Глава 33

З/к Мотыгин уже третий день не получал синяков. Он их называл маленькими океанами. И когда его били, он утешал себя мыслью о том, что он страдает за воду.

А вода отвечала ему взаимностью, и Мотыгин испытывал жажду.

Мелкие капли, посланные Мотыгиным в качестве гуманитарной помощи (хотя дождь в холодную погоду — это так себе помощь, всё равно что помогать богатому деньгами), стучали в стекло и норовили попасть на небольшой столик, лаконичного своей малозначительной пустотой.

Один наш попутчик был скуп на слова. Очевидно, поэтому ему было лет семьдесят, не меньше.

На нижней полке располагалась девушка, наша ровесница. Вид у неё был правильный, какой свойственен примерным комсомолкам. Мы с Серёгой на её фоне здорово контрастировали. Кажется, мы её даже несколько смущали. Впрочем, мне было всё равно, потому как я из кармана достал заветный томик Чехова и устроился под потолком купе. А вот Серёга явно чувствовал себя неловко. Однако ему удалось прервать молчание какой-то репликой, суть которой я уже успел растерять за чтением. Девушка, опять-таки демонстрируя свою правильность и аккуратность, не смогла не поддержать разговор. Вскоре они оба забыли о своём стеснении и щебетали весьма оживлённо. Долетали до меня лишь обрывки фраз. Они не могли достичь меня целиком — я изголодался по чтению. Из подслушанного могу пересказать только то, что ей восемнадцать, а она сама направляется в «Артек».

— Нужно заблаговременно туда приехать, чтобы успеть оформиться. Ведь там в вожатые абы кого не берут. «Артек» — это имя!

А вот род её деятельности я определить так и не смог. По идее, она должна быть студенткой, однако в это время ещё идёт учёба. Или я чего-то не знаю. А зачем мне это, собственно говоря?

Поезд будто бы никуда не спешил — он съедал людей один за другим. Потом — процесс пищеварения. Потом — высадка в конечном пункте. А кого-то не переварят где-нибудь под Воронежем.

— Давайте играть в карты! — предложил дед, однако его никто не слышал. Даже я его не слышал, что он сказал. Я лишь предложил один из бесконечного числа вариантов фраз, которые он мог издать. Я озвучивал его. Должен заметить, что ему мой голос совершенно не идёт. Но альтернативы не было — дедом всё равно никто не интересовался. Да и я не очень. Но меньше, чем все остальные.

Под потолком сигнал Владимира Ильича принимался лучше и отчётливее. Он первым вышел на связь:

— Что, батенька, намереваетесь пахать на благо всего трудового народа?

— Собираюсь, Владимир Ильич, собираюсь.

— И кто же будет оценивать твои старания, Митенька?

— Я.

— Ишь какой! И какая у тебя самооценка?

— На уровне середины. Не завышенная и не заниженная.

— У ты какой. Сам он себя оценивает. Это я должен тебя оценивать!

— Почему?

— Я — это ты.

— А я кто?

— А ты — дед с соседней полки, который своим нытьём разогнал всех клопов с матраса.

— И что же мне делать?

— Тебе найдут применение.