Глава XLVIII

Вода прибывала слишком быстро. Она поднялась выше колена, насквозь промочила его сапоги, и кости у дан-Энрикса болели от пронзительного холода. Измерять время было нечем, и от этого казалось, что он пробыл здесь, внизу, целую вечность. Первым делом он втащил свой топчан на Железный стол, прикинув, что в конце концов ему придется забраться повыше, чтобы выиграть немного времени. Он успел обойти подвал несколько раз, ощупывая и простукивая каждую пядь стены, но звук оставался мёртвым и глухим. Крикс снова пробовал кричать и звать на помощь, но в конце концов, совсем охрипнув, должен был признать, что понапрасну тратит силы и срывает горло в этом каменном мешке. Сознание того, что вода продолжает подниматься, не давало ему мыслить здраво. Мысль о том, что он вот-вот утонет здесь, как мышь в ведре, доводила дан-Энрикса до исступления. Вытерпеть все — Кир-Рован, два суда, Железный стол, чтобы в итоге захлебнуться в этой непроглядной темноте, казалось невозможным, возмутительным, безумным. Обойдя подвал кругом и в очередной раз вернувшись к запертой двери, Меченый неожиданно для самого себя ударил дверь ногой.

Дав выход своей ярости, он обнаружил, что уже не в состоянии остановиться. Он продолжал бить окованную дверь с таким остервенением, как будто бы она могла почувствовать его удары, и остановился лишь тогда, когда плечо, которым он ударил по двери, пронзила боль. Дан-Энрикс отступил на шаг, накрыв разбитое плечо второй рукой и тяжело дыша. Он чувствовал себя опустошенным, выжатым до капли и ужасно одиноким. Ощущение было таким, как будто его предали. Тайная магия исчезла и покинула его на произвол судьбы. Нет больше ни Альдов с их наследием, ни Тайной магии, ни Эвеллира — есть только обессилевший от холода и боли человек, стоящий с выбитым плечом посреди темной камеры, которая мало-помалу заполняется водой. Все было кончено.

Дан-Энрикс ощупью добрался до Железного стола — последнего сухого места в его камере — улегся на топчан, сжавшись от холода, и обессилено закрыл глаза. Какое-то время он продолжал слышать монотонный плеск воды о камни и ощущать ноющую боль в плече, но потом все исчезло, и дан-Энрикс погрузился в сон, еще более темный и глубокий, чем тот мрак, который обступал его со всех сторон.

Снова открыв глаза — что, впрочем, было совершенно бесполезным в такой беспросветной темноте — он чувствовал себя замерзшим и очень голодным, но при этом, как ни странно, вполне отдохнувшим. Первым делом Меченый проверил уровень воды и обнаружил, что она поднялась почти вровень с краем Железного стола. Крикс почувствовал нечто вроде проблеска надежды. Если доверять собственным ощущениям, то спал он долго — однозначно дольше, чем кружил по камере до этого. Значит, либо вода теперь прибывала медленнее, чем в начале, либо она достигла определенного уровня и просто не могла подняться выше.

Когда он еще учился в Академии, Саккронис брал пивную кружку, мазал ее краской изнутри, а после этого, перевернув вверх дном, погружал в чан с водой. Когда он снова поднимал ее наверх, краска оказывалась смыта только с верхней части стенок. Архивариус был не на шутку увлечен своими опытами, а точнее, перспективами их применения. Он был уверен, что подобную конструкцию можно использовать для погружения людей на глубину, которая недостижима для обычного ныряльщика, но император запретил испытывать эту теорию на практике, считая, что подобным способом проще кого-нибудь убить, чем совершить великое открытие. Саккронис говорил об этом с таким огорченным видом, что дан-Энриксу не хватило духа сказать ему, что, по его мнению, Валларикс поступил единственно разумным образом.

Вспомнив об этом, Меченый помимо воли улыбнулся.

Их наставник, без сомнения, нашел бы более изящный способ выяснить, насколько быстро теперь поднимается вода — и поднимается ли она вообще, — но Меченый никогда не был мастером по части разных опытов. Поэтому он просто растянулся на топчане и взялся читать по памяти стихи, которые когда-то помнил наизусть, включая несколько баллад Аэдда Энберрийского и полную поэму Хэна Мордвуда — а потом еще раз проверил уровень воды. Он оставался прежним, и дан-Энрикс рассмеялся от нахлынувшего облегчения.

Для человека, замурованного под землей, это казалось диким, но сейчас он чувствовал себя почти счастливым. Вода перестала прибывать, а воздух, без сомнения, продолжал поступать в подвал через какие-то отдушины — во всяком случае, Крикс до сих пор не ощущал ни тяжести в груди, ни сонливости и апатии, ни звона в голове, ну, словом, никаких известных ему признаков удушья. Если он не утонет и не задохнется, то, скорее всего, рано или поздно кто-нибудь придет к нему на помощь. Нужно успокоиться и ждать, и чем-нибудь занять себя, чтобы не поддаваться безнадежности и не сходить с ума.

Вплоть до сегодняшнего дня Меченый сказал бы, что найти какое-то занятие, находясь в полной темноте и не имея под рукой даже листка бумаги — задача из разряда невозможных, но теперь он обнаружил, что в собственной памяти тоже можно найти немало интересного. За следующие несколько часов Крикс успел спеть все песни и баллады, которые знал, и даже попытался перевести на аэлинг те песни, которые слышал в Эсселвиле, но быстро признал, что это ему не под силу. Тут нужен был либо талант к стихосложению, либо на редкость дурной вкус — чтобы не замечать, что получается какое-то убожество.

Покончив с песнями, Меченый начал вспоминать названия, расположение и гарнизоны приграничных крепостей, имперские законы и, в конце концов, даже состав лекарств, которые когда-то смешивал в больнице Рам Ашада или в лазарете в Руденбруке. Он как раз пытался вспомнить, помогает ли разрыв-трава от судорог, или Ашад упоминал этот рецепт, как пример деревенских суеверий, которые по вине равнодушных и безграмотных врачей попали в списки утвержденных магистерией лекарств, когда ему внезапно показалось, что он слышит доносившийся снаружи стук.

Все мысли тут же вылетели у него из головы. Меченый настороженно прислушался, больше всего боясь, что ему просто померещилось. Звуки казались еле слышными, но они повторялись через одинаковые промежутки времени, и сердце у дан-Энрикса подпрыгнуло куда-то к горлу. Меченый вскочил на ноги и закричал, зовя на помощь. В ответ раздалась целая серия торопливых и ликующих ударов. Крикс почувствовал, что на глазах у него выступили слезы облегчения. Он улыбнулся, все еще не смея до конца поверить собственному счастью.

— Монсеньор, вы меня слышите?.. — звучавший где-то в левом углу потолка голос казался гулким, словно человек кричал в колодец. Впрочем, в некотором смысле, так оно и было. Опознать настолько искаженный голос было невозможно, но Крикс почему-то был уверен в том, что наверху не Ирем и не кто-нибудь из тех, о ком он думал, пытаясь вообразить свое спасение.

— Кто вы? — с любопытством спросил он.

— Это Браэн Ниру, монсеньор, — донеслось сверху. — Отлично, я вас тоже слышу. Судя по всему, эта отдушина ведет прямо в подвал. Как вы, мессер?.. Вода все еще поднимается?

— Нет; перестала уже несколько часов назад.

— Сколько вы ещё сможете продержаться?

— Столько, сколько будет нужно. Не волнуйтесь. Я забрался на Железный стол, вода сюда не достает. Лучше скажите, что там наверху?

— Долго рассказывать, — помедлив, отозвался капитан. Этот уклончивый ответ доказывал, что землетрясение было еще не самым худшим из того, что произошло в городе за несколько прошедших суток. — Здесь со мной всего три человека, монсеньор. Потребуется время, чтобы разгрести эти завалы. Если хотите, мы попробуем спустить вам немного еды, но, кажется, эта проклятая отдушина идет не прямо вниз, а изгибается углом. Мне не хотелось бы случайно перекрыть вам воздух.

— Ничего не нужно, капитан, я потерплю. Ответьте только на один вопрос — Олварг напал на город, верно?

— Да, — признался Браэн после неприлично долгой паузы, и Меченому показалось, что он тяжело вздохнул. — Простите, монсеньор… Я не хотел вам говорить, пока вы замурованы в этой дыре, но положение у нас паршивое. Олварг захватил Нижний город и вот-вот захватит Верхний.

Меченый закусил губу. Новости были куда хуже, чем он ожидал, хотя — не зря же Браэн даже не хотел рассказывать, что происходит наверху.

— Понятно. Поспешите, — сказал он.

Снова потянулись бесконечные часы, но, как ни странно, именно теперь, когда его спасение было только вопросом времени, терпеть и ждать было гораздо более мучительно, чем раньше. Крикс успел сто раз раскаяться в своей настойчивости, заставившей его потребовать от Браэна ответа на вопрос об Олварге. Браэн был прав — думать о том, что гвинны уже в городе, и не иметь возможности ничего сделать, было совершенно нестерпимо. У его спасителей, по крайней мере, было, чем себя занять — они работали, не покладая рук, тогда как Меченому оставалось только изводиться от бездействия и время от времени переговариваться с Браэном, который, судя по всему, не слишком верил его бодрым заверениям и считал нужным при любой короткой передышке проверять, что Меченный по-прежнему в сознании. Немного отвлекло дан-Энрикса только известие, что вместе с Браэном пришел Тиренн, и что своим спасением он был обязан его братцу-вору, но изумления хватило ненадолго, и узником снова овладело нетерпение. Не будь вся его камера затоплена водой, Крикс точно начал бы метаться от стены к стене, не думая о том, как глупо понапрасну тратить силы на подобное бесцельное кружение.

Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем казавшийся таким далеким шум приблизился, и Меченый сообразил, что спасатели добрались до лестницы, которая вела в подвал. Крикс спрыгнул на пол и рванулся к выходу, не ощущая даже холода от ледяной воды.

— Браэн, вы там?.. — окликнул он, забарабанив по двери.

— Да, монсеньор. Не бойтесь, мы сейчас вас вытащим!.. — ответили снаружи. Судя по сорвавшемуся на последней фразе голосу, капитан волновался даже больше самого дан-Энрикса. — Нам повезло, замок остался над водой, так будет проще его сбить.

Следом послышались тяжелые удары, которые для дан-Энрикса звучали лучше, чем любая музыка.

— Капитан, может, лучше я?.. — вполголоса предложил кто-то. Кажется, Тиренн.

— Не лезь, — отрезал Браэн.

Еще несколько ударов, потом лязг — и створка наконец-то поддалась, а в камеру ворвался свет, заставивший дан-Энрикса зажмуриться. Он отступил на шаг, прикрыв ладонью обожженные глаза. Мгновение спустя Крикс ощутил, что его поддерживают с двух сторон, как будто бы его спасители были уверены, что он сейчас лишится чувств.

— Мессер, вы можете идти?.. — в голосе Браэна звучало беспокойство и такое неприкрытое сочувствие, что Меченый задумался — как же он должен выглядеть?

— Кончай меня «мессерить», Ниру, — устало попросил он, мысленно приказав себе открыть глаза. Свет, ослепивший его несколько секунд назад, на деле оказался совсем тусклым, но его было достаточно, чтобы Крикс разглядел покрытое каменной пылью и разводами от пота лицо Браэна. — Конечно, я могу идти. Отпусти руку. Я в порядке.

Щека у Браэна заметно дернулась.

— Оно и видно. Ты же весь седой… Ладно, пошли.

Наверх Крикс выбрался без посторонней помощи, но потом пошатнулся и, наверное, упал бы, если бы не привалился к уцелевшему углу стены. Только сейчас, когда самое худшее осталось позади, Меченый ощутил, что провел несколько последних суток в страшном напряжении. Стоило ему оказаться на свободе, как силы разом покинули его.

— Ничего страшного, сейчас пройдет… У тебя есть вино? — спросил он Браэна, стуча зубами. Ниру подал ему свою фляжку и даже отвинтил пробку, но это не помогло — не успев поднести фляжку ко рту, Меченый выронил ее, облив вином рубашку и штаны.

Браэн положил руку ему на плечо.

— Послушай, ты не можешь никуда идти прямо сейчас, — с нажимом сказал он. — Ты на ногах-то не удержишься, не говоря уже о том, чтобы сражаться с гвиннами. Тебе нужно немного отдохнуть, прийти в себя...

— И хоть чуть-чуть поесть, — вставил Тиренн.

— Ладно, — выдохнул Крикс и сел — точнее, сполз на землю по стене, возле которой он стоял. — Давайте я поем, а вы пока что вкратце объясните мне, что происходит в городе.

Слова звучали неразборчиво, поскольку челюсть у дан-Энрикса ходила ходуном. Кто-то из ребят Браэна набросил ему на плечи теплый шерстяной плащ, другой буквально втиснул ему в руку кусок хлеба с сыром. С жадностью укусив подсохшую горбушку, Меченый почувствовал, что зубы у него шатаются, и сплюнул себе под ноги кровавую слюну.

Ниру страдальчески скривился, а дан-Энрикс лишний раз порадовался, что не представляет, как он сейчас выглядит со стороны. Не хватало только начать себя жалеть… в конце концов, он жив и даже почти невредим — в отличие от большинства людей, которые еще недавно жили в этом городе.

—… Штурм Разделительной стены начался на рассвете — мы слышали отсюда шум сражения, когда начали разгребать эти завалы, — докладывал Браэн. — Но уже к полудню стало тихо. Значит, Олварг со всем своим сбродом сейчас где-то в Верхнем городе. Если лорд Ирем еще жив, то он и его люди должны защищать дворец.

Меченый пил вино и медленно, сосредоточенно жевал. Стоило ему проглотить первый кусок, как он почувствовал ужасный голод, но после недавней голодовки лучше всего было съесть совсем немного — иначе он может совершенно ослабеть от сытости. Крикс слушал Браэна и размышлял, что ему делать дальше.

Судя по тому, что сказал капитан, битва за город, в сущности, уже проиграна. А если так, то их единственное преимущество состоит в том, что все считают его мертвым. Стоит Олваргу понять, что Крикс все еще жив — и он бросит против него всех своих адхаров и солдат, но не допустит, чтобы Меченый приблизился к нему даже на сто шагов. Значит, чтобы покончить с Олваргом, придется оставаться мертвым и полагаться только на себя.

C Олваргом обязательно будут его Безликие, но ничего, он что-нибудь придумает… в конце концов, он был разведчиком всю свою жизнь. Вопреки всем стараниям мессера Ирема, пытавшегося сделать из него стратега и военачальника, он всякий раз оказывался там, где нужно было действовать на свой страх и риск — то в братстве Астера, то в Серой сотне, то в Древесном городе… Его учили обращаться с картой и командовать людьми, но его куда больше интересовали тхаро-рэйн и Внутреннее зрение, которым пользовались Призраки. Кто знает? Может, это тоже было волей Тайной магии. Обычно человеку нужно сделать то, что она требует, чтобы понять, почему она требовала от него именно этого.

— Мы идем в Верхний город, — объявил дан-Энрикс, отряхнув с ладоней крошки и с усилием поднявшись на ноги.

Улицы возле магистрата выглядели так, что Крикс едва мог их узнать. Нельзя было поверить в то, что эти мрачные, заваленные трупами развалины — та самая Адель, которую он знал. Город казался одичавшим и безлюдным. Сколько бы Меченый ни твердил себе, что он как раз и должен все это исправить, от вида знакомых улиц у него мучительно сжималось сердце. Сколько раз он ходил здесь в годы своей службы лорду Ирему — веселый и самоуверенный, в компании хохочущих друзей… Осенью эта часть города смотрелась особенно празднично из-за растущих возле ратуши медово-золотистых кленов, зимой здесь стояли балаганы, продавали сладости и разливали горячее вино, а весной вдоль всех домов пышно цвели вишни и сирень. Сейчас эти воспоминания казались сном, увиденным во сне. Реальностью была разбитая и искореженная мостовая, бурые от подсохшей крови камни и довольно ощутимый, несмотря на холод и сырой весенний ветер, трупный запах. Меченый и его спутники держались поближе к домам и продвигались вперед медленно и осторожно, опасаясь случайно наткнуться на кого-нибудь из гвиннов. Крикс не сомневался, что Олварг оставил в караульных башнях Разделительной стены своих людей.

Крикс не сразу узнал "Веселую вдову", когда-то знаменитую на всю Адель своими банями — землетрясение разрушило чуть ли не половину роскошной гостиницы. Из торчавшей посреди руин трубы даже сейчас текла вода, так что земля вокруг «Вдовы» успела превратиться в настоящее болото. Меченый услышал, как идущий рядом Браэн тяжело вздохнул. В те времена, когда они пытались помочь беженцам в Шатровом городе, Браэн часто ругал «Вдову» и ее посетителей, считая, что в подобных заведениях проводят время исключительно богатые бездельники, способные сорить деньгами даже среди голода и нищеты. Но, видно, сейчас капитану было не до старой неприязни.

Из-за угла выскользнул Ольми, посланный разведать, безопасна ли пара ближайших улиц.

— Гвинны, — беззвучно выдохнул он.

Меченый стиснул зубы.

— Сколько?

— Не меньше десятка. Идут в нашу сторону.

— Они тебя заметили? — Браэн напрягся, положив ладонь на рукоять меча.

Ольми помотал головой.

— Спрячемся в гостинице, — решил дан-Энрикс, первым нырнув в уцелевшую часть здания. Изрубленная топорами мебель, следы копоти на потолке и нацарапанные на стенах непристойности показывали, что гвинны уже успели побывать внутри. Сейчас дан-Энрикс был этому рад. Если гвиннские мародеры были здесь сегодня ночью, значит, внутри не осталось ничего, ради чего их товарищи вздумали бы еще раз обшаривать «Вдову».

Мельком оглядев опустевший и изгаженный трактир, Браэн сказал, что оставаться там, где их увидит любой заглянувший внутрь человек, слишком рискованно, и предложил спуститься в бани. Возражение дан-Энрикса, что так они окажутся в ловушке, вызвало у его спутников необъяснимое веселье. От ухмылки воздержался только Ниру, пояснивший, что гостиницу охотно посещали как скучающие вдовы, так и девчонки из «веселого квартала», и поэтому хозяин позаботился о том, чтобы в бани можно было войти прямо с улицы, через неприметный вход, ведущий не в сторону ратуши, а к глухой стене мастерской с соседней улицы.

— Мы просто пройдем дом насквозь и выйдем с противоположной стороны — если, конечно, коридор не завалило, — сказал Браэн. — Хотя ты, наверное, не хочешь снова мокнуть в ледяной воде?

Сказать по правде, снова лезть под землю Меченому в самом деле страшно не хотелось, но Ниру был прав — это был самый верный способ разминуться с гвиннами.

— Пошли, — чуть-чуть помедлив, сказал он.

— Ты правда никогда здесь не был?.. — шепотом спросил Тиренн, пока они спускались вниз по темной лестнице. — Я думал, что, когда ты был оруженосцем лорда Ирема...

— Да на кой Хегг мне здесь бывать? — не понял Крикс. — А ты?..

— Сто раз, — фыркнул Тиренн. — Но, к сожалению, только в кольчуге. В среднем, стража здесь бывает три-четыре раза в месяц.

— Ты хотел сказать — бывала, — сумрачно поправили из темноты. Голоса Ольми и Иларом для дан-Энрикса звучали чересчур похоже, чтобы разобрать, кто из них это говорит.

— Зажгите факел, — велел Браэн, когда стертые ступени под ногами сменил ровный гладкий пол. На удивление, он был сухим — когда Тиренн зажег свой факел, стало видно, что, за исключением нескольких грязных луж на дне утопленных в полу бассеинов, воды тут не было. Меченый удивленно сдвинул брови. Земля вокруг гостиницы раскисла, превратившись в настоящую трясину из-за жидкой грязи, все подвалы в прилегающих домах затоплены, а здесь, внизу, не видно никаких следов недавнего дождя. Наверное, под полом находилась целая система труб, чтобы спускать по ним лишнюю воду. Иначе здесь даже без всяких наводнений стены давно заросли бы плесенью.

Многие из друзей дан-Энрикса без шуток утверждали, что здешние бани не хуже лаконских. Правда, вместо мрамора и малахита пол здесь покрывала глазированная плитка, но устроены эти купальни были точно так же. Несколько смежных залов, в каждом из которых находились ванны для воды разной температуры, ряды низких каменных скамеек, лесенкой спускавшихся к самому крупному бассейну, удобные лежанки, окружающие печи с раскаленными камнями… основным отличием этого места от лаконских бань были приземистые каменные столики для фруктов и вина. Мастера Вардоса идея отобедать в бане, вероятно, привела бы в ярость, а других лаконских менторов — просто обескуражила. На одну краткую секунду Крикс внезапно пожалел, что относился к "Веселой вдове" с таким предубеждением и ни разу не заходил сюда — конечно же, не ради общества какой-нибудь скучающей вдовы, а так — просто немного посидеть с друзьями, выпить бокал «Пурпурного сердца», может, даже сыграть партию в пинтар. В конце концов, даже сэр Ирем полагал, что всякий шестнадцатилетний юноша должен играть в пинтар и делать глупости.

Но, с другой стороны, это сейчас последний год учебы в Академии казался ему таким беззаботным временем. Ну а тогда отдавал все свои деньги Филе, пытался делать десять дел одновременно и старался привести в порядок дом на Винной улице. Да и поди попробуй поиграть в пинтар, когда все твои мысли заняты Истоком...

Огромный, обложенный кирпичом резервуар, предназначавшийся для нагревания воды, треснул и раскололся при землетрясении. В полу чернела безобразная дыра размером с тележное колесо — только, в отличие от колеса, с неровными, щербатыми краями.

Меченый остановился. В голове у него забрезжила неясная догадка. Он придержал идущего рядом капитана за рукав.

— Ну-ка постой. Я хочу посмотреть, что там, внизу.

Браэн взглянул на него с удивлением, но послушно пошел с Меченым и посветил ему, когда дан-Энрикс наклонился над дырой в полу. Свет факела не позволял понять, куда она ведет, но вблизи стало можно различить, как где-то далеко внизу шумит вода.

«Не может быть!» — подумал Крикс. Но нарастающий азарт подсказывал ему, что он не ошибается.

— Браэн, у вас ведь есть хорошая веревка? Такая, чтобы могла выдержать мой вес? — осведомился он, практически не сомневаясь, что, отправившись спасать его, Ниру с товарищами просто не могли не захватить с собой такой полезной вещи.

Капитан озабоченно нахмурился, но не стал спрашивать, что он задумал — просто подозвал Илара и велел ему достать моток веревки из заплечного мешка. Протягивая ее Криксу, он сказал :

— Я обвязался ей, когда спускался с Разделительной стены. Если она выдержала меня, то тебя тоже выдержит.

Меченый улыбнулся.

— Браэн, ты бесценный человек. Никаких «а зачем?», «а почему?», «а может быть, не стоит?» и тому подобной ерунды, — мрачно пошутил он, размотав веревку и обвязывая ее вокруг пояса.

Браэн повел плечом.

— Ну, вряд ли ты бы воскресил Кэлрина Отта, если нужно было бы сначала убедить кого-то, что это возможно, или объяснить, как ты намерен это сделать.

Этот аргумент звучал настолько неожиданно, что Крикс не выдержал и рассмеялся.

— Слышал бы тебя сэр Ирем!.. Ладно. Обвяжи конец веревки вокруг той скамьи. Я спущусь вниз и посмотрю, куда стекает вся эта вода. Есть у меня одно предположение… Не хочу даже говорить об этом, пока не удостоверюсь в том, что не ошибся. Я не смогу взять с собой зажженный факел, так что постарайтесь светить так, чтобы я смог хоть что-то рассмотреть.

Когда веревку удалось надежно закрепить, Меченый стал спускаться, держась за веревку и упираясь ногами в стену. Через несколько секунд «стена», которая на деле оказалась всего-навсего фундаментом гостиницы, исчезла. Крикс сорвался и повис над темной пустотой, успев порадоваться, что не просто обвязался вокруг пояса, а сделал петли для обеих ног. Когда его глаза слегка привыкли к темноте, Крикс разглядел внизу тускло поблескивавшую черную воду, в которой едва заметно отражался рыжеватый отсвет факела. Ольми, как самый щуплый, держал факел, а его товарищи медленно опускали Меченого вниз, пока он не добрался до воды.

Крикс готов был поклясться в том, что оказался прямо над подземным озером — тем самым, которое с первого же взгляда покорило Лейду. Но, к несчастью, скудного света от факела было недостаточно, чтобы развеять окружающую темноту. Меченый покричал, прислушиваясь к звуку собственного голоса. Веревка больно врезалась в ноги и в живот, а руки, на которые он постарался перенести большую часть собственного веса, горели, как обваренные, но пару минут спустя Меченый убедился в том, что галерея, ведущая к подземному озеру, не была полностью затоплена — отзвуки эха отдавались в смежных коридорах.

— Поднимайте! — крикнул он.

Пока веревка медленно тянула его вверх, Меченый размышлял. Он наверняка сможет отыскать дорогу даже в полной темноте. Но сколько времени ему удастся продержаться в этой ледяной воде? И не окажется ли так, что какую-то из подземных галерей полностью завалило при землетрясении?..

Когда его товарищи вытащили его наверх, Меченый с наслаждением ослабил врезавшуюся ему в живот веревку и растянулся на спине, прижав горящие ладони к гладким и прохладным плитам пола. Браэн чуть помедлил — и присел на землю рядом с ним.

— Это было не то, что ты рассчитывал найти?.. — участливо поинтересовался он. Дан-Энрикс слабо усмехнулся.

— Нет, как раз наоборот. Внизу находится подземный коридор, который ведет в усыпальницу дан-Энриксов, а дальше — прямо во дворец. Как полагаешь — куда прежде всего пойдет человек, который всю сознательную жизнь мечтал о троне своего отца?..

— Туда, где он стоит?.. — предложил Браэн не вполне уверенно. Трона дан-Энриксов он, разумеется, в глаза не видел. А вот Крикс часто бывал в Зале тысячи колонн и представлял его, как наяву — гулкую тишину, сумерки в боковых проходах, которые не мог развеять даже самый яркий дневной свет, и, разумеется, Крылатый трон — сверкающее мраморное кресло и темное золото, настолько убедительно изображающее птичьи перья, что со стороны казалось, что массивный трон действительно вот-вот готов взлететь.

Это жесткое каменное кресло, о котором Валларикс на памяти Меченого заговорил только однажды, мимоходом обронив, что от него болит спина, должно казаться его брату воплощением его мечты о власти и — к тому же — символом восстановления его «законных прав». Адель лежит в руинах, но Интарикс точно не удержится от искушения забраться на Крылатый трон. Усядется на кресло, стиснет подлокотники и будет из последних сил выдавливать из себя ощущение триумфа. Он наверняка успел распробовать истинный вкус своей "победы", но все равно будет гнаться за призраком своей прежней цели, как советник Римкин — за своей безумной местью, потому что отказаться от нее — еще страшнее. Это отвлечет его и помешает думать об опасности.

К тому же, Олварг слишком полагается на свою магию. В Кир-Роване дан-Энрикс убедился, что магия может отразить любое нападение. Но это было раньше. До Железного стола, который медленно убил в нем восприимчивость к любому колдовству...

— Чтобы добраться до дворца, придется проплыть через пол-Адели, — вздохнул Крикс. — Не могу сказать, что эта мысль мне очень нравится, но остальные варианты еще хуже. Мы чуть не попались гвиннам, пройдя всего пару улиц. А что будет, когда мы попробуем попасть за Разделительную стену?.. Но, конечно, дальше я пойду один. Я много раз ходил по этим подземельям и сумею отыскать дорогу даже в полной темноте. Но я не смогу заботиться о том, чтобы никто не отстал, не потерялся и не утонул.

Ниру нахмурился.

— Тебе не надо беспокоиться о нас, — с досадой сказал он.

— Может, и нет, но я все равно буду. Вы меня задержите, а время дорого. Долго торчать в такой воде не стоит даже самому выносливому человеку.

— Да — особенно после холодного подвала, — буркнул Ниру.

— Я переплыл Шельду в конце марта… и я сильно сомневаюсь, что вода в этих подземных коридорах будет холоднее, чем тогда. Опять же, люди лорда Сервелльда не бегают по берегу и не пытаются всадить в меня стрелу. Так что со мной все будет хорошо, — с напускной бодростью заверил Крикс.

Браэн вздохнул.

— Как скажешь, Эвеллир. Не стану делать вид, что мне хочется лезть в эту проклятую дыру… Но я надеялся, что смогу помогать тебе до самого конца. Может, мы можем для тебя хоть что-то сделать?..

Меченый на мгновение задумался.

— Знаешь, пожалуй, да! — внезапно вспомнил он. — Тот меч, который вы мне принесли — он, разумеется, больше похож на мой, но для того, чтобы плавать с ним в ледяной воде, он все-таки тяжеловат. И длинноват. Ты можешь дать мне свой?..

Браэн осклабился, словно довольный волк. Похоже, мысль, что Крикс намерен убить Олварга его мечом, доставила ему большое удовольствие.

— Держи, — отстегнув перевязь и вручив ее Криксу, сказал он. — А я заберу твой. Не то чтобы у меня было много опыта с бастардными мечами, но, наверное, придется как-то приспособиться.

Меченый застегнул на себе перевязь, отпил еще чуть-чуть вина и приготовился к очередному спуску в темноту.

— Удачи, Рик, — охрипшим голосом сказал Тиренн.

— Все будет хорошо, — повторил Крикс. Сейчас, когда все пути к отступлению были отрезаны, и пришло время действовать, он чувствовал себя гораздо более уверенно, чем несколько минут назад. На этот раз он вовсе не стал обвязываться — просто сбросил вниз веревку и соскользнул по ней вниз. Добравшись до воды, Меченый разжал руки и тут же ушел под воду с головой. Тело мгновенно опалило холодом.

Вынырнув, Меченый увидел на поверхности воды едва заметный золотистый круг от падавшего сверху света. За его пределами царила абсолютная, непроницаемая темнота.

Меченый только сейчас в полной мере осознал, на что себя обрек — и на секунду ему стало страшно. Но потом он крикнул и поплыл, ориентируясь на эхо. Несколько минут спустя он добрался туда, где, по его прикидкам, находилась лестница, и попытался нащупать ногой ступени. С второй или третьей попытки это ему удалось.

— Я нашел лестницу, — крикнул он Браэну и его спутникам. — И здесь не так уж глубоко. Я достаю ногами дно.

Сверху что-то ответили, но Меченый уже не слушал. Он плыл дальше, пока плеск воды не подсказал, что впереди стена. Вытянув руку, Крикс, нащупал ровные гладкие камни, и почувствовал короткий, но все равно бурный приступ радости. Теперь он знал, где он находится. Дальше следует плыть вперед, не слишком удаляясь от стены, а потом повернуть в пересекавший галерею коридор. Если он не собьется с пути и не умрет от холода, ему потребуется меньше часа, чтобы добраться до дворца.

* * *

В глазах у коадъютора двоилось от усталости. Ирем и его люди раз за разом отступали, чтобы закрепиться на каком-нибудь удобном перекрестке или на развалинах полуразрушенного дома, и удерживали гвиннов до тех пор, пока врагам не удавалось обойти их по соседним улицам — после чего все повторялось снова. А потом еще раз. И еще. Они сдавали улицу за улицей, пока Ирем не обнаружил, что сражение идет уже на подступах к Имперской площади.

Он чувствовал себя, как человек, который сделал все, что мог — и даже больше, чем он мог — но этого все равно оказалось недостаточно. В памяти в первый раз за эти бесконечные часы всплыло воспоминание о том, как он отправил Браэна спасать дан-Энрикса. Сейчас шатавшемуся от усталости, измученному Ирему как никогда хотелось верить в то, что Ниру не ошибся, и дан-Энрикс в самом деле ухитрился уцелеть.

«Да сделай уже, наконец, хоть что-нибудь!..» — скрипя зубами, яростно подумал он.

Ведь должен же хоть кто-то что-то сделать!

Словно в ответ на эту мысль, за спиной Ирема, со стороны Имперской площади, раздался звук сигнального рожка, и коадъютор обнаружил, что на помощь его обескровленному и потрепанному в бесконечных отступлениях отряду пришло подкрепление.

В первый момент сэр Ирем понял только одно — случилось чудо, о котором он просил. Но несколько секунд спустя, узнав приметные старинные доспехи, украшавшие когда-то стены в Оружейном зале, Ирем осознал, что пришедшие им на помощь люди были беженцами, укрывавшимися во дворце Валларикса, а командовали ими несколько гвардейцев из личной охраны императора. Большая часть этих людей наверняка впервые в жизни взялись за оружие, и все-таки внезапная поддержка воодушевила всех, и изможденные солдаты Ирема кинулись на врагов с таким ожесточением, что растерявшиеся от подобного напора гвинны откатились на пол-улицы назад. Но потом, осознав, что даже с вновь прибывшими противников чуть ли не вполовину меньше, чем своих, гвинны озлились и бросились мстить за собственный испуг.

Ирем прекрасно понимал, что, если гвинны смогут выбить их на площадь, то все будет кончено. Как только дома перестанут защищать их с флангов, их тут же зажмут в кольцо и перебьют.

— Налево!.. — рявкнул коадъютор. — Все налево! Займем оборону у Книгохранилища!

Его услышали, хотя лорд Ирем плохо понимал, как его людям удается различать его команды в этом шуме, если даже сам он едва слышит сам себя.

Мысль о том, что жить им при любом раскладе оставалась полчаса, мелькнула и угасла — сейчас Ирема куда сильнее донимало то, что в этой колыхавшейся, орущей, убивающей и умирающей толпе у него не было даже секунды передышки, чтобы выдернуть застрявшую между кольчугой и наплечником стрелу. До мяса она не дошла, но мешала двигать рукой, и невозможность от нее избавиться доводила измотанного Ирема до бешенства. Отступая под натиском нескольких гвиннов сразу, рыцарь не заметил чье-то оказавшееся под ногами тело и упал, споткнувшись об убитого.

Гвинн, оказавшийся над ним, осклабился, замахиваясь топором — но кто-то из товарищей Ирема, вклинившись между каларийцем и его противником, вогнал свой меч гвинну под ребра — так, как если бы охотился с копьем на кабана. Гвинн пошатнулся и упал, придавив ноги Ирема, его топор с лязгом ударился о камни мостовой прямо над ухом коадъютора. А спасший Ирема гвардеец уже развернулся навстречу новому противнику, и по этому движению, по лаконичному и четкому финту, которым он отбил направленный ему в плечо удар, Ирем узнал Вальдера так же верно, как если бы император снял свой шлем и повернулся бы к нему лицом.

Когда-то в юности Вальдер владел мечом, как мало кто другой, хоть и не придавал своим талантам в этой области особого значения. Он легко соглашался пойти с Иремом на Малую турнирную площадку, если коадъютор предлагал «немного поразмяться» — но, когда сэр Ирем был в разъездах, мог неделями не браться за оружие, хоть Ирем и настаивал, чтобы в его отсутствие Вальдер тренировался с кем-то из его гвардейцев. У Вальдера были все задатки, чтобы быть непобедимым фехтовальщиком, кроме, пожалуй, одного — азарта доказать кому-то свое превосходство и желания вырвать победу у любого, кто пытается оспорить твое первенство. Правда, порой, видя Вальдера на охоте или в тот момент, когда он брался выездить норовистого жеребца, сэр Ирем начинал подозревать, что в глубине души Валларикс был не менее азартен, чем он сам, но почему-то не любил этого чувства и чем дальше, тем сильнее избегал всего, что могло его вызвать.

Но сейчас, в первый раз за много лет, Вальдер сражался так, как будто бы они вернулись в дни их юности. Гвинны заметили опасного бойца и бросились к нему всей сворой, и тут нужно было отступить — но вместо этого Вальдер шагнул вперед, переступив через убитого противника, и Ирем осознал, что император делает это ради него — чтобы ему, с трудом спихнувшему с себя кашлявшего кровью гвинна, хватило времени подняться и не оказаться под ногами гвиннов в этой толчее.

«Не смей!..» — заорал Ирем мысленно. В юности он действительно воображал, что они с императором всегда будут сражаться вместе, как тогда, в Каларии. Но, если в тех его фантазиях кому-то приходилось заслонять другого от удара, то это он спасал Вальдера ценой своей жизни, а никак не наоборот. А принимая предложение вступить в ряды столичной гвардии, сэр Ирем уже точно знал, что хочет драться за Вальдера, а не рядом с ним.

От вида императора, который отбивался от трех гвиннов разом, отступила даже вязкая усталость и ослабла не стихающая уже сутки боль в раненой голове. Ирем вскочил и попытался отвлечь гвиннов на себя, а заодно, если удастся, оттеснить Валларикса к дверям Книгохранилища.

Вальдер, похоже, понял, что его узнали — сверкнул на Ирема насмешливыми темно-синими глазами и остался там, где был, не изъявляя не малейшего желания, чтобы его спасали.

— Ты должен был оставаться во дворце!.. — прорычал Ирем, перехватывая меч второй рукой.

— И дожидаться Олварга?.. — парировал Вальдер. Мечом он владел по-прежнему отлично, но дыхание у императора сбивалось — сказывался недостаток регулярных тренировок. — Ты полагаешь… что мне следовало… встретить его в тронном зале?.. — голос императора ликующе звенел, как будто бы ему было очень весело, как будто в их беседу не врывались стоны раненых и умирающих, а вокруг не кипела схватка смертельно уставших, распаленных, хрипящих от ярости людей.

Полностью поглощенный тем, что происходит прямо перед ним, Ирем не сразу осознал, что за его спиной тоже творится что-то необычное. До сих пор Ирем был уверен, что Книгохранилище заперто изнутри — его закрыли еще перед ураганом, — но сейчас одна из тяжелых, в три человеческих роста, дубовых створок начала медленно открываться, и увидевшие в этом шанс на передышку люди устремились внутрь, увлекая за собой Валларикса и его коадъютора. И еще несколько минут они плечом к плечу дрались в дверях — рубили руки тем, кто пытался хвататься за торец двери, чтобы не дать им запереться изнутри, бешено матерились и поскальзывались на залитом кровью мраморном полу. И только когда дверь, в конце концов, была закрыта и заложена засовом, Ирем обнаружил, что Валларикс, привалившийся к двери плечом, стоит неровно не из-за усталости. Стальная вязь кольчуги на груди Валларикса казалась липкой и блестящей от крови, на губах Вальдера тоже пузырилась кровь. Ирем успел подхватить друга за секунду до того, как Валларикс потерял равновесие и начал падать на пол.

— Ничего… оставь, — пробормотал Валларикс неразборчиво. Ирем, не слушая, отвел его подальше от дверей и осторожно помог опуститься на пол возле одной из мраморных колонн. Судя по звукам, доносившимся снаружи, гвинны пытались рубить дверь библиотеки топорами. Вот же горстка слабоумных дикарей… эдак они провозятся до вечера. Мореный дуб, доставленный кому-то из дан-Энриксов в подарок из Энони, был почти таким же прочным, как железо. Если бы Ирему вздумалось ломать такую дверь, он бы сначала разложил возле нее костер и подождал бы, пока дерево не начнет превращаться в уголь — и только потом ломал бы его топором.

Ирем попробовал снять с императора помятый шлем, но Валларикс удержал его за руку.

— Иди. Ты нужен там, — чуть слышно сказал он. Мутный от боли взгляд Вальдера был направлен на толпившихся возле двери людей, которые в тревожным напряжении прислушивались к приглушенным толстым деревом ударам топора. Ирем мог бы сказать, что «там» он был как раз не нужен, и не будет нужен еще долго — пока гвинны либо не сумеют разбить дверь своими головами, сделанными, очевидно, из того же самого материала, либо не додумаются применить какую-то другую, более разумную стратегию. Но коадъютор понимал, что Валларикс имел в виду не гвиннов, а его солдат. И простых горожан, которые тоже стали солдатами — кто пару дней, а кто — пару часов назад.

«Какого Хегга тебе вздумалось меня спасать?.. — подумал Ирем с горечью, вставая на ноги. — Кто из нас чей телохранитель?..».

Подойдя к остальным, Ирем заметил среди них Саккрониса — и наконец-то понял, кто открыл им дверь Книгохранилища.

— Мэтр, а вы-то почему не во дворце или хотя бы не в Лаконе?.. — спросил он с усталым удивлением. — Нет, не подумайте, будто я жалуюсь — не будь вы здесь, нас бы всех уже перебили… но тем не менее. Я был уверен, что Книгохранилище закрыто.

— Я пришел уже после землетрясения, — ответил архивариус с бледной улыбкой, словно извиняясь перед Иремом. — Я уже слишком стар, чтобы помочь защищать город или разгребать завалы. Так что я подумал, что лучше останусь здесь и наведу порядок, как смогу. Вы сами видите… — Саккронис, не оглядываясь, указал на рухнувшие полки, битое стекло из разноцветных витражей под потолком и на валявшиеся на полу растрепанные книги — часть которых, впрочем, была аккуратно сложена вдоль стен. — А потом, часа примерно полтора тому назад, пришел один из моих переписчиков. Сказал, что город взят, что гвинны скоро будут здесь, звал меня в Адельстан — гвинны не будут рваться туда так, как в императорский дворец, и его проще защищать… Но я решил, что предпочту остаться здесь.

Ирем кивнул, почти не удивившись этой речи. За последние несколько дней Ирем узнал о многих людях больше, чем за годы предыдущего знакомства. Ему было даже любопытно, какой стала бы их жизнь после всех сделанных открытий, как бы он потом жил бок о бок с теми, кого он — как полагал он сам — изучил очень хорошо, и о ком он, как выяснилось, все-таки не знал чего-то главного. С Саккронисом, Лейдой Гефэйр, с Аденором… Жаль, что все самое интересное о людях узнаешь только в последнюю минуту.

Гвинны наконец-то бросили бесплодные попытки сломать дверь. Глядя на то, с каким огромным облегчением встретили наступившую снаружи тишину вчерашние мастеровые, умудрившиеся уцелеть в сражении, сэр Ирем криво усмехнулся. Сам он понимал, что эта тишина звучит гораздо более зловеще, чем недавние удары топора — она показывала, что гвинны решили сменить тактику.

Но, с другой стороны, если кто-то способен хоть на пару минут почувствовать себя спасенным, то тем лучше для него. Все равно других случаев порадоваться у них, вероятнее всего, уже не будет.

Узкое витражное окно, благополучно уцелевшее во время урагана и землетрясения, со звоном разлетелось от удара, и в Книгохранилище, разбрызгивая искры и шипя, влетел горящий факел, а сразу за ним — второй и третий. Звон осыпающегося стекла, раздавшийся почти одновременно, но при этом — с противоположной стороны, — подсказал Ирему, что несколько других окон тоже разбито. Кто-то из его гвардейцев бросился тушить огонь и тут же, пошатнувшись, рухнул на пол — сквозь разбитое окно стреляли. Обмотанные тлеющей паклей стрелы со стуком втыкались в переборки стеллажей. В воздухе все отчетливее пахло дымом и горелым маслом.

Ирем раньше других осознал, что потушить неумолимо занимавшийся пожар им не удастся. Книги в толстых переплетах разгорались медленно и неохотно, зато легкие папирусные свитки из Энони полыхнули, как солома. Огонь яркими оранжевыми змеями пополз от полки к полке, разом охватил несколько ближних шкафов с книгами, надвинулся на пятившихся перед ним людей, словно живое существо. Ирем почувствовал, что губы у него пересыхают, а волосы начинают шевелиться и потрескивать на голове, и на секунду пожалел, что притащил Валларикса сюда. Уж лучше быстро умереть в сражении, чем задохнуться дымом или сгореть заживо.

Бросившись к императору, он обнаружил, что Валларикс уронил голову на грудь и потерял сознание.

«А может быть, и умер» — промелькнуло в голове у Ирема, но разбираться было некогда. Он рывком поднял тяжелое тело с пола, пожалев, что вовремя не снял с Валларикса доспех. Не рассчитав усилия, лорд Ирем пошатнулся и чуть было не свалился на пол вместе с раненым, но, к счастью, кто-то из гвардейцев подхватил Вальдера с другой стороны.

— Отсюда можно выбраться на крышу? — прокричал Ирем Саккронису, вместе со всеми отступая по центральному проходу между стеллажами.

— Да, — отозвался кашлявший от дыма архивариус с такой готовностью, что было ясно — он уже подумал о такой возможности. — Но перекрытия могут обрушиться от жара… нам лучше идти в мою обсерваторию. Я покажу дорогу...

— Ведите, — велел Ирем. Голос звучал хрипло от натуги. Нести раненого было бы гораздо проще, не будь Ирем так измотан. «Только бы не потерять сознание, — подумал он. — Не хватало только, чтобы остальным пришлось вытаскивать отсюда нас обоих...»

Пожар разгорался слишком быстро. Ирем чувствовал, что задыхается от дыма, и давно потерял представление о том, куда они идут. В принципе он не так уж плохо знал столичное Книгохранилище, но в пелене густого дыма знакомые залы казались каким-то жутким лабиринтом. Не будь среди них Саккрониса, они бы точно заблудились, но Саккронис, хотя он буквально висел на плече какого-то солдата и надсадно кашлял, без малейших колебаний говорил, куда необходимо поворачивать.

Когда они поднялись в башню, превращенную Саккронисом в свою обсерваторию, дыма вокруг стало поменьше. С открытой площадки, откуда Саккронис наблюдал за звездами, было видно, как клубы черного дыма вырываются из окон, расползаются по близлежащим улицам. Ирем жадно хватал ртом пахнущий гарью, задымленный, но сейчас казавшийся таким прекрасным воздух. Осторожно опустив Валларикса на землю — места на площадке было мало, и люди садились на полу впритиску друг к другу, — Ирем наконец-то смог избавить императора от шлема и, стащив с руки перчатку, отыскал артерию на шее. В первую секунду показалась — ничего, потом он почувствовал слабый, едва различимый пульс.

Саккронис не садился на пол — он стоял, опираясь дрожащими руками о каменный парапет, и тяжело дышал, пытаясь справиться с приступом дурноты. Потом нагнулся еще ниже, и лорд Ирем понял, что Саккрониса тошнит. Рыцарь поспешно встал, придержал старика за плечи, а потом помог иззелена-бледному Саккронису сесть на каменный пол рядом с Вальдером.

— Не понимаю, — потерянно сказал тот, глядя на Ирема запавшими глазами. — Если Олваргу хотелось получить Адель, то как он мог позволить своим людям сжечь Книгохранилище?!

— А как он мог позволить Темному Истоку разнести полгорода, которым он вроде бы собирался править?.. — с сумрачной усмешкой отозвался Ирем. — Думаю, проблема в том, что Олварг давно уже никого… и ничего не в состоянии остановить.

Саккронис на мгновение прикрыл глаза.

— Я понимаю, что нет смысла сожалеть о книгах там, где погибло столько невинных людей, — глухо ответил он. — Но я привык думать, что мы можем не бояться смерти, кроме всего прочего, еще и потому, что лучшее, что было в других людях — в самых разных людях, — всегда остается неизменным...

Голос Саккрониса казался тусклым и надтреснутым, и коадъютор понял, что, сколько бы архивариус не повторял себе того, что сказал Ирему — что сожаления о книгах не имеют смысла в эпицентре наступившей катастрофы, — помочь своему горю этим рассуждением он был не в силах. Ирем тяжело вздохнул и встал, оставив старика наедине с его несчастьем, которое он был бессилен и смягчить, и даже разделить. Вот император — тот бы смог. Валларикс видел в каждой книге душу человека, который ее писал, а Ирем — только полезные (или не очень) мысли, доверенные бумаге.

Гвинны столпились на площади — на таком расстоянии от полыхавшего Книгохранилища, где их не достигал горячий воздух, вырывавшийся из окон, и откровенно веселились, глядя на пожар. Должно быть, думали, что находившиеся внутри враги сгорели заживо. Кто-то из горожан — совсем еще молоденький мастеровой — видимо, совершенно выведенный из себя этой картиной, проорал несколько оскорблений в адрес гвиннов, но довольно быстро обнаружил, что его не слышат, и со злостью сплюнул через парапет.

Лорд Ирем наблюдал за этим полуодобрительно, полунасмешливо. Хорошо быть двадцатилетним — после всего, что было, еще остаются силы на такие вспышки ярости.

— Надумал потушить пожар?.. — лениво спросил он.

Мальчишка резко обернулся.

— Монсеньор! Внизу, прямо под нами, была комната со всяким хламом, там на стене висел гобелен с гербом дан-Энриксов. Давайте вывесим его на башне? Пускай смотрят! Хегга с два они смогут сюда подняться, когда все горит, — сказал он с ненавистью в голосе.

Лорд Ирем вскинул брови. А вот это вот действительно неглупо!.. Ирем пару раз бывал в лаборатории Саккрониса, и сейчас вспомнил, что среди засушенных растений, астролябий, полок с минералами и остального «хлама» действительно имелся гобелен с гербом дан-Энриксов.

— Вот это уже лучше. Молодец, — одобрил он. — Тащи его сюда.