Глава 11

— Опять зайцем поедем?

— Так ведь не на что.

— А если ссадят?

— Ну, контролёры долго идут. Мы можем высаживаться каждые две станции и ждать следующую электричку.

— Слишком долго. Давай попробуем так.

Мы лениво поплелись на перрон, изнурённые дождём и охваченные возникшей из неизвестности усталостью.

Было немноголюдно. Аборигены явно не стремились в столицу, предпочитая вести спокойный образ жизни. Редкие человеческие голуби переминались с одной ноги на другую, неспособные найти для себя более достойного применения.

Я оглядел одного из них.

— Пурр.

Я взглянул на часы, размещённые на столбе, и ответил:

— Без четверти три.

Голубь послушно кивнул и ответил:

— Пурр.

Я кивнул в ответ и отошёл в сторону.

Серёга, опёршись на столб, читал газету «Правда».

— Ты где «Правду» взял?

— В урне лежала.

— И давно ты роешься в мусоре?

— Там можно найти много интересного, если захотеть.

Я подошёл к урне. Она была завалена газетами.

Действительно много интересного.

Вдали гудела электричка, возвещая о своём пребывании. Посыл этого сигнала был для меня отнюдь не очевиден. Лёгкий оттенок презрения. А дальше — вольная интерпретация. У меня самого два варианта на этот счёт: либо «ну что вам всем дома не сидится?», либо «ну что вы все в эту Москву попёрлись?».

«Правда» вернулась по месту жительства.

Мы с Серёгой нашли временный приют рядом с плотным мужичком лет пятидесяти. Мужчина был интересен тем, что при своей весьма заурядной внешности он вёз с собой авоську с четырьмя бутылками водки.

Опыт путешествия (который насчитывает, слава богу, уже не один месяц) и изучения своего соотечественника, чётко показывал, что большое количество спиртного может позволить себе либо представитель интеллигенции, либо видный партийный работник. Потому что со стоимостью «Столичной» в три рубля двенадцать копеек много не выпьешь — на что-то надо жить. А во-вторых, совершенно очевидно, что за четыре бутылки водки жена рядового рабочего фабрики «Эсэсэсэрочка» Иванова открутит своему благоверному голову, потому как дальнейшая деятельность его будет после такого количества спиртного парализована, что рождает риск увольнения, лишения зарплаты и других неприятных последствий. Но наш сосед был не из тех, кто мог себе позволить такую роскошь. Он был недостаточно хорош для этого. От него не пахло поэзией. Иные выглядят пропитыми насквозь, но от них разит, если не сказать воняет лирикой и эстетикой. А есть те, что хорошо одеты и у которых спирт сосредоточен только в их одеколонах, не принятых вовнутрь, а использованных по назначению, но от них поэзией даже не попахивает! Такие люди подобны тухлой рыбе без запаха. Сей же мужчина являл собой загадку и представлял необычайное любопытство. Мне вменялось ответить на два вопроса, заданных мной и адресованных тоже мне. Первый: чем он занимается, что может позволить себе пить так много? Второй: почему в таком случае он одет плохо и совершенно безвкусно? Так когда-то одевался Серёга.

— Инвентаризатор!

— Да-да?

— Пройдёмся по списку. Нам нужно разобрать этого товарища по частям. Что ему дало государство?

— Всё!

— Само собой разумеется. А если говорить конкретно?

Он развернул передо мной папирус, в котором я видел только непонятные иероглифы, и стал читать громко, да настолько громко, что я попросил его умерить своё желание говорить во всеуслышание:

— Сапоги резиновые — одна пара;

— Брюки поношенные — одна штука;

— Тельняшка с пятном на животе — одна штука;

— Плащ с дыркой, являющейся следствием потушенной об одежду сигареты, — одна штука;

— Запах сала — семьсот граммов.

Я поблагодарил его за работу, отпустил и действительно почувствовал запах сала, такой противный и такой омерзительный, особенно в тёплое время года.

Но я был приветлив, как и полагается быть достойному сына своего отечества.

— Здравствуйте!