Глава 14 - Ох уж эти женщины!

Безмятежное болонское утро было потревожено сполошным звоном колоколов Мадонна ди Сан Люка, протягивавшей всем приходящим свои массивные розовые объятия. Именно этот звон и разбудил Лиду Корзунову. Она встала, наскоро оделась, глянула на спящую сестру — как можно так безмятежно спать под такой грохот?! Перевела взгляд на часы. Двадцать пять седьмого. И охота им трезвонить в такую рань! Пожар, что ли? Лида выглянула в окно. Пожара не заметила, зато увидела пёстрые толпы народа, бегущие в сторону реки Рено. Под балконом девушка заметила двух юношей, активно жестикулировавших и махавших ей рукой, призывая спуститься.

— Qual e` il problema[1]? — спросила Лида сурово, выйдя из гостиницы.

— Sai Giovanna, la sposa del nostro amico russo Demetrio?[2]

Лида поняла, что речь об Иоанне.

— Si, certo. E` la mia sorella[3].

— Dille che Francia e` annegata[4]! — прокричали юноши, срываясь на злые слёзы, и быстро, чтобы существо женского пола этих слёз не заметило, влились в бежавшую к Рено толпу.

"Фу ты ну ты! — подумала Лида. — Видать, Иоанна вляпалась в большие неприятности!".

— А я здесь при чём? — пожала плечами Иоанна, когда младшая сестра сообщила ей новость. Но Лида заметила, как сестра изменилась в лице и одеваться кинулась быстрее, чем на пожар.

Митю сёстры Корзуновы отыскали на берегу, среди толпы зевак, склонившихся над только что вытащенным из воды телом девушки. Иоанна молча подошла сзади и взяла его за руку. Юноша обернулся и долго смотрел на неё, не говоря ни слова, но выражение этих глаз не смог бы передать даже талантливейший художник в мире. Потом Митя на секунду скользнул взглядом по растерянной Лиде, как будто извиняясь, что не может сейчас уделить ей достаточно внимания, крепко-крепко, почти до боли сжал руку Иоанны, и в следующие пару секунд они уже были далеко от всех, в безлюдном переулке за квартал от Рено.

Некоторое время оба молчали и не отрываясь смотрели друг на друга. Первой нарушила молчание Иоанна:

— Ну что, допрыгался, казанова?

Ух, каким холодом веяло от неё и от её слов! Митя пытался казаться спокойным, но выходило у него плохо.

— При чём здесь я? Не я же её утопил!

— А кто же, интересно? Пусть не своими руками, но своим поведением это сделал ты!

— Вот только не надо мне читать мораль! — рассердился вдруг юноша. Потом подошёл к невесте почти вплотную и сказал уже тихо и даже почти кротко:

— Ты же не знаешь, что там было...

— А что было?

Митя выдохнул, собираясь с мыслями:

— Было две восхитительных ночи. А днём — пара прогулок вдоль Рено и один поход в оперу. И всё. Нет, я забыл, ещё мороженое.

— Ты любил её?

— Нет. Я не люблю дур. А Франческа делла Пьетрини была непроходимо тупой женщиной!

— Тогда зачем ты соблазнил её, раз не любил?

— Опять морализаторствуешь?

— Нет, просто хочу быть уверенной, что я не буду следующей.

— Следующей кем?

— Следующей куклой для ночных утех, от которой потом только и останется в памяти что "две восхитительных ночи, пара прогулок вдоль Рено и один поход в оперу", — передразнила жениха Иоанна.

И тут Митя просто рассвирепел:

— Ты… Господи, какие же вы все, бабы, твари! Одна топится, другая не доверяет...

— Как можно доверять такому человеку как ты?! — вспыхнула в ответ Иоанна.

— Между прочим, ты с самого начала знала, что я за человек! Если хочешь знать, именно этим ты меня и обезоружила. И… можешь расспросить всех священников во всех церквях Болоньи — ни в одной из них у меня не назначено свадьбы с Франческой делла Пьетрини!

— Конечно! Такие дела ты предпочитаешь обтяпывать где-нибудь в другом месте, например, в Венеции!

Митя стиснул зубы от досады и гнева, но вместо того, чтобы ударить Иоанну — ей-богу, очень хотелось! — обнял её так крепко, что тяжело стало вздохнуть. Подержал так несколько секунд, потом отпустил и сказал совершенно бесстрастным, помертвевшим голосом:

— Впрочем… всё одно… если ты считаешь, что нужна мне только на пару ночей и одно мороженое, то хоть вешайся, хоть в Тибр кидайся, как Тоска — я обещаю, сильно страдать не буду. На могиле Франчи я написал бы: "здесь лежит глупейшая женщина и восхитительнейшая любовница", на твоей и того не напишешь! — Митя Бортницкий махнул рукой и быстро, но как-то безнадёжно и явно бесцельно пошёл по переулку.

Иоанна стояла и неотрывно смотрела ему вслед, пока он не исчез из виду. Как всё, оказывается, непросто в жизни! Догнать и вернуть — значит, поступиться чувством собственного достоинства. Не догнать — разбить ему сердце. Что ей дороже — его сердце или её собственная гордость? Но в самом деле, кто может поручиться, что даже при наличии венчального свидетельства он не бросит её так же, как бросил Франчу и многих до неё?! А то ещё и обрюхатит для начала...

Иоанна постояла ещё секунду, а потом со всех ног бросилась в ту сторону, куда убежал Митя. Однако впереди её ждала запутанная сеть переулков, и куда бежать, было совершенно не ясно. Уже через пять кварталов девушка выбилась из сил, ещё через два ей адски натёрли туфли, а проковыляв ещё один, Иоанна снова, как тогда, попала под дождь. Хотя "дождь" — это мягко сказано. Это был настоящий ливень с грозой и шквалистым ветром; по асфальту тут же хлынули потоки воды, и Иоанна Корзунова, сделав очередной шаг, упала — и тут почувствовала, что её подхватили сильные надёжные руки.

— Моя принцесса опять гуляет сама по себе? Мало того, что промокла до нитки, так ещё и ноги натёрла! Ну разве так можно? Хотя это я виноват: ни за что в жизни больше не отпущу тебя одну!

Всё это Митя говорил, неся её на руках куда-то в сторону университета. Иоанна была в каком-то полу-сне, полу-оцепенении, поэтому ничего не отвечала.

Совсем очнулась она в незнакомой комнате, довольно просторной и прилично обставленной. Огляделась кругом, пошевелила руками, плечами, тазом. Поняла, что лежит на спине на кровати. Нащупала на себе чью-то чужую пижаму — зато сухую! — и тёплый шерстяной плед. Приподнялась — и увидела, что Митя сидит в изножье кровати и массирует ей ступни, заботливо оклеенные пластырем в местах содранных мозолей.

— Куда это ты меня притащил? — беззлобно, с удивлением.

— В общежитие Болонского университета, amore mio.[5]Комната 202. Моя.

Иоанна ещё раз ощупала надетую на себя сиреневую пижаму, увидела, что её одежда сушится на балконе, где ветер и солнце играли остатками былой грозы, совсем уже не страшной, и задала следующий потрясающий вопрос:

— Я всё ещё девственница?

— Это было очень тяжело — переодеть тебя в сухое и сдержать данное обещание. Но я с этим справился. Если ты была ею до того, то — да.

Митя говорил весёлым непринуждённым тоном, как будто ничего не произошло. "Как я, оказывается, люблю его", — мелькнуло в голове у Иоанны в ответ на ласковые и озорные синие искорки в глазах жениха. Когда девушка села, он отпустил её ноги и наклонился совсем близко:

— Давай покончим с этими глупостями раз и навсегда, ладно?

— С какими глупостями?

— Давай примем как аксиому: я люблю тебя. Не надо больше ревности, дурацких подозрений и опасений...

— Да, но… — начала было Иоанна, но Митя закрыл ей рот рукой.

Обратно в гостиницу он отнёс её на руках, хотя Иоанна уверяла, что благодаря его заботам прекрасно может идти сама. Будь Митина воля, он вообще оставил бы её у себя, но во-первых, не хотел проблем с будущей тёщей, а во-вторых, тогда — это юноша знал точно — сдержать своё обещание он бы не смог.