часть 2 глава 5

В отличие от Конрада гауптман Винклер смотрел на оружие гиганта трезво, безо всякого восхищения и даже с тоской. Он долго молчал и что-то обдумывал, давая возможность Бауэру в полной мере насладиться минутами радости от созерцания необычной находки. Гауптман откровенно не разделял радости товарища. Должность командира специальной группы СС обязывала его иметь холодную голову, строго выполнять инструкции и требовать этого от своих подчиненных.

— Вы полагаете, они на самом деле были? — начал он издалека.

— Конечно! — как видно ожидая этого вопроса, и с нескрываемым запалом первооткрывателя, ответил Бауэр. — Неужели вы думаете, что такой огромный меч мог поднять обыкновенный, пусть даже и очень сильный человек? Посмотрите на рукоять. Ее пробовал обхватить своими огромными ручищами Боммель! Вы видели? Человеку было бы крайне неудобно сражаться с этим мечом или даже держать его, это же очевидно…

— Конрад, — остановил его гауптман, — вы же знаете, что мы должны делать? Я очень надеюсь на то, что голос офицера все же победит в вас этот, полный юношеского задора, писк археолога. Подождите, — сказал он тише и, переходя на полушепот, продолжил, — выслушайте меня до конца, прежде, чем начинать рассказывать мне о том, что где-то тут могут быть зарыты еще и кости великана. Поймите одну простую вещь — мы с вами в нашей миссии, по сути, не исследователи, мы — скорее мародеры. Именно для того, чтобы исключить глубокое проникновение в историю и культуру противника, нас и вгоняют в строгие рамки приказов и инструкций.

Давайте будем исходить из фактов: сейчас останков самого исполина нет? Мы простучали и истыкали штыками все полы в этом могильнике — пусто! Под нами только земля. Значит, все найденное имеет отношение только к археологии, причем свидетельствует оно, скажем откровенно, не в нашу пользу. Думаете, кого-то в Германии вдохновит сообщение о том, что у славян за пять тысяч лет до Христа была такая высокоорганизованная цивилизация и культура? Посмотрите на эти прекрасные мечи, на эту странную «кору». Вы сами рассказывали мне о том, что даже при раскопках на острове Рюген исторические свидетельства были куда-как бледнее или скуднее…

— Можете не продолжать, — с тяжелым вздохом произнес Бауэр, — история работ на Рюгене не так уж и однозначна.

— Что вы имеете ввиду?

— Должен вам признаться, что мой термин «бледные исторические свидетельства», относился лишь к тому добытому, что мы с коллегами попросту «подогнали» к культуре Ариев.

Мне становится противно жить, Винклер, от подобных воспоминаний. Нам дают средства, открывают все исторические места, а на деле вяжут по рукам и ногам, заставляя точно так же «подгонять» все найденное под некую, заранее сформированную идеологами модель.

— О чем это вы? — снова не понял командир группы.

«Крестьянин» опустил взгляд и после недолгой паузы ответил:

— Так было на Рюгене, так происходит и здесь… Дело в том, что в Европе все самые яркие, поистине бесценные исторические находки имеют четкую и безоговорочную составляющую культур славянских народов. Да, Винклер, не удивляйтесь, только славянских. Они, конечно же, разнятся между собой, но разнятся, как, скажем, две непохожих друг на друга ветки одного дерева.

Это следовало признать официально уже после Рюгена! Весь культурный слой Европы принадлежит разным народам славян, а все они — дети одного родового ствола, одного славяно-арийского корня.

Понимаю, вам дико слышать обо всем этом, Фридрих, в вас посеяна и густо проросла идеология! Но мне, как говорится, как ученому, правда дороже, ведь даже то, что вы видите на знаменах Рейха, лишь отголосок их древнейших, свастичных или солнечных символов. Не смейтесь, это действительно так. Просто кто-то у нас наверху вдруг узнал, что эти знаки имеют некий высший, сакральный смысл, Божественную Силу и решил их использовать.

Впрочем, мы не оригинальны, Винклер. Точно так же когда-то поступили и христиане, пришедшие на славянские земли и принесшие на них свою религию. Вы слышали о том, что до вторжения на Русь они малевали символ своей веры в виде рыбы, поскольку аббревиатура греческого выражения «Иисус Христос Божий Сын Спаситель» звучит как «Ихтис» или «Ихтиос», что переводится, как «рыба»?

Пожив какое-то время среди славян, и соприкоснувшись с их культурой, христианские пилигримы воочию увидели всю мощь их древней веры и вскоре отметили для себя, что практически все языческие символы имеют в своем основании перекрестье.

Большие хитрецы, эти греческие и римские ходоки. Они быстро поняли, что взять себе на вооружение сами свастики, видов коих известно больше сотни штук — не выгодно. Этот символ на самом деле очень силен и до сих пор почитается славнами, что уж говорить о тех годах? Они попросту украли основу свастик — перекрестье. По их мнению, это гарантировало им возможность хоть как-то подружиться со славянскими культурами, ревностно оберегающими все, что касалось их старых богов. Где им было знать, что чистое перекрестье — перечеркивающий, закрывающий что-либо символ! Должен вам сказать, что архитекторы этой религии вообще …не отличались особым умом. Это чистый бизнес.

Неудержимое желание молодой христианской церкви внедриться сюда, всего лишь его расширение. Но представьте это недоразумение: человека, которого епископы почитают за бога — распяли, и распяли именно на кресте! По сути для них самих — крест, это орудие палача, а не символ изображения их Бога.

Посмотрите трезво на все это? Ведь лет двести назад и вплоть до нашего времени крест, как символ, стал куда как популярнее самого Христа…

— Мне бы…, — опасливо оглянулся по сторонам Винклер, хотя в главной погребальной камере они давно остались наедине, — схватить вас, …господин ученый, да отправить «в дело» за подобные вольнодумства. Конрад, что вы, черт побери, несете?

— Это правда, Фридрих, горькая правда.

— Да какая правда? — вознегодовал командир.

Бауэр устало улыбнулся:

— Вы не верите своим глазам? Чего стоит только этот гигантский меч, который нашли солдаты. Ведь они с большим трудом унесли его втроем…

— Хорошо, — все же отдавая дань образованности руководителя раскопок, стал успокаиваться гауптман, — допустим, они были, эти мощные славянские культуры, пусть! Но где они?! Получается, что вы тоже не верите своим глазам? Взгляните на средневековый быт их потомков! Где? Куда подевались все те, кто делал эти мечи? Где великаны?

— Ох, Фридрих, — заметно начиная страдать от того, что он сам называл «правдой», отмахнулся Бауэр. — Судя по тому, что говорят раскопки во всем мире, это «что-то» ввергло в запустение в средние века не только культуру славян. Досталось всем: египтянам, мексиканцам… Присмотритесь, вы чувствуете разницу между нынешним бытом тех же египтян, и того, что им осталось от их предков? А что касается великанов, то их черепа и огромные кости встречаются во многих местах на земле…

— Но здесь их нет? — вцепился в последнюю фразу Винклер, которому никак не хотелось признавать превосходства славян над ариями — предками германцев.

— А что, если мы их просто пока не нашли?

— А что, если и не найдем? — уперся Винклер. — Интересно, откуда вообще наша разведка узнала о том, что здешние курганы, это не просто земляные насыпи?

— Это не такая уж и тайна, — заметил Бауэр, — первым о них сообщил всему миру некий Викентий Хвойка. Эту культуру называют «Трипольской». Он и те ученые, что работали с ним, четко указали на картах точки, где имеются свидетельства древних поселений. Здесь, — Бауэр вынул из полевого планшета сложенную карту и ткнул в нее пальцем, — вот смотрите, село Легедзино, Тальянка, уманская крепость и прочие.

Никто не делал из этого никакого секрета, просто у советов, впрочем, как и у царской России, никогда не было денег и желания узнавать то, что касалось их древней истории. Я вам даже больше скажу, такое впечатление, что любой здешний правитель по какой-то причине намеренно скрывал от своего народа правду его происхождения.

Взять тех же христиан, столько они вложили сил на то, чтобы укорениться на этой земле и что? Где они сейчас? Я, развлечения ради, по возможности расспрашивал местных о религии и знаете что? Мало кто из нынешних детей рабочих и крестьян вообще знает, кто такой Христос! А прошло-то всего двадцать лет красного террора. Что уж говорить об истории скифов или сарматов? Первые, кстати, начали двигаться на эти земли еще в 7 веке до нашей эры. Смотрите, сколько точек отмечено на местности: Мот-ро-нинское, Трах-те-ми-ровское, Ры-жановка, Тальянка…

— Бауэр, хватит! — снова стал терять самообладание гауптман. — Повторяю, мы сейчас не археологи, мы с вами мародеры, черт возьми! Уясните себе это, наконец! Все наши инструкции писали далеко не глупые люди, лично я убедился в этом не раз. Наша задача — выкапывать все и вывозить…

— Но ведь по инструкции мы обязаны сравнять курган с землей! — стал возражать обер-лейтенант. — А как же тогда быть с возможностью найти останки великанов…?

— В инструкциях и приказах, — неотступно стоял на своем Винклер, — ничего о них не сказано. Там есть только руководство к действиям: нашли, откопали, собрали, вывезли и уничтожили следы! А на таких же картах, одной из которых вы тычете мне в лицо, и которые потом отправляются специалистам, ставятся точки и пишется подробный отчет, что и где было найдено. Скажите еще, что вы ни разу до этого не рисовали схем уничтоженных храмов или интересных деревень в Польше или во Франции?

— Чертил, — поправил гауптмана «Крестьянин».

— Ну хорошо, чертили! Не цепляйтесь к словам, Конрад. Потом, когда мы поставим на колени этого огромного советского слона, уверяю, сюда вернутся уже другие поисковые группы, укомплектованные не цепными псами-ищейками как, скажем, я, а такими ребятами, как вы, и уж тогда можете копаться в этих холмах хоть до самой старости. А пока же, друг мой, я, как бы мне это не было тяжело, постараюсь забыть все, что вы мне тут наплели. Понимаете, о чем я? Да, я собираюсь самым решительным образом стереть из своей памяти все ваши выводы и суждения. Для меня есть Германия, и есть только одна культура — арийская, а на остальное мне плевать, я не ученый.

Очень прошу вас, Конрад, услышьте меня сейчас! Заявленная мной обязательная потеря памяти, это все, что я могу для вас сделать сейчас, мой друг. Прислушайтесь, пожалуйста, к совету, если вам дорога ваша жизнь, и никогда и нигде больше не говорите того, что озвучили здесь.

Да, — воскликнул, будто вспомнил что-то гауптман, — я хорошо знаю свою память, Конрад! Подобным образом она способна очищаться только один раз. Если вы, выйдя отсюда, где-то что-то сболтнете лишнего, и до меня дойдут об этом слухи, мне придется включать в себе «ищейку» и уж тогда не взыщите. Вам понятно?

— Точно так, господин гауптман, — поникшим голосом ответил Бауэр.

— Вот это другое дело, — вглядываясь в его безрадостное лицо, заключил командир. — Сейчас мы с вами поступим так: завтра, получив указание сверху, сюда налетят «вепри» из местных «тыловиков», и своими «клыками» сровняют с землей этот чертов холм. Самая ценная находка здесь — Большой меч, а его уже унесли и, наверняка, упаковали.

Раньше обеда «вепри» не явятся, значит, рано утром отправим сюда солдат. Нужно же до конца разобрать сбрую и вытащить все ценное из лошадиных костей? К сожалению, сегодня мы этого сделать не успели. Я, кстати, видел там и золотые бляшки, так что покопаться нужно обязательно.

Итак, слышите меня? Этим мы займемся завтра, всё просеем и упакуем. Да, и вот еще, забыл! Пять прекрасных мечей какого-то там века! Их тоже нет смысла сейчас тащить на улицу. Там уже темно. Пусть лежат до завтра. Солдаты и без того здорово потрудились, пусть отдыхают… Скажу больше, нам всем нужно отдохнуть, — Винклер по-дружески приобнял и хлопнул товарища по плечу, — сегодня был трудный день, дружище, Конрад.

Что ж, точка на карте стоит, находки упакованы и будут в срочном порядке доставлены куда положено. По факту, Бауэр, ничего ошеломляющего или волшебного мы тут не обнаружили, ведь так? Этот меч, еще не доказательство. К нему пока не прилагается ни огромных черепов, ни костей, а с тем, что мы нашли, пусть теперь разбираются другие, в более спокойной обстановке.

Эх, старина! Идет война, Бауэр! Очень скоро мы разъедемся кто куда. Увидимся ли еще когда-нибудь? Ну, что приуныли, а, Конрад? Пошли на свежий воздух. Гасите эту чертову лампу, мне от ее копоти уже блевать хочется. Десять вечера, время выставлять пост у входа, а мы с вами все еще тут, в этой духоте преем. Ну, идемте же…

Винклер плохо спал эту ночь. Он никак не мог понять, что именно ему мешало: духота? Обилие выпитого шнапса? Храп упившегося в хлам медика Вендта или тяжелое «послевкусие» вчерашнего разговора с Бауэром? Так или иначе, а беспрестанно ворочаясь и вздыхая, Фридрих едва дождался рассвета, чтобы тихо подняться и выйти на свежий воздух.

Осень начинала входить в свои права, и утро выдалось прохладным. Где-то в туманной дымке лениво орали петухи, и далеко-далеко, в плотном, сыром воздухе, словно близящаяся гроза низко стучала в тамтамы войны артиллерийская канонада.

Винклер прошел улицей и свернул к стоявшему на удалении дому, в котором квартировали Отто Гафн и тринадцать человек его команды. Часовой заметил его издалека и, узнав, окликнул:

— Доброе утро, господин гауптман. Что-то случилось?

— Нет, все в порядке, — сбавляя шаг, ответил Фридрих, — солдат! Разбуди мне лейтенанта, я подожду здесь.

— Один момент, гер офицер, он только что выходил…

Часовой подбежал к дому и вскоре, пригнувшись, скрылся за низкой, дощатой дверью. Гафн появился быстро. Прикуривая на ходу, он не спеша подошел к гауптману и протянул руку. Винклер ответил на рукопожатие, но тут же с улыбкой заметил:

— Отто, мы расстались всего четыре часа назад. С нашим расписанием уже вполне можно было бы обходиться и без приветственных церемониалов. Кстати, я так и не понял, отчего это мы сегодня так быстро разбежались? Кажется, кто-то начал бузить, и игра остановилась. Напомните, сколько я вам должен? Двадцать марок…

— Двадцать пять, — выпуская струю дыма в сырое и холодное небо, с явным удовольствием, ответил Гафн. — Господин гауптман, наверное, мне стоит серьезно подумать о том, чтобы и вовсе не давать вам спать. Скажите мне, как, черт подери, за четыре часа из вашей памяти успели улетучиться пять марок? Что же это получается, стоит вам дать как следует выспаться и тогда долга как не бывало?

— Вот негодяй, — оценив шутку, опустил голову гауптман, — я сотню раз зарекался играть с вами, Отто! Но так уж устроено судьбой, что в финале игры всегда остается только пара сильнейших и...

— И один из них постоянно мне проигрывает, — хитро добавил Гафн.

— Это неправда, — возмутился командир, — два дня назад я имел прибыль, целых пятнадцать марок.

— Это было всего лишь раз, гер гауптман. Все остальное время вы проигрываете, и не только мне.

— Да, — не стал спорить старший спецгруппы, — в этом деле мне фарта нет, но зато можно быть спокойным за благосостояние моих помощников.

Однако, шутки в сторону. Вы же понимаете, что меня сюда привел не карточный долг? Отто, я почему-то подумал, что вы могли вчера пропустить мимо ушей…

— Я уже отправил людей, — понимая, о чем идет речь, сразу же доложил лейтенант, — не далее, чем пятнадцать минут назад.

— Да, да — я, как только подошел — догадался, — переводя кислый взгляд на покрывшиеся уродливыми пятнами от налипшей на них пыли сапоги, устало выдохнул гауптман, — часовой мне сказал, что вы только что вставали. Выходит, я беспокоился напрасно…

— Я доложу, когда работы будут закончены, — лениво затягиваясь табачным дымом, заверил лейтенант, — идите спать, Винклер. Слышите этот далекий грохот? Судьба нам дала исключительно редкий шанс побыть в стороне от этой проклятой войны, а мы, вместо того, чтобы выспаться и отдохнуть, каждую ночь безбожно пьем. Очень скоро мы все пожалеем, что так глупо тратили свое время…

— Я не могу здесь спать, — вдруг признался гауптман, — а сегодня особенно. Сразу, когда разбрелись по койкам, подумал, что много выпил, потом решил, что выпил мало. Долго маялся от духоты. Потом отчего-то стал думать, что не могу спать из-за разговора с Бауэром, но нет! Я понял это только сейчас. Отто, меня терзает какое-то беспокойство, и вы знаете, скорее всего, вы правы, наверное, оно связано именно с тем, что скоро придется отправляться туда, где гремит, где горит. Где кровь, вонь...

В это момент Винклер и Гафн одновременно повернулись к затянутой туманом дороге. Оба ясно слышали частый топот человеческих ног и тяжелое, прерывистое дыхание.

Через минуту из подсвеченной восходящим солнцем, влажной кисеи вынырнул силуэт бегущего солдата. Заметив офицеров, тот поправил болтающееся за спиной оружие и прибавил шагу.

— Гасп…, гауп, — запыхавшись, пытался доложить посыльный, — разрешите? Там, …в штольне. Пост на месте, а …пропал один меч.

— Меч? — Вскинул брови гауптман. — Большой, из ящика или один из тех пяти, что были внутри?

— Нет, большой на месте. Один, что внутри…

— Черт возьми, — выругался командир спецгруппы, — часовой проспал?

— Нет, гер офицер, все было заперто, пост на месте…

— Отто, — давая отдышаться солдату, скомандовал Винклер, — поднимайте своих, а одного отправьте к нам, в контору Ремера! Пусть разбудит Вендта и Бауэра, а потом, по пути сюда, пусть прихватят и самого майора. Встречаемся у кургана…!

Разведчики Гафна во главе со своим командиром примчались ко входу в штольню первыми. Лейтенант даже распорядился пригнать к месту раскопок мотоцикл, кто знает, какие могут поступить приказы? Группа выстроилась под яблоней, а командир сразу же отправился к гауптману.

Винклер к моменту появления Гафна уже давно был внутри кургана. Успев учинить разнос часовому, а потом и попавшему под горячую руку Боммелю, гауптман, оставшись в полном одиночестве, стоял посреди основной погребальной камеры, и безрадостно смотрел на оставшиеся мечи скифов.

— Самый красивый умыкнули, Отто, — с сожалением сказал он, увидев командира разведчиков. — Представляете, как ловко? Дверь была закрыта на замок, и часовые никуда не отлучались. Элемент мистики я отметаю напрочь, значит, кто-то знает способ, как можно проникнуть в могильник и без нашего входа в штольню. Смешно, правда? А мы, наивные, были уверены, что «кора» этих камер является монолитом.

— И что, лаз уже нашли? — поинтересовался лейтенант.

— Нет его, — беспомощно развел руки в стороны гауптман, — нет! Мы обшарили все, никаких следов. Я даже не знаю, что теперь и делать? Отправил Эрвина с помощниками перетрясти конские кости, собрать и описать побрякушки, что там лежат. А что еще остается, Отто? Скоро приедут «тыловики», не говорить же им, в самом деле: «подождите, ребята, у нас тут кое-что потерялось»?

— Хм, — улыбнулся лейтенант, — а если не говорить?

— То есть?

— Мы все, — Гафн покосился в сторону прохода, из которого доносился шум копошащихся в конских костях солдат, — если надо, даже присягнем в том, что мечей здесь было всего четыре. Четыре малых и один большой. Всего пять. Подумайте, Винклер, даже если и просочится как-то правда, то всегда можно отовраться «ошиблись при пересчете». Эти упакуем, опишем и дело с концом. Не придется бегать — сбивать ноги, поднимать лишний шум…

Это, казавшееся на первый взгляд безумным предложение, вдруг отрезвило гауптмана. «А ведь и в самом деле, — думалось ему, — хорошая мысль! Четыре меча и тот, большой — пятый. Сейчас разберемся с этими конскими копытами и бляшками, вытащим все под яблоню, упакуем, описи в планшет и останется только дождаться «тыловиков». Пусть все сравняют здесь с землей, к чертовой матери! Вместе со всеми тайнами…»

Винклер пребывая в глубокой задумчивости, отряхнул фуражку, которую держал в руках. Его рост не позволял ходить в могильнике в головном уборе. «Никто из солдат не должен проговориться. Им вообще начихать на то, что мы здесь нашли, главное, чтобы работы здесь продолжались подольше…»

И тут в голову Винклера забралась совсем уж крамольная мысль: «а не сами ли солдаты устроили эту пропажу, думая, что офицеры будут вынуждены тут же придержать «тыловиков» на несколько дней? Да они же перевернут здесь все вверх дном, стараясь отыскать этот чертов меч, украденный ими же! И все это лишь для того, чтобы еще немного побыть здесь, а не отправляться на фронт!

Ну что же, в таком случае, предложение Гафна просто оптимальный вариант. Придется и в самом деле замять этот маленький инцидент, дождаться «тыловиков» и! Все шито-крыто…»

Винклер глубоко вздохнул. Странно, но сейчас его не раздражал даже противный, въевшийся в форму запах дыма от керосиновых ламп. Тревожные мысли как-то сами собой начали улетучиваться, а колючий и неуютный мир, снова облачаться в приятные, теплые тона.

Вдруг из бокового хода появился перепуганный Боммель:

— Господин гауптман, — нерешительно произнес он, — там, под костями… Мы нашли ход.

Винклер резко рванул с места и оказался в соседней камере быстрее самого Боммеля. Солдаты уже практически полностью разобрали нагромождение лошадиных костей, сложив их и высохшие кожи животных по углам отдельными кучами. Здесь же стояли два артиллерийских ящика без внутренних ребер, усланные на дне сеном, в которых были сложены поднятые наверх из углубления в полу драгоценные украшения конской сбруи.

— Не меньше пяти лошадей, — прокомментировал из-за спины глубину очищенной ямы подошедший Боммель, — яма казалась небольшой, а вышла в человеческий рост. А вот тут, — он осторожно перешел к левой стороне и указал рукой вниз, — в тени, лаз. Мы за костями его сразу и не заметили. Начали разбирать завал от входа, так ведь проще, а добрались до дальней стенки, сразу же увидели, что есть дыра. Мы решили, что вам с лейтенантом пока не нужно было мешать и за это время немного расчистили этот лаз. Кости раздвинуты, гер гауптман, — сразу же уточнил Эрвин…

— Что это значит? — не понял Винклер.

— Мы думаем, — будто, между прочим, заметил Боммель, — кто-то пришел по этому ходу, взял меч и ушел обратно. Наверное, по какой-то причине он думал, что мы не станем разбирать эти кости.

— Значит, — оторвал, наконец, взгляд от ямы гауптман, — туда можно идти?

— Можно, — добродушно согласился шахтер, — но я бы не стал. Вы же знаете мое отношение к подземным духам?

— Эрвин! — едва сдержал себя командир спецгруппы, чтобы не взорваться. — Что вы несете?! На кой черт духам мог пригодиться вполне реальный, материальный меч? Глупости. Это сделал человек! И…, и нам срочно нужно туда пройти…

— С керосинками? — удивился шахтер.

Винклер, в любой момент готовый спрыгнуть в яму и лично попытаться проникнуть в ход, вдруг замер на месте. Спешка в таком деле могла стоить очень дорого. Отыскав глазами среди солдат фигуру Гафна, он спросил:

— Отто, сколько у вас электрических фонарей?

Разведчик глубоко вздохнул и ответил только после паузы:

— …У нас …всего четыре пехотных «Pertrix 679L», и у подкрепления, кажется, я видел еще три. Но я не стал бы надеяться на то, что это нас здорово выручит.

— Почему?

— Батарейки, гауптман, — признался лейтенант, — они имеют свойство садиться, а менять их тут было негде и некому.

— Что же делать, черт подери!? — вознегодовал Винклер. — Мы теряем время!

Разведчик медлил недолго:

— Поступим так, — поворачиваясь к выходу, заключил он, — сейчас я позову и отправлю в эту дыру несколько своих людей. Соберем все фонари и отдадим тому, кто пойдет первым. Пока схожу за людьми, вы найдите нить, или крепкую, тонкую веревку. Можно даже ту, которой ребята, отданные под команду Боммеля, опечатывают ящики. Нужно связать бойцов меж собой, ведь никто не знает длины этого хода. Солдаты поползут цепочкой и будут на расстоянии слышимости голоса сообщать нам то, что будет видеть первый из них. Других идей у меня нет…

— Отлично Отто, — согласился с решением лейтенанта-разведчика Винклер, — тогда все остальные берем ящики, выносим их на улицу и остаемся там! Боммель! Принесите бухту с веревкой и попросите у приданных сил отдать нам все фонари, скажете — я приказал.