Глава 18 - Идиллия

Марина Евгеньевна в лёгком платье светлого ситца в мелкий цветочек и в широкополой шляпе с белой атласной лентой читала книгу, лёжа в гамаке. Из-за её комплекции и положения гамак болтался низко-низко над землёй, и угодившая в сетку полá платья волочилась по пыли. Лиза, перебиравшая вместе с Серёжей принесённые из лесу грибы, заметила это и сказала маме.

— Да ну его! — отмахнулась Марина Евгеньевна. — Отряхну, сполосну — да и всё!

Это не было похоже на её аккуратистку-мать. "Наверное, книжка интересная, — решила Лиза, — вот мама и не хочет отвлекаться".

За разговорами большой красный таз заполнялся грибами быстро, работа спорилась, и девушка так увлеклась, что даже не услышала шороха шин по траве. А может, это отец подъехал на своём велосипеде бесшумно. Спешился, отвёз железного коня в положенное ему место и сразу, даже не присев, подошёл к жене.

— Мариш, смотри, платье испачкала… давай… — подал ей руки. Женщина благодарно оперлась о них и осторожненько, по сантиметру, стала подниматься, положив книгу на колени. Лиза закусила губу, поняв, что не догадалась об истинных причинах маминого поведения: тяжело же, на исходе восьмого месяца беременности, быстро менять положение.

— Что ты читаешь? — поинтересовался профессор Бортницкий, когда его жена наконец села нормально.

— Перечитываю "Жизнь Арсеньева", — отозвалась Марина Евгеньевна, обожавшая Бунина.

— Ты уверена, что это подходящее чтение для маленького? — хмыкнул Дмитрий Венцеславович, кивнув на её большой круглый живот.

— Хорошую литературу можно читать в любом возрасте! — отрезала женщина и снова углубилась в книгу. Профессор Бортницкий подошёл к ребятам.

— Ух, сколько грибов! Это мы столько набрали, что ли? — он засмеялся.

— А больше всех, если помнишь, собрал ты! — подхватила его весёлый тон Лиза. Они с отцом эмоционально вообще были, что называется, на одной волне. — Ну, славный получится ужин! Серёжа, будь другом, принеси, пожалуйста, лук. Он в погребе, как зайдёшь, сразу слева мешок. Не заблудишься?

— Давай лучше я схожу, — тихонько предложил Дмитрий Венцеславович, — а то Серёжа первый раз у нас, ещё не очень хорошо ориентируется, да и ступеньки в погребе крутые, с непривычки и навернуться можно.

— Ты устал, пока в магазин ездил. Отдохни лучше.

— На том свете отдыхать будем! — отозвался профессор весело. Еле слышно добавил: "И то вряд ли..." и, хлопнув Серёжку по плечу, проводил его до погреба и проследил, чтобы юноша аккуратно спустился по крутым ступенькам. Подождал его, принял в руку три луковицы, а другой рукой поддержал вылезавшего из погреба жениха дочери.

— А нельзя в погреб свет провести? — поинтересовался Сергей не возмущённо и требовательно, а рассуждая. — Нет, я серьёзно: вот здесь протянуть провод...

— Трудновыполнимо, особенно с учётом того, что я полный профан в электронике, — хмыкнул профессор Бортницкий, — но идея хороша. Буду рад, если ты придумаешь, как это сделать.

Следующие вечеров десять Дмитрий Венцеславович и Серёжа о чём-то заговорщицки перешёптывались, рисовали мудрёные схемы, а днём то и дело мотались в посёлок, привозя оттуда то доски (зачем, если они, как подслушала краем уха Лиза, собирались проводить в погреб свет?), то целую катушку проводов, а то серьёзного усатого дядьку непонятной национальности, который бесцеремонно прошёлся взад-вперёд по участку, едва не затоптав хозяйкины любимые георгины, внимательно оглядел щиток, снабжавший электричеством эту и две соседние дачи, сказал нашим двум заговорщикам что-то весомое и уехал.

На дальнейший месяц — благо, почти всё время шли дожди — мужская половина семейства (а Серёжу все как-то автоматически уже причислили к семье, и даже сухо сдержанная и натянутая по отношению к нему Марина Евгеньевна подчас дружелюбно спрашивала, какое варенье он предпочитает и сколько кусочков сахара ему положить в чай) буквально окопалась в погребе, не пуская туда хозяюшек, к великому негодованию последних. Все необходимые продукты выдавались профессором чуть не под расписку, а спускаться в погреб женской части семейства было запрещено под страхом смертной казни.

Наконец, к самому концу дачного сезона, нарочно приурочено ко всегда погожему и жаркому дню рождения Марины Евгеньевны двадцать пятого августа, с самого утра, к пробуждению именинницы, профессор Бортницкий поднялся на второй этаж, в спальню, и бережно свёл супругу по ступенькам.

На веранде, над дверью в погреб, горела, выложенная старой списанной на дачу новогодней гирляндой надпись: "С днём рождения!". Дмитрий Венцеславович три раза постучал ногой в дверцу погреба. Та тут же отодвинулась, и хозяйке, рядом с сияющим Лизиным лицом, предстал первоклассно сработанный подъёмник. Он был похож на большое дощатое, обложенное подушками кресло, которое плавно скользило на полозьях вниз и вверх. Осторожно усадив маму в этот подъёмник и подсказав, где находится рычаг, Лиза спустилась по лесенке и продемонстрировала Марине Евгеньевне лампу, уютно освещавшую мешки, полки и коробки с провизией.

— С днём рождения! — тихонько сказал Дмитрий Венцеславович и нежно несколько раз поцеловал жену.

— С днём рождения! — Лиза протянула матери огромный букет полевых цветов.

— С днём рождения, Марина Евгеньевна! — скромно сказал Серёжка. Хотя хозяйка всегда была с ним обходительна, в её отношении к нему неизменно сквозил холодок, причины которого юноша понять не мог; поэтому он решил, что называется, "не высовываться" и спрятался в тёмном углу погреба.

— Спасибо, золотые мои! — растрогалась чуть не до слёз виновница торжества. — Это самый лучший подарок, который вы могли мне сделать! — не выпуская из рук букета, Марина Евгеньевна обняла мужа и дочь, и они долго стояли так. Серёжа, стоя в дальнем углу большогт погреба, смотрел на них и улыбался. Он ни на что не претендовал, но Дмитрий Венцеславович, кинув на него взгляд, понял всю неловкость ситуации. Подошёл к юноше и, приобняв его за плечи, подвёл к имениннице.

— А надоумил меня на этот подарок мой юный друг и прекрасный человек, Сергей Владиславович Руднев. Так что можешь считать, что это он тебе подарил. Мои там только деньги, а идея целиком и полностью принадлежит ему.

— Что ж, спасибо, — Марина Евгеньевна протянула руку для пожатия, а Серёжка вместо этого галантно её поцеловал.

— Спасибо, — это уже обращаясь к мужу, — но… зачем столько затрат? Я к осени уже рожу, и следующим летом вполне смогу, как раньше, лазать в погреб по лестнице...

— Ну, ты когда-нибудь станешь старенькой, — ласково улыбнулся профессор. — А Лиза когда-нибудь, Бог даст, будет в твоём нынешнем положении. Вот и пригодится!

Вообще, даже несмотря на оснащение погреба техническими новшествами, в этом лете были для обитателей профессорской дачи в Ржанке и сплавы на байдарках по одноимённой речке, и сбор ягод и грибов, которые так щедро родят подмосковные леса, и шашлыки на пленэре, и чай из самовара вприкуску с вареньем — словом, всё то, чем обычно замечательно лето.

В последний дачный день, двадцать восьмого августа, когда с местной церквушки текли успенские звоны, Лиза, выйдя из домика, увидела сидящего на ступеньке крыльца отца. Вид у него был очень усталый.

— Папа? Всё в порядке?

Профессор Бортницкий посмотрел на дочь и улыбнулся, но улыбка вышла грустной.

— Всё хорошо, Лизочек, — он жестом пригласил её сесть рядом и, чуть помолчав, спросил:

— Я тут работал над завещанием… нет-нет, не спорь и не плачь, на вещи нужно смотреть трезво… как ты отнесёшься, если я завещаю эту дачу вам с Серёжей?

У Лизы загорелись глаза, но вслух она сказала:

— Спасибо, конечно, но… а как же мама и будущий братик?

— Ну что, неужели дочь не пустит на дачу самых родных людей — мать и брата!.. Только есть одно условие.

— Какое? — спросила Лиза, уже догадываясь. И не ошиблась.

— Эта часть завещания вступит в силу с момента вашей с Серёжей свадьбы. Если вдруг, по какой-то невероятной случайности, свадьбы не случится, дача автоматически переходит к маме и вам с братом, а имя Сергея Руднева из завещания исчезает вообще.

— Не возражаю. Только ты обсуди, пожалуйста, этот вопрос и с Серёжей тоже.

— Естественно. Зови.

— Спасибо, Дмитрий Венцеславович, — смутился Серёжка, — только злые языки скажут, что я женился на Лизе только ради профессорской дачи.

Дмитрий Венцеславович посмотрел на жениха дочери долгим добрым взглядом. "Как жаль, что он не мой сын", — мелькнуло у профессора в голове. И тут же: "Нет, хорошо. Иначе Лиза вряд ли смогла бы найти себе такого хорошего парня".

— Ну знаешь, вряд ли ты думал об этом, когда проводил в погреб свет и мастерил подъёмник. И когда влюбился в Лизу. Так что ты, моя семья и я будем знать правду, а злые языки пусть себе судачат сколько угодно, если им нравится.

Сергей ещё раз поблагодарил Дмитрия Венцеславовича за столь щедрый подарок, а потом взял Лизу за руки:

— Лиза, я люблю тебя за то, что ты существуешь на свете, а вовсе не за эту дурацкую дачу!

— Я знаю, — ответила Лиза и крепко обняла двух самых любимых мужчин в своей жизни.