Глава 24

А вот по улице идёт какой-то недопионер. Пионер, конечно, условный, потому как никаких опознавательных знаков на нём нет. Единственное, что из него горлопанило в громкоговоритель — громкость. Он уже успел отучиться, наверняка сделал домашнее задание и, быть может, даже сходил на кружок авиамоделирования, а теперь спешит выполнить свою гражданскую обязанность с мусорным ведром в руке.

— Владимир Ильич, а вам нравятся пионеры?

— Конечно, батенька. Они весьма и весьма полезные. Мне нравятся полезные люди.

— Чем же полезны пионеры?

— У них маленькие зубы.

— Им нужно питаться три раза в день?

— Мы же хотим воспитать здоровое поколение.

— И патриотически настроенное?

— Разумеется.

— А что, если им съедать ваши портеры?

— Я невкусный — от меня одни идеи остались. Ешьте Хрущёва.

Серёга быстро заприметил, что в мусорном ведре у пионера лежит бутылка из-под кефира:

— Куда идёшь, пионер?

— К помойке, дядя.

— А отдай мне бутылочку.

— А зачем тебе, дядя?

— А я — весёлый молочник.

— Вы — товарищ Ленин?

— Нет, а с чего ты взял?

— Нам в школе говорили, что за всё, что у нас есть, мы должны сказать спасибо товарищу Ленину.

— Дай бутылочку, пионер.

— А зачем тебе, дядя?

— Понимаешь, пионер… Вот ты коллекционируешь что-нибудь?

— Марки.

— Ма-а-а-арки. Во-от. А я коллекционирую бутылки. Знаешь, сколько уже собрал? У-у-у, не сосчитаешь!

— Неужели у тебя, дядя, нет бутылки из-под кефира?

— Такой — точно нет.

— Нууу, раз для коллекции…

Мальчик с некоторой неохотой отдал бутылку.

— Спасибо, пионер!

— Пожалуйста, дядя.

Я окинул взглядом улыбающегося Серёгу:

— Тебе зачем бутылка?

— Эх ты. Вот умный человек, а таких простых вещей не знаешь. Мы с тобой насобираем бутылок. Одна бутылка — двадцать копеек. Сколько там билеты стоят?

— Тридцать рублей штука.

— Тааак-с… Ну-ка посчитай, сколько бутылок нам надо собрать, чтоб купить два билета.

Пришлось вспомнить элементарные математически навыки. Путём нехитрых вычислений я пришёл к следующему выводу: нам нужно было три сотни бутылок, чтоб заработать на билеты.

— Да где же мы столько возьмём?

— Ну, давай вместе кумекать. Где может быть много бутылок?

— В помойках, там, в урнах всяких…

— Верно. А где много урн?

— Там, где много людей.

— А где много людей?

— Да они везде.

— Хочешь сказать, у нас вся страна — урна?

— Бери выше.

— Мир?

— Ещё выше.

— Куда уж выше?

— Чтоб ты знал, вселенная появилась из мусора. Понимаешь меня?

— Понимаю.

— Что ты понимаешь?

— Что есть тот, кто первым выбросил мусор. Тоже пионер, поди.

— Так что там с бутылками?

— Здесь же много парков. А культурные люди пустые бутылки с собой не таскают, а кладут их в урны.

— Это же мы сколько времени с тобой потратим?

— Ну ты же не хочешь устраиваться на нормальную работу. Да и нет смысла — мы ведь здесь ненадолго.

И мы пошли. Совершенно не ориентируясь на карте, мы довольно быстро добрели до парка. Впрочем, сдаётся мне, в Москве много парков: большой город, центр, да и опять-таки эти чёртовы девятиэтажки… Тут, наверное, мусора немеренно.

Вечер сужался в наших глазах и массировал пульсирующие от ветра веки. Зябко.

Удовольствие так себе. Серёга довольно проворно просматривал содержимое урн, ловко перебирая руками газеты, фантики, окурки и всевозможные отходы. Я же сначала брезгливо отделял одно от другого. Серёга меня пристыдил:

— Гляди-ка, какой барин! Скажу тебе, это ещё не самое унизительное занятие. Я понимаю, неприятно, конечно. Но чем раньше расправимся, тем будет лучше.

Серёга где-то нашёл ящик, и всё нашу добычу мы складывали туда. Постепенно я стал втягиваться и игнорировать позывы ленинградской аристократичности. Обидно, что не все бутылки от хозяев своих долетали до урн — много мы обнаруживали в траве. Удивительное дело, но мне всегда хотелось загадить загаженные места ещё больше. От обиды, что ли. Неприятно жить в отсутствии сознания в соседних плоскостях. Однако парк не казался мне неухоженным. Даже на минутку появилось ощущение, будто найденное нами — это мусор, оставленный за сегодняшний день.

Пятьдесят три бутылки.

Винные, пивные, молочные, лимонадные.

Но всё ж таки бутылки.

Я перевёл стеклотару в денежный эквивалент, и у меня вышло десять рублей шестьдесят копеек.

Прохожий подсказал нам, где находится пункт приёма.

Он ещё не был закрыт, хотя у безразмерной тётечки, принимавшей наш улов, явно был соблазн перевернуть табличку, возвещавшую посетителя о статусе работы, обратной стороной.

Правда, три бутылки она забраковала. Мол, битые. Мы такие даже не поднимали, но у меня не было никаких сил спорить с ней. Она дала нам червонец, и мы со спокойной совестью удалились.

Серёга взял у меня красно-розовую бумажку с портретом Ленина.

— Давно я такие деньги в руках не держал.

— Ещё бы. Таких денег раньше и не было. Поменяли нынче.

И тут нам навстречу вышел милиционер, который если не глазами, то фуражкой наверняка зацепился за нас.