Дневник. Эпилог

«Сегодня я открыла дневник после сорока лет забытья. Нет мне прощения, я безалаберная, безответственная старуха, которая на протяжении столь долгого времени не оставила ни одной полезной записи.

Что я могу сказать в свое оправдание? Лишь то, что была счастлива, безмерно счастлива за щедрый дар небес, за Томаса. Счастлива, как маленький ребенок, ждавший загаданный подарок и нашедший его под елкой. Как женщина, всю жизнь мечтавшая о взаимной любви. В этом мое главное оправдание.

Но совсем недавно произошло непоправимое. Ожидаемое, но всегда неожиданное. То, что начертано, но не оговорено по срокам… Любимый оставил меня одну, он не вернулся, заблудившись, и единственная его вина — он не попрощался, не предупредил, что уходит раньше и навсегда.

Сколько бы я ни рассуждала над превратностями судьбы, все равно не поняла бы правил ее игры. Зачем она забросила меня невесть куда, за двести лет до реальной жизни? Неужели ради того, чтобы встретиться с Фитцджеральдом, полюбить его, трагически потерять и вновь обрести в теле его потомка? В чем суть немыслимых временных катаклизмов? Или причина в странном кольце — Кольце Благих Намерений, как его называл бедный Гай,  — которое нельзя было оставлять в том времени, чтобы не произошел неведомый поворот в истории? И я оказалась обычным инструментом равновесия?

Происшествие не поддается логическому объяснению, и, сколько мы с Томми ни думали об этом, к единому мнению так и не пришли. Неисповедимы пути Его… или Их, играющих в шахматы на небесах.

Возможно, сэру Фитцджеральду было уготовано страдание в искупление вины, о которой он не говорил и о которой умолчала Фрида. Но Томас не соглашался. Он подробно изучил семейные хроники: нигде не было упоминания о возможном проступке и о муках совести.

Также меня не оставляла мысль о Фриде и докторе Лукасе. И если следовать моей чудной теории, очень насмешившей Томаса, то сущности этих людей видоизменялись с течением времени.

Однажды я рассказала Томасу о своих чудесных снах. Особенно подробно об одном, когда увидела его маленьким мальчиком, потерявшимся в незнакомом городе. Он не мог представить себе, что светловолосой женщиной, несшей его на руках к маме, могла быть я, когда в реальности мне было немногим больше лет, чем ему.

Но разве мы можем знать все законы перекрещивания миров?

Еще больше удивило Томаса утверждение, что сущностью его мамы во сне стала Фрида, кормилица сэра Фитцджеральда.

Он отрицательно покачал головой и сказал:

— Не может быть, не верю я в переселение душ! Сон содержит лишь отрывки воспоминаний, тасующихся в произвольном порядке…

— Допустим! Но все равно в нашей с тобой истории слишком много чудесного! Я до сих пор не могу поверить, что ты влюбился в меня с первого взгляда, как только увидел в Москве. И готов был связать со мной жизнь спустя несколько дней после знакомства! Все это очень странно… никогда не поверю, что нечто таинственное не вмешалось в ход нашей истории и не помогло нам остаться вместе.

Я помню тот разговор с Томом. Услышав о роли потустороннего в истории нашей любви, он нахмурился и очень серьезно ответил:

— Елена, скажу тебе сейчас то, чего никогда не повторю впредь, поэтому прими услышанное как аксиому и запомни. Не ищи таинственного там, где его нет. Я ждал тебя всю сознательную жизнь, еще задолго до того, как увидел в Москве. Если тебе доставляет удовольствие, могу говорить постоянно — ты была волшебной принцессой, сказочной красавицей, таинственной незнакомкой, благородной дамой, ради которой средневековые рыцари совершали подвиги, ты была собирательным образом всех женщин мира. …Так что нет здесь никакой мистики и переселения душ. Я — Томас Джордж Коллинз, и никто более, хотя, возможно ты хочешь видеть во мне другого человека…

Я молчала и думала о своем.

«Все может быть. Все равно ты останешься для меня тем, кому я дала клятву верности в тени аллеи в конце лета 1810 года и сдержала обещание. А ты забыл об этом, родившись вновь. Но я люблю тебя от этого не меньше».

Иногда я размышляла, был ли Гай Лэндол продолжением сущности Лукаса, преследовавшего меня в реальной жизни, но я побоялась развить эту тему в разговоре с Томом. Мои догадки были бы осмеяны и последовал бы совет «Срочно пей успокоительные или посети психиатра».

Каким бы Том ни был романтиком, он отверг теорию о преемственности любви. И у него своя жизнь, своя история, никак не связанная с прошлым и не согласующаяся с моими наивными иллюзиями.

В конце жизни часто вспоминаешь особо значимые моменты. Я вспоминаю только счастливые. Их было бесчисленное множество, но именно сейчас я вновь вижу себя и Томми на берегу океана, куда мы отправились ранней осенью. Погода уже портилась, часто дул прохладный атлантический ветер, но каждый день мы совершали длительные прогулки по вылизанным песочным пляжам, слушали пронзительные крики чаек, любовались зарождающимися за горизонтом массивными океаническими волнами, медленно надвигающимися на берег.

Я стою на безопасном расстоянии от набегающей воды, смотрю на бескрайний водный простор, украшенный кудрявыми гребнями, и тихонько плачу.

Том крепко обнимает меня и зародившуюся во мне новую жизнь:

— Что-то случилось?

Я слизываю соленые слезы, улыбаюсь и молчу.

— Ты дрожишь.

Поворачиваюсь к нему и с виноватой улыбкой утыкаюсь мокрым лицом в плечо. Ничего не говорю. Но он все понимает, он всегда все понимал без слов, а потом шепчет мне на ухо:

— Сейчас попрошу океан исполнить одно-единственное желание.

Я поднимаю на него удивленный вопросительный взгляд. Глаза Томаса смотрят вдаль, за линию горизонта, в неведомое. Через мгновение он произносит:

— Позволь нам прикоснуться к Вечности в один и тот же день…

Увы, его желанию не суждено было исполниться…

Сказочная история не смогла закончиться сказкой.

Воспоминания… воспоминания … красочные осколки пролетевшей жизни.

Рождение ребенка. По медицинским показаниям мне делали кесарево, и, к сожалению, я не смогла во сне услышать первый крик — его слышал Томас, принявший сына из рук акушера.

Воспоминания…

Мы подарили Майклу Фитцджеральду Коллинзу всю любовь, на которую были способны.

Только сейчас я понимаю, как устала и хочу отдохнуть.

Жаль, что не успею съездить во Францию — подышать океаном. Мари не догадывается об этом.

Не догадывается она и о том, что ее бабушке надо собираться в последний путь. Позавчера Томас вернулся и позвал меня к себе.

Он явился из памятного 2009 года, одетый в старинное платье для того чудесного карнавала, который организовал в мою честь. Любимый радостно приветствовал меня, спускаясь вниз по парадной лестнице поместья, как и тогда. Только я во сне оставалась дряхлой старушкой, а он стал молод и необычайно привлекателен. Стесняясь своего вида, я в ужасе попыталась скрыться, но он крепко обнял меня и прошептал:

— Пора проснуться. Вечность не ждет.

Сегодня я отдам дневник Мари; надеюсь, что она его прочтет и простит меня.

Последние годы я косвенно виню себя, что жизнь ее складывается нелепо. Она до сих пор одна, потому что боится впустить в сердце любовь.

Возможно, ты сейчас посмеешься над моими догадками, Мари, и отвергнешь их. Но, размышляя над тем, что случилось, почему любимый человек жестоко и подло предал тебя, я вижу себя на другой стороне весов, когда цинично предавала свою подругу. Полагая, что расплатилась за свой грех собственными страданиями, я жестоко ошибалась. Зло вернулось через поколение к тебе.

Рассматривая лишь негативную сторону моего поступка и анализируя ее, прихожу к неутешительному факту: случившееся с тобой — отголосок моей вины… Но позволь, Мари, неужели ты считаешь, что вариантность столь примитивна?

Совершив предательство много лет назад, я внесла маленький вклад в копилку всеобщего зла, который был уравновешен благими последствиями от него. Какие блага? — спросишь ты. Я раскаялась, научилась ценить истинные чувства и искренние отношения, не жить иллюзиями и не создавать кумира, любить, ничего не прося взамен, радоваться каждому дню и не забывать, что он может стать последним. Мои визави прошли через вторую волну страсти и поняли, как они дороги друг другу. Поэтому нельзя однозначно утверждать, что предательство было истинным злом. Как и все явления в этом мире, оно имело отражение.

Так и ты должна по-другому взглянуть на произошедшее с тобой и увидеть в поступке Стефана благо, присланное свыше испытание, урок. Как профессионал, ты, скорее всего, давно составила его психологический портрет, обосновала подлый поступок с медицинской точки зрения, используя специальную терминологию, но легче тебе от этого не стало. Ты продолжаешь во всем винить себя, хотя на самом деле все твои возможные проступки были компенсированы спасением одной-единственной человеческой жизни — той несчастной девочки. Давнее происшествие на озере стало катализатором контрастности восприятия, приказом окружающим тебя лжецам скинуть маски. Оно стало истинным благом, позволившим освободиться от ненадежных и слабых людей. Странно, что я должна это пояснять дипломированному психологу.

Ты более никому ничего не должна. Но тем не менее, подобно обезумевшей белке, который год продолжаешь бессмысленный бег по кругу, проживаешь бездарную жизнь. Заключила себя под стражу и выбросила ключ от камеры, но не учла очевидного: в твоей темнице никогда не была заперта дверь. И в любой момент ты можешь выйти на свободу и воскликнуть: «Жизнь! Ты прекрасна и удивительна!»

Только ты сама в силах качнуть чашу весов в свою сторону и разорвать цепь одиночества!

Мы, и только мы, создаем собственный ад на земле, истязаем и мучаем себя, запрещаем, принуждаем, не позволяем, не верим, не дарим, не радуем, не берем, не любим и НЕ ЖИВЕМ в итоге.

Тебе сейчас столько, сколько было мне, когда началась эта чудесная история. Не сомневаюсь, скоро ты встретишь свою единственную любовь и вспомнишь мои слова. Хотя постой, позволь мне помечтать: ты ее уже встретила, только боишься впустить в свой потаенный мир, где есть место лишь человеческим порокам и психическим патологиям, самокопанию и самоистязанию.

Мари, ради кого ты живешь?

Поверь своей старой и мудрой бабушке: жить стоит только ради любви. Только она является индульгенцией за все возможные прегрешения.

Доверься человеку, который подарит тебе себя, цени каждое мгновение, проведенное рядом с ним, наслаждайся каждой минутой, каждым его дыханием и стуком сердца. Ибо жизнь так коротка!

Прощай, Мари, поцелуй от меня дочь, когда увидишься с ней, и моего любимого Майкла. Я всегда буду их любить и ждать. Теперь уже вместе с Томми.

Благой тебе ночи».

Мари, вся мокрая от слез, закрыла старую потрепанную тетрадь.

Вот и все…

Она знала, что бабушки нет в ее комнате. Она встретилась с дедушкой Томом, оба уже на пути… к Океану.

Знала она и то, что, несмотря на ночь, подойдет к коммуникатору и наберет номер Пауля. Она соскучилась по нему и готова немедленно в этом признаться.