Глава 14. Лекарство или эвтаназия

Ты превратился в монстра,

Жаждущего поглотить этот мир,

Со своими острыми зубами

И разбитым сердцем.

Забирай всё, что тебе угодно,

Но ничто не вернёт тебе покой.

Stream of Passion — Monster

— Какого чёрта ты туда повёл её?! Кто просил тебя? Зачем?!

Шла очередная долгая минута, когда красный от ярости Герман разверзался проклятиями над поникшим от вины Марком. В припадке истерии он размахивал перед ним то скальпелем, то ножницами, кричал и метался по операционному залу, словно загнанный в угол зверь.

— Она сама просила. Зная её, я не мог отказать, иначе бы она не отстала.

— Так объяснил бы на словах! Кто мешал тебе просто взять и рассказать словами?

Перед Марком раскрылся настоящий Герман, вовсе не холодный и тщеславный учёный, готовый на всё ради желанной цели. Это брат, потерявший родную сестру. Обычный смертный, потерявший дорогого ему человека.

Успокоившись, Марк гордо выпрямился и твёрдо сказал:

— Я вытащу её. Я обещал, что защищу Ирму, я и не отказываюсь.

Смягчившись, Герман погрозил ему кулаком.

— На твоей совести! На твоей совести… — он окинул взглядом операционный стол с готовым для препарирования трупом и добавил. — Совсем скоро я завершу работу над новой версией Elixir Vitae. И тогда, когда он сработает, мы вернём Ирму в тело, и её душа больше никогда не вернётся в Дом Слёз, — и в его голосе зазвучала знакомая воодушевлённость.

— Когда она вернётся, — сказал Марк неожиданно дерзко, — обещаешь ли ты защищать её и делать всё, чтобы она была счастлива?

В напряжённой тишине слишком ясно слышалось прерывистое дыхание Германа.

— Безусловно.

— Очень хорошо, — процедил Марк. — Я сам пришёл, я сам и уйду. Обстоятельства требуют… Если что, зови, — широкими шагами он пересёк зал и вышел, намеренно громыхнув дверью.

Герман вышел из оцепенения и досадливо щёлкнул языком. «И отчего же это виноват я, а не он?» Изнурённый обрушившимся на него положением, Герман поплёлся в кабинет и упал в кресло.

«Может, потому, что ты не уберёг её с самого начала?»

«Денис, не сейчас, Бога ради».

Крики Ирмы, упрёки Марка, предостережения Дениса, наворачивающиеся слёзы — голова трещала по швам. А глубоко-глубоко в её разломах просвечивало заточённое чувство вины. Он сотворил из себя мага, вдохновлённый опытом Дениса, желал перерасти его — и перерос, раз он зашёл туда, куда Денис опасался заходить. Он постиг магию Воздушных Рун, выучил магию заговоров, вкусил алхимию, уверенный, что его дар принесёт пользу. Сказать «принесёт счастье» будет чересчур приторно. А вместо этого он него отвернулись все, кого он считал хоть какими-то, но друзьями. А Ирма, когда они общались без ссор? Она ушла — и, может, уже и не вернётся. Он не защитил её...

Но ведь это вина той синеглазой нежити. Это он изменил её.

«Только не ты, болван, — подумал Герман. — Ты не заберёшь её у меня».

Следующую ночь Марк провёл, лёжа на подоконнике, отрешённо уставившись на чёрное небо. Он забаррикадировался за большими наушниками, в надежде уйти от внешнего мира и от самого себя. Никакого сна. Всё, что он пережил, лишь плод его расстроенного воображения. И тайными уголками разума он неизменно верил, что вот-вот Ирма прольёт свой свет в эту тёмную комнату, плавно и бесшумно ступая по мягкому ковру.

Нет, это не воображение. Он увеличил громкость, надеясь с музыкой сбежать от навязчивых мыслей. Однажды он пробьёт себе ушные перепонки. Так и быть. В скором времени они восстановятся и точно так же, как сейчас, будут пропускать нектар для мятежной души. Проникая в самую её суть, музыка сливалась с ней в единое целое. Переплетаясь со скрытыми побуждениями, эмоциями, ощущениями, она дарила успокоение, запирая дверь для жестокой реальности.

Глаза непослушно закрывались. Марк не заметил, как задремал. Он чувствовал, как его душа погрузилась глубже в плоть, сжавшись в комок. Знакомое ощущение перед сном. Но вдруг он уловил изменения. Его душа разжалась, она словно бы падала в бездну.

Вскрикнув, он раскрыл глаза. Во сне, соскользнув с подоконника, он рухнул на пол. Точнее, это был не он сам, а его тело. Он же висел перед окном, скованный парализующим ужасом.

Он совсем не собирался покидать тело. Как же так вышло, что его тело отторгло душу без его желания?

«У каждой способности есть свои побочные эффекты», вспомнились ему собственные слова. И это было меньшим из бед, с которыми он столкнулся.

— Ты же обещал!

— Когда я обещал? Я ничего такого не помню.

— Не помнишь? Как ты вообще мог забыть?

— Честное слово, я не помню, чтобы я соглашался.

— Марко. Ты мне не нравишься совсем в последнее время.

— Я себе тоже не нравлюсь, — Марк отвернулся от Тимы, массируя висок, словно это бы помогло ему воссоздать забытое.

Частота провалов в памяти прогрессировала. Он обещал помочь одногруппнице в съёмках её мини-ролика. Он не сдержал слово. Он говорил, что выручит Кристину с английским. Он забыл напрочь. Теперь, когда Тимофей огорошил его известием, что они должны были участвовать в любительском концерте, и Марк должен был привести с собой синтезатор, он окончательно потерял веру в свою память.

— Это всё «полутень»? — догадался Тима.

Марк злобно выдохнул, почти рыча.

— А тебе случайно не приходила в голову мысль, что ты хочешь вернуться?

— Куда?

— В Дом Слёз? Тебя туда не тянет? — и после паузы он тихо добавил. — Ты же ведь тоже...

— Да ты чё? — лицо Тимы вытянулось. — Туда, где мы чуть не угрохались?

— И ты не видишь призраков, не слышишь голосов в голове?

— Вообще никак. Ты чего?

— Значит, ты чист… — заключил, наконец, Марк. — «Используй ты вообще свою силу, тебя ты тоже потянуло как к наркотику».

Он определённо болел, и его болезнь походила на неизлечимую. Сверхъестественный вирус, подрывающий телесное здоровье, дополнительно побуждал его бежать из тела, хоть он прекрасно понимал, что именно астральные выходы истощают его тело и разум. День ото дня он становился существом, которое не нуждалось ни в еде, ни во сне, оттого сильнее страдающего и черствеющего.

Он избегал скоплений людей, всё чаще пропускал университет и запирался дома, а если он и уходил, то однозначно без тела. Бывало, он приходил во плоти, но лишь в крайнем случае или на очень важные пары, ибо обмороки или нежданно подкравшийся сон поджидали его и здесь, когда он, отключаясь телом, вылетал душой и долгое время, сколько бы он ни старался, не мог вернуться и пробудить себя. В аудиториях рядом сидящие с ним не единожды подмечали за Марком его припадки. Дважды по окончании лекций его без сознания выносили в медпункт, а после рекомендовали ему лечь в больницу или оставаться дома. Со вторым Марк с радостью соглашался.

Он редко мог предугадать надвигающийся припадок, но когда чувствовал его приближение, немедленно шёл искать укромное место, чтобы быть в безопасности от косых взглядов.

Если ему и суждено лишиться рассудка, то он переживёт это в одиночестве.

[9 декабря 2015 года]

— Вот козлина, пришёл сюда музыку слушать! — сказала Кристине одногруппница Марка, когда они вместе садились в середину аудитории.

Ещё одна лекция, которую придётся сегодня вытерпеть. Кристина выдавила улыбку и пожала плечами. Этой девчонке не понять, что творится в его душе. Да и самой Кристине не понять. Услышав грохот стула, она обернулась, чтобы убедиться, что Марк в порядке. Он по привычке занял задний ряд, подальше ото всех. В уши вложив наушники, он положил голову на руки и устремил отсутствующий взгляд на доску.

В какой-то момент в рассеянной картинке, смешанной из реальности и воображения, Кристина не сразу осознала, что смотрел он уже не на доску, а прямо на неё. Кристина смутилась и быстро отвернулась, сглотнув нахлынувший комок эмоций.

Через некоторое время со спины до её слуха донёсся шум. Марк спешно покидал аудиторию, распутывая по пути провода наушников. Она давно раскусила причину его резких уходов и, выждав немного, сама отправилась на выход.

«Быстрее… быстрее, пока никто не видит… Дойду ли? В глазах темнеет...»

На исходе сознания он кое-как добрёл до желанного места и впал в забытьё. Для души оно длилось недолго — она легко вылетела из тела и взволнованно осмотрелась.

Здесь Марку делать нечего. Сконцентрировав силу желания, он переместился в сизый овраг, окружённый соснами и елями. Он выучил каждый уголок этой местности. Всё то же, до последнего камушка. Кроме одного — Дом Слёз отсутствовал напрочь.

«Чёрт возьми, где он?! Так, спокойно… Ещё раз… Раз так всё складывается… Надо попробовать ещё».

Дар пенумбры телепортироваться при помощи яркого воображения, представления в голове существующего места, открывал перед Марком практически все двери на свете. Но дверь Дома Слёз была закрыта даже для него. Сколько бы он ни вызывал в памяти картинную галерею, пустой коридор запертых комнат, лестницы с часами между ними — ни одно из видений не позволило ему переместиться. Стремление Марка отвечало ему либо мигренью, либо мощным толчком из ниоткуда, почти сбивающим с ног.

Особняк не пускал его, будучи видимым и невидимым, будучи здесь и сейчас, в прошлом или в будущем. Марк опустился на одно колено, дрожа каждой струной души.

«Я обязательно вытащу тебя, Ирма… Если же я сам не сгину».

Его сознание разрывалось от этого имени. Ирма, Ирма! Отчего она была так доверчива! Она же видела, как он менялся. Зачем последовала за ним, почему не побоялась? Почему...

Почему хотела умереть…

Он подарил Ирме счастливые дни, которые они проводили вместе в разных уголках земли. Что они только не видели, от величественных ледяных гор до тёплых подводных глубин. Вместе они ловили ветер и текли по течению, навстречу неведомому, навстречу звёздам. До звёзд они ещё не долетали, даже до самых высоких небес. И им было для чего жить...

Для чего жить? Они не жили. Они спали, а их мечты и сны воплощались в реальность. Реальность вне человеческих законов, контрастно окрашенная в ярчайшие цвета, разворачивалась перед их душами во всём великолепии. Это была не жизнь. Но и далеко не смерть.

Так Ирма хотела умереть… Уж не желала ли она остаться в Доме Слёз?

«Как только поймёшь, как — убей меня».

Она хотела навсегда остаться в чудесном сне, где были лишь она и целый свет, который бы утонул в её бескорыстной любви.

Крик отчаяния вырвался из груди Марка. Его собственный сон превращался в кошмар. Душа неистово молила об упокоении, разрываясь на огни. Поднявшийся в лесу ветер проносился сквозь неё, постепенно унося печаль и сменяя её лёгкой, беспричинной радостью. Откуда эта радость? Уж не от того ли, что он один?

Без врагов, без проклятия, без времени. Один посреди огромного леса.

Марк сливался с окружающей природой, питавшей его тайной энергией жизни, залечивая душевные раны.

«Я постоянно бегу от жизни в поисках того, чего я сам не знаю. Я увидел достаточно, я пережил достаточно. Чего мне ещё не достаёт? Должно быть, вечного покоя… Завидую я тебе, Ирма. Ты всегда умела находить свой маленький покой… Зачем же теперь ты отказываешься от него? Зачем сдаёшься?»

И куда теперь деваться ему?

Меж темКристина нашла его лежащим на подоконнике окна на лестнице. Его правые рука и нога безвольно свешивались, другая рука покоилась на груди, ритмично поднимаясь и опускаясь на ней в такт дыханию. Обморок незаметно перешёл в сон.

Его лицо. Обычно суровое или грустное, словно петербургские тучи перед отчаянным плачем, сейчас оно излучало необъяснимое блаженство, какого она не видела раньше. Где он сейчас? Что он видит? Подобно Психее, прокрадывающейся в спальню к Амуру, Кристина скользнула к Марку. Она с опаской коснулась его руки. К счастью, он ничего не почувствовал.

«Господи, что я делаю. Что я делаю!.. Но нет, я не жалею».

Она утопила пальцы в его чёрных волосах, не отрывая взгляда от его лица.

— Подумать только… — зашептала она. — Ты где-то там, в ином мире. И ты даже не знаешь, что я рядом с тобой. Может, оно и к лучшему.

Кристина дотянулась губами до его щеки.

— Просто… позволь мне быть рядом.

Тепло её поцелуя проникло сквозь тело вглубь подсознания и донеслось до самых глубин души.

«Что это? Что это было?»

Щека Марка будто обожглась от чего-то. Он потёр её, убедившись, что ничто не задело его, и озадачился ещё сильнее. Нить сердца проявилась голубой лентой и в такт сердцу заморгала светом.

«Должно быть, что-то происходит с моим телом. Хотя бы попытаться… Да, стоит вернуться. Лучше лишний раз не оставлять его без присмотра».

Марк напряг усилия к возвращению. Простых усилий оказалось недостаточно. Его душа затрепетала от напряжения. Связь души и тела раскалилась, затрескалась раскалённым проводом…

Она выглядела тоньше.

Он вспомнил нить сердца у Ирмы. Она, в самом деле, была нитью, тоненькой и лёгкой, по сравнению с его нитью, более походившей на плотный канат.

Связь стирается. Страхи Марка подтверждались. Если раньше сложность заключалась в том, чтобы сбросить с себя доспехи из плоти и крови, то теперь она заключается в том, чтобы в них облачиться.

«Ну же, ну же! Надо вернуться! Надо… что? Что происходит?»

Стая ворон густой массой пролетела над оврагом и растворилась в беспросветной черноте неба, стемневшего во мгновение ока. Тьма окутала Марка с ног до головы, и Воздушные руны, которыми он спешно напитал руки, стали единственным светом посреди оврага. Ветер усилился, задевая его скрытое сердце, пронося по земле снежинки… Снежинки?

Землю устлал возникший сам собой снег. Тьма немного рассеялась, и посреди неестественной белизны Марк сумел разглядеть человеческие силуэты. Обрывки прошлого, бездушные фантомы. Мёртвые воины в старинных доспехах, которые нашли свою смерть в битве. Прошёл миг, и они растаяли вслед за снегом, превратившим землю в чёрное болото. Зыбкое, грязное болото. Небо не светлело.

Что-то толкнуло Марка в спину, и руническая энергия пролилась на сухую траву, вспыхнувшую сине-зелёным пламенем, которое изгнало тьму вокруг него. Природа не переставала меняться. Времена года быстро смещали друг друга, не давая и мига на передышку. Руническое пламя ушло за угасшей осенью, и незваные снежинки снова заплясали у ног Марка. Сердце предательски заныло. Фантомные картины прошлого, насмехаясь над всеми понятиями логики, воскресали на короткие моменты, чтобы показать каких-то людей из разных времён, и выцветали в темноте. Чужие голоса из разных веков давили на Марка. Кричали, смеялись, умоляли. Казалось, само Время ополчилось на него, упрекая за содеянное, упрекая себя за то, что дало рождение этому человеку, который вместо желанного добра стал нести патологическое зло.

Крики не прекращались. Они обрушивались на него то с дождём, то со снегом, то с тусклыми листьями уходящей осени. Вопили, шептали, насмехались.

Собственный крик не мог их заглушить:

— Хватит. Хватит! Я не виноват! Это не моя вина! Я не хотел!

За что ему быть виноватым? Это ошибка судьбы! За что ему всё это?

— Прошу, оставьте меня! Верните покой. Оставьте меня одного!

Он испустил мучительный вопль, который, наконец, отогнал назойливые крики прошлых лет. И в этом вопле отчаявшегося безумца он услышал её крик. Крик Ирмы, точь-в-точь такой же, когда её захватил в плен Дом Слёз.

Марк поднялся. Небо просветлело, овраг вернулся в нормальное состояние. Ветер стих. А Дом Слёз так и не появился. Марк взошёл на край оврага и на весу распрямил затёкшие конечности. Словно он был в теле.

«Чёртов дом… Я ещё доберусь до тебя. Я из-под земли тебя достану, сожгу дотла! Я… О нет, что ещё-то?»

Что-то пошевелилось в кривых деревьях и кустах позади него. На иссохшей коре отразился слабый голубой свет. Пары мёртвой энергии исходили из-за скрюченных голых ветвей, внушая новую тревогу.

«Тающие. Снова вышли на меня? Где только я не навлеку на себя мертвецов!»

Три мужских призрака с длинными бородами и в древнескандинавской одежде, от которых разило многовековой пустотой, надвигались на него. Один из них направил на Марку указательный палец и грозно выкрикнул что-то, отчего Марк метнулся назад.

«Я не справлюсь с тремя! Тем более, с древними!»

Резкий взмах — и на тающих обрушился толстый слой тумана. Воспользовавшись их замешательством, Марк полетел прочь вдоль обрыва. Руны снова спасали его. Надо бежать, надо срочно вернуться в тело! Мёртвые вырвались из туманного плена и отправились в погоню за душой пенумбры. Они явно быстрее Марка, и тому ничего не оставалось, кроме как наслать на них ещё одну завесу. Рисовать портал слишком долго, а короткие телепортации на метры вперёд лишь ненадолго увеличивали отрыв от голодных призраков. На большие перемещения у него не хватало сил. Марк свернул глубже в леса, но и там души викингов не бросали охоту.

Надо вернуться в тело, но как?

«Марк! Марк, очнись!»

Этот голос! Приглушённый расстоянием, но такой узнаваемый.

«Я иду!»

Стиснув на лету нить сердца, Марк сосредоточился на пробуждении. Мир поплыл перед глазами. Его нагоняли. Один из призраков успел схватить его за горло, полоснув острыми ногтями, когда Марк вспыхнул, подпалив ладони и бороду тающего, и распался на тысячи фантомных мотыльков.

Погружаясь в темноту сознания, Марк чувствовал, как тяжелеет. Голос в голове становился отчётливее и звонче. Не без труда он поднял опухшие веки и увидел над собой испуганную Кристину, держащую его за плечи.

— Марк! Ну как ты? Тебе плохо?

Приподнявшийся, он вновь прислонился к окну с нелепо раскрытым ртом и пустыми глазами. Тело отказывалось повиноваться и обмякло в углу оконного проёма.

— А! Твоя шея! Она кровоточит!

Он дотронулся до ноющей как после ранения шеи. Посмотрев на руки, он убедился — на подушечках пальцев темнели капли крови.

— Ничего, пройдёт, — спокойно ответил Марк, пока застывшая от страха Крис наблюдала, как раны на шее в считанные секунды затягивались и бледнели столь же быстро, как и возникли.

— К-как это? Что это…

— Побочный эффект, — выдавил из себя Марк, залившись тихим кашляющим смехом.

Более-менее оклемавшись, Марк спрыгнул на пол. Его по-прежнему шатало, и зрение покрывалось плавающими тёмными пятнами, но это было гораздо лучше, чем остаться вне тела в компании тающих душ.

— Ладно, я… я пойду, — и он поспешил вниз по лестнице.

— Ты уходишь?

— Да, — и он исчез из виду.

Кристина стояла в оцепенении, перебирая в голове случившееся. Марк сумел скрыться, прежде чем она поспешно пересекла лестничный пролёт в попытке догнать его.

— Погоди!

Она поравнялась с ним снаружи под струями дождя. Близилась середина декабря, а зима не торопилась вступать в свои права, потому асфальт и кладку городских улиц украшали не снежные хлопья, а зеркальные лужи. Накинув капюшон мантии, Марк шёл меж луж, сгорбившись и заложив руки за спину. Кристина пожалела, что забыла дома зонт. Её промокшие длинные волосы стекали блестящим слоем чёрной смолы. Невзирая на дождь, Кристина преданным щенком пошла за Марком.

— Так что такое? Что-то случилось? Боже, не молчи, что случилось?

— Слушай, оставь меня, — бросил Марк и ускорил шаг.

Кристина замерла. Поражённая его холодным выпадом, она с трудом подбирала слова, чтобы хоть как-то оправдаться и продолжить разговор, который сама же затеяла.

— Марк, подожди! — крикнула она вслед уходящему юноше. — Прости. Я всё понимаю. Но ведь я хочу помочь, если что-то не так!

Марк остановился, не сдержавшись:

— Честное слово, Крис. Оставь меня.

— Но...

— Это не твоё дело. Да, у тебя ко мне особый интерес. Но. Это. Моё. Личное дело.

— Но если… если это касается… твоей сущности, я… я что-нибудь придумаю, — запинаясь почти на каждом слове, пролепетала Крис.

— Ты не придумаешь. И ты не поможешь мне, — Марк грубо отсёк её речь и собрался вновь уйти. Едва он сделал два шага вперёд, как Кристина снова закричала позади него:

— Ладно! Я, может, и не смогу ничего сделать!.. Но я точно знаю человека, кто бы точно смог. Она моя подруга. И она экстрасенс. Она поможет тебе, в чём бы ты ни нуждался.

Он снова повернулся к настойчивой девушке.

— И как её зовут?

На сей раз Крис ответила без колебаний.

— Агата Северская.

Где-то он слышал это имя. Надо потом спросить у Германа, кто это. Если он не забудет. Да, надо оставить записку с напоминанием. И положить её на тумбочку у кровати. Если у него не случится амнезии, его взгляд не упустит её, и он вспомнит о ней.

Агата Северская… забавное имя.

Марк полез в ящик тумбочки в поисках блокнота и ручки. Когда он раздвинул ящик, его внимание задел тусклый шестигранный маятник, подаренный Германом и Ирмой. Тот самый защитный маятник! Как он мог забыть про него! Это именно то, в чём он так нуждался. Отныне никаких публичных потерь сознания.

Марк с теплеющей бережностью поднял маятник со дна и повесил на шею рядом с потускневшим амулетом. Полегчало вмиг. Но...

Параноидальное чувство затаившегося зла камнем лежало на окованном льдом сердце. Его сбивчивый стук выводил из равновесия, бросал в беспричинную злость. Сдержавшись, Марк вгляделся в настенное зеркало, висевшее рядом. Отражение смотрело на него с искривлённой улыбкой, скрывая пол-лица за гладкой завесой волос. Что же в итоге не так? Это всё он, Марк Вихрев, что перед зеркалом, что внутри него самого. Но что-то здесь не так.

Сплошной делириум...

Из болезненной сосредоточённости его вырвал звонок из внешнего мира. Марк незамедлительно хватился за телефон, так как он ожидал услышать только одного человека.

— Да, Герман?

— Ну, здравствуй. Ты ещё хочешь помочь мне и Ирме?

— Конечно, хочу. Что за глупости!

— Тогда приходи. Сегодня всё решится.

Герман возложил тело Ирмы на операционный стол. Давно он сбился со счёту, в который раз повторяется эта сцена. Монитор методично отбивал сигналы жизни. Марк смешивал составляющие лекарства, по мнению Германа обязанного помочь Ирме именно сегодня.

— Герман, я тут хотел с тобой посоветоваться, — Марк осмелился затеять этот разговор.

Тот, похоже, не сразу расслышал его вопрос, но затем рассеянно ответил:

— Да? Что ж, валяй.

— Моя знакомая предложила мне поговорить с некой Агатой Северской насчёт моего изменчивого состояния.

— Хах, Агата Северская? — усмехнулся Герман.

— Вы с ней знакомы?

— Лично нет, но я знаю её через нескольких моих знакомых, включая того телепата Сафонова, с кем тебе уже повелось встретиться.

— Ну, и кто же она?

— Девушка двадцати двух лет, колдунья Небесного Пламени. Её основное занятие — помогать тем, кто потерялся в жизни или потерял память. Второе у неё в приоритете. По этакой легенде она посвятила себя помощи людям потому, что какой-то её друг потерял память, а она его излечила.

— И что вы предлагаете? Я могу привлечь её?

— Я бы не рекомендовал этого делать, — с заминкой ответил Герман.

— Почему?

— Белый Феникс обычно вызывает к себе излишнее доверие.

— Белый Феникс?

— Её прозвище в магических кругах. Из-за магии огня и из-за её пристрастия к белой одежде. У неё гениальный талант располагать к себе людей. Так что, если ты когда-нибудь всё же придёшь к ней, или же сама Судьба сведёт вас, будь осторожен. Ты сам не заметишь, как расскажешь ей слишком много.

Шприц с эликсиром был готов. Густая жидкость переливалась внутри серебром. Марк вручил шприц Герману с такой почестью, будто подавал ему величайшее открытие на Земле.

«Заглаживаешь вину, дружище? Так и быть. Прощу тебя, если всё удастся».

Одобрительно кивнув, Герман взял шприц. Бездушная игла потянулась к коже, стремясь воссоединиться с живой материей. И остановилась в миллиметрах от неё.

«А если снова провал? Переживёт ли его тело?.. Переживу ли я? Столько трудов вложено… Нет. Нет пути назад. Ты выживешь, Ирма. Ты сможешь. Полутени не умирают так просто… верно?»

— Я введу эликсир, а ты начинай, — голос Германа прозвучал как скрежет металла.

— Давай вместе. Ведь это, прежде всего, ты руководишь ритуалом.

— Ты прав. Вместе, так вместе… — он собрался с силами и сказал. — С Богом. Или с Дьяволом.

И игла вошла в вену. Кровь окрасилась в тёмно-серый. Сердцебиение подскочило. Пока одна рука заполнялась сиянием, вторую Марк прижал к своей груди и со всей мощью, на какую были способны его лёгкие, проговорил на одном дыхании:

— Что ушло, то вернётся. Что мертво, то оживёт. В жизни вечной и после смерти, да будут мои слова священны, ибо я дарую второй шанс. Да пробудят мои слова мертвеца. Да будет так!

Герман повторял за ним, слово в слово. Но на середине заклинания он замялся. Сглотнув конец недосказанной фразы, он осторожно положил шприц на поднос и стал ждать. Ждать, когда тяжёлый голос помощника прекратит давить на уши.

Закончив, Марк бросил на Германа взор, полный удивления.

— Что с тобой? Мы в чём-то просчитались?

— Погоди-ка… — Герман отпрянул от стола. — Она ещё не мертва. Как мы смеем произносить подобные слова?

— Так Вентиус сказал, — сипло сказал Марк.

— Что? — Герман воспрянул. — Это же… тот дух из…

Раздался крик. Кричала Ирма — вернее, её тело, забившееся в конвульсиях. Странные пятна, отражающие свет ламп как рыбья чешуя, распространились по её коже. Тело глотками вдыхало воздух и от криков перешло на тягучие стоны.

— Она здесь? Она здесь?! Ирма! Ирма, мы с тобой! — разгорячённый, Герман прильнул к груди сестры, сдерживая её припадок. Марк застыл, молча наблюдая за ним, не решаясь нарушить его рвение, пока не прошептал:

— Что-то не так… Быть этого не может.

Герман поднял голову и укоризненно спросил:

— Быть не может чего?

— Я не чувствую её души. Тело среагировало на эликсир, но не душа. Её нет здесь!

— Как это нет?! — закричал Герман прежде, чем заметил, что живительное тепло ушло из Ирмы, уступив холоду и безмолвию. Тело обмякло, пятна исчезли. Сердцебиение замедлилось. — Нет-нет! Только не снова, только не…

Горечь провала затмило навязчивое беспокойство. В голове возникло инородное чувство того, что за ним наблюдают, причём его собственными глазами. И это лёгкое шипение, растворившееся в сутолоке мыслей. Оно, вне сомнений, означало только одно. Его вычислили. Опять.

— Проследи за ней. И накинь мантию — тебя не должны узнать.

— Давай я спрячусь...

— Делай, что я тебе говорю, и отвернись. Поздно прятаться.

Марк выхватил мантию со спинки близ стоящего стула и накинул её на плечи.

В коридоре слышались настойчивые шаги. Два человека. Шаги участились и затоптались перед дверью. Сопровождавшие их крики становились всё отчётливее, чтобы их смысл можно было уловить.

— Сюда нельзя! — истошно орал Хилин, по просьбе Германа присматривавший за входом в операционную. — Сюда нельзя! Слышите? Я что сказал?

— Прочь с дороги!

— Я не пущу! — шелест одежды и громкий шлепок.

— Да уйди ты, мать твою!

— Ах вы… Герман, я сделал всё, что мог!

Двери с шумом распахнулись настежь. Хилин, потиравший щёку, спешно ретировался. В операционную влетела чёрная фигура, полыхнув подолом пальто, и замерла перед телом Ирмы.

— Что… Что ты хочешь с ней сделать?! — закричал незваный посетитель.

— Я? Я хочу спасти её от участи полутени.

— Спасти! Ух! В последний раз предупреждаю тебя, Герман, если ты отнимешь хоть одну жизнь, включая её, я с тебя шкуру сдеру.

— Угрозы, ха? — Герман возвысился над ним древним идолом Перуна. — Тебе лишь бы словами бросаться, несносный телепат. А на деле ты палец о палец не ударишь, потому что ты трус. Ты трус, Денис! Хочешь остановить меня, валяй! Тогда кто вытащит её?

Ошарашенный накатом обвинений, Денис сгорбился, уставившись на Германа снизу вверх, и по-змеиному прошипел:

— Я трус? Это я-то трус?

— Что, не можешь ничего? Если у тебя нет никаких полезных предложений для меня, проваливай и не мешай нашей работе. Болван.

Парень в длинной мантии, стоящий перед столом, не шелохнувшись, смотрел на тело Ирмы. Из-за его огромного капюшона не было видно глаз, и Денис так и не смог узнать его. Что он здесь делает? Очередная полутень? Он просто смотрит на тело на столе и ничего не делает, чтобы остановить Германа. Каким-то образом его мысли были закрыты для Дениса, но, не осознавая подвоха, Денис предполагал, что мальчишка не воспринимает ситуацию в полной мере. Неужто ему совсем плевать. Он что, под гипнозом?.. Его проблемы.

— Я долго жалел тебя, Герман, и терпел твои кощунства. А ну сам выметайся!

Лишившись дара речи от жгучей ярости, Герман с кулаками набросился на Дениса. Денис увернулся от удара, но тотчас был прижат к полу лицом вниз.

«Ты меня не возьмёшь!!!»

Волна накатившихся на Германа чужих мыслей оказала действие, оглушив и сдавив виски — так Денис сумел увернуться из-под его тисков. Подтянув ноги, он оттолкнул противника к стене, а сам прошмыгнул в кабинет и спрятался за креслом. Герман был крепким малым, скоро оклемается. Действовать предстояло быстро.

«Заклятия, рецепты, Список полутеней!.. Срочно вымести отсюда всё, что связывает его с оккультизмом! Да вообще поджечь на хрен, не пожалею!»

В пальцах Дениса сверкнула зажигалка.

— Ты что хочешь сделать, идиот!

Зажигалка сорвалась и улетела в дальний угол. Герман яростно вцепился в его капюшон. Задыхаясь, Денис ухватился за режущую горловину, пытаясь вырваться прочь.

— Мы оба с тобой идиоты! — прохрипел Денис. — «Но ты явно опередил в этом даже меня!»

Вытянувшись вперёд, он сбежал от Германа, когда тот от резкого рывка запнулся и ударился головой об угол кресла. Денис подхватил зажигалку, скользнув по полу, и как мушку направил её пламя на оскалившегося, растрёпанного безумца.

— Я не драться сюда пришёл, а вернуть всё на круги своя! Как ты не понимаешь, урод ты этакой, что лишь вредишь ей?!

— Это ты не понимаешь, — Герман устало облокотился на спинку. — Она не выживет без моего вмешательства. Она не вернётся в тело без меня! Твоё мнение меня не интересует.

— И опять без перемирия и компромисса, — Денис испустил панический смешок. — Ну уж нет, сегодня я не уйду отсюда по своей воле.

— Тогда я заставлю тебя, — и в руке Германа заблестело что-то острое.

— Мой нож! Как ты…

— Так ты уйдёшь?

В этом человеке с искривившимся лицом, обнажившем зубы в неприятной улыбке, перебиравшим нож, словно играя с ним, не осталось практически ничего от того Германа, которого Денис когда-то знал. В нём не осталось того мудрого друга, с которым он мог поделиться секретами или спросить совета. «Неужели это ты?» Где-то в глубине себя Денис с радостью бы остановил попытки образумить Германа, а сейчас — взял бы и пошёл прочь отсюда, дав ему на прощание смачную оплеуху. Но остановиться на полпути он уже не мог.

— Я всё сказал тебе давным-давно, Герман. Прости.

И он швырнул зажигалку на рабочий стол. Разбросанные по нему бумаги незамедлительно вспыхнули как сухие костры.

— Ах ты! — Герман поднял Дениса на ноги, потащил за собой через всю комнату и толкнул к двери. Падая, Денис потянул его за рукав, и они оба повалились на пороге.

Нож скользнул прямо к ногам Марка.

Двое дерущихся существовали для Марка не более чем в другой вселенной. Его собственная вселенная состояла из Ирмы и сигналов её сердца. Пульс был редким, прерывистым. Она при смерти… Нет, она жива и будет жить дальше. Она всегда выживала, что бы ей ни вводили под кожу.

А зачем нужна такая жизнь?

Пульс слабел. Она умирала медленно и мучительно. И не видя души Ирмы, Марк осознавал, насколько глубоко её поразила агония. Была ли она на самом деле жива всё это время?

Марк метался в нерешительности. Что ещё, что ему ещё сделать, чтобы облегчить её страдания? Она умирала медленно, тяжело, она умирала… Что же делать? Он не мог просто так стоять и смотреть, как мучительно погибает та, что раскрыла его, научила его быть тем, кто он есть! Марк принялся выводить руны над её грудью. Одна руна, вторая, третья — белое облачко просочилось внутрь Ирмы, но всё было без толку. Ещё четыре руны — новое облачко, переливающееся светом, погрузилось в тело. Монитор запищал сильнее, но вскоре пульс опять пошёл на спад. Какие бы руны Марк не рисовал по воздуху, они оказывались бесполезными.

«Почему всё против нас?!»

И вдруг его взгляд упал на нож, лежащий у его ног.

Конечно. С самого начала стояли и будут стоять только два пути избавления от удушающей болезни. Лекарство или эвтаназия.

Жить как мертвец или умереть как живой. Какой из выборов верен? В каких случаях умереть лучше, чем жить?

Теперь его черёд решать.

«Я освобожу тебя от мучений, я всегда обещал тебе это. Потерпи немного, и ты будешь свободна».

Он поднял нож, растворился в отблеске его лезвия. Не следовать больше ни за кем и ни за чем. Сама Судьба пойдёт за ним по пятам.

В нос ударил запах гари. Неважно, не это главное, гори всё к чертям. В груди закололо. Нервы зашалили, заставляя дрожать зубы. Маятник в невидимых стенах сдерживал мечущуюся душу…

От зреющего в уме намерения отвлекли истошные крики за спиной.

— А ну пошёл вон отсюда! — ревел Герман, прижав Дениса к двери. Под глазом побеждённого горел огромный синяк.

Зал расплывался перед взором, ноги скользили по полу. Зубы судорожно кусали изнутри щёки, и металлический привкус наполнил его рот. С каплей надежды, теплеющей в душе, Денис потянул руку в сторону парня, отрешённо глядящего на него. Тот даже не среагировал. Даже не пошевелился.

Для Марка все звуки мира слились в едином гуле, бьющим кровью в висках. Его порочное начало заскреблось в углу сознания, одобряя то, что он собирался совершить. Отвернувшись, он поднял остриё.

«Ты мертва, ты должна умереть! Я избавлю тебя от плоти!»

И вместе с криком сердце Ирмы пронзила стальная молния...

Денис выпал в дверной проём, ударившись коленями. Пробивающий слух грохот, раздавшийся за спиной, окончательно отрезвил разгорячённого телепата, и он безоговорочно убедился, что двери Германа для него отныне закрыты. Разрыв между ними был бесповоротным для обоих.

Из соседней операционной осторожно выглянул напуганный Хилин. Заметив движение, Денис поднял вверх кулак.

— Цыц!

Хилин тотчас спрятался обратно. Избитый до полуобморока, Денис прислонился к спасительной стене. Грудь вздымалась от нехватки воздуха. К горлу подступала тошнота.

«Вытащил нож из кармана моих брюк, ещё и угрожал мне!.. Скотина… Нужно отдышаться, и я вернусь… Ирма… Надеюсь, ещё не поздно».

Но было поздно.

Монитор выдавал прямую линию, ноя в трауре о смерти. Рукоять ножа выдавалась из центра груди, сдерживая багровый гейзер. Марк медленно вытащил лезвие, и кровь выплеснулась наружу. Сердце уничтожено, тикающий организм прекратил свой ход.

Едва услышав стон монитора, Герман сквозь дым вылетел из кабинета. Окровавленные руки Марка, запятнанный нож, алеющая рана Ирмы… Его сестра мертва. Он понял всё. И тем страшнее была зарождающаяся ненависть, последнее чувство, на которое он оставался способным.

Но Марк не пытался бежать, снуя глазами по углам операционной. Он был готов к последствиям. Так ему казалось.

— Что ты сделал… Что ты сделал?! — завопил Герман, схватил Марка за грудки и затряс его над столом. — Молчишь?!

Глаза Марка замерли на нём. От тяжёлого взгляда у Германа похолодело внутри. Не вздохнуть, не шевельнуться. Холодно как в бездне…

Очнувшись от наваждения, Герман прижал предавшую его полутень к краю стола с такой беспощадной силой, что из её носа потекла собственная кровь. Нож звякнул при падении, и Герман уже успел завладеть им, когда Марк, размазав кровь по лицу, выпрямился в полный рост.

— Мне, правда, очень жаль, но...

— Ты ещё оправдываешься! — в голосе Германа зарычала тьма.

— Она бы умерла в любом случае! — воскликнул Марк, сбросив маску спокойствия. — Я без того делал для неё всё, и я не мог вынести, как она иссыхает!

Рука с ножом дёрнулась перед ним и быстро опустилась. Схватка с Сафоновым и Воздушные руны, которыми он затушил разыгравшееся в кабинете пламя, ослабили Германа настолько, что изнурённые мышцы грубо напоминали о себе, удерживая от свершения мести.

— Марк… — один из редких случаев, когда Герман звал его по имени. — Сгинь с моих глаз долой. Бога ради, уходи, пока я не покалечил и тебя.

Марк приложил ладонь к шее. Маятник душил своей цепью, свисая тяжёлым грузом.

— И отдай, пожалуйста, маятник. Он больше не твой.

Больше не его? Да как он смеет! Это подарок Ирмы, то, что ещё как-то сохраняет его в рассудке. Марк стиснул в пальцах подвеску.

Тогда его шея зажглась режущей болью. Герман потянул цепочку маятника на себя. Боль была возбуждающе приятной, но всё же раздражающей. Сопротивляясь, Марк дёрнул головой, и в следующий миг металлические ленты слетели с шеи, окрылив подвеску, и со слабым звоном приземлились на полу.

Зверь вырвался из клетки. Оголодавший. Безумный.

То, что было дальше, произошло слишком быстро. Марк даже не осознал до конца, Герман ударил ли первым, или же это он набросился на него. Всё было как в тумане. Тяжело и холодно…

Придя в себя, Марк обнаружил, что лежит на полу с рассечёнными руками, а рядом, тяжело дыша, лежал сам Герман. Пятна крови марали джемпер. Это кровь Германа или его кровь? Впрочем, не это так важно.

«Надо бежать. Надо бежать, пока я ещё чего не натворил!»

Марк навалился на дверь и бросился прочь.

— Стой! Погоди!

Это ещё что? Марк обернулся. За ним по коридору бежал Денис Сафонов, прихрамывая и крича во всё горло.

— Да постой ты! Я должен знать!..

Марк ускорился навстречу выходу. «Ты ничего не должен знать!»

Когда он выбрался из морга, на улице стояла глубокая ночь, осыпаемая снежинками в оранжевых лучах фонарей. Чёрной тенью Марк проносился в тусклом свете, рассекая снежные хлопья, дабы скорее выбраться с территории больницы. Уйти, забыть, сгинуть из этого мира.

А преследователь не переставал бежать. Благо, Марк был гораздо быстрее этого чудака. Иным краешком сознания он бы с радостью восхитился упорством Сафонова, но сейчас он был одержим единственной мыслью — спастись. И спасти других от самого себя.

«Отчего же ты такая шустрая, а, пенумбра?»

Хромота истощала силы с каждым шагом. Осознавая, что физически он парня не догонит, Денис затормозил. Извилистая струйка пара сорвалась с его иссохших губ, уходящим теплом обвивая стужу.

«Пусть я и не разглядел твоего лица, это не помешает мне достать тебя!.. Если только у меня получится. Только не как в прошлый раз!»

Денис пистолетом направил руку вслед уносящейся полутени. Тонкие импульсы, содрогающие кровь в жилах, словно антенны уловили частоту, на которой шипели истерзанные мысли беглеца. «Я остановлю тебя».

Связь установлена, осталось лишь проникнуть ещё глубже, в само подсознание. Убедить гипнозом, заставить ноги подкоситься. Незачем бежать. Остановись! Помехи мешали сосредоточиться. Почему ты всё ещё бежишь!..

Что-то лопнуло в мозгу Дениса, и он ничком повалился на мокрый асфальт. Перед тем, как его глаза заволокло дымкой, он ясно почувствовал, как переплетения его разума будто порвались с неприятным щелчком.

Связь прервалась, так и не наладившись.

Но Марк ушёл не далеко. Затерявшись в ночной темноте, когда он в панике забежал в гущу деревьев, он слился с ней душой и телом и рухнул наземь. Навернулись слёзы. Кругом сплошная, непроницаемая тьма. Он без сознания? Не похоже, влажная трава ощущалась слишком реально.

А как бы он хотел… как бы он хотел лишиться сознания… заснуть и не проснуться.

Знакомые слова всплыли в памяти. Кто-то сказал это ему. Вспомнить бы, кто...

Полутени бессмертны, значит? Теперь он знал наверняка, что нет.

Сердце полутени сильнее простого человеческого. И, между тем, оно такое уязвимое...