Глава 4 - Закон бумеранга, или Принцесса огорошена

Погода обещала быть солнечной, поэтому в один прекрасный октябрьский день десятиклассница Лиза Бортницкая не взяла с собой зонт. Но, как это часто бывает по законам Божьего чувства юмора, ближе к середине дня северный ветер нагнал дождевые тучи. А физичка как раз заболела, поэтому десятый "Б" отпустили с шестого урока.

"Ничего, под козырьком пережду", — подумала Лиза, выходя на улицу. Но под козырьком, как назло, сбились в кучку курящие мальчишки из всех четырёх старших классов, а Лиза не переносила табачного дыма. Пришлось идти под дождь в драповом пальто, ничего другого не оставалось. Ну и ничего страшного! Дома сразу примет душ и напьётся чаю с мёдом — вот и не заболеет!

Но девушкина самоуверенность вскоре сломилась напором разгулявшегося ливня. Промокнув насквозь за три с половиной квартала до дома, Лиза приняла решение переждать дождь в ближайшем подъезде. Подошла к тяжёлой металлической двери и только успела мысленно обозвать себя дурой: все подъезды в наше время оборудованы домофонами, внутрь так просто не попадёшь — как дверь открылась, выпустив высокого худющего юношу. Увидев до нитки мокрую девушку, он придержал дверь, приглашая её войти, и воскликнул со смехом:

— О, принцесса на горошине! Вы к кому, Ваше Высочество?

— Да-а, Вам смешно… — протянула Лиза, впрочем, тоже с улыбкой.

— Ого, да Вы действительно всерьёз промокли! Знаете что, немедленно ко мне! И сейчас же коньяку, чтобы согреться.

— Ага, а потом "все вытекающие из этого последствия", как это принято сейчас называть, а потом Вы всё равно на мне не женитесь...

Она, кажется, говорила всё-таки в шутку, но юноша, ей-Богу, только сейчас осознал всю двусмысленность своего предложения. Смутился, покраснел до кончиков ушей. Пролепетал, как-то пытаясь всё исправить и от этого ещё больше сникая и путаясь:

— Да нет, я не имел… не в виду… тьфу! Короче, я не это хотел сказать… И вообще, дома мама...

Именно это смущение и подкупило Лизу. Такой неподдельно невинный не может быть маньяком.

— Мама? — переспросила девушка. — Та самая хитрющая королева, которая подложит мне в постель горошину?

— Она самая, — улыбнулся юноша.

— Ну, Вы ведь и без горошины поверите, что я настоящая принцесса?

Лукавый прищур тёмных глаз:

— Посмотрим.

Принц — так прозаично! — достал из кармана джинсов мобильник.

— Алло, мам. Да, я. Нет, не успел ещё. Мама, подожди, не заводись, дослушай. Я тут принцессу на горошине встретил. Сама же видишь, какой ливень… Ну, ты там ей найдёшь, во что переодеться. И чай с коньячком. Нет, не переживай, на ночь она у нас не останется: за кого ты держишь собственного сына! Она же настоящая принцесса, а ты сразу про "на ночь". Какая проза!

Захлопнув телефон-"раскладушку" и поставив чайник (электрическим не пользовалась из какого-то своего дурацкого принципа, кипятила старый медный, начищенный до состояния золотого), Иоанна Григорьевна прикрыла глаза, не зная, плакать ей или смеяться. Феноменальная фотографическая память сейчас же в мельчайших подробностях нарисовала ей морской залив, вытянутый вдоль побережья город с красивыми домами, огромными храмами и воткнутыми то тут то там острыми карандашами колоколен. Сейчас город был еле различим сквозь завесу тумана и мелкозернистого проливного дождя. Две девочки, стоявшие у причала и любовавшиеся этой красотой, были явно не подготовлены к такому повороту событий: обе промокли насквозь, дрожали от холода и жались друг к другу. Сестрёнки, уставшие бродить по соборам и музеям и отправившиеся в одиночку на соседний остров — во-первых, полюбоваться видами, во-вторых, окунуться в море (но это не с лагуны, а с противоположной оконечности острова), а в-третьих, посмотреть на место, в честь которого звали младшую из них. Водный автобус (наземных в этом городе не водилось или, точнее, водились как раз на одном этом острове), как назло, всё не приходил, и сёстры вконец отчаялись попасть в гостиницу засветло и уже заранее готовились получить серьёзный нагоняй от матери.

— И кто же из вас настоящая принцесса? — Спросил по-русски незнакомый юношеский басок над ухом.

Первой подняла голову старшая из сестёр — тоненькая, высокая, с кудрявыми русыми волосами, острым носом, капризной формой рта и огнивами глаз неприятного цвета болотной тины. На какое-то время её острый взгляд с вызовом задержался на вопросившем — юноше примерно её роста, но широкоплечем, что делало его зрительно ещё больше, заставляло казаться скалой. Ответный взгляд цвета неба в разгар грозы был прост, светло спокоен и твёрд.

Но на вопрос первой ответила другая сестра — симпатичная и простодушная девочка-матрёшечка неполных семнадцати лет:

— Ну, судя по тому, что мы сёстры — наверное, обе.

— В таком случае очень жаль, ибо принц только один, и двоежёнство в его королевстве запрещено законом.

— Это ты, что ль, принц? — Неприлично хмыкнула старшая сестра, как-то сразу, без церемоний, переходя на "ты".

— Я, — подтвердил незнакомец, лучезарно улыбаясь. — Его Королевское Высочество принц Дмитрий, к Вашим услугам! В народе, впрочем, именуюсь Дмитрием Венцеславовичем Бортницким.

— Что-славович? — Переспросила девушка, давясь от смеха.

— Венцеславович, — повторил юноша важно. — Аристократических польских кровей, оттуда и отчество. А Вас как зовут, моя принцесса?

— Иоанна, — строго и по-взрослому ответила старшая сестра, протягивая тонкую загорелую руку с длинными пальцами. — И вовсе я не Ваша! Я — принцесса, которая гуляет сама по себе!

— Ясно, Ванька! — В тон ей расхохотался самозваный принц. — Ну, гуляя сами по себе, Вы уже попали под дождь, так что, мне кажется, благоразумнее будет довериться мне.

— Ищешь себе девушку на ночь? — спросила Иоанна в лоб. — Если так, то Его Высочество ошибся королевством. — И, схватив сестру за руку, шагнула на подоспевший вапоретто[1]. Дмитрий хотел было шагнуть туда же, но девушка уверенной рукой оттолкнула его и торжествующе, недобро рассмеялась.

На этом воспоминание закончилось, да и чайник как раз вскипел. Скрипнула отворённая Серёжиным ключом входная дверь. На пороге стояла — никаких сомнений не оставалось — настоящая принцесса. Светло-каштановые волосы в мелкую кудряшку, отливающие лёгкой рыжинкой. Смущение очень красит открытое, но непростое лицо. Из-за этого же стеснения в уголках слишком серьёзных для девушки вообще, а тем более, для такой девушки тёмно-серых с просинью глаз появились морщинки. Ей идёт.

А самое главное, где-то Иоанна Григорьевна всё это уже видела. Нет-нет, там волосы были прямые, хоть и точь-в-точь такого же оттенка; и смущения не было ни грамма, и вообще всё было не так… И всё-таки, что-то неуловимое — — эта улыбка, эти "прелестные морщинки смеха у длинных глаз"[2], да и сами глаза...

— Добрый день, — хозяйка дома попыталась придать своему голосу как можно больше дружелюбия. — Проходите, пожалуйста. Ванная справа. Сменная одежда на стиральной машине, полотенце на вешалке слева.

— Да нет, ну что Вы… я так, ненадолго… Это очень любезно с Вашей и… с его стороны… Меня Лиза зовут! — Вдруг осмелела девушка.

И это имя...

— Значит так, Лиза. Закройте рот — простудитесь. Идите-ка лучше в душ, а разговоры разговаривать будем потом.

И вот тут — надо отдать ей должное — Лиза не обиделась. Даже наоборот, оценила. Когда за ней закрылась дверь в ванную, Серёжка в кои-то веки разоткровенничался с матерью:

— Мама, ты веришь в любовь с первого взгляда?

Иоанна Григорьевна хмыкнула: какой же у неё наивный сын! "Любовь с первого взгляда". Девочка, конечно, ничего, но это же юношеский бред...

"Нет, это просто закон бумеранга", — шепнула ей высокая девушка девятнадцати лет, в тот день впервые почувствовавшая себя взрослой. На следующий день от былой грозы не осталось и следа, и к вечеру над старинным прекрасным городом разгорелся необыкновенный, ярко-рябиновый закат. Наблюдая его всё с того же острова, снова вместе с сестрёнкой, она прекрасно понимала, что никакой это не юношеский бред, а самая настоящая правда жизни.

На откровенный вопрос был дан откровенный ответ:

— Верю. Слишком долго живу на свете, чтобы не верить.