Мари-Энн. По какой причине я решила оставить поместье, как садилась в машину к Гаю, помнила, как мне пришло неожиданное откровение, что он и есть Шутник… Наконец, помнила его прощальные слова, но то, что случилось по дороге,  исчезло из памяти. Осталось гадливое ощущение пустоты, дыры в голове, невозможности самостоятельно восстановить события последних часов.

Лишь подсознание изо всех сил сигналило: Гай Лэндол смертельно опасен и надо держаться от него как можно дальше.

Гай и его сестра добились своего: мне нечего бояться их козней, завтра я покину Англию и никогда не вернусь в великосветский виварий.

У ближайшего моста я свернула направо, поднялась на параллельную набережной улицу. Симпатичный отель «One Aldvych», острым фасадом выходящий на нее, предлагал неплохую цену на уик-энд.

Девушка на рецепции моментально оформила мое проживание. Чтобы не терять время, я попросила ее об услуге — поменять мне авиабилет. Но вскоре выяснилось досадное обстоятельство: весь завтрашний рейс — от эконом— до бизнес-класса,  — выкуплен, ни одной предварительной брони, которая могла бы сняться в течение дня, доступ к продажам окончательно закрылся. Делать нечего, пришлось продлить пребывание в Лондоне еще на день и в воскресенье, как и планировалось с самого начала.

Гостиничная комната оказалась небольшой, светлой и достаточно уютной; она находилась на верхнем этаже здания. Выглянув из окна, можно было разглядеть знаменитую Нельсоновскую колонну на Трафальгарской площади. Наглухо задернув портеры, я опустилась в кресло:

«Думай! Думай!»

Лондон не отпускает меня, придется еще один день прожить здесь. Гай и его сестра вряд ли будут досаждать, никакой опасности я уже не представляю. Никто не помешает Мари-Энн добиться расположения «богатого парня». Гай не знал, где я остановилась на ночь, вряд ли он следил за мной.

Что мы имеем? У Мари-Энн ребенок от Томаса. Но почему я не допускаю мысли, что это может быть частью выдуманной истории?

Я попыталась вспомнить лицо малышки на фотографии. Нет, девочка похожа на младшего Коллинза: та же улыбка во весь рот, довольная и счастливая. Теоретически ребенок может быть от него. Теоретически Томас и Мари-Энн собирались пожениться, но ссора, о которой я ничего так и не узнала, нарушила планы.

Остается лишь один неоспоримый факт — неоправданные усилия для моей нейтрализации. Возможно, я представляю для них угрозу, о которой даже не догадываюсь. Какую? Зачем разыгрывать сцену из фильма ужасов с отрезанной куриной головой и зловещей запиской? А потом уже поистине комедийное лицедейство, вызвавшее у меня лишь смех и умиление, — встречу Мари с моим собственным духом. Зачем столько усилий и глупых инсценировок?

Может быть, брат и сестра помешались на дешевых фарсах и им доставляют удовольствие розыгрыши в стиле Хеллоуина? Они фанаты Дня Всех Святых? Или маньяки, свихнувшиеся от безделья?

Можно до бесконечности перебирать бесполезные версии, труднее всего понять логику умалишенных.

Но мои мысли снова вернули меня назад.

Может быть, Мари-Энн с Гаем придумали историю с ведьмой, чтобы усилить эффект и побудить меня к бегству, но не рассчитали, что бутафорские готические сцены, наоборот, разжигают мое любопытство?

И тогда нарисовалась история несчастной любви и брошенного ребенка.

Пока я размышляла, за окном начало смеркаться. Лондон засверкал бесчисленными огнями и приглашал на вечернюю прогулку. В попытке немного отвлечься от грустных мыслей я покинула отель и растворилась в шумящем людском водовороте.

В ту ночь меня навестила Фрида. Ее образ в сновидении соткался в обстановке, абсолютно не соответствующей реальной жизни. Кормилица появилась в Москве. Я снова спешила на «Третьяковскую», чтобы отыскать свой портрет. Все повторялось, как в жизни. Старушка, за руку которой я держалась, чтобы не свалиться в обморок, заговорила бархатным голосом Фриды:

— Вам надо вернуться, мисс. Забрать подарок, иначе история никогда не закончится.

Я с удивлением смотрела на сухонькую старую москвичку, черты лица которой плавно перетекали в образ Фриды, одетой в строгий серый костюм из мягкого английского твида. Я обрадовалась любимой подруге и протянула к ней руки, чтобы обнять, но пожилая дама решительно отстранилась и, сохраняя строгий, неприступный вид, продолжила:

— Больше уважения. Я занимаю очень важный пост…  — Фрида была невозмутима и холодна.  — Да-да, очень важный пост. Работаю секретарем у Всевышнего, так что все телефонные звонки принимаю именно я. Это вам, надеюсь, понятно? Все звонки до единого!

Хотя я понимала всю абсурдность сна и только что услышанной фразы, объяснений не требовалось.

— Вы недавно Ему звонили. Но случился сбой на линии, я не передала одну глупую клятву, а потом вовсе о ней забыла. Вы не будете в обиде? — В этот момент Фрида захихикала, как расшалившаяся девчонка.

Я молчала и не сводила с нее изумленных глаз.

Продолжая смеяться, миссис Альварес достала из кармана пиджака колокольчик и начала звонить все громче, приговаривая:

— Надо вернуться за моим подарком, мисс, и быть осторожной. Очень осторожной. Осторожной и внимательной.

Я попыталась перекричать оглушительный звон:

— В чем осторожной?

Но женщина загадочно молчала и продолжала исступленно звонить, и постепенно колокольчик превратился в сигнал будильника на мобильном, который уже долгое время порывался вызволить меня из сна. Наконец ему это удалось…

Некоторое время я лежала, разглядывая, потолок и размышляла.

Итак, моя подруга пыталась сказать, что давнишнее нападение врагов с антрацитами вместо глаз во сне было нейтрализовано. Фрида присутствовала в роли голоса на другом конце телефонной трубки в том кошмаре. Она снова помогла мне, явившись в абсурдном образе секретарши. Глупое обещание не ушло по назначению, навязанная во сне программа не была запущена. Я свободна от ложной клятвы. Но что означали ее предупреждения об опасности? Что мне еще может грозить, если завтра рано утром вылет домой? И почему я должна вернуться? Может, теперь опасность грозит Томасу?

Одно я знала точно: в Торнбери вход заказан, каждый раз мое появление там приносит страдание обитателям. Даже смерть Фриды произошла по моей вине. Ее судьбу заранее предрешило чудовище, стоило лишь согласиться и взять пакетик с ядом. Она спасла меня ценой собственной жизни, но не смогла уберечь любимого сына от брака с Анной, разыгранного как по нотам. Коварный план доктора и леди Мортон осуществился, долгожданная свадьба состоялась. Но сделал ли этот брак леди Анну счастливой? Нет.

Но он был явно предопределен свыше, потому что если бы история изменилась, потекла по другому руслу, то я бы никогда не познакомилась с Томасом Коллинзом.

Если бы я тогда пошла другим путем — осталась в Торнбери и вышла замуж за Фитцджеральда,  — кто знает, возможно, именно меня обезумевшие невежды сожгли бы на костре под видом пресловутой Белой Ведьмы. В любом случае всесильная История избавилась бы от балласта и восстановила равновесие.

Я встала с кровати, медленно подошла к окну и взглянула на покрытый дымкой утренний город. Сквозь низко опустившийся густой туман, как сказочные грибы-великаны, торчали красные телефонные будки; двухэтажные автобусы резали влагу и плыли по привычному маршруту. Начался обычный лондонский день.

Мои мысли метнулись обратно. В каких темных обителях сейчас пребывает душа Пилюлькина (не знаю, почему именно это невинное детское прозвище — странная аллегория — возникало у меня каждый раз при воспоминаниях о мистере Фишерли)? Искупил ли он сполна свои грехи? Ответил ли за невинную загубленную жизнь Фриды и той несчастной, которую по его ложному доносу сожгли на костре, скрывая следы куда более чудовищных преступлений? Конечно, он загубил не только их, но многих безнадежно больных людей, испытывая на них плесневые споры и надеясь изобрести панацею, наслушавшись моих рассказов. Продав душу дьяволу, он так ничего и не получил взамен, кроме ужасающе прекрасной по своей природе смерти. Страшно представить, какие адовы муки испытывал этот несчастный, заживо пожираемый грибком. Неотвратимо распространяющимся и расцветающем на его теле.

Постепенно лондонский туман рассеялся под восходящими лучами солнца.

Хватит о грустном, пора возвращаться в реальность.

Возвращаться в реальность…

Фрида сказала, надо вернуться…

За ее подарком?

Я невольно посмотрела на руку.

Кольцо!

Ноги мои подкосились. Подобно марионетке, оставшейся без спасительных нитей, я опустилась на пол.

Вспомнила, все вспомнила! Каждую минуту вчерашнего страшного дня. Каждое слово, сказанное Гаем по дороге в Лондон и потом… Он все-таки добился своей цели и отобрал кольцо.

Он сказал, кольцо имеет силу лишь в виде подарка от чистого сердца. Он же вынудил его отдать и стер память. Гай обладает невероятными гипнотическими способностями.

Или все еще страшнее. Агрессия из сна перешла грань между мирами и проявилась в реальности. На время, на одну секунду, какая-то жуткая сущность заменила Гая Лэндола и реально проявилась в нашем мире! Или мне почудился черноглазый демон?

А если это кольцо как раз дает возможность связывать два мира? Нет, он говорил о благом намерении… это совсем другое… Скорее всего, это возможность менять мир в угоду своему намерению, и только благому намерению, а не злому… Тогда зачем получеловеку понадобилось кольцо?

Можно рассуждать сколько угодно, но ни к чему толковому это не приведет.

Казалось, судьба кинула кости и хочет разыграть еще один раунд по правилам, известным только ей одной.

Пора привыкнуть. Последнее время я являлась статистом в ее игре. Надо попытаться найти положительные моменты от непредвиденной задержки в городе.

Почему бы не совершить небольшую прогулку на крыше даблдекера^[1]? Погода отличная, небо лишь немного подернуто дымкой-смогом, надо воспользоваться последним сентябрьским теплом.

Поджидая двухэтажный красный автобус, остановка которого располагалась напротив отеля, я с невольной улыбкой вспомнила, как в прошлый раз безуспешно разыскивала в Лондоне Бейкер-стрит. Выйдя на одноименной станции метро и поднявшись в город, растерялась: от меня разбегались широкие людные улицы. Где же знакомая с детства узенькая брусчатка? Потеряв много времени в безуспешных поисках, я осмелилась спросить дорогу у прохожего и пережила легкий шок. Пожилой лондонец постучал каблуком по мостовой широкого проспекта, на котором мы находились, и в вежливом недоумении ответствовал:

— Вообще-то вы на ней стоите, мэм!

Так разрушилась легенда, иллюзия, созданная мастерами «Мосфильма», которые подарили нам бессмертный образ лучшего в мире Шерлока в антураже узких прибалтийских улочек. Настоящая Бейкер-стрит не имела ничего общего с той, что была создана на экране.

День пролетел незаметно. Сев на двухэтажный автобус, я совершила экскурсию по замкнутому маршруту, а на втором круге вышла у древнего Тауэра, чтобы навестить его бессмертных воронов, пройтись по затаенным уголкам, чутко хранившим страшные секреты, раскланяться с бифитером^[2].

Из европейских столиц Лондону принадлежит безусловная пальма первенства. Этот город особенный, являющий собой абсолютно гармоничный сплав, квинтэссенцию эпох, архитектурных стилей, величественной красоты древних соборов и дворцов, зелени парков, вежливых улыбок вечно торопящихся сухопарых лондонцев, богато одетых индусов, повсеместно снующих кебов, неизменной подсказывающей разметки на дорогах для бестолковых левосторонних пешеходов и особого монархического духа — духа великой королевской династии.

Настроение к вечеру испортилось вместе с погодой, обещающей проливной дождь. На меня навалился лондонский сплин, смертная тоска по скончавшейся любви, по Торнбери, покинутый навсегда, по Томасу, застенчивому, скромному романтику, который не может принадлежать мне. Потому что обязан отдать свою любовь маленькой девочке Лизи.

Подталкиваемая лишь собственным разумом, не поднимая на прохожих глаз, я добралась до входа в отель и поднялась на пятый этаж по черной лестнице. Как только щелкнула задвижка двери, долго сдерживаемые рыдания вырвались на свободу. Дрожащими от волнения руками я открыла сумку и достала спрятанную в боковом кармане миниатюру с портретом Фитцджеральда. Мне захотелось взглянуть на его лицо еще раз.

Я мысленно разговаривала с ним, прося не покидать меня и приходить во снах, как это было раньше, но прекратилось в последнее время. Любимый молчал, чуть заметная улыбка застыла на его лице, храня невысказанный секрет, тайну, сводящую меня с ума…

Постепенно боль стихла, а слезы иссякли. За окном совсем стемнело, на потолке мелькали всполохи от бесчисленных неоновых реклам. London never sleeps^[3].

Пора собираться в дорогу — вылет рано утром.

Аккуратно обернув миниатюру шелковым платком, я убрала ее в карман сумки, и в этот момент мое внимание привлекло странное утолщение под подкладкой. Там находился небольшой предмет, мягкий, чуть продолговатой формы. Нахмурившись, я стала ощупывать его пальцами, не понимая, что могло туда завалиться. Подойдя к свету, заметила свежие стежки. Основной шов был незаметно подпорот и зашит заново… Причем не моей рукой. Волнуясь все больше, я достала маникюрные ножницы и аккуратно отпорола нитки.

Под подкладкой моей сумки прятался небольшой полиэтиленовый пакетик с порошком. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, какое вещество там находится и какую судьбу готовила находка завтра в аэропорту при досмотре.

Голова пошла кругом от зловещей перспективы. Как кадры из фильма, перед глазами замелькали постыдные сцены задержания, дознания. Полицейский участок, тюрьма, экстрадиция на родину. Мое будущее предстало как на ладони: сначала заключение в местной тюрьме, без каких-либо шансов доказать свою невиновность, а после выдачи российскому правосудию — возможный срок. В финале — статус невыездной: ни одна благополучная европейская страна больше не выдала бы мне визу…

При этом исключена любая возможность оправдаться. Никто в полиции не поверит в причастность достойного и всеми уважаемого члена аристократического общества, коим являлся Гай Лэндол, к подлогу. Самый безболезненный выход из положения, удобный и логичный,  — признать виновной никому не известную русскую туристку и выслать ее из страны навеки. Тем более вялотекущие отношения между Россией и Великобританией не оставляют надежды на лояльность и объективность правосудия.

Отличный ход, сэр Гай. Оглушительный финальный аккорд. Снимаю шляпу перед вашим извращенным талантом.

Видимо, просто отнять кольцо недостаточно! Необходимо убрать меня из жизни Томаса навсегда.

От страха я покрылась холодным липким потом и на некоторое время потеряла способность рассуждать. Но на смену страху пришла злость, сыгравшая позитивную роль. Она довольно быстро, буквально за несколько минут, привела меня в чувство. Голова прояснилась, руки перестали предательски дрожать. Невыразимо сильный гнев заставил меня опомниться и начать рассуждать хладнокровно. Не теряя ни секунды, я вывернула сумку наизнанку и, выкинув все содержимое, внимательно проверила каждый шов, каждый сантиметр подкладки и ручки. Нет, больше никаких сюрпризов и подлогов не было… Но вряд ли Гай использовал один шанс — непохоже на него и слишком ненадежно.

Я вытащила всю свою немногочисленную одежду из чемодана и стала ощупывать вещь за вещью. Пусто. Теперь осталось проверить чемодан, что намного сложнее: слишком много всевозможных молний, кармашков, потайных местечек. И мой расчет оказался верным: около креплений выдвигающейся ручки находился такой же маленький пакет. Еле дыша, аккуратно подцепив его ножницами, вытащила на свет. Итак, два зловещих тайника обнаружено. Eсть ли еще?

Не теряя времени, я спустила содержимое обоих пакетиков в унитаз и тщательно вымыла руки.

Когда он успел подбросить наркотик — когда я читала рукопись или во время прогулки по парку с Томом? На тайную операцию Шутнику явно потребовалось время и уверенность, что его не обнаружат. Значит, он все заранее продумал и просчитал, подстраховался, приготовился к любому повороту событий. У него был сообщник — безусловно, Мари. И все ради того, чтобы избавиться от меня? Полагаю, он сильно преувеличивает мою значимость. Чем же я опасна для Гая? Очевидно, он заинтересован в браке своей недалекой истеричной сестры с Томасом. Но переходить грани разумного, чтобы избавиться от меня преступным способом? Как-то в голове не укладывается. Значит, есть другая причина… Ему нужен Томас, чтобы, пользуясь влиянием на него, осуществить какие-то чудовищные планы?

Я еще раз тщательно проверила сумку, но ничего подозрительного не обнаружила. Потом взяла самые необходимые вещи из чемодана и сложила в отдельный пакет. Набрала номер рецепции и попросила срочно вызвать такси до Хитроу.

Спустившись в холл отеля, зашла в туалет и в одной из кабинок оставила чемодан. За маленькую сумку, где остались лишь документы, косметичка и заветная миниатюра, я была спокойна.

Приехав в аэропорт, первым делом заказала чашку кофе и заставила себя расслабиться — все позади! Гай уверен: его подарки так хорошо спрятаны, что первым их обнаружит сканер таможенника, а не моя немыслимая везучесть. Все равно я смогу вздохнуть спокойно, лишь ступив на родную землю.

Последние часы перед вылетом тянулись мучительно долго. Казалось, время сейчас играет на стороне противника, но я терпеливо ждала, читая наискосок, не запоминая, бестселлер Джой Филдинг.

Наконец прозвучал долгожданный сигнал о начале регистрации на московский рейс.

У стойки авиакомпании сразу выстроилась очередь из тревожных пассажиров — вечно спешащих чудаков.

Багажа у меня не было, лишь ручная кладь, сложенная в одну-единственную сумку, что соответствовало жестким требованиям пограничных офицеров. Зарегистрировавшись на рейс и получив посадочный талон, я прямиком направилась к паспортному контролю.

«Все хорошо, осталось совсем немного, улыбайся».

Перед окошками пограничников стояла другая очередь, и я послушно встала в конец менее длинной. Бессонная ночь и выпавшие на мою долю волнения до такой степени утомили, что я попросту не видела людей, стоящих рядом. Ни о чем уже не могла думать, кроме как о желании быстрее сесть в самолет, закрыть глаза и немного поспать.

Достав паспорт и посадочный, протянула офицеру. Молодой индус поднял на меня миндалевидные глаза, белозубо улыбнулся, словно на рекламном плакате «Welcome to Great Britain!», и взял документы:

— Доброе утро, мисс! Вам понравился Лондон?

Поддавшись магии его взгляда, я просияла в ответ:

— Конечно! (Наверное, так все отвечают…)

Офицер, похожий на бога Кришну, начал листать паспорт. Найдя визу, застучал по клавишам, забивая данные в компьютер. В этот момент мне стало не по себе, жаркая волна скрутила внутренности. Вот оно, время икс. Или сейчас, или уже никогда… Или… сейчас… Офицер вдруг удивленно поднял на меня глаза; рекламная улыбка слетела с краешков губ.

Не отдавая мне паспорта, он вышел из аквариума и приказал следовать за ним.

Под пристальными любопытными взглядами и перешептываниями стоящих в очередях людей я отправилась … на эшафот.

Последние логичные мысли пытались достучаться до мозга:

«У тебя больше нет порошка! Сейчас все прояснится!»

В соседнем кабинете с маленьким закутком, огороженном ширмой, ожидала женщина в униформе, которая должна была меня обыскать. Я обреченно направилась в ее сторону, готовая ко всему.

— Элен Соколоф, вы в первый раз в Соединенном Королевстве? — Голос офицера-индуса заставил остановиться на полпути.

— Нет. У меня уже стоит ваша виза.

— Вижу. Второй вопрос: вы в первый раз совершаете кражу на территории нашей страны? — невозмутимо продолжал офицер.

Я попыталась понять, о чем он говорит:

— Извините! Я не расслышала…

— Вы в первый раз совершаете кражу, мисс? — повторил он громче, чеканя каждое слово.

Я отказывалась осознавать услышанное. Но красавчик индус не обратил внимания на удивление:

— Вы в стране по частному приглашению?

— Да.

В чем они меня обвиняют? Что я могла украсть? Неужели я не заметила еще одного сюрприза от Гая? Не может быть. Я несколько раз самым тщательным образом обследовала не только сумку, но и все вещи, что взяла с собой. Они не содержали никаких подлогов.

Офицер продолжал допрос:

— Вы находились по приглашению гражданина Великобритании в его поместье в Южной Англии. Не так ли, мисс Соколоф?

— Да,  — прошептала я, боясь поднять на него глаза, смиренно ожидая неминуемого приговора, правда, непонятно, какого и за что.

— Мисс Соколоф, вы обвиняетесь в краже из поместья Торнбери, в котором гостили по приглашению сэра Томаса Коллинза, одного из уважаемых членов общества.

Перед глазами потемнело, сил сопротивляться не оставалось совершенно. Я обреченно слушала, боясь лишь одного — упасть перед ними в обморок.

Единственная доступная разуму мысль, позволяющая не потерять связь с реальностью, была проста — не отводить глаз от узора на линолеуме, следить глазами за завитками и плавными переплетающимися линиями. На меня накатили безразличие и смертельная усталость. Впервые за всю жизнь полная апатия стала основой моего существования.

Внезапно я поняла, что офицер до сих пор не сказал, какую именно вещь я посмела взять из поместья Торнбери, и медленно подняла на него глаза.

Кришна стоял рядом с женщиной-офицером, и оба… улыбались.

В этот момент у меня мелькнула мысль, что они сошли с ума, потому что ситуация перестала быть реальной.

— Мы обвиняем вас в похищении самого ценного у сэра Коллинза — его сердца. Он просит вернуть его прямо сейчас!

Ну вот и все… мир окончательно свихнулся. А я вместе с ним, что не так плохо.

Добро пожаловать в Страну чудес, только чур я первая в очереди к чайному столу! Мои визави — роющий временные норы Кролик и застенчивый Чеширский Кот.

Молодой офицер понял, что перегнул палку:

— Мисс, пройдемте со мной. Отдайте сэру Коллинзу то, что ему принадлежит, и можете быть свободны. Вы меня понимаете?

Нет, я не понимала, но послушно поплелась за офицером в зал, откуда он меня только что вывел. Не отходя ни на шаг, реально опасаясь, что я потеряю сознание или, наоборот, впаду в буйство, индус указал рукой в сторону окна и, лишь дождавшись, когда ко мне вернулся осмысленный взгляд, положил паспорт в сумку.

Найдя спиной спасительную стену и прислонившись к ней, я смотрела на сидящего на подоконнике человека — растрепанного, в мятом льняном пиджаке, тертых на коленях джинсах,  — на наследника древнего рода, уважаемого члена общества, сэра Томаса Коллинза. В моих ушах, несмотря на гул человеческих голосов, звучал голос Стиви Уандера, позвонившего, чтобы «еще раз рассказать о любви…»^[4].

Том не видел меня, он следил глазами за въезжающими на стоянку аэропорта машинами. Его осунувшееся лицо отражалось в стекле. И в этот момент перед моими глазами открылся совсем другой мир: незнакомый белый город, маленький худенький мальчик, сидящий на кромке высохшего фонтана, размазывающий слезы по грязным щекам.

Я подошла к нему. Том не встал, он продолжал сидеть и смотреть на меня красными от бессонной ночи, усталыми глазами. Внимательно разглядывал, словно видел впервые в жизни. Я присела рядом, взяла его руку и тихо сказала:

— Пойдем, Том. Я отведу тебя домой.

Если суждено умереть от счастья, то со мной это должно было случиться именно в тот момент. Время остановило неумолимый бег, давая насладиться мгновениями бесконечной, всепоглощающей радости. Я изо всех сил прижалась к нему, боясь больше всего на свете, что кто-то третий сейчас подойдет и грубо вытолкнет меня из реальности, а потом вновь начнется кошмар.

Вокруг нас аэропорт продолжал жить собственной жизнью. Люди прощались друг с другом — кто на время, а кто и навсегда, возможно, еще не зная об этом. И только мы двое сидели молча, крепко обнявшись, как будто встретились после многолетней разлуки.

Я видела, как маленькая темнокожая девочка с разноцветными, торчащими во все стороны косичками-крендельками остановилась рядом и, показывая пальчиком в нашу сторону, спросила у мамы:

— Мами, посмотри, дядя с тетей плачут. Им плохо?

Пухленькая афробританка, отводя дочку в сторону, расплылась в белоснежной улыбке:

— Нет, мой ангелочек, им очень хорошо. Пойдем, не будем мешать…

И в подтверждение ее слов я улыбнулась удивленной девочке.

Она еще не знает, что можно плакать от счастья.

Потом Томас как умалишенный начал покрывать поцелуями мои щеки, лоб, губы, подбородок; он был в исступлении и растрепал меня, словно куклу. Я закрыла глаза, боясь смотреть по сторонам, и отдалась его ласкам. Какая разница, что весь зал сейчас стыдливо отворачивается от нас, какая нам разница до их осуждения или зависти?

Наконец Томас немного успокоился, заглянул мне в глаза и задал странный вопрос:

— Почему ты снова покинула меня?

Я в недоумении смотрела в его огромные серые глаза и не знала, что ответить. Точнее — кому!

^[1]  Даблдекер — красный двухэтажный автобус, один из туристических символов Лондона.

^[2]  Бифи́теры (англ. Beefeater) — популярное прозвище церемониальных стражей лондонского Тауэра. Хотя формально бифитеры отвечают за надзор за заключенными Тауэра и охрану королевских регалий.

^[3]  «Лондон никогда не спит» (англ.).

^[4]  Речь идет о знаменитой песне С. Уандера «I Just Called To Say I Love You».