Глава 9 - Анатомия по Фрейду, или Танец семи покрывал

Роман "Ослепительный Икар" повествовал о простом бедном юноше по имени Иван Сергеев, который играл в своей глубинке на скрипке, учился этому не у великих музыкантов, а у птиц, журчащей по камням речушки и ветра, играющего на струнах трав, но тем не менее, однажды решил пробиться и поехал со своей скрипкой покорять Москву. В Москве у него был кумир, игру которого Иван слушал по старому шипящему радиоприёмнику — самой дорогой вещи, которая у него была. После скрипки, разумеется. Кумира звали Кир Миллионов (похоже, всё-таки псевдоним), и он собирал полные залы. Не знаю, каким чудом Ивану удалось дать несколько концертов — естественно, он сжёг крылья от того, что подлетел слишком близко к Солнцу, но падение его было ослепительно. Иными словами, народ слушал Сергеева в восхищении, рукоплескал и требовал ещё, но ничего другого, чем он умел, более сильного или просто нового эта внезапно вспыхнувшая звезда им дать не могла, поэтому публике быстро наскучила, и они продолжали ходить на Миллионова, а Сергеева подвергли критике. Сам Миллионов довершил падение, опубликовав в газете разгромную критическую статью. Бедняга Сергеев, долетев до дна, вернулся в родную деревню, продал всё, кроме скрипки, и сжёг себя заживо в собственном доме, до последнего исполняя любимые мелодии.

Для большинства читателей это была история о гибели человеческой мечты, перепев на современный лад хрестоматийного образа "маленького человека", но Дмитрий Венцеславович Бортницкий читал её между строк, находя в малейших деталях, ассоциациях и эпитетах историю не неудавшегося музыканта Ивана Ивановича Сергеева, а великой писательницы Иоанны Григорьевны Рудневой.

— Это же я придумал, — усмехнулся профессор, дочитав до того эпизода, где столичная фифа соблазняет Сергеева, гордясь тем, что заарканила великого музыканта. Говоря об интимных отношениях с Сергеевым, эта дама употребила выражение "валять Ваньку".

Гастроли театра, в котором играла Элеонора Корзунова, закончились раньше, чем учебный семестр в Болонском университете, поэтому средней руки драматическая актриса с двумя дочерьми вернулась в Москву уже в начале ноября, и молодожёнам (а они тогда тайком от всех, кроме Лиды, венчались в церкви Санта Мария делла Салюте) пришлось ждать почти два месяца — до католического Рождества — чтобы воссоединиться.

Митя вернулся в самый канун праздника, заявился к Элеоноре Викторовне и Григорию Мстиславовичу с огромным букетом роз и бутылкой дорогого десятилетнего коньяка, с очаровательной подкупающей улыбкой показал им свидетельство о венчании и, после семейного совета, на котором мнение Иоанны догадались спросить в последнюю очередь (хотя Митя настаивал на этом с самого начала и считал это решающим аргументом в споре), забрал жену к себе. Ну, положим, на самом деле всё было не так гладко, но подробности стёрлись за давностью лет. Разговор со своей матерью, Марией Юзефовной, Дмитрий Венцеславович тоже уже подзабыл. Вообще, его нынешнее воспоминание касалось совсем не этого, а того, когда они с Иоанной были временно устроены на огромном матрасе на полу и проводили там свою вторую брачную ночь. Сначала вполголоса попели друг другу Рождественские гимны, потом, обнявшись и радуясь тому, что наконец-то вместе, поговорили о том-о сём, и наконец, Митя, озоровато и плотоядненько так улыбнувшись, сказал:

— А теперь будем валять Ваньку!

Иоанна поняла, засмеялась и первая прижала мужа к себе и крепко расцеловала...

Идея с именем столичной знаменитости была отлична и тоже была отчасти его: как-то в первый или в самом начале второго года их брака они увидели по телевизору выступление какой-то восходящей поп-звезды. Иоанна тогда употребила выражение "кумир миллионов".

— О, кстати, — хмыкнул Митя, — Кумир Миллионов — отличные имя и фамилия для персонажа какого-нибудь пустячкового фарса. Ты возьми на заметку, — он подмигнул жене. Она тогда, конечно, разобиделась на то, что её произведения обозвали пустячковым фарсом, но ведь такими они в то время и были. А незлобное подтруниванье любящего мужа воспринимать в штыки не надо… Вот ведь, тогда кричала и злилась, а двадцать четыре года спустя взяла-таки на заметку. Имя Кир — не только потому, что созвучно слову "кумир", но и — для тех, кто понимает — потому, что в переводе не то с персидского, не то с какого другого это имя означает "Солнце". То самое, о которое Иван-Икар сожжёт свои крылья. Дмитрий Венцеславович ещё не дочитал до конца, но ведь с самого начала понятно, что если в заглавии умомянут Икар, то подпаленные крылья обязательно будут, пусть и в фигуральном смысле.

Дальше. Само имя Иван, ещё и с фамилией Сергеев. Не только из-за простоты, подходящей для жителя деревни, она их выбрала. Имя — в честь неё самой, фамилия — очевидно, в честь сына, и вот перед нами в хорошо замаскированном виде — сама Иоанна Григорьевна Руднева. Чтение её романов напоминало профессору Бортницкому танец семи покрывал[1]. Один за одним он мысленно совлекал с Иоанниной души намёки, вычитанные у других авторов суждения, маски и шипы, которыми она, как Роза из "Маленького принца", пыталась защититься от мира. И когда он властно срывал последнее покрывало, она представала перед ним обнажённой, не телесно, а внутренне. Там, глубоко, эта гордая, всегда ироничная и часто недобрая женщина оказывалась хрупкой, беззащитной и очень ранимой, и именно такой её отчаянно хотелось любить всеми фибрами и мельчайшими клеточками души, несмотря ни на прошедшие годы, ни на счастливую семейную жизнь с Маришей. О, если бы Иоанна это понимала! А то — вот ведь парадокс — он знал, что она такая, но почему-то с каждым годом их совместной жизни ему доставалось всё больше шипов и всё меньше тепла. Дмитрий Венцеславович знал, что кактус, сколько его ни поливай, в плющ не превратится, но это совершенно не означало, что кактус не нужно поливать, выносить поздней весной на балкон, на солнышко, и удобрять время от времени почву, в которой он растёт. И, даже если этот колючий цветочек возомнил себя свободным и независимым кипарисом и сбежал с твоего балкона на волю, его нужно, по меньшей мере, укутывать от зимы и расправлять ему иголочки после очередного сильного порыва ветра.