Глава 8

Вскоре Серёга вышел наружу. Дождь к тому времени уже заканчивался.

— Ты на зону хочешь?

— Кто ж хочет?

— Бездомные, например.

— Ну так мы не бездомные — у нас просто дом везде. Так ты чего про зону спрашиваешь?

— Ты радио слушал?

— Да какое там. Я же писал письмо.

— Если говорить вкратце, то безработных сажают теперь.

— За что?

— Ну мы же никакую пользу стране не приносим.

— А сами по себе мы не ценны?

— Очевидно.

— Просто мы уже б/у.

— Короче, если мы не будем работать, то нас посадят.

— Предлагаешь вернуться в Ленинград?

— Разве мы для этого проделали такой путь?

— А где мы?

— Да шут знает. Потом пойдём на станцию — посмотрим.

Пива бы сейчас.

Мы бродили, как бездомные улитки, ощущая тяжесть обстоятельств, но не имея возможности скрыться за ними.

Тотальная лужа.

Безысходное равнодушие.

Идёшь и думаешь: «Заболею или не заболею? Это даже любопытно». Играешь с самим собой. Делаешь ставку. И непременно проигрываешь. Ибо что? Не пытайся выиграть у природы. Бесполезно. По этой причине и происходят наводнения и землетрясения — человека становится слишком много: он пытается показать себя в качестве вершины эволюции, ну чуть что, сразу падает на глубину Мариинской впадины.

Бедная Марианская впадина. Она стала пристанищем для огромного количества хороших людей. А плохие… Плохие всегда на поверхности.

Серёга шмыгнул носом.

— А ты когда-нибудь был в пионерском лагере?

— Меня выгнали из пионеров. Мама старательно разучивала со мной по вечерам клятву пионера. Она хотела, чтобы я стал партийным функционером. Говорила мне: «Будешь сначала пионером, потом комсомольцем, потом вступишь в партию и, если будешь учиться, станешь таким же, как товарищ Хрущёв. Все тебя уважать будут». А я не хотел быть пионером. Я хотел быть простым ребёнком, без выполнения каких-то обязанностей. Да и галстук красный мне никогда не нравился. Но в ту пору я не хотел расстраивать маму, поэтому нехотя повторял за ней слова клятвы. Но нутро бунтарское взяло своё. Однажды на уроке мне задали вопрос про Ленина, на который я не мог ответить, потому что совершенно им не интересовался. Мне поставили двойку. А я от обиды на перемене побежал в коридор и вытолкнул небольшой такой бюстик Ленина в окно. Из пионеров меня выгнали тут же. Из школы, кстати, тоже. Мама долго ругалась, но больше ни к чему не принуждала. Как будто бы поняла, что это бесполезно. А ты к чему спрашиваешь?

— Просто я никогда не был. Я хотел. Очень хотел. Но каждое лето, когда другие ребята уезжали в лагерь, меня отвозили в деревню к бабушке. Она одинока. А я был для неё единственной отрадой. Сами родители ей времени практически не уделяли. Поэтому отправляли меня. А мне очень хотелось бы побывать.

— Летом там хорошо, должно быть.

— Море, свежий воздух, много общения.

— Произносишь и смакуешь?

— Есть такое.

— Бедный ребёнок.