Глава 10

Небо растягивалось от Камчатки до Калининграда, едва задевая и нас.

З/к Мотыгин смотрел на небо сломанными глазами и не понимал главного: оно принадлежит не «Аэрофлоту», не Верховному Совету СССР и даже не космонавту Гагарину. Оно — проекция океана. Либо тонешь внизу, либо наверху. Остаться в живых невозможно. И от океана до неба будет тянуться огромное тире. Для Мотыгина было важно то, что небо отражалось в его тарелке с кашей. Её совсем немного. Но она есть. Счастье.

А на электрических тронах сидели люди и говорили о серьёзных вещах. О серьёзных материальных вещах, разумеется, для которых в Москве прорубили персональную ветку метро от Кремля до Кремля. Катаются, катаются, катаются… И не знают, что катаются они по единственной станции, да и то конечной.

— Владимир Ильич, вы спите?

— Мне спать по документам не положено.

— По каким таким документам?

— По свидетельству о рождении.

— Владимир Ильич, как отсюда выйти?

— Середин, это ты?

— Да, это я.

— А зачем ты ко мне пришёл?

— Это вы ко мне пришли.

— Разве?

— Да. Пришли и спите.

— Так что ты хотел?

— Как отсюда выйти?

— Прямо по коридору и в окно.

— Почему здесь нет дверей?

— Нас сбрасывали с вертолёта.

— А кто?

— Не знаю, кто им управлял. Но вместо верёвочной лестницы была борода Карла Маркса.

— Владимир Ильич, что вы сделали?

— Что я сделал?

— Зачем вы захватили вертолёт?

— Я знаю, что с ним делать.

— Что?

— Привозить, заполнять, заполнять, заполнять, возводить первый этаж, второй, третий, потом уплотнение, потом вывернутые наизнанку телефонные будки, потом одетые задом наперёд здания, потом причёсанный Хрущёв. Понимаешь?

— Кажется…

— Нет, тебе не кажется. Есть две стороны света — запад и западня. Где мы находимся?

— Не знаю.

— Географически?

— Трансцендентно.

— Тогда ответ очевиден.

— Ну вот.

— А что делать?

— Будь достойным сыном своего отечества.

— Приёмным?

— Каким придётся. У отечества нет любимых детей.

— А какие есть?

— Желанные и нежеланные.

— А какой я?

— Спроси лучше, какие вы.

— Какие мы?

— Ой, лучше не спрашивай.

— Владимир Ильич, мне идти?

— Стой.

— Вы ещё что-то хотели?

— Нет, просто стой на месте. Всё.

Я оглянулся по сторонам. Огонь охватывал мои глаза и съедал солнце. Было совсем не больно. Но очень хотелось плакать.

— Серёга, что-то холодно.

— Сезон забытых дождей.