Глава 32

— Гражданин!

Сердце заколотилось бешено-бешено, а глаза не желали открываться.

— Гражданин! Я к вам обращаюсь!

Я осторожно приоткрыл один глаз, опасаясь увидеть то, чего боялся.

А чего я боялся?

С каждой минутой, проживаемой мной с какой-то особой чувствительностью, я ощущал, что я боюсь всё больше и больше.

— Гражданин! Возьмите пирожки!

— Зачем?

— Это ваш долг, как гражданина.

— Какого ещё гражданина?

— Соююююз нерушииимый респуууублик свобоооодных…

Досель не разбуженный Серёга лениво встал со скамьи, ещё не разлепив глаз.

— Вы что, не хотите помочь экономике родной страны?

— Давайте ещё сбор денег на её лечение соберём.

— Плохие у вас шутки, гражданин.

— Шучу, конечно. Её болезнь неизлечима. Наступит время — умрёт в страшных корчах.

— Написать бы на вас донос.

— Я поставлю свою подпись.

— Идите к чёрту.

— Я от вас привет передам.

Или не боюсь? Боялся бы — не говорил так. По крайней мере, я ещё держу себя в форме.

Вдалеке я увидел часы — пять минут двенадцатого.

Даже неловко стало. Иначе бы и не поднялись.

Я растолкал Серёгу, и мы направились к месту отправлению.

До прощания с Москвой оставалось немного меньше часа. И до сих пор я не могу понять: то ли она не стала нам открываться, то ли мы не умеем читать, то ли она действительно такая похожая на любой советский город, в котором мы были. На любой крупный город, имею в виду.

Сколько живу, а до сих пор не понимаю, какое удовольствие жить в музее? Восхищаться тем, что живёшь в городе со зданиями, которым по двести, триста, четыреста лет, — это так смешно. Никого в эти апартаменты не пускают, носятся с ними, как куры с яйцами, тратят огромные деньги на их содержание, а для чего? Чтобы они простояли ещё век. И ещё один.

Я себя считаю культурным человеком. У меня даже высшее образование есть, пусть и неоконченное. Но страшнее всего, когда некогда полезное сооружение превращается в музей. Это как бы признание его непригодности. Хорошо, что людей хоронят. Дают им покой. А здания… Их время продолжают растягивать, и единственной их ценностью остаётся долголетие. Сомнительное достижение, правда?

И обилием этих достопримечательностей города сходны между собой. Заезженностью этих достопримечательностей, если быть более точным. Ну и безликими девятиэтажными домами. Меняй названия городов, а они остаются такими же обыкновенными и заурядными. Едва ли им уже что-то поможет.

Сейчас наши паспорта проверят, и я скажу: «Прощай, Москва!».

— Мы с тобой и не здоровались.

— Потому что ты была только перевалочным пунктом.

— Это повод так по-хамски со мной обращаться? Поэтому тебе и не рады нигде. Знаешь, чего ты боишься?

— Чего?

— Ты боишься, что ты здесь останешься.

— Но я же сейчас сяду в поезд и доеду на нём до Краснодара.

— Это кольцевой поезд.

— Что это значит?

— Ты видел кольцо?

— Видел.

— Знаешь, где конец у кольца?

— Нет.

— Ну вот и весь разговор. А то прощается он со всеми. Гляди, какой галантный кавалер.

— А ты — базарная баба.

— Я баба оттого, что ты подхода ко мне не имеешь. Найдёшь подход — буду женщиной.

— Сложная ты.

— А тебе простых подавай. Умей искать скрытые смыслы, голубчик. Увидимся!

И Москва оставила окно в купе открытым.