Глава 8 - Очень лирическое отступление

— О, какие люди — и без охраны! — воскликнула Лиза, выйдя из школы на следующий день после того случая с дождём и увидев возле дверей чернокурую голову Серёжи Руднева. — Какими судьбами?

— Тебя жду, — отозвался Сергей просто.

— Серьёзно? Здорово! Я тебе рада! — они пошли по улице: им было в одну сторону. — А как ты узнал, в какой я школе учусь?

— Элементарно, Ватсон! При помощи серого вещества! — Серёжа постучал себя пальцем по лбу. — Вчера ты оказалась у моего дома — значит, живёшь недалеко. Иначе не рискнула бы идти домой без зонтика, а переждала бы где-нибудь. Пришла ты с этой стороны — иначе стояла бы с другой стороны подъезда, и я, чего доброго, пришиб бы тебя тяжёлой дверью. А в этой части нашего района школ негусто. Вот и вся математика!

— Да уж, и правда просто, — засмеялась Лиза. — А сам-то ты почему не на занятиях?

— Я уже всё, отстрелялся. Шёл домой и вдруг ужасно захотел тебя видеть. Ты не знаешь, к чему бы это? — заглянул ей в глаза. За весёлостью, глубже, в самой бездне их черноты Лиза увидела добрую, надёжную серьёзность, и это ей страшно понравилось.

— Наверное, ты просто умеешь читать мысли на расстоянии. Я как раз сидела на последнем уроке — скукота, геометрия! — и думала: может, снова под дождь попасть?

Ребята посмотрели друг на друга и засмеялись, и как-то совершенно по инерции взялись за руки. Перед ними, пестрея мазками жёлтых листьев на тёмном гладком холсте асфальта, неторопливо уходила вдаль широкая улица. Машин было на удивление немного, а вот пешеходы как будто сошли с ума и ломились толпами из ближайших станций метро, подземных переходов и магазинов.

Быстро оценив ситуацию и покрепче сжав Лизину руку, Серёжка решительно свернул в ближайший двор. Вся уличная суета тут же исчезла и напоминала о себе только отдалённым гулом, который был уже сердцебиением, пульсом этого огромного города. Ребята забрели в обычный московский дворик — сумбур разномастных деревьев, яркая детская площадка со всевозможными горками, лесенками и каруселями, скамейка, возле неё — безобразно переполненная урна, а вокруг всего этого — серо-бежевое каре большого девятиэтажного дома, надёжно охраняющего покой двора от гвалта улицы.

Усевшись на лавочку, Серёжа и Лиза немного помолчали, слушая тишину, а потом юноша вполголоса спросил:

— Ты любишь Москву?

— Люблю. Это же родной город. Его, как родителей, не выбирают… А ты?

— Местами. Шумные пыльные проспекты терпеть не могу, не люблю улицы, сплошь утыканные бестолковыми бутиками. А вот маленькие узкие улочки и особенно такие дворы, как этот — моя стихия, потому что они похожи на меня.

— В смысле? — удивилась Лиза.

— На вид я абсолютно городской человек, а внутри люблю тишину, покой и уют. В сельской местности мне было бы очень хорошо, но я бы там не выжил.

Лиза поняла. Когда душе хочется тишины, заботы вроде наколоть дров или принести воды отвлекают. Не в смысле dolce far niente а в смысле не far лишнего. В деревне на самом деле гораздо больше забот, чем в городе. В городе готовишь еду, моешь посуду, если за тебя это не делает машина, наводишь порядок в доме — а всё остальное время живёшь, можешь выращивать душу и ум, и это прекрасно. А в сельской местности приходится всё время выживать, и на жизнь не хватает времени.

— Значит, мы с тобой попали в самую сердцевину твоей души?

— Выходит, так, — кивнул Серёжа. — Надеюсь, тебе здесь понравится, и ты останешься.

Лиза положила голову ему на плечо и прикрыла глаза, наслаждаясь взаимопониманием. Она была другой, любила Москву всю целиком — и грохот площадей, и шум больших улиц, и тишину двориков и закоулков. Но она понимала Серёжу и знала, что он поймёт её, какими бы разными они ни были. А это, по меткому выражению из известного фильма, и есть счастье.

Серёжка повернул голову, вдохнул тёплый запах её волос и, несмотря на всего второй день знакомства, тихонько поцеловал в макушку. Лиза почувствовала и улыбнулась. Села ровно и перевела разговор:

— А твоя мама давно пишет?

— Сколько я себя помню и ещё чуть-чуть. Первая её книжка вышла как раз когда мне было несколько дней от роду. Папа, говорят, тогда шутил, что у мамы двое детей: я и "Страницы из дневника Эрики Эрс".

— Да уж, меткая шутка, — хмыкнула Лиза. Потом задумалась, стоит ли задавать такой вопрос, и всё-таки спросила:

— А твой папа? Они с мамой развелись?

— Нет, он умер, когда мне было года два. Под машину попал.

— Извини.

— Ничего страшного. Я его, как ты понимаешь, почти не знал, поэтому и не больно...

— Всё равно грустно, — вздохнула Лиза. — Я человек семейный и семейственный. Пока с большим удовольствием живу в родительском гнезде, с течением времени надеюсь свить собственное.

— Собственное? В одиночку, что ли? — удивился Серёжа. В голосе звучала смесь тревоги и иронии.

Девушка смутилась, что стесняется слова "наше". Посмотрела на друга любя и виновато.

— В одиночку гнездо не построишь. Сумбур вместо музыки получится.

— Именно. Я это и хотел сказать. Поэтому давай я помогу тебе с витьём гнёздышка? — он взял её за обе руки.

— Конечно. Не только с витьём, но и с обживанием. Прости, просто у меня до сих пор не укладывается в голове...

— Что?

— Что так бывает в двадцать первом веке.

— Так было, есть и будет во все времена. Пока стоит мир. И даже в его последние секунды.

— Боюсь, что в последние секунды этого мира людям некогда будет думать о любви...

— Ты думаешь? А мне всегда казалось, что когда начнётся тотальный апокалипсис, люди разделятся на две категории: на тех, кто будет спасать свою шкуру, своё богатство, да даже такую, казалось бы, положительную вещь как труд своих рук… и на других, у которых есть любимые, близкие им люди, и им-то они будут помогать. Да, накроет в конечном итоге и тех, и других, но только эти вторые выживут и смогут начать новую жизнь. Потому что творческой энергией на свете обладает только любовь. Недаром говорят, что Бог есть любовь...

— Философ ты мой! — засмеялась Лиза, обнимая друга. — А будут ещё третьи — те, кто вообще не будет пытаться бороться. А смысл, если накроет всё равно всех?

— Да, но эти обречены с самого начала.

— И я так думаю. Но может, у них тоже есть те, кто их любит, и они сумеют и их утащить с собой в эту новую жизнь?

— Поживём — увидим, — Серёжка хмыкнул задумчиво. А вот Лиза рассмеялась по-настоящему:

— Ты что, собираешься прожить ещё сто миллионов лет?

— Если с тобой, то почему бы и нет? — подытожил Серёжа, целуя свою спутницу в щёку. Потом посмотрел на наручные часы и отправился провожать Лизу до её дома, а потом возвращаться на два с половиной квартала назад, к себе.