Багряная Арена

Мы стояли посреди иссушенной пустыни на открытом пространстве, но я не чувствовала себя свободной — пустыня по-прежнему не отпускала нас. Носился, врезаясь в тело и взметывая сухой пепел-пыль, ветер, и даже он, даже ветер здесь был сухим и жестким, как старый прошлогодний лист, залетевший с осени в оконную щель.

Мне было жарко и больно, сапоги натерли ноги, и саднили многочисленные ранки, а пистолет оттянул руку. Но я терпела — нечего ныть.

Небо так и затянули серыми клубами грозовые облака, но грозы тут не дождешься, даже маленького дождичка не будет. Это — Багряная Пустошь, мертвая планета. Здесь нет ничего, кроме этой пустыни, здесь нет даже воды.

Отныне здесь ничего больше и не будет.

Бой, казалось, был окончен, однако я чувствовала разлитую в воздухе незримую угрозу, как будто она исходила от самих мертвых рассыпающихся камней, колючего раскаленного песка под ногами, сухого ветра. За кажущимся одиночеством таилась смертельная опасность.

— А может, они внизу, под землей? — Я топнула, сапог увяз в песке. Дэннер зубами затянул узелок повязки и ничего не ответил. Ему было тяжело говорить и тяжело завязывать, но любую мою помощь он отвергал — гордый. Он уже все рукава оборвал на повязки — одна красовалась на моем разбитом лбу, пропотевшая, пыльная, окровавленная. Вторая туго перетянула его бедро. Рана была неглубокая, но при таких условиях грозила серьезным воспалением. Третья — свеженькая заняла свое законное место поперек ладони. Капитан передернул обожженными плечами и непроизвольно скривился. Я и тут смолчала.

— Идем вперед, — предложил Дэннер, первым делая шаг в обход потрескавшейся скалы, за которой мы стояли. Впереди и чуть левее дымился наш подбитый катер. Взорваться ему не грозило, но и летать он больше не мог. Я догнала Дэннера и, стараясь не хромать, зашагала рядом.

— Куда мы?

Капитан снова пожал плечами.

— Я не знаю, — ответил он, и даже улыбнулся, чтобы подбодрить меня. — Просто вперед. Не стоять же нам на одном месте.

Я споткнулась о камень и едва не взвыла, но улыбнулась в ответ.

— Мы можем так ничего и не найти...

Мне просто не хотелось никуда идти. Ничего уже не хотелось. Разве что, упасть и умереть.

— А можем и найти, — спокойно возразил Дэннер, поправляя ремень, на котором висела старенькая винтовка. — Здесь есть люди, Ласточка.

— И где они? — пробурчала я, но тут Дэннер остановился, перегородил мне дорогу и ухватил за плечи. Встряхнул хорошенько.

— Если мы здесь останемся — мы умрем. Ты этого хочешь?

— Хочу… — почти честно выдохнула я, глядя вниз, на свои пыльные сапоги. Глаза воспалились и слезились от песка и пыли, и поэтому сапоги расплывались.

Дэннер, казалось, несколько растерялся от моего ответа и отступил на шаг. Затем вдруг обнял меня за плечи. Рубаха на нем остро пахла потом и кровью. Нашей или чужой — не знаю.

— Ты чего?.. Не надо умирать, немного осталось… — быстро и тихо заговорил капитан. — Мы же победили. Ну?.. Победили ведь?..

Я с трудом заставила себя кивнуть, зная, что это он старается меня расшевелить. И почувствовала, как сильные руки гладят мои волосы — пожалуй, резко, грубо и немного даже больно, я знала, что он сам едва держится, и руки у него ощутимо дрожали от усталости.

— Значит, пора возвращаться, — уверенно резюмировал Дэннер. — Нас ждут с отчетом.

Я не удержалась от улыбки. Просто так — а ведь не поспоришь. Пересохшие губы кольнуло быстрыми иголочками.

— Пойдем. — И Дэннер потянул меня за руку.

Мы шли на заходящее солнце, чтобы не потерять направление, а заходило оно медленно, казалось, прошло несколько часов. Должно быть, так оно и было. Солнце будто зависло в небе большой тусклой монетой, окрашенной пылью в багровый цвет, занимая собой пол-небосвода. Оно будто тупо глядело на нас, ожидая, когда мы, наконец, куда-нибудь придем, чтобы можно было закатиться спать. Становилось все холоднее. К ночи, если не будем двигаться — замерзнем насмерть. Я совсем потеряла ориентацию и механически брела за Дэннером, проваливаясь в песок при каждом шаге, но больно уже не было, или я просто утратила ощущения. Когда в глазах совсем темнело, я начинала считать шаги, и сильнее сжимала его руку, стараясь особо не тревожить рану у него на ладони. Казалось, этот путь длится целую вечность, и никогда не закончится, но я упрямо повторяла себе, что это иллюзия, что мы непременно куда-нибудь придем, и что-нибудь найдем, но с каждым шагом становилось все труднее убедить себя.

И вдруг мы остановились. Настолько резко и неожиданно, что я по инерции шагнула вперед, и едва не упала, потому что Дэннер все еще держал меня за руку. Говорить не было сил, и я вопросительно посмотрела на него.

— Взгляни. — Капитан указал себе под ноги. — Наши следы.

Мне показалось, что вот теперь я точно умру.

— А вон там наш катер.

Мотор уже не дымился. Хромированная обшивка быстро покрывалась инеем. Я обернулась и невольно застонала. Затем вдруг ноги подкосились, и я без сил рухнула на песок. Дэннер пошатнулся и ухватился за скалу, но проследил за моим взглядом и выругался.

Солнце висело за спиной.

— А это точно не морок?.. — с какой-то безумной надеждой прошептала я, разумея катер. Он сиротливо валялся в песке, словно замерзший щенок, и его было жалко.

— Это шли мы за мороком, — сдержанно отозвался Дэннер. Затем вздохнул и протянул мне руку. — Вставай. Ночью не пройти. Идем в катер, там отопление есть.

— А днем мы зажаримся заживо, — из последних сил возразила я.

— А ночью хищников полно, — легко покрыл мой последний козырь Дэннер.

Я ухватилась за его запястье, и он помог мне подняться. Боль навалилась с новой силой. В довершение ко всему, кошмарно болела голова. Но на катере была еда, ванная, отопление и теплая постель. И свет. Теплый электрический свет, не багровый. Может, от него, от здешнего, голова и болела. А может, от удара. Или от пыли. И в этот момент раздался голос.

— Я так полагаю, вы уже поняли, что уйти не удастся?.. Прекрасно. В таком случае предлагаю сыграть в игру.

Повисла пауза. Голос звучал будто отовсюду сразу и отдавал эхом. Молчание нарушил Дэннер.

— Какова ставка?

— Рад, что ты сообразил! — жизнерадостно отозвался голос. — Все просто: ставка — ваша жизнь. Сможете пережить эту ночь — отпустим.

Словно говорили сами скалы, сам песок. Или издевательски-неподвижное солнце. Мы чертовски ошиблись, когда решили, что это мертвая планета.

— Да, одно условие: ваш летательный аппарат в игре не задействован.

Я только ахнула. Взметнулся вихрь песка, погребая катер под собой, и спустя несколько секунд на его месте темнел очередной бархан. Отовсюду вдруг разлился смех — невидимые серебряные колокольчики, бесплотные переливы неизвестных голосов.

А потом тот же, первый, голос, многократно усиленный, торжественно заговорил:

— Сегодня на Арене мы приветствуем Дэннера Черного Волка и Аретейни… просто Аретейни. Кто победит в Игре — зависит только от них самих… ну, и от Арены немного. Да здравствует Игра!

Откуда-то зазвучали фанфары, и я потеряла сознание.

— Очнись!

Я открыла глаза — тут же резанула боль. Над головой зависло тусклое багровое солнце.

— А как же Игра?.. — невольно пробормотала я, поворачивая голову набок и созерцая все тот же надоевший песок. Дэннер сидел возле меня, облокотившись о скалу и положив винтовку на колени.

— А мы уже выиграли, — зло сказал он. — Это следующий раунд.

Я оглянулась на катер, но он лежал на месте.

— И что мы должны тут делать?

Дэннер поглядел на солнце.

— А ты как думаешь?

Я осторожно вдохнула быстро остывающий воздух, и он немного остудил горящие легкие.

— Все повторяется...

Дэннер мрачно усмехнулся.

— И будет повторяться до тех пор, пока мы тут не сдохнем.

Я застонала.

— Это нечестно!..

— А кто говорит про честность?

Солнце висело. Ветер швырялся песком. Дэннер глядел на небо, положив винтовку на колени, а руки на винтовку. Я лежала на песке, укрытая его курткой. Катер дымился.

— Дэннер?..

— Да.

— Который раунд?

— Двенадцатый.

— Я сдохну сейчас.

— Не сдохнешь. Я же два раунда тому убедился, что от голода тут не окочуришься. Вынь трубку.

Я выдернула тонкую прозрачную трубку из вены. Поддерживала она мою жизнь, или нет, но вены уже были исколоты и воспалены.

— Идем дальше?

Дэннер пожал плечами. Волдыри на них успели превратиться в язвы, и капитан по-прежнему кривился при каждом движении.

— Смысла нет.

— А если скалу сломать?

— Пробовали. Ты не помнишь?..

— Нет.

— Пробовали.

— А что делать будем тогда?

Дэннер вдруг улыбнулся окровавленными губами.

— А ничего.

Я оторопела.

— Что?!..

— Ни-че-го. Будем просто торчать под камнем.

Такое мне в голову не приходило.

— Давай тогда ничего не делать.

Я перебралась к нему поближе, прижалась, и капитан обнял меня за плечи.

— Трубку вытащи.

— Ч-черт!

— Вот именно.

Дэннер поправил повязку на голове, и по щеке побежали свежие алые ручейки. К животу он прижимал обрывок моей рубашки, успевший почернеть от крови, и задыхался. Несмотря на жар, по лицу командира катились градины пота. Он отвернулся и закрыл глаза.

Я охнула и, заставив себя подняться, обхватила его за пояс — осторожно, чтобы не задеть рану. Цикл повторялся снова и снова, и единственное, что в нем менялось — наше состояние. В прошлом раунде командира прижал к скале песчаный медведь, он ударил лапой наотмашь, но удар пришелся вскользь, хотя и легкого касания мощных когтей оказалось достаточно. Дэннер тяжело сглотнул и положил мне руку на плечо — это было все, на что у него хватило сил.

— Ладно, — неожиданно произнес он. — С меня довольно.

Я боялась уточнить. Боялась услышать ответ. В груди похолодело.

— Дай-ка нож, — сказал Дэннер. Я отшатнулась, замотав головой, но в зеленых глазах читалась только привычная спокойная уверенность. Нож у него на поясе. Забыл?.. И хорошо, лучше не напоминать.

Он вспомнил сам. Усмехнулся.

— Ах, да, вот же он. Прости.

— Не вздумай! — В горле пересохло, и я закашлялась. — Ты не должен… — сквозь удушье хрипела я, вытирая слезящиеся глаза. — Ты не можешь… они только этого и ждут… Дэннер...

Он молчал. Когда я подняла глаза, командир не двигался. Ладонь разжалась, и рука упала на песок. Он как будто бы просто задумался, неподвижно глядя на далекое солнце. И нож не понадобился… Я осторожно поцеловала еще теплые, растрескавшиеся губы, усилием воли втолкнула обратно в глотку соленый ком, выдернула нож и, стиснув зубы, изо всех последних сил резанула все еще острым лезвием горло.

— Тридцать пять! Ух ты, почти рекорд. Как ты себя чувствуешь?

Дэннер мягко поднял меня с кресла и сунул в руки чашку с кофе.

— Без сахара, — заверил он. — Доброе утро.

Я обхватила кружку. Эти внетелесные путешествия каждый раз опустошали меня, вытягивали все силы и выжимали, как лимон. Если бы нам хоть оставляли ощущение реальности, но нельзя — какая же это тренировка, когда знаешь, что это понарошку. Поэтому там, в иллюзии, ты уверен, что все взаправду. И я до сих пор никак не могу привыкнуть к пробуждениям после "смерти".

— Тридцать пять раундов! — подошел Святогор. — Поздравляю. Еще немного психологической закалки...

—… годы тренировок… — негромко ввернул Дэннер, довольно чувствительно ущипнув меня за бок.

—… и второй фельдшер Черного Волка будет готов! — победно завершил Святогор, голос которого у меня теперь ассоциировался с голосом конферансье пустынной Арены. Я застонала и, не выпуская из рук чашки, пнула Дэннера в бок.

— Чего?! — праведно возмутился мой муж и будущий командир по совместительству. — Ты сама хотела работать в "Константе"!

— Я ж не знала, что эта Багряная Пустошь такая жуткая… — обиженно пробурчала я, спрятавшись за кофе. Действительно, без сахара. У Дэннера феноменальная память. Я бы не запомнила.

Святогор сочувственно поглядел на меня, присев на краешек кровати.

— Там и похуже бывает. Однако вы одержали победу и продержались тридцать пять раундов Арены — это о чем-то, да говорит. Вы оба молодцы.

Я нервно сглотнула, впившись глазами поверх чашки в живого, здорового, смеющегося Дэннера. А ведь ему, в отличие от меня, пришлось в реальности пережить смерть близких людей. А он сидит себе, смеется. Еще и коньяк из горла хлещет. Мне только иллюзии хватило, чтобы теперь трясло, как осиновый лист. Неделю, наверное, буду посреди ночи вскакивать и проверять, живой ли он. Физические тренировки по сравнению с психологией — детский лепет просто.

Ма-амочки, как же хреново-то...

Зато я будущий Черный Волк. Могу гордиться.

Дэннер поглядел на меня, рассмеялся пуще прежнего и, отобрав кружку, залпом допил мой кофе.

— Вставай, боец, на фехтование опоздаешь, — весело сказал он. Я снова застонала.