Загадки, разгадки.

Тогда я задержалась в Лондоне еще на неделю. Томас больше не отпускал меня ни на шаг.

Желание близости было обоюдным и таким же естественным, как дыхание, как потребность в пище или в солнечном свете. Даже странно: как я могла раньше обходиться без его не прекращающихся ни на минуту ласк? Без ощущения его тепла, его родного запаха?

Лежа в небольшом уютном лондонском студио, нежась в теплых объятиях Тома, я мысленно благодарила сэра Фитцджеральда, сделавшего нам драгоценный подарок. Оберегая меня от собственной ласки, он лишил меня необходимости сравнения. Он пожертвовал собой, своей страстью и желанием, но тем сберег меня для своего Томаса или, возможно, для самого себя. Наверное, подобные мысли и предположения никогда не покинут меня. Но как я могу это рационально объяснить, если даже сейчас, чувствуя рядом желанное тело Тома, обнимая его, я ощущаю сладкий цветочный запах и неуловимое присутствие другого человека? Могу ли я свидетельствовать о переселении душ? Нет, ведь мои доказательства базируются лишь на перекрестке ощущений и игре интуиции. На иллюзии запахов и прикосновений, на видимых лишь мне вербальных признаках. Я была уверена: сущность Фитцли — или ее значимая часть — присутствовала в Томасе, именно она позволила мне полюбить всем сердцем скромного романтика, милого потерявшегося мальчика из сна.

Я еще раз оценила благородство сэра Коллинза, который в силу устоев и правил не посмел прикоснуться ко мне до свадьбы, которой так и не суждено было состояться. Томас стал первым, и я была счастлива принадлежать ему безраздельно.

Мальчик обладал поистине волшебным даром нежных, но в то же время удивительно чувственных ласк и поцелуев, легких, как крылья бабочки. От прикосновения его мягких губ по всему телу моментально пробегала дрожь и поднималась снизу вверх волна горячего желания. И все начиналось снова: нежные прикосновения, неконтролируемая нарастающая страсть и, наконец, ощущение полного соития наших душ в одном теле, очередной взрыв вселенной, рассыпающейся на миллиарды других, жаждущих нового удовольствия.

Когда я и Том насытились друг другом и почувствовали первые признаки надвигающегося голода и жажды, мы вышли на ночные улицы туманного города, чтобы найти хотя бы один ресторан, который еще работал в три часа ночи. Устроившись на мягком диване вездесущего «МакДо», как дети, набросились на гамбургеры с картошкой.

Я смогла расспросить Томаса обо всем, что случилось в Торнбери и каким сказочным образом ему удалось меня найти.

После встречи в аэропорту мы сказали друг другу от силы несколько слов — так сильна была власть эмоций. От аэропорта до его лондонской квартиры мы молчали или, скорее, говорили друг с другом на другом, известном только смертельно влюбленным людям языке взглядов и мимолетных прикосновений. Я терялась в догадках, как Томас мог вести машину, потому что я думала лишь о мгновениях, отсчитывающих время до той секунды, когда мы останемся одни.

Итак, пора было узнать, что же случилось после моего отъезда.

Сэр Джордж действительно позвонил Томасу поздно вечером в четверг и попросил утром в пятницу присутствовать в лондонском офисе, где нотариус засвидетельствует факт передачи пакета акций компании Collins Communications младшему сыну. Старший Коллинз принял решение отойти от дел, переехать в поместье и заняться любимым делом — разведением охотничьих собак. Воля отца стала сюрпризом для младшего Коллинза, постоянно занятого своими филологическими исследованиями и моими поисками,  но далеко не новостью для Саймона, который отговаривал отца от желания удалиться на покой. Тем не менее глава семьи остался верен принятому решению и пошел на довольно рискованный шаг, требуя приобщить к семейному бизнесу Тома. Неизвестно, что более всего разозлило Саймона — уход отца или привлечение к делу абсолютно никчемного, по его мнению, младшего брата. Но, как полагал Томас, отец чувствовал вину перед ним, оставленным в свое время без поддержки и понимания. Теперь же он давал ему шанс проложить свой путь в мире семейного бизнеса.

Подписывая акт согласия на передачу акций, Томас не испытывал особой радости. Он мучительно размышлял, как совместить свои научные изыскания с необходимостью присутствовать в лондонском офисе по соседству с занудой Саймоном. Но пойти против воли отца он не посмел и в пятницу утром стал заместителем генерального директора CC.

Нотариальная сделка не заняла много времени. Томас вернулся в Торнбери раньше, чем планировал. Всю дорогу он вспоминал предыдущий день, проведенный вместе со мной, и считал минуты до новой встречи. Около двух часов пополудни припарковал машину в гараже поместья.

Дом был привычно пуст, и Томас позвал Иззи, попросил найти меня. Девушка с поклоном удалилась наверх. В этот момент он услышал приветливый оклик Мари-Энн. Сестра Гая выглядела странно возбужденной, ее радость граничила с экзальтацией. Томас нахмурился, ища в глазах девушки следы амфетамина. Нет, показалось… Еще не вечер. Спросил, не встречала ли она меня, но Мари-Энн помрачнела и отвела взгляд. Цвет лица изменился. От взволнованного румянца ничего не осталось. Томас испугался не на шутку:

— Что случилось, Мари?

Девушка истерично пискнула и, подойдя ближе, начала неожиданно поправлять ворот его рубашки:

— Ничего не случилось! С чего ты взял? Скажи, почему она тебя волнует? Кто она такая? Какая-то русская шлюшка, которую ты подцепил в клубе и которая теперь готова на все, чтобы насадить тебя на крючок. — Мари-Энн окончательно потеряла контроль над собой. Я не понимаю, почему ты только о ней и думаешь? Что в ней особенного? Посредственность! Что ты в ней нашел, черт тебя дери? Чем я хуже? Или ты все забыл, забыл, как клялся мне в любви? Томас, дорогой, неужели ты все забыл? Наши итальянские ночи, нашу страсть? Нашу Лизи, наконец?

Томас обмер:

— Лизи? Что ты имеешь в виду, Мари-Энн? При чем здесь твоя дочь? Почему ты говоришь «наша Лизи»? — Он перевел дыхание, с ужасом понимая, что ответ на будущий вопрос уже предвидит. — Ты видела Элен?

Она зло отрезала:

— Да. И что?

— Где она?

— Понятия не имею, где сейчас эта шлюха! Мне плевать на нее! Мне нужен только ты, Томми. Неужели тебя волнует, где и с кем она проведет сегодня ночь, она все равно уехала бы через два дня…

Томас похолодел и без сил опустился в кресло. Вернулась Иззи:

— Сэр, мисс Элен нет в комнате, и…  — Девушка замялась.

— Что? Говори!

— Ее вещей тоже нет, сэр…

У Тома потемнело перед глазами; неконтролируемая волна злобы захлестнула сознание. Он вскочил с места, сжав до крови кулаки, и постарался досчитать до десяти, чтобы не накинуться на бывшую подругу.

Иззи посчитала разумным исчезнуть.

— Мари-Энн, пожалуйста, ответь мне, что ты ей сказала?

— Не только сказала, но и показала… фотографии нашей дочери. А рассказала я ей все, начиная с подробностей нашей поездки в Лигурию и заканчивая рождением ребенка, которого ты не хочешь признавать…

Мир неудержимо катился в пропасть.

— Зачем…  — Томас от волнения не мог подобрать слова. — Но разум наконец взял вверх над эмоциями: — Хорошо. Где она сейчас, Мари?

— Не знаю, Гай утром повез ее в аэропорт. Надеюсь, что ее уже нет в стране!

Скрипнув от злости зубами, Томас в очередной раз проклял самоуверенность своей бывшей пассии и быстро набрал мобильный Гая. Несколько секунд спустя произошло соединение, и Томас закричал:

— Гай, привет! Елена с тобой?

— Привет! Ты вернулся уже? Ну, как все прошло? Удачно? Сделка состоялась?

— Гай, подожди, где она?

— Том, ну что ты заладил! Час назад я ее высадил в Хитроу. Она поменяла воскресный вылет на сегодняшний, правда, на другую авиакомпанию. Полагаю, что наша русская подруга сейчас на борту и ожидает вылета на родину. Back to USSR! Так что все нормально, я ей помог, не стоит беспокоиться! Сестра с тобой?

— Гай, почему ты мне сразу не позвонил, как только узнал, что она хочет уехать?

— Позволь, я набирал несколько раз, но ты отключил трубку!

Томас смутился: действительно, отец попросил его на время сделки отключиться от сети. Но после подписания документов связь сразу была восстановлена.

— Ты что-то путаешь! Я был вне зоны максимум час, потом мог говорить. Почему ты не дозвонился до меня? Неужели ты не понял, что я… что она для меня значит? Она просила мне что-то передать?

— Томми, ханни, прекрати истерику! Она ничего тебе не передала, ни слова! Поняла, что ее план не сработал. Я тебе сто раз говорил: эта еще та штучка! Пока я вез ее в аэропорт, Элен горевала, конечно, что ты сорвался с крючка, но недолго. Хитрая бестия пыталась совратить меня. Том, ты слышишь? Она готова была мне отдаться прямо в машине! Но мне пришлось ее разочаровать… Том!

Томас захлопнул в раздражении трубку, не веря ни слову. Какая чушь! Что произошло с Гаем, почему он так поступил с ним, что за нелепость?

В тот момент для Тома существовал лишь один факт: я улетела в Москву. И надо ехать за мной как можно быстрее, потому что так не должно быть, он не рассчитывал на подобный ход событий, не был готов. Он не представлял себе жизни без той, что по роковой случайности стала навеки связана не только с историей Торнбери и его обитателей, но и с его собственной судьбой. Он хотел ей об этом сказать вчера, но не осмелился, глупец, а теперь…

Все произошедшее походило на невероятный фарс, гротескную драму с Болливудских «холмов». Томас не мог поверить, что лучший друг неожиданно и подло предал его. Прозвучавшие в трубке слова не вызывали ничего, кроме омерзения и разочарования.

Долгая, проверенная временем дружба канула в небытие.

Но времени анализировать и сожалеть о содеянном не было. Надо что-то делать!

Гай сказал, что я покинула страну, а если нет? Если он слукавил и я все еще здесь, в Лондоне?

Безусловно, информация обо всех прибывающих и улетающих из страны пассажирах есть на стойке регистрации в аэропорту, но получить ее просто так невозможно.

Томас хмуро взглянул на все еще стоящую рядом Мари-Энн. Начал на удивление спокойным голосом, но постепенно снова перешел на крик:

— Кто вбил тебе в голову, что Лизи мой ребенок? Или тебе удобно так думать и ты до сих пор полагаешь, что я женюсь на тебе? Нет, Мари-Энн, этого не произойдет, я уже не раз говорил тебе и не хочу возвращаться к этому вопросу вновь. Сколько можно шантажировать меня? Если ты хочешь, чтобы я признал девочку, почему не соглашаешься на генетическую экспертизу, куда я несколько раз предлагал съездить вместе, но у тебя вечные отговорки. Повторяю: если Лизи от меня, то я обеспечу ее будущее, но не твое! А теперь ты вместе с Гаем взяла на себя право не только вмешаться в мою жизнь, но и разрушить ее! Я уезжаю обратно в Лондон, а ты передай братцу, что к моему возвращению ни тебя, ни его в Торнбери быть не должно! Никогда! Ты все поняла?

Томас не помнил, когда повышал голос на женщину, он вообще не мог вспомнить, когда выходил из себя. Фарфоровые глазки Мари налились слезами. Поняв, что девушка сейчас кинется в истерику, Томас не произнес более ни слова. Он направился к выходу.

Сейчас его волновало лишь одно: как быстрее связаться со мной. Он забыл взять номер моего мобильного у помошника в Москве и теперь старался дозвониться хотя бы до него. Но, прослушав длинные гудки и автоматический ответ на том конце линии, Томас в отчаянии отключился. Возможно, связаться с Москвой удастся позже.

Стараясь не думать о возможном негативном развитии событий, ехал обратно в Лондон, перебирая в голове контакты людей, которые могли бы ему помочь. Таких среди его знакомых и друзей не было. Единственная надежда на Саймона.

Он немедленно набрал телефон брата. Попытался вкратце объяснить свою странную проблему и выяснить, нет ли у того связей в режимной службе аэропорта, и если есть, то не мог бы он к этому человеку обратиться с личной просьбой?

Саймон не стал задавать лишних вопросов, понимая, брат не сможет по телефону дать на них вразумительные ответы. Немного подумав, он назвал имя хорошего знакомого, главного специалиста службы безопасности Хитроу:

— Возможно, он мог бы тебе посодействовать, джуниор. Сошлись на меня. Очень надеюсь, что твоя просьба будет стоить его внимания! Имей в виду, это очень специфичный человек, с особым чувством юмора.

Томас искренне поблагодарил брата и записал контактный номер.

Нет смысла рассказывать, скольких усилий ему стоило договориться с Кевином Эшли, бывшим однокашником Саймона, чтобы тот проверил списки улетающих в пятницу пассажиров. Но, к огромному удивлению Томаса, имени «Элен Соколоф» среди зарегистрировавшихся на рейсы пассажиров не было. Это означало лишь одно — я все еще в городе. Гай соврал. Что касалось субботы, то в списке резервации моего имени также не находилось — рейсы «Аэрофлота» и «Бритиш Эйрвейс» на Москву были закрыты для продажи. Мое имя обнаружилось на утреннем вылете в воскресенье. Шансы на то, что Томас найдет меня в многомиллионном Лондоне, были нулевыми, оставался лишь пограничный контроль в аэропорту. И тогда ему пришлось рассказать Кевину часть своей романтической истории и умолять о помощи. Как ни странно, идея поймать меня на границе не вызвала у Кевина возражений: он рассмеялся и пообещал провести операцию с филигранной точностью и изяществом, что, в принципе, и произошло. Надо отдать должное извращенной фантазии Кевина Эшли и его приятелей, офицеров паспортного контроля, сочинивших сценарий дознания. Эффект от моего задержания и душераздирающего перформанса сравнился по количеству выброшенного в кровь адреналина с потрясением от дальнейшей встречи с Томасом. Забыть эти эпохальные события я не смогу до конца своих дней.

— Да, мое задержание прошло на высоте. Если принять во внимание, что происходило днем раньше,  странно, что мой разум вообще выдержал это испытания.

Томас нахмурился:

— А что произошло вчера?

Я долго думала, стоит ли сообщать Тому о преступлении его друга. Мне было неизвестно, насколько близок ему Гай. И стоит ли вообще говорить ему, что Гай лишь наполовину человек. Нет, это лишнее. Никто не поверит моим догадкам о подселении. Положа руку на сердце, я и сама сомневалась, что черные глаза неведомого существа существовали в реальности, а не привиделись под гипнозом. Поэтому я решила открыть лишь часть истины.

Гай должен исчезнуть из жизни Томаса, и для этого я сделаю все от меня зависящее.

— Ответь мне на вопрос: как хорошо ты знаешь Гая Лэндола, давно ли с ним общаешься?

— Давно — не то слово, уже более десяти лет. Я говорил уже, мы учились вместе: я на филологическом, он на финансовом, — но приходил к нам на кафедру учить арабские языки. Он тогда увлекался чтением старинных манускриптов. Но что случилось? Он обидел тебя?

— Не совсем так. (Том молчал, ожидая моих объяснений.) Гай совершил преступление. Сначала в своей сумке, а потом и в чемодане я нашла белый порошок. Я не разбираюсь в наркотиках, может быть, героин или кокаин… не имеет значения… Если бы его увидели на границе  — а я полагаю, на это и был расчет,  — то…

— Боже! — Томас закрыл лицо руками.

Я удивилась его реакции.

Он поднял на меня совершенно безумные глаза:

— Повтори! Что ты сказала?

Он не верил. Что же делать? Я молчала и только грустно смотрела на него.

Наконец смысл сказанного дошел до его сознания, и Томас произнес более спокойным голосом:

— Он не способен на столь низкий поступок! Все что угодно — он мог соблазнять тебя, мог наговорить глупостей про меня, но перейти границу дозволенного Гай не мог. Я не верю!

— Хорошо. Тогда все просто. Я сама вшила себе в сумку и чемодан пакеты с героином, правда, непонятно, откуда я его взяла. Видимо, решила проверить бдительность охраны аэропорта, потому что всю жизнь мечтала оказаться на нарах, куда бы меня, не медля ни дня, отправили бы без суда и следствия! Теперь ты мне веришь?

Мы молчали несколько минут. Внезапно мне захотелось встать и уйти куда глаза глядят, в ночь.

Томас это понял. Он взял мою руку и крепко сжал кисть:

— Послушай. Прости меня. Пойми, он был моим лучшим другом, мне больно слышать о том, что он сотворил с тобой. Страшно подумать, что случилось бы, если бы ты случайно их не заметила… Елена, не сомневайся, я бы сделал все от меня зависящее, чтобы помочь! Неужели ты решила, что я могу оставить тебя в беде?

Томас не сводил с меня огромных взволнованных глаз.

— Я верю тебе. Мне также было тяжело найти эти подарки и понять, кто их приготовил… Только одно неясно: почему столько усилий было предпринято для моего устранения? Чем я была так опасна для Гая?

— Не знаю, не имею понятия. Возможно, он хотел, чтобы мы опять были вместе с его сестрой, но не знал, что это в любом случае исключено. Кроме дружеских чувств, я ничего к ней не испытываю. Гай не раз пытался меня познакомить со своими бесчисленными подругами. Хотя дай подумать… Да, в этот раз он действительно старался чаще оставлять меня с Мари-Энн наедине, но это не значит, что…

— Почему именно в этот раз? Это связано с моим приездом?

— Вряд ли… я не посвящал его в свои планы. То, что ты приедешь, он узнал раньше других, накануне отправления официальных приглашений на карнавал. Но кто ты такая — он не догадывался.

— Томас, он никогда не читал дневник сэра Фитцджеральда?

Удивлению Тома не было предела.

— С чего ты это взяла? Нет, конечно! Он даже не знает о его существовании. Хотя про семейную легенду Гай в курсе, дедушка сам рассказал ему.

— А теперь послушай. Не мог ли сэр Уильям дать ему прочесть дневник?

Томас задумался.

Гай Лэндол был прекрасно осведомлен о странной истории про женщину из будущего, он не раз видел мой портрет в галерее. И стоило ему взглянуть на меня, как карты пасьянса моментально сложились. Он понял, что я вернулась, а его друг Томас увяз в истории по уши. Зная романтический склад его натуры, Гай был уверен, мой приезд окончательно и бесповоротно нарушит жизненно важные планы. Но какие? Теперь, после возвращения кольца? Чем я еще могла ему помешать? Может быть, он не рассчитывал так легко снять его с моего пальца и поэтому подготовил запасной вариант с порошком? Не знаю… Видимо, эта тайна так и останется нераскрытой.

Острая жалость к Тому заставила оборвать размышления. Я подсела ближе и обняла его:

— Забудь его! Видишь, все закончилось хорошо. Мы вместе. Больше нас никто и ничто не разлучит.

Волшебная улыбка осветила лицо Тома. Какое чудо — любоваться им.

— Ты очень милый, когда улыбаешься! Наверное, девушки сходят с ума? Признавайся!

Он отвлекся от тревожных мыслей и хитро подмигнул мне.

Внезапно у меня сам собой вырвался вопрос:

— Скажи, дочка Мари-Энн — твоя? — Я внимательно взглянула в его глаза, чтобы не упустить первую и самую искреннюю реакцию.

Том смутился.

Несколько мгновений спустя я услышала его ответ:

— Я не хочу, чтобы между нами существовали недомолвки. Два года назад у меня действительно был роман с Мари-Энн. Но он завершен, и она прекрасно об этом знает. Я поставил на нем точку и возвращаться назад не желаю. Что касается ребенка, не исключена возможность, что Лизи от меня, но и в то же время, когда наши отношения с Мари дышали на ладан, она решила подстраховаться и завела интрижку с Роджером, приятелем Гая, которого я на дух не переносил. Вероятность, что ребенок мой, от силы пятьдесят процентов. Я несколько раз предлагал ей пройти генетическую экспертизу, и если бы мое отцовство подтвердилось, то признал бы девочку и обеспечивал ее в будущем. Но, как это ни странно, Мари-Энн вечно находила отговорки и лишь обвиняла меня в предательстве и в отказе от ребенка. Видимо, такой подход ей более выгоден. Из чего я делаю вывод, что ее дочь, скорее всего, от Роджера, только этот герой-любовник вряд ли будет ее слушать и помогать ребенку. Все просто, Элен. Или наоборот слишком запутано, все переплелось в какой-то немыслимый узел! Еще немного, и голова моя не выдержит и расколется на куски. — Томас на мгновение замолчал. — Ты меня сейчас выслушай и не перебивай. Это очень важно.  — Он взглянул мне прямо в глаза.  — Я не хочу потерять тебя. Елена, ты слышишь? Ты меня понимаешь?

Да, я все слышала и все понимала.

— Ты останешься со мной?

— Да, Томас, я останусь с тобой, как и обещала.

Боюсь, он не понял вложенного в эти слова смысла.