Глава XXIII

Над Аделью разливался золотистый утренний свет. Сэр Ирем соскочил с коня и ласково потрепал его по шее, как бы извиняясь перед ним за собственную спешку.

Обратная дорога показалось Ирему значительно короче путешествия в Торнхэлл — должно быть, потому, что он избавился от общества Бейнора Дарнторна, которого сопровождал в фамильное поместье. Отослать опального главу совета под надзор его племянника и орденского претора в Лейверке было идеей императора, которую лорд Ирем считал возмутительной. Он до последнего настаивал на том, что, раз уж Бейнора Дарнторна не казнили за измену, его следует, по крайней мере, держать в Адельстане. Но Вальдер был непоколебим. Он задал коадъютору прямой вопрос: считает ли лорд Ирем, что в Торнхэлле, под присмотром доминантов, Бейнор будет представлять какую-то угрозу для дан-Энриксов? Подумав, Ирем вынужден был скрепя сердце дать Вальдеру отрицательный ответ. "Тогда не вижу смысла тратиться на его содержание в тюрьме" — отреагировал на это император. Ирем был ужасно зол и выразил протест единственным возможным способом — заявил, что он не может поручить конвоирование государственного преступника такого ранга никому другому, поэтому намерен лично отвезти Дарнторна в Торнхэлл. Вальдер был явно огорчен, что его лучший друг уедет из столицы как раз в тот момент, когда весь двор готовится к первому дню рождения наследника, но мстительное удовлетворение, которое лорд Ирем получил от своего демарша, в конечном счете не способно было перевесить двухнедельное общение с Бейнором Дарнторном. Всю дорогу пленник засыпал мессера Ирема претензиями, просьбами и жалобами, вызывавшими у него сперва раздражение, потом усталость, а в конце концов — брезгливое недоумение. Другой бы радовался, что не угодил на эшафот, а этот еще ноет!..

После этого обратная дорога в обществе Линара и нескольких орденских гвардейцев показалась Ирему увеселительной прогулкой.

Скучавший у ворот Адельстана офицер мгновенно подтянулся, узнав коадъютора. Сэр Ирем обратился к молодому человеку тем приветливым, чуть фамильярным тоном, которым обычно разговаривал только с близкими ему людьми.

— Лэр. Вас-то мне и нужно… Что нового в городе?

— Ничего необычного, мессер, — почтительно ответил Юлиан. — Община унитариев по-прежнему настаивает, что Орден должен изъять книгу Кэлринна Отта. В Нижнем городе произошло несколько потасовок из-за бесплатного вина, которое раздавали в день рождения наследника. Но это все мелочи.

— С общиной Милосердия, боюсь, не мелочи, — кисло сказал сэр Ирем. — Хегг бы побрал этого Отта! Он ведь, кажется, историк — вот и писал бы свои хроники… а не совал свой нос, куда его не просят.

Лэр наверняка придерживался на этот счет совсем другого мнения, однако он дипломатично промолчал и спросил совсем о другом:

— А как дела в Торнхэлле, монсеньор?

Лорд Ирема мрачно усмехнулся, вспомнив, что первым, что поразило его в день приезда в Торнхэлл, была протекающая крыша. Над Лейверком бушевала летняя гроза, и Льюберт героически сражался с протекающими потолками — собственными силами, поскольку большая часть слуг, оставшихся в фамильном замке Дарнторнов, были слишком старыми и слабыми, чтобы забраться на стремянку. Все, кто мог самостоятельно устроить свою жизнь, давным-давно покинули Торнхэлл и разбрелись по окрестным деревням, а оставшиеся были скорее обузой, чем подспорьем для нового владельца замка.

— Съездите и посмотрите сами, — посоветовал сэр Ирем Юлиану. — На словах это не передать.

— Там все настолько плохо?..

Коадъютор на мгновение задумался.

— Смотря что вы имеете в виду, — пожав плечами, сказал он. — Для Торнхэлла все, безусловно, плохо. Но для Льюберта Дарнторна, может быть, и нет.

Сейчас Ирем с трудом мог поверить в то, что он действительно сидел напротив Льюса за обшарпанным столом и терпеливо слушал, как осунувшийся и обросший бородой Дарнторн с несвойственной ему иронией рассказывал о неурядицах в своем поместье. И, однако, так оно и было. И сидел, и слушал, и даже сочувственно поддакивал. А потом, уже поднявшись в гостевую спальню и задув тусклую сальную свечу, долго ворочался на отсыревших простынях и обещал себе, что обяжет местного претора прислать в Торнхэлл бригаду плотников и каменщиков. Что бы Льюберт не успел натворить в свое время, все-таки не дело, что последний представитель рода Дарнторнов собственноручно затыкает щели в потолке.

Но, с другой стороны, Ирему показалось, что заботы о восстановлении Торнхэлла вывели Дарнторна из той апатии, в которой он пребывал в Кир-Кайдэ. Во всяком случае, Дарнторн, с которым он расстался несколько недель назад, уже не выглядел как человек, который до смерти устал и которому все на свете надоело. Ирем очень надеялся на то, через год-другой Дарнторн все же созреет до того, чтобы написать императору прошение о помиловании. Ну а пока — Хегг с ним, пусть возится в своем поместье, раз ему так нравится.

— За Льюберта не беспокойтесь, — сказал Ирем вслух. — Если он не спятит от тоски, общаясь с Бейнором Дарнторном, с ним все будет хорошо.

Юлиан Лэр задумчиво кивнул. Примерно с полминуты они простояли молча, а потом младший рыцарь, словно спохватившись, предложил мессеру Ирему:

— Может быть, вы хотите посмотреть на новых кандидатов, монсеньор? Они сейчас фехтуют на внутреннем дворе.

— А что, там есть хоть что-то, на что стоит посмотреть?.. — лениво поинтересовался коадъютор. Большая часть провинциалов, прибывающих Адель, чтобы получить место в Ордене, особыми талантами по части фехтования не отличались.

Но Юлиан и бровью не повел.

— Мне кажется, вам будет интересно.

Ирем насмешливо взглянул на молодого человека и протянул:

— Вы меня интригуете. Ну что ж, пошли.

На просторном дворе Адельстана фехтовали восемь незнакомых каларийцу кандидатов, поступивших в Орден уже после его отъезда коадъютора. До сих пор они атаковали друг друга без особого азарта, но, увидев во дворе двух офицеров в синих орденских плащах, заметно оживились и удвоили усилия. Взгляд сэра Ирема невольно задержался на одном из новичков — светловолосом и довольно хрупком юноше среднего роста, с волосами, постриженными "в кружок". С мечом он обращался очень хорошо, хотя и действовал слишком уж напролом — невыгодная тактика при его росте и сложении. Ирем прищурился, следя за парнем, оттеснявшим своего противника в угол двора. Юлиан Лэр был прав — зрелище в самом деле оказалось любопытным.

— Кто это?.. — спросил он у Юлиана, не потрудившись даже указать на юношу — он знал, что Лэр и так поймет, кем заинтересовался коадъютор.

— Эйт Ландор по кличке Белоручка.

Коадъютор усмехнулся.

— Почему же "Белоручка"?..

— Думаю, из-за перчаток. Он их почти никогда не снимает. Остальные шутят, что Ландор боится запачкать руки.

— Странная привычка. Сколько ему лет?

— Когда он поступал, сказал, что девятнадцать. Думаю, прибавил пару-тройку лет.

— Скорее, тройку, — хмыкнул Ирем, продолжая наблюдать за кандидатом. — Почему его не выставили?

— Но вы же видите, мессер. Этот Ландор — прекрасный кандидат.

Ирем пожал плечами.

— Если он наврал вам насчет возраста, значит, мог наврать и насчет всего остального. Вы хоть проверили — может быть, он единственный сын в семье? Мы его примем в Орден, а потом окажется, что у этих Ландоров нет других наследников.

— Прикажете послать запрос в Бейн-Арилль?..

— Делать вам нечего, Лэр, — с жалостью сказал Ирем. — Посылать запросы, потом еще месяц ждать ответа… Если будете так поступать, то всю оставшуюся жизнь провозитесь со всякими бумажками. Лучше скажите этому Ландору, чтобы через четверть часа поднялся ко мне. Я сам узнаю все, что нужно.

Как и следовало ожидать, узнав, что его вызывает коадъютор, Эйт Ландор не утерпел и пришел раньше, чем ему было назначено. Ирем, едва успевший умыться с дороги, бросил полотенце рядом с умывальником и сам распахнул дверь, смерив стоявшего в коридоре кандидата оценивающим взглядом.

— Заходите, — коротко распорядился он. Судя по лицу Ландора, тот довольно сильно нервничал, но это само себе еще не значило, что он что-то скрывает — вызов кандидата к главе Ордена был вполне уважительной причиной для волнения.

Лорд Ирем отошел к столу, стоявшему возле окна и сел, поставив подбородок на сцепленные руки. С минуту он молча разглядывал стоявшего посреди кабинета кандидата, пытаясь понять, что же все-таки во внешности этого юноши — практически подростка — цепляет взгляд и вызывает странное, тревожащее ощущение неправильности.

Белоручка быстро провел рукой по лбу, как будто заправляя за ухо несуществующую прядь. Может быть, он постригся "под горшок" совсем недавно, а до этого завязывал волосы в хвост, как это делают юноши из купеческих семей в Бейн-Арилле?..

Ирем вгляделся в кандидата более внимательно — и чуть не выругался в голос. Юлиан не говорил ему, давно ли Эйт Ландор прибыл в Адель, но было совершенно очевидно, что он числится кандидатом Ордена уже не первый день. И ни один из его рыцарей до сих пор ничего не понял!

Это был скандал. Если эта история каким-то образом выйдет на свет, то над имперской гвардией — и лично коадъютором — будут смеяться все, кому не лень.

— Как вас зовут? — спросил сэр Ирем, с трудом сдерживаясь, чтобы не повысить голос. Возмущаться и орать было не только глупо, но и слишком поздно.

— Эйт Ландор, мессер, — ответил юноша немного хрипловатым, но отнюдь не низким голосом. Ирем устало потер лоб. Приемщика пора повесить. Да и принцепса с ним заодно...

— Не делайте из меня идиота, месс Ландор, — попросил Ирем. — Ваше настоящее имя, пожалуйста.

Серые глаза девушки расширились. Можно себе представить, сколько раз она должна была воображать себе такую ситуацию. Наверняка что-нибудь в этом роде снилось ей в кошмарах с того дня, когда она приехала в Адель.

— Сейлес, — сглотнув, ответила она.

Ирем некстати вспомнил, что сидит перед стоящей дамой, и поморщился.

— Садитесь, месс Ландор… Теперь скажите, кому в Ордене было известно, что вы женщина?

Сейчас остановилась, не успев дойти до кресла.

— Никому!

Лорд Ирем хлопнул по столу рукой.

— Я же сказал — не делайте из меня идиота. С кем вас поселили?

— С Витто Арриконе.

— Так. И вы хотите убедить меня, что этот Арриконе ничего не знает?..

Еще одна долгая, томительная пауза.

— Мы с Витто жили по соседству и приехали в Адель вдвоем. Он обещал меня не выдавать.

— Прелестно, — с каменным лицом сказал сэр Ирем. — Ну и для чего вы все это устроили?.. Вы что, действительно считали, что никто не обнаружит вашего обмана?

В глазах Сейлес промелькнуло выражение упрямства.

— Монсеньор, я фехтую лучше, чем любой из ваших кандидатов. Могу провести в седле несколько суток. Знаю три имперских языка. Я...

— Вы покинете Адель сегодня вечером, — перебил Ирем жестко. — Я надеюсь, Витто Арриконе не откажется еще раз доказать вам свою дружбу и проводит вас домой.

— Но почему?!

— Что "почему"?.. Вы что, действительно считали, что я разрешу вам вступить в Орден? Извините, месс Ландор, но это абсолютно невозможно. Если вам так нравится носить оружие — носите. В конце концов, воительниц, наемниц, да и просто женщин, хорошо владеющих мечом, в Империи хватает. Но в число моих гвардейцев вы не попадете. Женщина не может служить в Ордене.

Сейлес стиснула спинку кресла так, что побелели пальцы.

— Монсеньор, я прочитала устав Ордена, наверное, раз десять. И ни разу не нашла упоминания о том, что в Орден принимают исключительно мужчин.

Выпад был настолько неожиданным, что Ирем на секунду растерялся. Мысленно пробежавшись по параграфам Устава, коадъютор обнаружил, что Сейлес права. Впрочем, большая часть Устава была создана задолго до Железной Беатрикс. В те времена никто не мог даже подумать, что какая-нибудь женщина станет претендовать на место в гвардии. Даже семнадцать лет назад, когда Ирем собственноручно редактировал устав, подобная возможность показалась бы нелепой. Но с какого-то момента то, что еще относительно недавно представлялось невозможным, стало реальностью. Если Лейда Гефэйр возглавляет войско своего отца и правит Гверром даже после совершеннолетия своего брата, то стоит ли удивляться, что девице из Ландора пришла в голову идея вступить в Орден?

— Ну что ж, вы правы, месс Ландор, — признал сэр Ирем после долгого молчания. — А теперь сядьте и послушайте меня. Раз уж вы так внимательно читали наш Устав, то вам наверняка известно, какую роль в приеме новых рыцарей играет коадъютор. Мне приносят список кандидатов, которых другие офицеры сочли достойными места в Ордене, я ставлю свою подпись, и несколько человек становятся гвардейцами. Как правило, это обычная формальность. Но не в вашем случае… Вы можете провести здесь еще три месяца, до конца испытательного срока, но потом я откажусь принять вас в Орден, и вам все равно придется вернуться домой. Я мог бы сделать это безо всяких объяснений, но мне кажется, честнее будет объясниться с вами сразу. Я не приму вас в число моих солдат. Наш Орден требует от своих членов полного самоотречения. Отказ от личного имущества, безбрачие, готовность выполнять любой приказ… и, что немаловажно, невозможность отказаться от своих обетов в случае войны. Короче, Орден может выполнять свои задачи только тогда, когда в нем царит безупречная дисциплина и верность своему долгу.

— Вы считаете, что женщины на это неспособны? — ощетинившись, спросила Сейлес.

Ирем сдавленно вздохнул.

— Нет, месс Ландор. Но я считаю, что на это неспособно большинство мужчин, когда среди этих мужчин есть женщина. Боюсь, что вы в своем эгоистическом стремлении добиться своей цели вряд ли представляете себе, к каким проблемам это должно привести.

— Но до сих пор никто даже не заподозрил, что я женщина, — уже гораздо неувереннее возразила Сейлес.

— Спору нет, вам очень повезло. И сколько вы еще планировали притворяться? Месяц? Год? Может быть, всю оставшуюся жизнь?..

Девушка быстро отвела глаза, и Ирема внезапно осенило. Он негромко рассмеялся.

— А-а, я понял. Вы надеялись дождаться, пока вас зачислят в гвардию, раскрыть свое инкогнито, а после этого сослаться на Устав. Прекрасный план!.. Действительно прекрасный. К сожалению, вы проиграли. И прошу вас — не пытайтесь повторить ваш трюк в каком-нибудь другом имперском городе. Не стоит превращать все в фарс, не так ли?.. — Ирем встал, показывая, что аудиенция окончена. — Я вас не задерживаю, месс Ландор. Придумайте какой-нибудь предлог для своего отъезда, соберите вещи и уезжайте. Витто Арриконе… фэйры с ним, пусть пока остается.

Сейлес встала и медленно подошла к двери.

— Еще одну минуту, месс Ландор, — окликнул ее Ирем. — Я надеюсь, что вы понимаете, что всю эту историю не стоит предавать огласке. Это не только не в моих, но и не в ваших интересах.

Сейлес коротко, по-военному поклонилась и, не говоря ни слова, вышла в коридор.

"Одной проблемой меньше" — с мрачным удовлетворением подумал Ирем. Теперь можно было с чистой совестью выбросить неприятную историю из головы и отправиться на прием к Валлариксу.

Только сейчас рыцарь по-настоящему почувствовал, что провел ночь и несколько последних дней в седле. Тело настойчиво просило отдыха, а в голове было как-то мутно, словно накануне вечером он много пил.

"Стареешь" — издевательски прокомментировал внутренний голос.

— Линар! — резко окликнул Ирем своего стюарда. — Принеси еще воды. Только похолоднее...

Умывшись второй раз за утро, он с ожесточением растер лицо и шею жестким полотенцем и распорядился оседлать ему коня.

Явившись во дворец, лорд Ирем обнаружил, что его опередили. Аденор, которого Валларикс сделал главной государственного казначейства, никогда не появлялся во дворце раньше одиннадцати, но сегодня, как назло, приехал к девяти часам утра, и в данную минуту находился в королевской спальне.

Став женатым человеком, император не отказался от своей привычки разбирать бумаги по утрам, но начал делать это не своем в полупустом холодном кабинете, а в покоях королевы. Для этой цели в углу спальни, поближе к высокому витражному окну, был установлен стол, и по утрам Валларикс, надев темно-синий бархатный халат, подсаживался к этому столу и отвечал на письма, обсуждая их с Алирой. Заходя к Вальдеру с утренним докладом, коадъютор часто заставал Алиру уже на ногах — она сидела за столом напротив мужа и сосредоточенно писала, а распущенные волосы блестящей шелковой волной лежали на ее плечах, окутывая королеву, как сияющая золотая шаль. Она не отказалась от своей привычки подниматься вместе с императором даже тогда, когда ждала наследника, хотя в те дни ее лицо часто бывало бледным и осунувшимся, будто королева не смыкала глаз всю ночь. Алира тяжело переносила первую беременность, но Валларикс, к досаде Ирема, не запрещал жене перетруждать себя, а вместо этого в своей обычной мягкой, обходительной манере уговаривал ее прислушаться к советам лекарей и больше отдыхать. Валларикс не скрывал, что он гордится поведением своей жены, а при дворе их близость с королевой находили трогательной. Лорды Малого совета шутили, что им нечем больше заняться, потому что юная супруга заменила Валлариксу государственный совет и личного секретаря.

Единственным, кто не разделял всеобщего восторга по поводу брака императора, был Ирем. Хотя он по-прежнему пунктуально являлся во дворец с докладами каждое утро, с некоторых пор рыцарь старался отыскать предлог, чтобы дождаться выхода Валларикса в приемной. Коадъютор говорил себе, что не желает смущать друга и его жену, но, если быть до конца честным с самим собой, он просто не стремился наблюдать эту семейную идиллию.

Как и большинство старших офицеров Ордена, Ирем был убежден, что настоящей семьей мужчины должны быть его друзья, а все остальное только отвлекает человека от служения своему делу. Так, по крайней мере, он ответил бы любому, кто спросил бы его о натянутости, появившейся в их отношениях с Валлариксом. Но был еще один момент, в котором коадъютор мог признаться только самому себе.

Ирем уже не помнил времени, когда он не служил династии дан-Энриксов. Если на свете и существовал когда-то человек по имени Айрем Кейр, у которого была какая-то своя, отдельная от императора судьба, то Ирем уже много лет назад забыл о нем и думал о себе только как о коадъюторе Вальдера. Все, что было важным для правителя, как бы само собой, без всякого усилия, делалось важным и для Ирема. Благополучие империи, реформа Ордена, Седой со своей Тайной магией, Элиссив и, конечно, Крикс — Ирем охотно занимался всем, что совершенно не касалось его самого, но зато волновало его друга и сеньора. Ему нравилось сознание того, что император доверяет ему больше, чем кому-либо другому, и он никогда не думал, что однажды это положение изменится. Но с появлением Алиры в жизни Валларикса появилось часть, которая касалась только их двоих, и больше никого. Рыцарь не мог отделаться от ощущения, что эта часть все время разрастается, мало помалу вытесняя остальное. И, хотя Ирем оставался лучшим другом императора, он, несомненно, перестал быть для Валларикса единственным доверенным лицом. Ирем никак не ожидал, что будет чувствовать себя задетым — но, однако, так оно и было.

Конечно, глупо было сожалеть о временах, когда Валларикс был вдовцом. В конце концов, даже слепой заметил бы, что император был несчастлив. Но, сколько бы лорд Ирем не твердил себе, что должен радоваться за своего друга, в глубине души он чувствовал досаду. И сейчас, услышав, что правитель принимает у себя Ральгерда Аденора, Ирем почти с облегчением отступил от дверей в покои королевы и тихо сказал дежурному гвардейцу, что он подождет правителя у него в кабинете.

Рыцарь пересек приемную и тяжело вздохнул, берясь за медное кольцо в двери — но в самую последнюю секунду замер, различив за дверью еле слышный шелест перевернутой страницы. В кабинете явно кто-то был.

"Вальдер?!" — подумал он, но тут же понял всю нелепость этой мысли. А мгновение спустя он осознал, кто должен находиться в аулариуме императора. Раз гвардеец не предупредил его о госте, значит, тот проник в покои императора без ведома охраны. На такое был способен только один человек.

— Доброе утро, Князь, — нарочито невозмутимо сказал Ирем, распахнув дверь.

Сидевший за столом мужчина поднял голову от книги, которую только что читал, и отбросил со лба мешавшую темную прядь, открыв немного побледневшее клеймо с вензелем Сервелльда Дарнторна. Встретившись взглядом с коадъютором, он улыбнулся, до боли напомнив каларийцу молодого императора.

— Доброе утро… монсеньор.

Лорд Ирем вздрогнул.

— Ты?.. — выдохнул он, и запоздало прикусил язык, досадуя на собственное удивление. Казалось бы, за столько лет общения с Седым можно было бы и привыкнуть… Коадъютор всегда знал, что рано или поздно Крикс опять появится в Адели — без предупреждения и в самый неожиданный момент. Но когда это произошло на самом деле, Ирем оказался слишком изумлен, чтобы держать себя в руках.

— Я принял тебя за Седого, — чуть помедлив, сказал рыцарь, внимательно разглдывая Крикса. Пару лет назад, когда они виделись в последний раз, Меченый еще выглядел как юноша — а может, это Ирем по привычке видел в нем черты того мальчишки, которого много лет назад забрал из Академии. Теперь дан-Энрикс, несомненно, стал мужчиной. Видеть эту перемену было странно. Может быть, что-то в этом роде чувствуют другие люди, когда видят своих повзрослевших сыновей?..

От этой мысли губы каларийца изогнулись в саркастической улыбке. "Кажется, я становлюсь сентиментальным" — насмешливо подумал он.

— Надеюсь, ты вернулся насовсем? — нарочито небрежно спросил Ирем. Меченый едва заметно улыбнулся — так, как будто истинные мысли Ирема были написаны у коадъютора на лбу. От этой понимающей улыбки Ирема бросило в жар. Крикс и раньше временами поразительно напоминал Седого, но сейчас он стал казаться его точной копией.

— Боюсь, что нет, — ответил он. — Я ведь отправился в Эсселвиль только потому, что Олварг находился там. И мое возвращение в Адель тоже будет зависеть не от меня, а от него. Мы с Олваргом сейчас, в каком-то смысле, неразлучны — куда он, туда и я.

Так, значит, Крикс провел все это время в Эсселвиле… Ирему пришлось напомнить самому себе, что он решил ничему не удивляться. Рыцарь сел за стол, откинулся на спинку кресла и демонстративно скрестил руки на груди — как и всегда, когда был с чем-то не согласен.

— Валларикс тоже постоянно говорит об Олварге, — заметил он. — Если тебя интересует мое мнение, то вы с Вальдером уделяете ему больше внимания, чем он того заслуживает. Чего, в сущности, добился Олварг со всей своей магией?.. Да ничего! Последние два года прошли очень мирно — особенно по сравнению с тем бардаком, который здесь творился раньше. Думаю, что Олварг уже показал нам все, на что способен. Две войны, неурожай, разруха, эпидемия — а что в итоге? Мятеж Сервелльда Дарнторна провалился, эпидемия закончилась, а Олварг до сих пор остался там же, где и был. Нравится ему это или нет, но его ставка бита.

Крикс поднял взгляд на Ирема.

— Не думаю, — негромко сказал он. — Когда я оказался здесь, мне сообщили, что со времени переговоров в Кир-Кайдэ прошло два года и три месяца. А в Эсселвиле за это же время прошел всего один год.

— И что с того? — не понял Ирем. — Я читал, что время по разные стороны от арки Каменных столбов течет по-разному. Откуда бы иначе взялись все эти истории про то, как человек, попавший в Леривалль, вернулся много лет спустя таким же молодым, каким и был?..

— Это совсем другое, — отмахнулся Крикс. — Альды и все, что с ними связано, находятся вне времени — поэтому они и не стареют. Думаю, что люди, оказавшиеся в их владениях, тоже не могут постареть, пока находятся в Туманном логе. Но во всех других частях нашего мира время раньше шло с одной и той же скоростью — иначе моя мать бы просто не смогла встречаться с Тэрином у Каменных столбов. А теперь что-то начало меняться. Когда я пытался пройти через арку Каменных столбов, чтобы попасть сюда, это оказалось тяжелее, чем обычно. Первые несколько раз у меня вообще ничего не получилось. В тот момент я думал, что мне просто не хватило концентрации, но теперь я уверен в том, что это как-то связано с Истоком. У меня такое ощущение, как будто части мира стали отдаляться друг от друга все быстрее и быстрее… — Крикс нахмурился, глядя куда-то мимо Ирема. "И впрямь, совсем как Князь" — подумал Ирем с застарелым раздражением. Седой тоже все время говорил загадками и беспокоился из-за вещей, понятных только ему одному.

Как будто бы подслушав его мысли, Меченый неожиданно спросил:

— Скажи, за те два года, пока я был в Эсселвиле, Князь не появлялся здесь?..

— Нет. Я не видел его с того дня, как он показывал тебе меч Энрикса из Леда, — отозвался Ирем, ощутив знакомый холод в животе. Меченый коротко кивнул, как будто бы не ожидал услышать ничего другого.

— Ты думаешь, что с ним случилось что-нибудь плохое? — спросил коадъютор резче, чем ему хотелось бы.

Дан-Энрикс потер лоб, как будто бы его клеймо внезапно начало зудеть.

— Я думаю, что он убит, — признался он после короткой паузы. — Когда я видел Светлого в последний раз, он был в довольно сложном положении. Безликие сумели выследить его и шли за ним буквально по пятам. И знаешь… иногда, когда я вспоминаю наш последний разговор, мне кажется, что Князь уже тогда предвидел то, что с ним произойдет потом.

Ирем закинул ногу на ногу.

— Не понимаю, с чего ты решил, что знаешь, что произошло потом. Положим, за Седым действительно гнались Безликие. Это еще не основание считать, что он убит, — парировал он, пытаясь усилием воли задавить холодный, скользкий страх, ворочавшийся где-то в животе. Что же это такое… сперва император, а теперь еще и Крикс!

Во взгляде Меченого, словно вспышка, промелькнуло понимание.

— Валларикс тоже что-нибудь почувствовал?.. Что это было — магия? Или просто дурные сны?

Лорд Ирем закусил губу. Он не представлял, откуда Крикс мог знать такие вещи. Пару лет назад Ирема в самом деле разбудили среди ночи и сказали, что правитель срочно вызывает его во дворец. Валларикс, которому полагалось спать в своей постели рядом с королевой, второй час расхаживал по галерее Славы, ежась от холодного ночного ветра, и пил тарнийское вино прямо из горлышка бутылки. Императору приснилось, что Седой погиб, и всегда рассудительный Валларикс ни в какую не желал поверить в то, что это просто сон.

Боль из прикушенной губы немного отрезвила коадъютора, позволив ему сохранить спокойствие и проглотить вертевшийся на языке ответ, что про сны Валларикса лучше спросить у королевы — ей виднее. В глазах сэра Ирема любой, кто верил в сны и поддавался глупым суевериям, был безнадежным дураком. Но для дан-Энриксов, связанных с Тайной магией, Ирему приходилось, скрепя сердце, сделать исключение.

— Ты прав, — сдаваясь, признал он. — Может быть, тебе стоит обсудить свои предчувствия с орденским магом?..

Во взгляде Крикса промелькнула искра интереса.

— Ну конечно!.. — пробормотал он. Казалось, Крикса целиком захватила какая-то мысль, не связанная с темой их беседы, но необычайно ценная для энонийца. — Монсеньор, вы гений!

Ирем усмехнулся углом рта.

— Стараюсь, как могу.

* * *

Маг вошел в комнату уверенным и быстрым шагом человека, который бывает в Адельстане каждую неделю, но при виде Крикса темно-серые глаза мэтра Викара слегка округлились.

— Когда мессер Ирем пригласил меня сюда, я думал, что я нужен для допроса какого-нибудь арестанта, — сказал он. — Чем я могу быть вам полезен, принц?

— Пожалуйста, садитесь, мэтр. Я надеялся, что вы поможете мне разобраться в одном деле, — отозвался Крикс, чувствуя неловкость от того, что маг, которого он знал еще подростком, стоит перед его креслом чуть ли не навытяжку.

Ворлок обошел овальный стол и сел в предложенное кресло.

— Я слушаю вас, принц, — повторил он, глядя на собеседника в упор.

Меченный на мгновение прикрыл глаза, пытаясь отделаться от неприятных ощущений, вызванных этим внимательным, как будто проникающим в его мысли взглядом. Дан-Энрикс не имел ничего против мэтра Викара, даже наоборот — в те времена, когда они вместе плыли в Каларию на "Бесстрашной Беатрикс", он относился к ворлоку с большой симпатией. Но даже это не могло избавить его от старой неприязни к ворлокам и ворлокству.

— Прежде всего, я бы хотел спросить: может ли человек, не наделенный Даром, избавить кого-нибудь от боли с помощью обычного внушения? — поинтересовался он.

Ворлок поставил подбородок на сцепленные в замок руки.

— На вашем месте, принц, я бы поосторожнее использовал слова вроде "внушение". Представьте… хм… ну, скажем, заболевшего ребенка. Его мать сидит с ним рядом, успокаивает, гладит… через полчаса ребенок засыпает, потому что боль становится слабее. Это что, "внушение"?.. Едва ли. Существуют вещи, которые одинаково далеки и от магии, и от медицины. В терминах науки или магии мы никогда не объясним, как именно сочувствие и нежность матери влияют на ее ребенка. Но это не значит, что подобного влияния не существует, или что его не стоит принимать в расчет.

— А если речь о совершенно постороннем человеке? И боль при этом не "становится слабее", а исчезает полностью?

— Тогда это, определенно, ворлокство.

— А если после этого человека перестают беспокоить больные почки или сам собой рассасывается уже созревший флюс? — напряженно спросил Крикс. Когда он уезжал из Руденбрука, щека Рельни выглядела почти нормальной — отек заметно спал, и за столом разведчик с аппетитом ел любую пищу, словно вознаграждая себя за несколько дней на хлебе и воде. А Алинард серьезно рассуждал о том, не совершили ли они с дан-Энриксом ошибку, приняв за камни в почках то, что он теперь уверенно считал "обычной невралгией".

Ворлок пожал плечами, как человек, которому приходится давать ответы на банальные вопросы.

— Я бы сказал, что маг, работавший с подобным человеком, обладает Даром в области как целительства, так и ворлокства. Целители лечат болезни, но не убирают боль. А ворлоки — наоборот. Небезызвестный вам Галахос, например, имел способности одновременно и к предметной магии, и к ворлокству. Но, как вы понимаете, подобные таланты даже среди Одаренных представляют из себя скорее исключение, чем правило.

— Я понимаю, — кивнул Меченый. — А может быть такое, что исцеление произошло вообще без применения какой-то магии?

Ворлок пожал плечами.

— Тогда это либо случайность, либо чудо. Причем в данном случае это почти одно и то же. Не хочу показаться невежливым, принц, но все ваши вопросы чересчур абстрактны. Может быть, вы все-таки расскажете, что беспокоит вас на самом деле?..

Крикс глубоко вздохнул.

— Ну что ж… возможно, так действительно будет лучше всего. В последнее время я довольно много занимался медициной. Больше по необходимости — в том месте, где я жил, был только один врач, и множество людей, которые нуждались в помощи. Я просто вынужден был применять те знания, которые когда-то получил от Рам Ашада.

— Вы что, пытаетесь передо мной оправдываться?.. В этом нет необходимости. Я не намерен вас осуждать.

Меченый прямо посмотрел на ворлока.

— По правде говоря, я осуждаю себя сам. Бывали моменты, когда я спрашивал себя — как я вообще осмеливаюсь браться за лечение людей, с моими-то мизерными познаниями в медицине? Рам Ашад, по крайней мере, точно знал, какое дело можно мне доверить. Он бы никогда не допустил, чтобы я навредил кому-нибудь из его пациентов. А тот врач, с которым я работаю сейчас… он искренне считает, что я маг, который может все. Вы представляете, каково мне приходится?..

— Думаю, да, — негромко согласился ворлок. Несколько секунд они молчали, глядя друг на друга.

Крикс почувствовал, что его ладонь медленно разжимается — и с опозданием сообразил, что с самого начала их беседы с ворлоком сжимал широкий подлокотник кресла тем же безотчетным жестом, каким в минуты опасности тянулся к рукояти своего меча.

Ворлок вздохнул.

— Мне жаль, что вы так настороженно относитесь к… лицам моей профессии. Боюсь, что дело здесь не только в вашей наследственной несовместимости с магией, но и в том, что кто-то из моих коллег когда-то допустил в работе с вами грубую и неприятную ошибку. Думаю, всего этого вполне можно было избежать… Итак, вы занимались медициной — в том числе задачами, которые были для вас слишком сложны. Что было дальше?

— Дальше… дальше как раз начались те вещи, которые казались мне необъяснимыми, — сказал дан-Энрикс. А затем подробно, обстоятельно рассказал магу про леди Адалану и про Рельни. Ворлок слушал не перебивая, внимательно глядя на собеседника. Впрочем, примерно к середине рассказа Крикса он отвел глаза, привычным жестом стряхнул с запястья браслет из черных агатов, и принялся задумчиво перебирать шлифованные каменные бусины.

— И как вы сами объясняете произошедшее?.. — спросил он Крикса, когда тот закончил свой рассказ и замолчал.

— Я думаю, это была Тайная магия.

Ворлок молчал.

—… Вы полагаете, что я слишком самонадеян? — спросил Крикс, поняв, что маг не собирается нарушать паузу. Меченый не помнил, когда он краснел в последний раз, но сейчас он почувствовал, как кровь приливает к лицу, теплой волной ползет со лба на щеки. — Собственно, поэтому я и надеялся, что вы поможете мне разобраться в этом деле. Я хотел понять, не упустил ли я какое-нибудь объяснение. Тайная магия непредсказуема и непостижима для людей. Так что считать, что она выполняет твои пожелания — это, действительно...

Ворлок вскинул глаза на Крикса.

— Нет, мессер. Я не считаю вас "слишком самонадеянным", — перебил он. Бусины в руках мага замелькали с удвоенной скоростью. Эти быстрые движения пальцев, да еще слегка нахмуренные брови — вот и все, что выдавало беспокойство ворлока. — Признаться, я действительно не понимаю… Вы читали книгу Отта?

Крикс удивленно поднял брови. Вопрос совершенно не вязался с темой их беседы и казался откровенно странным, но при этом маг смотрел на него так, как будто бы ответ дан-Энрикса имел огромный смысл.

— Книгу Отта?.. Вы имеете в виду его историю последних войн?

— Нет, я имею в виду "Сталь и Золото", — ответил ворлок, и устало потер лоб. — Впрочем, это уже не важно. Можете не отвечать — я вижу, вы даже не слышали это название. Что же до ваших слов… я никогда не сталкивался с Тайной магией лицом к лицу, и не могу с уверенностью утверждать, что именно она исцелила этих людей. Но я могу сказать, что с того самого момента, как я вошел сюда, я чувствую Силу — не ту Силу, которую мы видим в Одаренных, а совсем иную, для которой я, признаться, затрудняюсь подобрать какое-то название. Это тем более поразительно, что я могу ручаться — в прошлом я не ощущал в вас ничего похожего. — Крикс не был ворлоком, но сейчас он чувствовал смятение Викара так отчетливо, как если бы действительно "читал" его. — Словом, я верю вам. По-прежнему не представляю, что это за Сила и на что она способна, но не сомневаюсь, что события, которые вы описали, были связаны именно с ней.

Сердце у Крикса застучало чаще. Ворлок был отнюдь не первым, кто почувствовал в нем эту магию. На самом деле, ее чувствовали и Атрейн, и пациенты в лазарете, и привратник лорда Аденора. Разница состояла в том, что Истинному королю и айзелвитам эта Сила была крайне необходима, и дан-Энрикс полагал, что они видят то, что хотят видеть. А вот мэтру Викару его магия была не просто "не нужна" — она не вписывалась в его представления о мире, так что он едва ли не стыдился говорить о ней. Но именно поэтому дан-Энрикс поверил ему безоговорочно.

Счастье звенело в нем, словно натянутая тетива. Хотелось вскочить с кресла и пройтись по комнате, или же громко, в голос рассмеяться. Но он сдерживал себя из опасения обидеть мага.

Мэтр Викар искоса посмотрел на собеседника.

— Я ворлок, принц, — напомнил он. — Я могу отличить, когда люди смеются от радости, а когда они смеются надо мной. Даже не читая мыслей собеседника, я чувствую его эмоции, а ваш… восторг сейчас бушует в этой комнате, как ветер на Халаррском перевале.

Меченый рассмеялся.

— Я забыл. Пожалуй, иногда общаться с ворлоками удивительно удобно… Но у меня есть еще один вопрос.

— Я слушаю.

— Действительно ли сильный маг, знающий имя человека и определенным образом настроивший свое сознание, может узнать, что происходит с этим человеком, где бы тот ни находился?

Ворлок прищурился.

— В принципе да. Однако тут есть масса всяких "но". Во-первых, это действительно должен быть очень сильный маг, скорее всего — ворлок или человек в задатками к нескольким видам магии, то есть, по сути, совершенный уникум. Желания и помыслы этого мага должны быть полностью сосредоточенны на его цели. Для того, чтобы достичь подобного эффекта, магу нужно жить в уединении, с утра до ночи размышляя исключительно о человеке, которого нужно отыскать. Причем желательно иметь "маяк", какой-нибудь предмет, который тесно связан с разыскиваемым человеком. Прядь его волос, старую одежду, написанное им письмо… помню, как я однажды искал по заданию Ордена похищенную девочку, используя в качестве "маяка" ее любимые игрушки. Чем удачнее маг подберет "маяк", тем больше шансов на успех.

— А маяк нужен обязательно? Если я просто назову какому-нибудь магу имя человека, которого нужно разыскать...

— То этот маг прежде всего пожалуется на вас властям, — вздохнул мэтр Викар. — Давать такие поручения имеет право только Орден или члены городского капитула. Если какой-то маг начнет использовать _такие_ виды магии по собственному усмотрению, он очень скоро наживет себе проблем с Советом Ста. Это необходимо, чтобы магия не превратилась в инструмент для шпионажа и тому подобных неприглядных дел.

Крикс потер лоб.

— Да. Верно. Я об этом не подумал. Кажется, придется просить помощи у Ирема.

Маг с интересом посмотрел на Крикса.

— Я вижу, для вас это очень важно?

— Очень, — честно сказал Крикс.

— Может быть, расскажете, в чем дело?.. Если, конечно, это не какой-нибудь секрет.

— Нет, это не секрет… по крайней мере, не от вас, — пожал плечами Крикс. — Примерно год назад я обещал своему другу позаботиться об одном человеке. Но я положительно не знаю, как исполнить это обещание. Все, что я знаю об этом мальчишке — это что его зовут Олрис, ему сейчас должно быть тринадцать лет, и он мой родственник по материнской линии.

Мэтр Викар заметно оживился.

— Кровное родство — довольно мощное подспорье в магии. Послушайте, мессер! Мы уже обнаружили, что вы располагаете… определенными возможностями. Почему бы не попробовать пустить их в ход? Я мог бы объяснить вам, как именно маг очищает свои мысли для того, чтобы потом сосредоточить их на объекте поиска. А если ничего не выйдет, вы всегда сможете получить от лорда Ирема бумагу, которая позволит вам обратиться к любому магистру из Совета ста.

— Я не уверен, что это хорошая идея, — вздохнул Меченый. — Вам хочется узнать, на что способна эта Сила, о которой вы сегодня говорили. Устроить испытание и посмотреть, что из этого выйдет. А я чувствую, что Истинную магию нельзя испытывать подобным образом. Маги владеют своим Даром так, как я — своим мечом или конем. Но Тайной магией нельзя "владеть" — ей можно только доверять.

Ворлок обескураженно пожал плечами.

— Не могу сказать, что я вас понимаю, принц… но, может быть, вы правы. Делайте, как посчитаете нужным — а я с удовольствием займусь поисками вашего Олриса, как только получу распоряжение Совета ста.

— Спасибо, мэтр! А теперь, если позволите, я пригласил бы вас в "Черный дрозд". Сейчас, конечно, уже вечер, но, надеюсь, там найдется хоть один свободный столик.

Олрис проснулся от холода, от которого у него мучительно сводило мышцы. Небо успело посветлеть, но солнце еще не взошло. С одной стороны в плечо Олрису упиралось весло, с другой — ноги Ингритт, спавшей головой к корме. Олрис схватился за борт и сел, чувствуя, как его тело ноет от бесконечной гребли, холода и сна на жестких досках. Особенно сильно у него сейчас болели руки и спина.

Перегнувшись через борт лодки, Олрис зачерпнул воды и поплескал себе в лицо, стараясь отогнать остатки сна. По-видимому, он проспал не больше трех часов. Когда он бросил весло и растянулся на дне лодки, была уже глубокая ночь. На тот момент он так устал, что даже страх погони не способен был пересиливать усталость. Последней связной мыслью, промелькнувшей в его голове перед тем, как Олрис погрузился в сон, было "Я больше не могу. Надо причалить к берегу и остановиться на ночлег". Мысль была совершенно правильной, но воплотить ее в действительность Олрис уже не смог.

Как и когда заснула Ингритт, он тем более не знал.

За два последних дня, прошедшие со времени их бегства, Ингритт не произнесла ни слова жалобы. Когда на ее ладонях начали лопаться мозоли от весла, она просто оторвала подол рубашки, обмотала им ладони и продолжила грести с прежним остервенением. Последнее, что Олрис помнил о прошедшей ночи — это как Ингритт говорила ему что-то очень важное, кажется, про дан-Энрикса и Руденбрук, а он никак не мог сосредоточиться и вникнуть в смысл ее слов, кивая и мыча в ответ что-то нечленораздельное.

Олрис обхватил себя руками, чтобы хоть чуть-чуть согреться, и завертел головой, пытаясь угадать, какое расстояние лодка прошла, пока они благополучно спали. Клочья тумана висели над водой, а лесистые берега казались совершенно незнакомыми. Олрису хотелось надеяться, что их преследователи сейчас прочесывают окрестности Марахэна и разыскивают беглецов в ближайших деревнях.

Словно в ответ на его мысли на левом берегу заржала лошадь. Ей тут же ответила другая. Олрис чуть не подскочил от ужаса.

— Ингритт! — выпалил он, соскальзывая со скамейки на дно лодки и вцепляясь девушке в плечо. — Ингритт, погоня!!! Нас нашли!

Ресницы Ингритт дрогнули, как будто бы она пыталась, но не могла проснуться. Олрис потряс ее сильнее, и тогда она открыла красные, мутные от усталости глаза и резко села, стукнувшись о скамейку лбом.

— А?.. Где погоня? — хриплым голосом спросила она.

Но отвечать Олрису не пришлось. На белую песчаную косу, тянувшуюся между лесом и рекой, уже вылетел первый всадник. А сразу за ним — второй и третий. Всего маленький отряд насчитывал семь человек.

Один из всадников неторопливо поднял самострел, и толстая, короткая стрела с пугающе громким звуком ударила в борт лодки, в какой-нибудь ладони от головы Ингритт. Олрис негромко ахнул — больше от неожиданности, чем от настоящего испуга. Только через несколько секунд он осознал, что их преследователь вовсе не намеревался подстрелить кого-нибудь из них — просто показывал, что жизнь обоих беглецов в его руках.

— Эй, в лодке! Правьте к берегу! — крикнул один из всадников.

Олрис медленно, как во сне, вытащил тяжелые весла со дна лодки и вставил их в уключины. Сердце стучало в ребра так, как будто бы пыталось выпрыгнуть наружу.

Ингритт они, конечно, не убьют. Рыжебородый заинтересован в том, чтобы ее привезли в Марахэн живой. А вот его наверняка повесят прямо тут, на берегу.

— Что ты делаешь? — беззвучно прошептала Ингритт. Олрис невидящим взглядом уставился на нее.

— Я правлю к берегу, как они и велели. Ты же видела, им ничего не стоит нас убить.

Ингритт скривила губы.

— По мне, так лучше умереть, чем возвращаться в Марахэн. Слезай отсюда, я сама! — она столкнула его со скамьи и в несколько сильных гребков развернула лодку к противоположному берегу. — Ляг на дно лодки, идиот! В меня они стрелять не будут.

Олрис сжался на дне лодки, от души надеясь, что Ингритт не ошибается, считая, что гвардейцы не начнут в нее стрелять.

Прятаться за бортами лодки и не знать, что происходит на том берегу, было невыносимо.

— Они спускаются к воде, — сказала Ингритт Олрису, как будто бы подслушав его мысли. И то ли со злостью, то ли с горечью пробормотала — Боже, зачем только лошади умеют плавать!

Олрис закрыл глаза. Может быть, Ингритт зря пытается бороться с неизбежностью? Своим упорством они только разозлят преследователей еще сильнее.

Нос лодки мягко ткнулся в песчаный берег.

— Бежим! — крикнула Ингритт, перепрыгивая через борт.

Олрис выбрался из лодки и, с трудом передвигая ноги, бросился вслед за ней. Тело, отяжелевшее после сна, сопротивлялось быстрым движениям, так что бежали они медленно.

— Может, залезть на дерево?.. — предложил Олрис, спотыкаясь от усталости.

— Ты видишь здесь хотя бы одно дерево, на котором нас не будет видно? — с досадой откликнулась Ингритт. Олрис вынужден был признать, что его спутница права. В другое время этот лес понравился бы ему гораздо больше, чем угрюмая опушка рядом с Марахэном, но сейчас Олрис готов был его возненавидеть. Никаких непролазных зарослей, в которых можно было бы надежно спрятаться от всадников, никаких вывороченных из земли корней, о которые могла бы споткнуться лошадь. В лесу, примыкающему к Марахэну, кроны деревьев переплетались между собой, так что внизу почти всегда царил зеленоватый полумрак, как под водой, а здесь каждое дерево стояло наособицу. Наверное, ближе к полудню, когда солнце поднимется над лесом, здесь станет так светло, что на земле можно будет найти упавшую монетку.

Несколько минут спустя Олрис услышал лошадиный топот. Силы окончательно покинули его — вместе с надеждой на спасение.

— Ингритт, это бесполезно!.. Они нас уже поймали. Стой, — выкрикнул он.

Девушка не ответила.

Впрочем, сдаваться тоже было поздно. Меньше, чем через секунду после своего отчаянного выкрика, Олрис почувствовал обжигающий удар и мгновенную, раздирающую боль. Земля вывернулась из-под ног, и он едва успел подставить ладони, чтобы смягчить падение. "Я умираю" — промелькнуло в голове. — "Он зарубил меня мечом"

Олрис сжался на земле, надеясь, что это конец, и хуже, чем сейчас, ему уже не будет. Но мгновение спустя, услышав крик Ингритт, осознал, что худшее еще даже не начиналось. Гвардеец, который ударил его на скаку — как теперь становилось ясно, вовсе не мечом, а плетью — осадил коня и спешился. Олрис увидел приближающегося к нему мужчину и едва успел прикрыть голову руками, прежде чем преследователь пнул его сапогом. А потом еще раз. И еще. Отводя душу за ночь в седле и за устроенное им холодное купание, он еще пару раз вытянул Олриса плеткой, а потом скомандовал:

— Вставай.

Олрис боялся, что, как только он попробует подняться, перестав прикрываться от ударов руками и подтянутыми к животу коленями, гвардеец пнет его опять, но делать было нечего, и он поднялся на ноги, стараясь не смотреть на возвышающегося над ним мужчину. Олрис прекрасно понимал, что всякое неверное движение или случайный взгляд, который можно было бы истолковать как проявление протеста или неповиновения, приведет к тому, что его снова будут избивать, и эта мысль лишала его воли.

Гвардеец связал ему руки, грубо и намеренно болезненно затягивая прочные узлы на мокрой, измочаленной веревке. Олрису удалось скосить глаза и посмотреть на Ингритт. Один из гвардейцев держал девушку за локти, а второй, немолодой мужчина, которого Олрис поначалу чуть не принял за Дакриса, стоял напротив Ингритт, глядя на их добычу сверху вниз. Олрис не сомневался, что гвардеец сейчас заговорит и прикажет связать пленницу, и вздрогнул, когда вместо этого заговорила Ингритт.

— Нисар… не надо, — неожиданно отчетливо произнесла она. — Зачем вам это?.. Мы ведь не враги друг другу. Помнишь, как ты строил для меня качели? А тот раз, когда отец учил меня накладывать повязки? Ты тогда не дал ему все переделать и сказал — отличная работа.

— Хватит! — рявкнул Нисар. Лицо у него на секунду исказилось, но уже мгновение спустя он овладел собой и, сунув пальцы рук за пояс, медленно качнулся с пятки на носок. — Полегче, девка, не дави на жалость… Во-первых, я делаю то, что мне приказано, и бабские истерики мне не помеха — стало быть, ты только понапрасну тратишь время. Во-вторых, я, может быть, сейчас скажу тебе такое, что ты сама захочешь вернуться в Марахэн.

— Например, что? Может, Рыжебородый умер?

Пожилой гвардеец крякнул, явно пораженный ненавистью, с которой Ингритт произнесла прозвище Нэйда.

— Да нет, он жив. Но приказал, когда найдем тебя, сказать: он сожалеет, если напугал тебя. Он в мыслях не имел чинить тебе какую-то обиду. Совсем даже наоборот… Короче говоря, Нэйд приказал готовить пиво и вино для свадебного пира.

Олрис вздрогнул. Нэйд собирается жениться? Честь по чести, с пиром, "утренним даром" и свадебным венком? Такое просто не укладывалось в голове.

— Для свадебного пира, значит, — повторила Ингритт. Ее голос звенел от напряжения. — А он не говорил, с чего это он взял, что я соглашусь за него выйти?

Нисар, оторопев, смотрел на пленницу. Девушка зло скривила губы.

— Ты что, считаешь, я должна быть страшно благодарна, что Рыжебородый решил соблюсти приличия? — От интонации Ингритт по спине у Олриса прошел озноб. — Я должна чувствовать себя польщенной, что других он просто зажимал в углу или тащил на сеновал, а меня удостаивает свадебного пира? Нет, Нисар! Насилие — это насилие, как ты его не назови. А мое нежелание иметь с ним дело для Рыжеборого — как и для вас! — всего лишь "бабские истерики", на которые не стоит обращать внимания.

— Тьфу, вот ведь дура полоумная… — пробормотал Нисар, но было видно, что от вспышки Ингритт ему стало здорово не по себе. Во всяком случае, на девушку он больше не смотрел, как будто бы боялся лишний раз встретиться с ней взглядом. — Свяжи ее, только поаккуратнее. Чтобы без синяков, — приказал он тому гвардейцу, который держал Ингритт за локти.

— Что будет с Олрисом? — спросила Ингритт.

Нисар повернул голову и смерил мальчика весьма зловещим взглядом, от которого Олрису чуть не стало дурно.

— Это решать не мне, — сухо ответил он.

Гвардеец, только что связавший Олриса, довольно ощутимо пнул его под зад коленом.

— Что стоишь, шагай вперед!.. Нисар, тут рядом должна быть одна деревня, то ли Заовражье, то ли что-то вроде этого. Может, доедем до нее? Этих-то мы уже поймали, никуда теперь не денутся. Я бы поел чего-нибудь горячего. И просушил штаны, чтобы не мерзнуть в этих мокрых тряпках.

Остальным гвардейцам эта мысль явно пришлась по вкусу. Даже Нисар колебался недолго — было очевидно, что перспектива ехать в мокрых, липнущих к ногам штанах не улыбалась ему самому.

— Ладно, поехали в деревню, — согласился он. — Мальчишку посади к себе в седло. И смотри, чтобы он ничего не выкинул.

— Да пусть попробует, не жалко! — процедил гвардеец, выразительно помахав плетью. — Но сажать его на лошадь я не буду. Я из-за этого щенка всю ночь протирал задницу в седле и вымок до подмышек. Пускай теперь пробежится до деревни.

* * *

В свою комнату в Адельстане Крикс вернулся удивительно расслабленным и совершенно неспособным стереть с лица глупую ухмылку. Тарнийское, ландорское и эшарет были гораздо крепче любых вин, которые встречались в Эсселвиле, а у Меченного за последний год ни разу не было возможности напиться — в войске Истинного короля к дан-Энриксу способны были обратиться в любое время дня и ночи, и он, сам того не замечая, постоянно находился в напряжении. Только сейчас Меченый понял, до чего приятно знать, что в случае какого-нибудь затруднения все прекрасно обойдутся без него. По орденским делам будут будить мессера Ирема, в случае, если кому-нибудь срочно нужен лекарь, обратятся к Белым сестрам, Рам Ашаду или к гильдии Травников, за магической помощью пойдут к магистрам из Совета ста… а не к нему.

Узнав, что Крикс позвал мэтра Викара в "Черный дрозд", сэр Ирем изъявил желание составить им компанию. Меченый посчитал, что это исключительно удачная идея. С той минуты, как лорд Ирем вошел в кабинет Вальдера и внезапно обнаружил там дан-Энрикса, между ними постоянно ощущалась некая натянутость. Так иногда бывает между людьми, которые когда-то видели друг друга каждый день, а потом расстались на несколько лет. В подобных случаях бывает трудно сразу же подобрать верный тон — все время балансируешь на грани между близостью и отчуждением. Неловкость усугубляло то, что возврат к прошлому для них был невозможен в принципе — их прежние отношения, сколько бы дружеской привязанности и скрытого от посторонних глаз соперничества в них не было, все же были отношениями однозначно и недвусмысленно неравными. По крайней мере, до бейн-арилльской кампании, пока дан-Энрикс еще был оруженосцем Ирема и относился к нему как к приемному отцу. Ну а потом… потом была война, Серая сотня, заточение в Кир-Роване — и неожиданно свалившийся на Меченого титул. И теперь уже лорд Ирем называл его "мой принц" и поднимался на ноги, когда дан-Энрикс входил в комнату.

Со временем они, наверное, нашли бы какую-нибудь золотую середину, но на это у них просто не хватило времени. Так что теперь дан-Энрикс был ужасно рад возможности побеседовать с Иремом где-нибудь кроме Адельстана или королевского дворца.

Мэтр Викар тоже не имел ничего против, так что в "Черный дрозд" они отправились втроем.

Сразу же оказалось, что компания мессера Ирема дает еще одно большое преимущество — рыцарь был завсегдатаем и почетным гостем "Черного дрозда", и хозяин заведения буквально лез из кожи вон, чтобы угодить каларийцу. В прошлом Крикс бывал в "Дрозде" с друзьями по Лаконской академии или с кем-нибудь из орденских кандидатов, но до сегодняшнего дня он даже не подозревал, насколько быстро здесь способны накрывать на стол — если, конечно, зададутся такой целью. Лорду Ирему и его спутникам отдали лучший кабинет из тех, которые располагались на втором этаже, над общим залом. Вино возникло на столе, как будто бы по волшебству, и, не успели они выпить по бокалу "Пурпурного сердца", как стол так же незаметно оказался заставлен всевозможными подносами и блюдами. На самом большом блюде исходило паром жареное мясо, рядом в пряном масле плавали маринованные ушки, мидии и всевозможные моллюски из Неспящего залива, на тарелках, выложенных зеленью, лежали всевозможные паштеты, а из кухни посылали выяснить, чего еще желают дорогие гости.

Крикс, откровенно говоря, не представлял, чего тут еще можно пожелать, и честно сообщил об этом вслух, но коадъютор только рассмеялся и назвал слуге несколько неизвестных Меченому блюд, а кроме этого — не меньше полдюжины сортов вина, которые они немедленно желают видеть на столе. Некоторые из этих вин дан-Энрикс знал только по названиям, а о других вообще никогда не слышал, но он решил не задавать вопросов и положиться на бывшего сюзерена.

И оказался совершенно прав.

Все выбранные каларийцем вина были превосходными.

Первым пал орденский этикет, затем рассеялась недавняя неловкость между Меченым и сэром Иремом, а под конец исчезло даже настороженное отношение Крикса к ворлокам. Надо признать, что этим изменениям способствовало не только большое количество тарнийского и острые закуски, возбуждающие жажду, но и невероятная тактичность орденского мага.

Занятые беседой, Крикс и его спутники далеко не сразу заметили то, что в нижнем зале стало слишком шумно. Но, когда слуга в очередной раз вошел к ним, чтобы унести грязные тарелки, через открытую дверь донесся хор нестройных голосов, горланящих "Орденскую-дорожную". Выбор репертуара говорил о том, что внизу веселятся кандидаты или кто-нибудь из младших рыцарей. Пение сопровождалось довольно немелодичными, но зато громкими звуками, как будто кто-то из певцов аккомпанировал себе, колотя по медному подносу, как по барабану.

Ирем выразительно нахмурился.

— Чего это они там разорались?.. — сухо спросил он.

Слуга развел руками.

— Они вроде бы что-то празднуют, мессер. Прикажете передать им, чтобы вели себя потише?

Стук в поднос не прекращался.

— Нет, — прищурившись, сказал сэр Ирем. — Я хочу взглянуть на этот "праздник". Господа, вы подождете здесь, или желаете пойти со мной?

Крикс встал. Ворлок чуть-чуть помедлил, но потом пожал плечами и тоже поднялся на ноги.

Когда они спустились в общий зал, их взглядам открылась примерно такая картина, которую ожидал увидеть Меченый — сдвинутые вместе столы, заставленные глиняными кружками, в которых в "Дрозде" обычно подавалось пиво (чтобы не жалеть, когда напившиеся гости раскокают их о стол), нехитрая закуска и огромная компания людей, некоторые из которых сидели за столами, не снимая синих орденских плащей. Меченый с трудом удержался от улыбки. В такой теплый летний вечер плащ не нужен был даже на улице, не то что в помещении. Но молодые рыцари, всего пару недель назад заслужившие право на гвардейский плащ, готовы были на любые неудобства ради того почтения, которое — как им казалось — должна вызывать у наблюдателя эта деталь костюма.

А потом Крикс увидел нечто такое, от чего брови у него поползли наверх. В центре стола сидела девушка со светлыми волосами, аккуратно подстриженными "в кружок". Ее можно было бы принять за юношу, если бы не белая, тонкая рубашка, обрисовывающая небольшую грудь. Девушка смотрела на своего соседа, колотившего по подносу рукояткой ножа, и весело смеялась.

Удивительнее всего было не это, что эта девушка сидела среди кандидатов, а то, что вся ее одежда, не считая, разумеется, батистовой сорочки, несомненно была орденской. Наброшенный на плечи девушки колет украшала вышивка, которую носили только члены Ордена — солнце, встающее над башней.

Меченый успел подумать, что за время его вынужденного отсутствия в имперской гвардии, похоже, произошли большие изменения, и теперь в число кандидатов принимают женщин. Он даже успел подумать, что Элиссив или Лейде Гвенн Гефэйр это бы наверняка понравилось — а потом стоявший рядом Ирем бесцветным голосом сказал:

— На два слова, месс Ландор.

Говорил он негромко, но каким-то образом его услышали все, кто находился в нижнем зале. Сразу стало очень тихо.

Девушка подняла на каларийца взгляд — и ее разрумянившееся от вина лицо как будто бы закаменело. А дан-Энрикс понял, что ошибся. Он по-прежнему не знал, почему эта стриженная девушка носит одежду орденского кандидата, но зато теперь готов был поручиться, что это произошло без ведома и одобрения мессера Ирема.

Девушка встала на ноги — так резко, что табурет, на котором она сидела, перевернулся. Кто-нибудь другой наверняка решил бы, что она просто слегка перебрала, но Крикс почувствовал, что дело тут совсем не в этом. Напряженная решимость, исходящая от девушки, казалась чем-то почти материальным. Она подошла к мессеру Ирему и остановилась точно напротив него.

— Месс Ландор. Мы, кажется, условились, что вы покинете Адель, — негромко сказал коадъютор. Рыцарь говорил спокойным тоном, но дан-Энрикс чувствовал, что калариец зол, как никогда.

Девушка смотрела на него, не опуская глаз.

— Да, монсеньор. А потом я подумала — а с какой стати, вообще-то говоря?..

— Что? — о голос Ирема можно было порезаться, как о наточенную бритву. От подобных интонаций стало бы не по себе кому угодно, но девушка только выше вскинула подбородок.

— Я не совершила никакой провинности, из-за которой меня можно отослать до конца испытательного срока. О том, что в орденском Уставе ничего не сказано про то, что женщина не может вступить в число кандидатов, мы сегодня уже говорили. Так что я решила, что вполне могу остаться.

Лорд Ирем улыбнулся — только уголками губ. Дан-Энрикс много раз видел подобную улыбку в прошлом и отлично знал, что она не имеет ничего общего с веселостью.

— А зачем вам оставаться, если места в Ордене вы не получите? — поинтересовался доминант.

— Сегодня утром вы сказали, что не примете меня в Орден потому, что присутствие хотя бы одной женщины среди других гвардейцев нарушит существующую дисциплину. Теперь все знают, что я не мужчина, — девушка, не глядя, махнула в сторону сидящих за столом. — И если вдруг окажется, что это знание нисколько не мешает дисциплине, то вы примете меня в Орден.

— А если нет?

— А если нет, то, значит, вы отказывали мне вовсе не из-за беспокойства насчет дисциплины, а из-за чего-нибудь совсем другого.

Стоявший за плечом у Крикса ворлок не сдержал негромкого смешка.

— Не в бровь, а в глаз, не правда ли?.. — почти неслышно прошептал он на ухо дан-Энриксу. Но Меченому было не до смеха. Он знал кодъютора гораздо лучше, чем Викар, и сейчас беспокоился за девушку. Сэр Ирем, вообще-то говоря, был человеком справедливым. Но на брошенный ему вызов коадъютор всегда реагировал совершенно однозначно. Калариец не любил и не умел проигрывать. Меченый подспудно ожидал от Ирема какой-нибудь насмешливой, жестокой реплики вроде тех, на которые коадъютор когда-то не скупился в разговорах с ним самим.

Но Ирем молчал, глядя на девушку в упор. Через несколько секунд он перевел взгляд на безмолвствующих кандидатов и приказным голосом сказал:

— Прекратить ор и шум. И чтобы завтра на разводе я не видел ни одной похмельной рожи… — Коадъютор повернулся к Меченому и Викару. — Пойдемте, господа.

Крикс тихо выдохнул сквозь стиснутые зубы.

Уже оказавшись наверху, Ирем налил себе полный стакан тарнийского вина и выпил его залпом.

— Идиотка, — мрачно сказал он.

Ни Крикс, не ворлок никак не прокомментировали это заявление, поэтому сэр Ирем счел необходимым пояснить:

— Эта девица. Она бы хоть понимала, куда лезет.

Крикс не выдержал.

— Мне показалось, она все прекрасно понимает.

— Разумеется, тебе так показалось, — ядовито сказал Ирем. — Ты-то как раз никогда не понимал, что это вообще такое — Орден.

Меченый прикусил щеку и мысленно приказал себе — "Молчи. Ты же отлично знал, что, если с ним заговорить, он на тебе же и сорвется. Вот и получил. И потом… вообще-то говоря, он прав. Я никогда по-настоящему не мыслил так, как должен мыслить рыцарь Ордена. Нормальный рыцарь Ордена уж точно не помог бы Льюсу смыться из Адели".

Примерно с полминуты в комнате царило неуютное молчание. Потом сэр Ирем посмотрел на Крикса и вздохнул.

— Прости. Я неудачно выразился. На самом деле, кто-то недостаточно хорош для Ордена, а кое-кто… наоборот… слишком хорош. Вальдера, например, я тоже с трудом представляю в Ордене. И эта девушка… она до сих пор воображает, будто этот мир устроен честно. Ты ведь ее слышал. "Я не совершила ничего плохого, вы не можете меня прогнать". А я могу, Рик. Мне достаточно сказать, что она солгала нам, назвавшись вымышленным именем — и все. Это будет подло, потому что мы же сами и принудили ее к подобному обману — но какая разница, если мне просто нужно от нее избавиться?..

Крикс посмотрел на каларийца с совершенно новым удивлением. Если уж Ирем не привел девчонке этот аргумент — хотя бы в виде мелкой мести — значит, эта месс Ландор его и в самом деле чем-то впечатлила.

Ирем покривился и налил себе еще вина.

— Ну, что вы на меня уставились? Давайте пить. Хочу надраться, как сапожник, и забыть про эту… бестолочь внизу.

— И чтобы ни одной похмельной рожи на разводе?.. — пробормотал Крикс.

Но Ирем, кажется, уже успел немного отойти и только рассмеялся.

— Наплевать. Я командир, мне можно.

Остаток вечера прошел на удивление спокойно. В общем зале больше не голосили не колотили по подносам, а когда дан-Энрикс с его спутниками выходили из трактира, в нижнем зале уже было пусто. Месс Ландор и ее спутники вернулись в Адельстан.