часть 2 глава 7

Винклер ликовал — вот она, удача! Его основное задание — найти живым хотя бы одного из советских псов-убийц, чудесным образом вышло из глухой консервации. Да, иначе как чудо, этого нельзя было назвать! Их оставались единицы, этих раненных, полуживых собак, что расползлись по окрестностям с поля боя. Бойцы пехоты Вермахта, взбешенные, распаленные страхом и паникой, не жалели патронов для тех, кто остервенело рвал их плоть и убивал объятых ужасом товарищей. Что и говорить, даже не каждого русского солдата так щедро нашпиговывали пулями, как этих собак…

Гауптман, несколько дней назад доложив шифровкой в 6-е управление имперской безопасности о том, что ни одного из интересующих их образцов не найдено живым, уже давно смирился с тем, что его функции в этой поездке замкнутся строго на руководстве миссией, а тут, вдруг, такой подарок. Что и говорить, под это дело в отчетах можно расписать самые серьезные розыскные мероприятия, которые, и на это следует сделать упор, проходили в непосредственной близости от линии фронта!

Грефе, с коим Винклер познакомился еще в Польше в 1939 году, и который сейчас присматривал за 6-м управлением, несколько раз телеграфировал их группе просьбу отловить собак-убийц, намекал, что это личная просьба кого-то из его руководства. Теперь же, после того, как образец был найден, ситуация складывалась как нельзя лучше.

Хейнц Грефе наверняка решит, что хитрец Винклер рассчитал все это специально. Сначала слегка поумерил пыл своего давнего товарища, дабы тот не сильно выгибался перед начальством, а сейчас доложит, что-то вроде: «ценой неимоверных усилий, стоя по колено в крови на линии фронта, под неослабевающим огнем противника, образец удалось добыть живым и здоровым».

Фридрих был настолько рад этой случайной находке, что даже приказал не трогать семью, выходившую пса, хотя вначале и имел жгучее желание наказать того малого, который стащил у Бауэра меч. Как ни жаль, а в данном случае, следовало показать великодушие, во всяком случае, пока не состоится разговор с тем, кого пришлют с «тыловиками» по шифровке гауптмана. Инструкция обязывала командира группы принимать меры против неподобающего поведения своего офицера, особенно, если он не реагирует на замечания и не принимает к сведению неоднократные предупреждения. Винклер понимал, разговор будет не простой. К тому же шифровка задержит «тыловиков». «Не страшно, — заключил гауптман, — успеем лучше подготовиться. Быстрее загрузимся…»

Мысли командира специальной группы были сейчас расщеплены. С одной стороны, разговор по поводу высказываний Бауэра, с другой — отправка груза и хлопоты по сохранению и доставке добытого пса-убийцы.

Этот Дунай был совсем не подарок. Один из тех солдат, что нечаянно попали к нему в сарае, умер, а двоих, истекающих кровью, кое-как перевязали и отправили к кургану, дожидаться транспорта «тыловиков». Этих нужно было немедленно отправить в госпиталь.

Выходившим раненую собаку людям было сообщено, что животное у них изымут, но пока, временно, оставят в привычном для него месте, выставив у сарая пост. За псом разрешалось присматривать только парню, тому самому, что стащил меч из-под самого носа у Бауэра, и который, как им сказали, был единственным человеком, безбедно приближающимся к этому смертельно опасному чудовищу.

Винклер еще во дворе этих селян распорядился сколотить к вечеру возле Правления майора Ремера переносной вольер, в который, по приказу гауптмана, ворюга-парнишка и должен будет привести Дуная…

Те, кого меж собой в группе звали «тыловики», появились через два часа после полудня. Команда была прекрасно обучена, работала быстро и организованно. Руководил ей молчаливый фельдфебель-лейтенант, неприлично пожилой для такого звания, впрочем, в подобных, замаскированных под тыловые службы специальных подразделениях подобное случалось не редко.

Он настоял на том, чтобы все ящики открыли, лично осмотрел все артефакты, сверяя их с описями, делая пометки в толстой, потертой, опечатанной книге. По его команде повторно заколачивали недавно вскрытую тару уже «тыловики».

Солдаты лейтенанта Гафна и приданные группе Винклера силы стояли в сторонке и лишь смотрели со стороны на то, как фельдфебель-лейтенант разогревает зажигалкой сургуч и аккуратно опечатывает все, что они вытащили из кургана. Тяжелые, часто практически неподъемные артиллерийские ящики осторожно поднимали и относили к грузовикам, где складывали в штабеля и крепили к бортам в усланных соломой кузовах.

Рядом с фельдфебель-лейтенантом постоянно находился Бауэр, поскольку Фридрих Винклер в это время был занят странно затянувшейся беседой с каким-то гауптштурмфюрером, прибывшим в обозе «тыловиков» с тремя сопровождающими.

Эти четверо, в отличие от солдат «тыловой» службы, облаченных в простую полевую форму, были одеты в новенькую, пятнистую «Palmenmuster». У гауптштурмфюрера она была с нашивками, а у сопровождающих его не было видно знаков различия, но зато даже каски были обшиты этой пятнистой тканью.

Видеть эту форму в полном комплекте не доводилось еще никому, поэтому те из солдат, что освободились от работы, часто, будто прогуливаясь, ходили к Правлению и откровенно рассматривали форму, амуницию и странное оружие сопровождающей гауптштурмфюрера троицы. Эти парни, ожидая указаний своего командира, стояли под окнами штаба майора Ремера и курили, не пуская в помещение Вендта, и даже самого Ремера.

Странно, но обычно задиристый лейтенант-разведчик Гафн, подойдя и перекинувшись парой слов с «пятнистыми», моментально потерял к ним интерес, отошел в сторону и тихо обсуждал боевое снаряжение сопровождения гауптштурмфюрера со своими солдатами…

— …это уже не относится к вопросам первого управления, — открывая окно, выглянул на улицу гауптштурмфюрер. — М-да, — задумчиво продолжил он, — ситуация очень непростая. Мы стараемся не вступать в конфронтацию с кадрами Аненербе. Все свои проблемы они обычно решают сами. Было как-то …нечто такое — у нас затребовали наработанные материалы одного дела. Там явно высвечивались не самые лучшие поступки сотрудников этого подразделения, были потом среди них и арестованные. Сразу же приехали важные люди, выслушали нас, забрали из-под стражи тех, кто набедокурил и на том конец!

Они уже давно самостоятельное подразделение, гауптман, и, как бы это вам сказать? Фактически стоят за рамками наших кадровых сеток. Ходят упорные слухи о том, что скоро их включат в личный штаб рейхсфюрера.

— Но ведь они все еще СС? — стоял на своем Винклер.

Гауптштурмфюрер глубоко затянулся сигаретой и, погрузившись в мысли, кивнул:

— СС, — подтвердил он, — и, раз стоит вопрос дисциплины, тем более в боевых условиях и в составе специальной группы, опираясь на пункты инструкций отдела D2 я, а, равно как и вы, реагировать просто обязан.

— Простите, — уточнил Винклер, — я плохо расслышал вашу фамилию.

— Зела, — туша сигарету, выдохнул остатки дыма гауптштурмфюрер, — Макс Зела.

…Вы правильно поступили, гауптман, что настояли на том, чтобы прибыл кто-то «не из лейтенантов». Видно, так было угодно судьбе. Я прилетел сюда с фюрером. Разумеется, другим самолетом и, так же разумеется, не я один.

Всех нас обязали «пойти в войска», и узнать — чего не хватает в подразделениях, где есть проблемы, поддержать боевой дух. Знаете, — пустился в размышления Зела, — так уж сложены люди — когда до победы уже подать рукой, многие теряют концентрацию и становятся наиболее уязвимыми. Я не спорю, победа близка, но и обольщаться на этот счет не стоит. Русские, пока мы не сломаем им хребет, будут упираться, и чем дальше — тем сильнее, а тут… В такое непростое время обер-лейтенант становится в открытую аппозицию к своему командиру...

Вы правы, гауптман, это уже вопросы дисциплины, а, стало быть, дело первого управления. И, повторюсь, это хорошо, что я оказался здесь, в Умани. Даже не знаю, как решали бы эту проблему мои подчиненные. С Аненербе все стараются не связываться, впрочем, я в неплохих отношениях с Гиммлером. Скажите, на основании чего случился ваш последний конфликт с Бауэром?

Винклер встал. В пустом и пыльном помещении тихо заскрипели его сапоги.

— Последний? — переспросил он и, задумавшись, сделал несколько шагов к центру зала заседаний: — Обер-лейтенант в присутствии других офицеров встал на защиту местного населения, — повернувшись, ответил Фридрих и тут же продолжил: — Во всеуслышание он стал проявлять жалость, сострадание, и даже попытался устроить выволочку командиру, не просто обсуждая его приказ, а ставя под сомнение устройство всей системы, понимаете?

— Хм, вот как? Любопытно. — Удивился Зела. — Давайте я догадаюсь: по его мнению, мы ступили за границу этой страны для того, чтобы всех их жалеть?

— Именно так.

— Это не ново, — устало улыбнулся гауптштурмфюрер. — Подозреваю, что спровоцировал его на это некий неприятный случай, верно? Только, — приостановил Зела резкий порыв гауптмана ответить, — пожалейте мое время, Винклер. Давайте я не буду вытягивать из вас все клещами. Коротко и по делу.

Разумеется, вопрос дисциплины в войсках весьма важен и, если не разрешать подобные проблемы, наш монолит, двигающийся на восток, может быть ослаблен. Однако и разводить длинные дискуссии по любому поводу нецелесообразно. Итак…

Винклер тяжело выдохнул и вкратце поведал гауптштурмфюреру историю похищения меча и то, к каким жестким методам пришлось прибегнуть, чтобы найти этот артефакт. Также он не преминул изложить начальнику D2 содержание тех разговоров с Бауэром, что предшествовали всему этому, в кургане. Зела, слушая гауптмана, был непроницаем, но едва только рассказ того закончился, инспектирующий войска снова закурил и подошел к окну.

Его молчаливая пауза стала настоящим испытанием для Фридриха. «Какое там «пожалейте мое время»? — сокрушался про себя Винклер. — Если он и дальше будет так погружаться в размышления, им придется здесь ночевать…»

— Знаете, — продолжая смотреть в окно, наконец, заговорил гауптштурмфюрер, — вначале, когда мне сообщили о том, что кто-то просит выслать к нему на «красный пункт» карты кого-нибудь непосредственно из D2 и не лейтенантов, я разозлился, но теперь…

Ситуация на самом деле интересная. Сразу скажу, я считаю, что вы имели все основания отдать приказ и наказать эту женщину, скрывающую от вас правду. На войне — как на войне, для достижения цели все средства хороши. С подобными случаями мы в первом управлении сталкиваемся довольно часто, и уже успели привыкнуть.

Скажу больше, сейчас это даже не рассматривается, как вопрос нарушения дисциплины. Вот если военные имеют намерение скрывать от нас какие-то острые проблемы, это уже да — дело первого управления имперской безопасности.

Наши солдаты ведут тяжелые бои. Человек не в силах постоянно выдерживать такое напряжение. Они жменями пьют «Первитин», чтобы поддерживать себя в форме. Им просто необходимо хоть иногда «спускать пар». Я вас прекрасно понимаю, это еще и поощрение солдат. Им тяжело без женщин, но, вы же знаете, делать подобное следует без огласки и свидетелей.

Ну, что же, все это уже в прошлом. На свое горе или на счастье, в нем мы ничего не можем изменить. Я принял решение. Мы изымем вашего Бауэра…

В коридоре раздались тяжелые шаги. Дверь открылась, и на пороге показался один из группы сопровождения гауптштурмфюрера.

— Что случилось? — устало спросил Зела.

— Там майор, — глухо прогудел «пятнистый», — комендант. Говорит у него срочное дело к вам.

— Впускай майора, — давя окурок в пепельнице, вздохнул гауптштурмфюрер.

Ремер вошел в некой растерянности. Не удивительно. В этом селе, в этом Правлении он был хозяином, но в последнее время ситуация складывалась так, что среди тех, кто приезжал в Легедзино всегда был человек, уполномоченный командовать им.

— Прибыли грузовики с платформами, — не то просто уведомил, не то даже доложил майор, — что это за чудо? Я такого никогда не видел!

— Чудо! — подтвердил гауптштурмфюрер. — Я тоже их вижу впервые, хотя фельдфебель-лейтенант говорит, что их служба использует их с сорокового года. Представьте, у железнодорожников такие же, но немного модифицированные грузовики таскают вагоны. Это модель «ZR» завода «Faun»!

— Я спрашивал вас о том, что на платформе…, — осторожно заметил майор.

Гауптштурмфюрер выглядел уставшим, но эта ситуация рассмешила его:

— Это три семейные пары, что стоят на платформах, — улыбаясь и с удовольствием сказал он, — чудовища на службе нашего угрюмого фельдфебель-лейтенанта.

Должен признаться, что мне очень нравятся автомобили и все, что с ними связано. Знаете…? — хотел было сказать что-то еще о своих увлечениях Зела, но вдруг передумал. — Имя чудищ — «Ramschaufelpanzer StuG IV». Эти красавцы сойдут на землю и не оставят от вашего кургана даже воспоминаний. Что-то еще, майор? — заметив некую напряженность в поведении Ремера, спросил Зела.

Комендант опустил глаза, давая понять, что собирается сообщить малоприятные вещи:

— Наши …осведомители в селе, — неохотно начал он, — передали через моего помощника Калужинского, что… Наверное, нужно пояснить: у нас тут была неприятная ситуация, с женщиной…, — Ремер искоса бросил взгляд на гауптмана…

— Говорите, майор, — беря со стола сигареты и пряча их в карман, произнес гауптштурмфюрер, — я знаю об этом.

— В селе говорят, что отомстят за нее.

— Кто говорит?

— Люди.

Гауптштурмфюрер криво ухмыльнулся:

— Узнайте, кто именно и отдайте этих людей гауптману.

Комендант продолжал оставаться серьезным:

— Винклер со своими людьми через пару дней уедет…

— Тем более, — не дал ему договорить Зела, — я настоятельно советую вам, пока он тут, перенять у командира спецгруппы как можно больше. Впрочем, — тут же осекся гауптштурмфюрер, — действительно, все же умнее не применять жесткие меры, они нужны только в крайнем случае. Пока только угрожают, но не делают — можно и не брать никого за горло.

Майор, — вдруг оживился Зела, — а сообщите-ка вы своим доверенным лицам, что офицера, который дал добро на …все эти действия с женщиной, арестовали. Да, и выставьте оцепление возле кургана. Сейчас начнет работать техника, соберутся зеваки. Будет кто-то возмущаться — пальните из пулеметов над головами, они сразу поймут, кто тут хозяева…

Ремер кивнул и повернулся к выходу:

— Фельдфебель-лейтенант уже говорил мне об этом, — тяжко выдохнул он…

Бауэр чувствовал себя нехорошо. Утренняя ссора с гауптманом, жуткое опустошение от содеянного солдатами, плюс к этому жара, нервотрепка с пересчетом найденного в кургане имущества, погрузка.

Конрад жутко хотел пить, благо у кого-то из солдат оказалась с собой фляга. Вода была горячая, складывалось впечатление, что пьешь из чайника, но все равно это была влага, живительная и такая желанная.

Напившись, Бауэр поблагодарил своего спасителя и, чувствуя, как получившее достаточно влаги тело стало покрываться испариной, забрался на пригорок, чтобы поостыть в ветряном месте, а заодно еще и посмотреть, как на содрогающуюся от их поступи землю съезжают с железных лафетов танкообразные машины «тыловиков». Рев их мощных моторов просто ужасал. Страшно себе было представить, какая безумная силища пряталась под их железными панцирями…

— Обер-лейтенант Бауэр? — вдруг услышал Конрад позади себя и обернулся. В двух метрах от него стояли «гренадеры», что сопровождали прибывшего из Умани гауптштурмфюрера.

— Я — обер-лейтенант Бауэр, — ответил он. — В чем дело?

— Вам надлежит пройти с нами, — сказал тот, что выглядел старше всех, — в-о-о-он в ту машину.

— Без разрешения командира я не могу никуда идти, — вяло запротестовал Бауэр.

— Ну что вы, — не меняя интонации и даже пытаясь улыбнуться, возразил старший «гренадер», — стоит ли беспокоить начальство по таким пустякам? Вам всего лишь нужно подписать бумаги.

— Какие бумаги? — возмутился обер-лейтенант. — Группой командует Винклер…

— Все верно, — терпеливо заметил «пятнистый», — но формально раскопками руководите вы. Имущество передали? Оно погружено? Распишитесь и идите себе дальше смотреть на эти трактора…

Конрад повертел по сторонам головой, но, как на зло вокруг не оказалось никого из офицеров их группы. Он недовольно выдохнул и, покорившись, отправился к машине в сопровождении двоих «пятнистых», что были помоложе. Старший из «гренадеров» тем временем слегка отстал, прикурил, и лениво озираясь по сторонам, брел позади.

Дверь автомобиля была открыта. Подходя, Конрад заметил, что на передних сидениях сидят водитель и гауптштурмфюрер.

— Мне сказали, что я должен подписать какие-то бумаги, — опуская голову к проему двери, сказал Бауэр, — но ведь я не руководитель…

— Присаживайтесь, обер-лейтенант, — вполоборота бросил через плечо гауптштурмфюрер, — это чистая формальность.

Конрад забрался в машину и тут же в нее, сжимая его с двух сторон, рухнули «пятнистые». Руки обер-лейтенанта оказались зажатыми. Один из «гренадеров» моментально отбросил голову Бауэра назад, надавив ему под нижнюю челюсть предплечьем, а второй тут же выхватил из кобуры и убрал куда-то в сторону его пистолет.

— Вы поедете с нами, — окидывая кислым взглядом своих молодцов, устало сказал гауптштурмфюрер, — черт, ну и жара. Генрих! — крикнул он в открытую дверь. — Сядьте в мотоцикл сопровождения. Поехали. Нашей работы здесь больше нет. Пусть фельдфебель-лейтенант заканчивает сам. Скажите ему, что мы вынуждены отправиться раньше, и догоняйте нас. Заводи…

Штабной Merсedes 170 хрипло «закашлялся» и, качаясь на выбоинах, пополз к окраине села. Похоже, его глушителю серьезно досталось где-то в пути. Машина грозно басила, выезжая на пыльную дорогу, и медленно набирала скорость. Вскоре ее догнали мотоциклы сопровождения. Конрад ясно слышал стрекот их моторов, но, к сожалению, кроме грязной обивки потолка не мог ничего видеть. Предплечье одного из «пятнистых» продолжало жестко давить ему под нижнюю челюсть, грозя, в случае каких-либо действий со стороны задержанного, тут же полностью перекрыть доступ воздуха. Шея затекла и стала бесчувственной.

— Отпустите, — скомандовал вдруг гауптштурмфюрер, и «гренадер» послушно убрал руку. Конрад не ожидал этого, поэтому уронил голову и скривился от боли. Казалось, что в свод основания черепа кто-то вогнал ему двузубую вилку. В глазах потемнело, Бауэр сильно зажмурился.

— Обер-лейтенант, — повернувшись, сказал гауптштурмфюрер, — а ведь мы знакомы. Простите, что пришлось увозить вас подобным образом, но я не мог поступить иначе. Винклер отгрузил в ваш адрес столько разного рода обвинений, что вполне хватило бы и на серьезные неприятности. Это судьба, — непонятно к чему добавил он, и тут же обратился к шоферу, — Юрген, посигналь сопровождению. Нам нужно остановиться.

— Опасно, господин гауптштурмфюрер, — предупредительно покосился тот на офицера. — Кто-то же вырыл ту яму на дороге, замаскировал? Чуть головами ветровое стекло не вынесли, глушитель всмятку! Что, если в другой яме окажется мина? Может, вы поговорите с обер-лейтенантом в городе?

Странно, но Зела спокойно отнесся к тому, что его водитель распустил язык.

— Юрген, вам всем поставлена задача меня охранять…

— Точно так, — насупился ефрейтор.

— Вот и будете это делать. В этом огромном поле нам ничего не грозит. Сигнальте!

Мерседес дважды пронзительно взвизгнул, заставляя едущих впереди мотоциклистов завертеть головами. Они сбросили скорость и, приняв вправо, остановились.

Бауэр скользнул болезненным взглядом по фигуре сидящего впереди:

— Не думаю, что я вправе обсуждать действия командира группы, — сдержанно произнес он. — И даже в том случае, если все мои неприятности с этим как-то связаны, я вынужден смириться. Как известно — командир всегда прав. Так что можете спокойно везти меня, куда вам нужно…

— Нет, обер-лейтенант, — стоял на своем гауптштурмфюрер, — выходите. Мы немного прогуляемся. Кто знает, — добавил он, покидая душный салон, — случится ли это сделать когда-либо еще?

Правый из «пятнистых» открыл дверь и выпустил Бауэра из машины. Шея Конрада продолжала болеть, поэтому направляясь за медленно шагавшим вперед по пыльной дороге гауптштурмфюрером, он начал ее разминать — то и дело, наклоняя голову то вправо, то влево. Несмотря на то, что в положении Конрада было бы сейчас крайне выгодно признать знакомство с задержавшим его офицером, «Крестьянин» все равно не был уверен в том, что их когда-либо представляли друг другу.

— Ну что, — лениво разглядывая далеко просматриваемые с этой точки пейзажи, спросил гауптштурмфюрер, — не вспомнили меня?

— Нет, — честно признался обер-лейтенант.

— Не удивительно, — ничуть не смутился подобным ответом «пятнистый», — это все потому, что вы являетесь человеком замкнутым и необщительным. Меж тем, в течение целого месяца мы жили с вами бок о бок. Нас было больше тридцати человек из разных ведомств. Вспоминайте, …в самом начале сорокового года, в Швейцарии. Работы под кураторством Рейнхарда Гейдриха?

— Такое на самом деле было, — бесцветно произнес Бауэр. — Значит, мы действительно знакомы. Но я все равно вас не помню.

— А это не так уж и важно, Бауэр. — Отмахнулся гауптштурмфюрер.

— Это я к тому, — пояснил обер-лейтенант, — что …не знаю, не помню, как вас зовут.

— Макс Зела, — отрекомендовался идущий впереди, — и то, что вы не помните моего имени, тоже вполне объяснимо. Мы, те, кто был в Швейцарии от первого управления, работали над вопросами формирования кадров в учреждениях по фильтрации евреев.

Знаете, — вспоминая то время, отчего-то улыбнулся Зела, — это довольно сложно: создать в лагерях симбиоз между немецкими военными и местным самоуправлением евреев. Мы занимались этим, а вы своим. Мы почти не пересекались. Пожалуй, если бы не ваш доклад, я бы тоже вас не запомнил, а так. Никогда бы не подумал, что придется встретиться. Это судьба, Конрад, — повторился Зела, — судьба…

— Я не понимаю, о чем вы? — откровенно признался Бауэр.

— Не понимаете? — рассмеялся, понимая лицо к безоблачным небесам гауптштурмфюрер. — Дело в том, что вы перевернули мою жизнь тем докладом. В моей голове …что-то произошло, окончательно и бесповоротно. Я стал иначе смотреть на еврейский вопрос.

Та памятная командировка вообще получилась очень полезной, но ваш доклад… Я все время удивлялся, как? Кто ему разрешил? Сказать, что это было сравнимо со взрывом бомбы — значит не сказать ничего! Вы разнесли в пух и прах официальную историю иудеев и все это перед лицом самого Вейцмана[1] — близкого друга и соратника фюрера! Это было …в крайней степени смело, Конрад.

Позже, я еще не раз углублялся в суть этого вопроса. Понятно, что Аненербе сейчас в фаворе, и в вашем ведомстве могут запросто работать с теми темами и материалами, о существовании которых другие даже не подозревают, но в моем случае, брошенное вами зерно попало в благодатную почву.

Представляете, не далее, чем месяц назад, я снова был вынужден заняться изучением еврейского вопроса, и тут случайно подворачивается эта спонтанная поездка с фюрером! Всех нас отправляют инспектировать войска, и вдруг поступает сигнал от специальной группы. Я прибыл на место, узнал суть дела, но когда услышал ваше имя и фамилию просто опешил! «Это судьба, Макс, — сказал я себе, — судьба».

Бауэр шел позади гауптштурмфюрера, и не знал, как ему реагировать на такие речи. Он прекрасно помнил тот доклад в Швейцарии. Для подготовки к нему перед Конрадом открыли такие секретные архивы, что за возможность посидеть в них хотя бы две-три недели он дорого отдал бы даже сейчас. В сороковом ему дали неделю, а точнее всего шесть дней. Переводы древнейшего издания Торы, Талмуды, катехизисы…

Странным было то, что для подготовки «правдивой истории иудеев» сами иудеи привезли большое количество различных, переведенных на немецкий язык текстов. По сути Бауэру была поставлена задача, собрать воедино то, что может узнать об истории евреев простой, но достаточно въедливый исследователь.

Этот доклад произвел впечатление на всех, включая самого Хаима Вейцмана, который, в этом можно было не сомневаться, что-что, а историю своего народа знал досконально. В глазах друга фюрера ясно читался упрек людям из швейцарской группы: «неужели все это так? На поверхности? Разве можно собрать такую картину воедино, просто анализируя общедоступные факты?»

— …Конрад? — услышал, словно из тумана Бауэр голос гауптштурмфюрера.

— Простите, — встрепенулся задержанный, — я задумался. Вы что-то спросили?

— Я рассуждал вслух о том, что вам может сейчас грозить, — повторил сказанное Зела. — Мне бы очень хотелось чем-то помочь вам …

— Ну что вы, — отмахнулся обер-лейтенант, — никакой угрозы нет. По нашей внутренней инструкции, в случае подобного рода задержания нам в обязательном порядке нужно попасть в любое местное силовое ведомство. Там называешь пароль и можешь уже не беспокоиться о том, что тебя выставят предателем или шпионом. На местах все проинструктированы, пароль высылают по телеграфу, приходит ответ на запрос и… все!

Если убрать кое-какие детали, то, при желании, после этого любой из нас и сам может сдать куда угодно хоть всю группу, так что кляуза Винклера — по сути мелочь. Мне еще нужно быть ему благодарным за нее. Материал группой собран просто отличный, жаль только сплошные «паспорта мертвых» и ничего по-настоящему интересного в оккультном плане. Благодаря этим «усилиям» Винклера мое время в командировке значительно сократилось. Это здорово, что вы отреагировали быстро. Спасибо вам за оказанную, и за предлагаемую помощь, гауптштурмфюрер. Получается, в любом случае — я ваш должник.

— Ну что вы, — обернулся Зела, — в любом случае, это …неприятности.

Бауэр остановился:

— Знаете, — произнес он, глядя в светло-голубые глаза гауптштурмфюрера, — порой, чтобы хорошо узнать человека, приходится заплатить за это и куда большую цену, так что я ни на кого не в обиде. Со мной подобное происходит не в первый раз.

Зела молчал. Задумчиво глядя поверх плеча обер-лейтенанта, он мрачнел, погружаясь в глубокие раздумья. Было заметно, что в голове гауптштурмфюрера зреет какой-то вопрос.

— Скажите, — собрался он, наконец, — а сейчас вы касаетесь темы «еврейского вопроса»?

— Нет, — признался Бауэр, — по специализации я историк, археолог. Это было только в тот раз. Скорее всего, кто-то принял решение — озадачить молодого и ретивого сотрудника и выбрали меня. Доклад впечатлил вас, но я не сделал ничего особенного, просто собрал воедино то, что мне предоставили для работы.

Между прочим, — чувствуя расположение к Зела, разоткровенничался Конрад, — в швейцарской группе Вейцмана был человек, который следил за реакцией в зале. Он сидел рядом со мной, крайним за столом у трибуны. Текст моего доклада был готов и передавался ответственному лицу администрации еще вечером. Его не редактировали, но, судя по всему, внимательно вычитывали, оставляя на бумаге пометки.

Перед выходом меня представили некому «физиономисту» и сказали, что в местах его пометок в тексте я должен буду делать паузы и продолжать зачитывать доклад только после того, как этот человек даст мне знак — поднимет над столом карандаш.

Я общался с ним потом. Это очень любопытный персонаж, скажу я вам, просто волшебник. По мимике, жестам человека, он способен рассказать буквально все о ваших привычках, о прошлом. Кстати, именно для его работы каждому из вас было отведено свое, строго определенное место в зале.

Но… почему вы обо всем этом спрашиваете Макс? О, простите, — уточнил Бауэр, — мне можно вас так называть?

— Да, — кивнул гауптштурмфюрер, — разумеется, но только сейчас, когда мы наедине. Для охраны вы по-прежнему задержанный.

— Я все понимаю, но вы не ответили?

Зела глубоко вздохнул:

— Знаете, — сдержанно начал он, — я, служа в D2, имею широкие возможности в деле отслеживания распределения и передвижения кадров. Инспектируя специальные учреждения, я беседую с персоналом, глубоко и детально с администрацией лагерей. Сами понимаете, в этих местах наиболее часто поднимаются вопросы дисциплины — особые условия, не все это выдерживают. Так вот, бывая там я, как человек, который обязан анализировать и держать под полным контролем кадровый вопрос, вдруг понял, что та наша командировка в Швейцарию, имела под собой совершенно иные цели, нежели те, что были заявлены руководством…

[1] Ха́им Азриэль Ве́йцман (ивр. ‏חיים עזריאל ויצמן‏‎), в научных публикациях Чарльз Вайцманн (англ. Charles Weizmann; 27 ноября 1874 — 9 ноября 1952) — ученый-химик, политик, президент (1921-1931, 1935-1946) Всемирной сионистской организации, первый президент государства Израиль (был избран 16 мая 1948, президент 1949— 1952) и основатель исследовательского института, который теперь носит его имя.