Глава 12 - "Нет прекрасней женщин, чем в Болонье..."

— А, это ты… Всё ещё пытаешься склеить девочку на ночь?

— Пытаюсь склеить девочку на всю жизнь!

— Да ладно! Так я и поверила!

Почему у него вдруг так погрустнели глаза? Сразу стал выглядеть лет на пятнадцать старше. "Не идёт", — подумала Иоанна.

Собирается с мыслями, мило мнётся, как будто хочет что-то сказать и не может найти нужных слов.

— Послушай… да, я гадкий. Да, я блудодей, пьяница и обманщик. Признаюсь честно, сдаю всё оружие сразу. И, безоружный, стою перед тобой и прошу о милости.

Иоанна внимательно, изучающе посмотрела на него, чуть наклонив набок голову. Строго спросила, обдавая холодом:

— Любишь?

— Дó смерти, — сознался Митя и опустил голову.

И тогда произошло чудо, иначе нельзя было это объяснить. Девушка подошла, властно взяла его за виски и с силой подняла его голову в естественное положение. Заглянула прямо в глаза.

— Тогда обещай мне две вещи. Первое: не разлучаться, чего бы это нам ни стоило, второе: никаких интимных отношений до свадьбы! Не только со мной, ни с кем.

Сильно берёт. Отличная девушка! Сразу требует крепких обетов.

— Тогда нам придётся сыграть свадьбу в самое ближайшее время, а то у меня, боюсь, не хватит терпения.

— Свободен! — Холодно бросила Иоанна, отворачиваясь.

Что он такого сказал? Разве виноват в том, что терпение действительно скоро иссякнет?

Вернулась. Стоит рядом и смотрит своими пронзительными глазами. Напряжённость хищной кошки перед прыжком. Если прыгнет, выпьет всю кровь без остатка, съест с потрохами и не подавится. Что ж, пей до дна!

— Обещаю, — тихо, но очень уверенно произнёс Митя. На последнем слоге захлебнулся от её губ. С привкусом моря, обветренных, нагретых итальянским солнцем. Зачем она делает так, чтобы держать обещание было как можно труднее? Испытывает? Хорошо, он докажет ей, что не лжёт. Как бы трудно ни было.

Вернувшуюся к пирсу Лиду они быстро спровадили в гостиницу с наказом не проболтаться матери под страхом смертной казни, а сказать ей, что с Иоанной всё хорошо, она просто захотела чуть-чуть погулять по ночной Венеции и придёт позже. Если что, мама лучше кого бы то ни было знает, что дочь умеет постоять за себя и словом, и кулаками.

— Я всё сидела, смотрела на закат и панически боялась, что ты не придёшь, — Иоанна сидела всё на том же пирсе, опершись о Митю спиной, и выискивала взглядом знакомые созвездия.

— А я пил вино на набережной Неисцелимых и… так плохо мне ещё не было!

— Перепил, наверное, — хмыкнула девушка.

— Змеюка!

— Ну вот, а пять минут назад говорил, что до смерти любишь.

— Так и есть.

— Так и есть, говорил.

— Так и есть, люблю! — он впился губами ей в шею, но Иоанна дёрнулась:

— Ну ты же обещал! — таким тоном, как будто ей тоже очень хочется, чтобы он сдержал обещание — и остался.

— Только мы завтра в ночь уезжаем, — через некоторое время, грустно.

— А мне вообще завтра утром нужно быть в Болонье!

— И там у тебя жена и трое детей! — а сердце уже поёт: они ведь тоже в Болонью!

— Ты нарочно издеваешься?!

— А к чему иначе такая спешка?

— Учусь я там. В Болонском университете.

— Ого! И правда принц!

— Ты сомневалась?

— Ни капельки! Настоящие принцессы в кого попало не влюбляются! — и, наклонившись совсем близко, обжигая болотно-зелёными огнивами глаз, шепнула:

— И прекрасно, мы ведь тоже в Болонью едем. На месяц: у мамы гастроли. Потом ещё сутки в Венеции, а потом в Москву.

— Отличное расписание! — так же шёпотом ответил Митя после очередного затяжного поцелуя. — Я уже начинаю любить театр, в котором играет твоя мама!.. А этот "ещё день в Венеции" когда должен быть?

— Если всё пойдёт хорошо, девятнадцатого октября. На пушкинский День Лицея, — Иоанна хмыкнула, сама удивившись, при чём здесь Пушкин и почему у неё вырвалась эта ассоциация.

— Прекраснейше! — Митя загадочно поднял брови и потёр руки в удовлетворении. Иоанне очень понравилось и слово, и оба жеста.

— Ты что-то задумал? — спросила девушка ему в тон, тоже приподнимая брови.

Митя наклонился к самому её уху, нарочно поближе, чтобы касаться его губами, и что-то зашептал в азарте, но уверенно и серьёзно.

Глаза Иоанны загорелись от такой неожиданной идеи, приобрели желтоватый оттенок, как у кошки. Она внимательно выслушала и сказала твёрдо и по-взрослому:

— Я всё сделаю.

Тем же вечером девушка выскочила из гостиницы быстрее ветра, и через каких-то пятнадцать минут была уже возле Санта Мария делла Салюте, поднявшей над заливом и набережной Неисцелимых свою массивную серую голову.

Слава Богу, священник был там. Собрав свои не то чтобы очень скромные, но и не ахти какие богатые запасы итальянского, Иоанна осведомилась у него, можно ли назначить на девятнадцатое октября венчание. Дело очень серьёзное, плата будет щедрее некуда, ибо жених — сын дипломата (ложь) и студент Болонского университета (правда). Нет, заранее объявлять не надо. Да, невеста — это она. Да, ей есть восемнадцать, вот паспорт. Да, католичка, в доказательство может прочитать "Credo" на латыни. Да, жениху тоже есть восемнадцать. Да, тоже исповедует католицизм. Нет, документ он сейчас предъявить не может, потому что он в Болонье, но к девятнадцатому октября он обязательно приедет.

Звучало это всё весьма фантасмагорично, но тоненькая девушка с яркими глазами говорила так горячо, что священник сдался:

— Ну хорошо, хорошо. Ради такой очаровательной синьорины сделаю исключение, — падре записал на бумажке имена брачующихся — Деметрио и Джованна — и твёрдо заверил, что всё будет как полагается.

В эту ночь Иоанна впервые в жизни спокойно заснула в поезде, и заснула счастливой: до назначенной свадьбы всего месяц, а до встречи — и того меньше!

Болонья впечатлила Иоанну своими рыжими крышами, в любую погоду создававшими ощущение вечной осени, и тем, что даже по сравнению с многолюдной Венецией она напоминала кишащий муравейник. Из всей Италии, путешествуя за маминым театром, деввшка успела побывать в очень малом количестве городов, но уже заметила, что в этой стране каждая местность как будто живёт и движется под весёлую ненавязчивую мелодию. От этого в воздухе витает ощущение праздника, а ещё какой-то несерьёзности, лёгкости; как будто здесь ничего не может быть навсегда, всё не таково, каким кажется хоть даже и с десятого взгляда, и никогда не бывает грустно или даже просто обыденно. Но в этом и заключалась вся прелесть этой чудесной страны, в которую Иоанна Корзунова успела влюбиться едва ли не так же сильно, как в Митю, и тоже с первого взгляда.

И тут в это впечатление и настроение как-то поперёк, остриём, вклинилось розовато-серое здание с колоннадой и арками, напоминавшими искусное резное обрамление особо чтимой реликвии или гробницы какого-нибудь очень знатного синьора. Здание это носило торжественное, приятное для губ имя Universita` di Bologna[1].

— Он как столетний старик, забытый Богом и людьми посреди весёлого города, — наморщив лоб, сказала Иоанна, когда они с Митей подошли поближе. — Внушает уважение, даже пиетет, но слишком серьёзен для золотой осени, влюблённости и девятнадцати лет.

Митя смотрел на неё и улыбался, и никак не мог разгадать, кто же она — взрослая, едкая и очень дразнящая женщина или весёлый ребёнок, которому очень хочется казаться этой взрослой женщиной. И именно этот контраст он любил в Иоанне больше всего. Смышлёный ребёнок, с которым можно говорить по-взрослому — это очень здорово, объект сумасшедшей любви, с которым не грех иногда подурачиться — тоже; когда всё это соединено в одном человеке — счастье.

— А я люблю этого старика, — сказал юноша наконец, похлопав, как доброго друга, серую лаконичную колонну. — Он рассказывает мне увлекательнейшие вещи из области молекулярной биологии, приправляя их парой головоломных химических формул, так, что, когда я пытаюсь в них разобраться, мне подчас кажется, что я вот-вот вызову дьявола, — Митя рассмеялся. — И… ты не права, он не забытый, уж он-то как раз живее всех живых. А ещё здесь живут мои друзья. А вон, кстати, и они, — Митя помахал показавшимся вдали двум юношам и девушке. Когда они подошли ближе, их русско-польский друг принял торжественный вид и важно произнёс:

— Андреа, Энрико, Франча, познакомьтесь — это моя невеста, Иоанна. Ну, или Джованна, если по-вашему.

Юноши тут же что-то затрещали на быстром и прекрасном языке. Иоанна поняла: иронизируют. Что-то вроде "гляньте-ка, у нашего Дон Жуана появилась невеста!". И — вот странный человек! — она не обиделась и не насторожилась. Она обрадовалась: да, подавитесь, все его бывшие подружки! Невеста — это она!

Тут только Иоанна заметила, что девушка, которую называли Франчей, и впрямь как будто подавилась, стояла и во все свои чернющие глаза смотрела на Митю. Потом подошла поближе.

— Dimo`… — называла его так, не существующим ни в одном языке уменьшительным.

"Глаза налились влагой, можно пожар тушить", — подумала Иоанна. Отметила про себя, что Франча — очень красивая девушка: невысокая, с пышным бюстом и тонюсенькой талией, с длинной шеей, огромными чёрными глазами и крутыми, крупными локонами такого же цвета, длиной чуть ниже круглых загорелых плеч, заманчиво выглядывающих из-под блузки, с узким полногубым ртом и, как успела заметить своим цепким взглядом Иоанна, с очень маленькой ножкой. Словом, у этой Франчи были все те природные прелести, на которые так падки мужчины.

— O, Francia, sei bellissima oggi! Come stai?[2] — весело затараторил Митя, но Иоанна видела, что он внутренне напрягся, и — не знала, что ей делать.

Итальянка какие-то доли секунды помолчала, а потом вспыхнула как порох и, размахивая руками, разразилась немыслимой эмоциональной трелью:

— Dimo`, che diavolo?! Io ti aspetto, ti amo, arrivi insieme con qualche strega, questo significa che tu mi hai tradito — e alla fine "come stai?"?! Sei il traditore, Dimo`! Capisci? Tra-di-to-re! Ed i fraditori finiscono all'inferno![3]

— Francia, — Митя поморщился от децибел, которые набрал её голос, и сказал устало, — basta! Finire![4]

Франча продолжала что-то восклицать, Митя подошёл к Иоанне и взял её за руку, собираясь увести, как вдруг итальянка в один прыжок приблизилась к сопернице. Ещё чуть-чуть — и она готова была вцепиться Иоанне в волосы. Та выставила руку, защищаясь; Митя бросился наперерез разъярённой итальянке, крикнув от волнения по-русски: "Не тронь!", ребята попытались оттащить подругу — в суматохе у Мити оказался подбит глаз и в кровь разбита губа, а Франча ссадила локоть об асфальт. Иоанна отделалась испугом.

Митя крепче сжал руку своей невесты, и они пошли дальше, уже не обращая внимания ни на что и ни на кого, но настроение было испорчено.