Глава 9. Пробуждение полутени

Часть II. Искажённые сердца

Начал поиски, не дающие результатов.

Свет, что сияет за завесой — пытаюсь найти его.

И всё, что вокруг нас повсюду,

Мы могли бы разделить, если б только мы могли узреть это.

Чувствую, что есть истина за гранью моих познаний.

Жизнь вечно меняется, переплетая судьбы...

Anathema — Flying

Марк Вихрев считался одарённым молодым человеком. Любые знания он усваивал за короткие сроки. Восхитительно играл на пианино, заучивая ноты полюбившейся музыки почти с первого раза. Некоторое время увлекался поэзией и сам пытался сочинять, но затем бросил это и посветил себя фотографии. Шумным компаниям он предпочитал одиночество, но это не мешало ему быть чудесным собеседником в группе друзей или знакомых. В речи Марка часто проскальзывал романтически-мрачный взгляд на вещи, как если бы он принадлежал не третьему тысячелетию. Его можно было назвать не иначе, как эскапистом. А одно специфичное увлечение Марка выделялось особенно тёмным пятном на его характере.

У него обнаружилась привязанность к мистике, а также к прочим вещам, относящимся к ней. В двадцать один год его естественно тянуло ко всему, что вызывало яркие эмоции, что приносило наслаждение его пылкой ненасытной душе, что позволяло бы ей чувствовать. Готическая грусть тоже по-своему приятное чувство, прекрасно входившее в резонанс с часто пасмурными петербургскими днями. Но понимание того, что за пределами обычного мышления существует иная реальность, было не менее притягательным и привлекательным. Сменяя одно занятие другим, в конечном итоге Марк снова находил себя поглощённым изучением статей об алхимии, магических знаках, местах силы и фантомах.

Его нельзя было назвать религиозным, но он верил в существование душ и духов, чья мощь и чьи возможности в сотню раз превосходили человеческие. О, как бы он хотел воочию убедиться в этом! О, как бы он был счастлив познакомиться с чьим-нибудь призраком или встретиться с ангелом-хранителем. Мечты, мечты, как острова, окружённые морем сомнений.

Его университетский друг Тимофей, однако, не разделял этот интерес к мистицизму. Он относился ко всему проще и не любил сложностей. Все разговоры о загробном мире он считал фальшью и выдумками. Потому он не любил говорить с Марком на эту тему. Тем не менее, если Марк увлекался, рассказывая о тайных знаках в каких-либо последних событиях или о значениях неких символов и теорий философии, его речь превращалась в увлекательную лекцию, казавшуюся Тимофею интереснее десятков лекций текущего семестра. Марк становился молодой копией преподавателя истории, который был у них в начале учёбы. И постепенно Тимофей, наконец, стал понимать весь тот азарт, которым наслаждался его друг.

И наступил момент, когда Марк стал вытаскивать его на места мистической славы, не опасаясь его отказов. Где они только не побывали вдвоём в черте города. За город же они не выбирались. До тех пор, пока Марк не отметил себе для посещения некий Дом Слёз.

В девятнадцатом веке в этом особняке, стоящем относительно недалеко от нынешней границы Петербурга, жила всеми забытая Анна Ульянова. Родившаяся в аристократической семье, она мало чем отличалась от светских дам того времени. По непонятной причине или же в наказание за неизвестное преступление Судьба распорядилась с ней жестоко: трое её мужей умерли не своей смертью, её дети либо забывали её, как только вырастали, либо также умирали по роковой случайности. Череда трагедий заставила Анну научиться основам чёрной магии и затем переехать из города в особняк, обречённая на одиночество. Ещё до переезда за ней заметили, что в тридцать пять она выглядела совсем юной красавицей. Она будто не старела вовсе. Однако её внешность в итоге обрела несвойственную ранее жестокость, которая выдавала в ней чёрную ведьму.

Анна умерла в Доме Слёз, не дожив и до сорока. С тех пор возле особняка ходит её беспокойная душа, боящаяся попасть в Ад. А особняк, её последнее пристанище, стал проваливаться во времени и пространстве, то исчезая, то вновь появляясь на дне оврага, где он был построен. Поговаривали, что эти метаморфозы дома связаны с тем, что Анна однажды заточила в нём демонического духа для выполнения своих тёмных желаний. Отчего бы дом ни исчезал и ни появлялся, это не меняло того, что охотники до заброшенных зданий, попадавшие в дом в момент его «растворения» или даже на одну его территорию, не возвращались оттуда никогда.

Такая легенда бродила среди поклонников мистики и среди магов. Любопытство Марка загорелось страстным желанием повидать этот загадочный Дом Слёз. Одному было страшно, и он подговорил на поход беспечного Тимофея.

Они отправились к Дому Слёз на машине Тимы, которая на деле принадлежала его отцу. Из города она выехали через Приморское шоссе. Марк указывал дорогу, сверяясь с описанием из Интернета. В поисках впечатлений они вдвоём катались по городу весь выходной день, так что Тимофей легко прокатился бы и за город. Правда, ехать пришлось дальше, чем предполагалось.

В какой-то миг Марк попросил остановить машину на обочине. Дальше им нужно было идти пешком. Марк определил место стоянки по выделяющемуся камню посреди ветвей, на котором был с трудом различим старинный символ. Он здесь точно не случайно.

Два друга вступили в лесные владения. Тимофей неуверенно шагал за Марком, который, напротив, со всей уверенностью шёл сквозь туман и чащу деревьев, будто охотник, напавший на след зверя. Сухие, отжившие листья хрустели под ногами. Самоцветы осин и ольхи перешёптывались меж собой, сплетничая о незваных гостях.

— Судя по плану, мы должны выйти на опушку с одинокой елью, — сверяясь с измятым листом бумаги, сказал он. — Только оттуда мы сможем наверняка пройти к Дому… Ага! Вот и она.

В центре лесной поляны росла большая одинокая ель, раскинувшая могучие ветви по всему периметру. На одной из ветвей висел старинный масляный фонарь, источавший тёплый свет посреди вечерней холодной темноты. Марк взял источник огня и, торжественно улыбаясь, посветил им лицо Тимофея.

— Откуда здесь горящий фонарь? — зажмурился Тима.

— Это путеводная звезда госпожи Анны для тех, кто хочет посетить её дом, — элементарно объяснил Марк. — Это её фонарь. И любого, кто возьмёт его, он приведёт прямо к Дому Слёз. И он никогда не гаснет. И где бы ни оставили его после, он возвращается на прежнее место.

— Ты думаешь, это Анна переносит его сюда?

— Кто знает?

— И ты веришь в это.

Марк посмеялся:

— Ну ты упёртый скептик! Ладно, пошли, сам скоро убедишься. И не отставай, а то заблудишься!

— А мы точно найдём путь обратно?

— Вне всяких сомнений.

И, вытянув вперёд руку с фонарём, Марк нырнул вглубь густой темноты, а полы его плаща-мантии разлетелись за ним как крылья. Фонарь из потустороннего мира точно по волшебству разгонял туман вокруг него, ведя сквозь тьму.

И снова Тиме думалось, какого лешего он здесь забыл, бродя по глухому лесу неизвестно куда со слегка повёрнутым на голову другом? Зачем вообще он каждый раз соглашался идти за ним в тёмные уголки ближайшего им света? Он знал лишь одно — Марко замечательный друг, и ему можно доверять. Иной раз Тиму из дома не вытащить против его желания, если только на кутёж с одногруппниками. Когда же его за собой звал Марко, каждая их совместная вылазка вне универа превращалась в незабываемое приключение.

Впереди среди стволов и ветвей появился просвет. Ребята поспешили ему навстречу.

И обнаружили они себя на краю огромного оврага. Его противоположный край почти сравнялся с землёй низины, где и ожидал их двухэтажный особняк в стиле английской готики, их конечная цель. Овраг выглядел маленькой пустыней посреди леса с низкой выцветшей травой вместо песка. Кроме старинного дома в нём не было ничего — лишь мёртвое чёрное дерево приветствовало причудливыми ветвями, поднятыми кверху. Заполнявший дно оврага туман, подобный парному молоку, рассеялся перед Тимофеем и Марком и образовал чистый коридор прямиком к Дому Слёз.

— Я же говорил, что это необыкновенное место, — улыбнулся Марк.

Тимофей не находил слов возражения. Он не находил никаких слов, завороженный открывшимся пейзажем.

— Да, я был неправ, — а ранее он говорил, что ни за что не найдёт то, что захватит его воображение.

— Ну, тогда войдём скорее! Уверен, ты не разочаруешься.

В нетерпении и восхищении Марк потянул за руку Тимофея вниз по склону. Тому ничего не оставалась, как бежать вслед за ним к маленькому закрытому крыльцу, оберегающему вход в особняк.

За высокими стрельчатыми дверьми, окованными розами из чугуна, открывался большой зал с двумя лестницами на второй этаж. Лестницы сводились к веранде, на которой вырисовывалась большая узкая дверь — должно быть, она вела в небольшую башню у дома. Внизу по обе стороны находились проходы в западное и восточное крылья. С высокого потолка, словно с купола протестантской церкви, свисала изящно вытянутая люстра с давно погасшими свечами. Сразу напротив дверей между лестницами стояли массивные многовековые часы в виде крепостной башни, маятник которых, стрекоча, отбивал ритм времени. Их циферблат совмещал в себе маленькую луну, серебром мерцающую при тусклом свете зала. Узорчатые стрелки двигались неправильно, но они двигались.

«Сейчас время 20:40, а здесь они показывают без пятнадцати двенадцать», — отметил Марк, сверившись с часами на запястье. Поддаваясь чувству порядка, Марк перевёл стрелки старых часов на без двадцати девять. Луна, запечатанная в циферблате, чуть повернулась влево вокруг оси, освободив местечко для прятавшегося позади солнца.

Полюбовавшись часами, Марк последовал за убежавшим без него Тимофеем.

Первый этаж особняка походил убранством на многие загородные дворянские поместья, но и здесь посреди заброшенной пустоты была своя прелесть, которую безошибочно примечал для себя Марк.

Тимофея забавляли картины и эскизы, которыми были увешаны едва ли не все стены дома. «Забавляли» потому, что в большинстве они представляли из себя либо чей-то портрет в тёмных красках, от которого Тимофей поневоле содрогался, либо жестокую и печальную сцену из мировой истории или из чей-то жизни. Не коллекция, а одна сплошная карикатура. Нужно было додуматься повесить у себя в доме такие страшилки.

— Хоть аттракцион ужасов украшай ими! — сказал Тима, гладя пальцами одну из картинных рам. — Вот бы забрать одно из этих художеств и…

— Ни в коем случае! — воскликнул Марк. — Трогай здесь всё, что тебе захочется, но не забирай. Считай, что мы в гостях. Или в музее.

— Опять ты о… Эх, ладно. Не, ну, а почему всё это богатство не забрали до нас, если, как ты сказал, дом заброшен почти полтора века?

— Должно быть, именно потому, что оно нам не принадлежит, — неоднозначно ответил Марк и медленно сел за чёрный пожилой рояль.

Он просто не мог пройти мимо него, пока они двое стояли в гостиной. Его всегда тянуло к живым инструментам, и новый клавишный знакомый отзывчиво заиграл под воздействием его пальцев. Да, рояль был ужасно расстроен, извлекая не самые изящные звуки. Вот бы исправить это…

— Тима, где ты?

А за неумолимым Тимофеем нужен глаз да глаз.

Он застал его в том же проходном зале, откуда они и начали исследовать Дом Слёз.

— Видимо, наверху спальня бывшей хозяйки, — сказал Тимофей, поднимаясь по левой лестнице.

Марк оглядел напольные часы. Луна полностью заполняла циферблат. Стрелки снова близились к двенадцати. С этим механизмом определённо какая-то проблема.

Сердце Марка подпрыгнуло от испуга, когда часы забили фальшивую полночь. Зачарованный звон был столь громким, столь мощным, что разносился по всем уголкам особняка, отражаясь ото всех стен.

Первый звон. Второй. Ступени под ногами Тимофея затряслись. Хрустальная люстра на потолке зазвенела подвесками от неестественной качки. Откуда-то донёсся звук разбивающейся посуды. Дом Слёз задрожал как при землетрясении.

Третий звон. Закричав, Тимофей в панике спрыгнул с лестницы на пол и подхватил под руку Марка, стоявшего перед бьющими часами как околдованный.

— Уходим отсюда! Марко, уходим!

Очнувшись от оцепенения, он побежал за ним к дверям на выход. Тимофей навалился на них плечом и… они не открылись. Чугунные цветы, украшавшие их, обернулись надменно смеющимися черепами.

— Что за?.. Ну же! Нет! — с разбега Тима навалился на двери, но они не поддались. — Марко, подхватывай!

Четвёртый звон. Они на одной волне бились плечами о двери. Те противились под напором их веса, истощая надежду на свободу.

Пятый звон. Дом не переставал дрожать. Давящий гул увяз в ушах, отключая мысли.

Шестой звон. В зал хлынула едкая дымка. Каким-то чудом они прорвались через двери и, обессиленные, рухнули на холодную траву оврага. Их незамедлительно окутала пелена сизого тумана.

— Фонарь! — закричал Марк. Он оставил его на пьедестале у одного из окон.

— Стой! Не ходи! — Тима одёрнул его, и Марк снова упал ниц на землю.

Седьмой звон. Особняк задыхался. На глазах застывших ребят Дом Слёз исчезал в тумане, утягиваемый им в прозрачную пустоту. Белая вуаль покрыла его черепичную крышу, утончённую башню, мутные глазницы окон, арочное крыльцо. В страхе, что эта огромная вуаль охватит их самих, Марк и Тимофей побежали прочь.

Дом растворился...

Почему часы звонят неизменно громко?

Вокруг простиралась непроглядная серая мгла. Ни дома, ни края оврага, ни макушек елей. Ничего.

— Тима? Ты помнишь, куда идти?

Тимофей с необъятным ужасом смотрел в глаза Марка, раскрыв рот.

— Ты же уже спрашивал это. Я не знаю!

— Я… я не спрашивал.

Сверху пролетел размытый облаками военный самолёт. Сквозь несмолкаемый бой часов ворвалось рычание мотора, заставив ребят согнуться в коленях и обхватить головы. Откуда-то издалека доносились взрывы. Мимо пробежали призрачные солдаты Красной Армии, которые пропали в тумане столь быстро, как и появились. Взрывы сменились криками и ржанием коней. Всадники в старинных мундирах проскакали от одного конца оврага к другому, поочерёдно рассеиваясь в воздухе пеплом. И никто не замечал двух простых парней, случайно заставших наглядную смену эпох.

А уши горели изнутри от резонирующего звона, забивая слух тяжестью.

Тимофей прижался к спине Марка и сжал его запястья:

— Что происходит?.. Да скажи же, что это?!

— Временная аномалия, — только и прошептал Марк.

С бешеной скоростью перед ними проносились люди, животные, машины, принадлежавшие разным временным промежуткам. Дождь сменялся снегом, свет сменялся тьмой, мороз становился зноем. Один туман оставался неизменным.

Запуганный Тима не отпускал рук Марка, когда тот сохранял внешнее спокойствие. А напуган он был не меньше. Глубоко жалея о том, что втянул в это неподготовленного Тиму, он шептал слова прощения. Он и сам оказался не готов.

Последний звон…

Мир встал. Мёртвая тишина. Похоже, это конец. Или же начало?

Марк зажмурился, вдохнув оживляющую влагу. Искажённый слух уловил далёкий шум воды. И шум приближался.

— Поберегись!

Навстречу им из-за угла нёсся мощный водный поток, взявшийся невесть откуда. Обволакивая песчаные стены оврага, прорвавшаяся из древности река сбила с ног двоих заблудившихся в пространстве друзей и понесла их по течению к неизвестности.

Яростные волны накрывали Тимофея, перекрывая путь к воздуху. Ослабленные руки проваливались под толщу воды, тело камнем тянуло к дну. Захлёбываясь, разрываясь от кашля, оно поддавалось стихии и теряло волю к сопротивлению. И его, теряющего сознание, подхватили знакомые руки. Они же обхватили его за шею и потянули наверх, позволив голове беспрепятственно вдохнуть кислород.

Волны, меж тем, утихали. Руки под Тимофеем ослабли и соскользнули. Новая крупица страха побудила Тимофея удержать того, кто только что избавил его от возможной смерти, но сознание покинуло его прежде, чем он успел что-либо предпринять.

Поглаживание тёплого света по коже постепенно приводило Тимофея в чувства. Он медленно поднял отяжелевшие веки и убедился, что лежит на твёрдой поверхности, а именно на лесной земле.

Опять этот странный фонарь?

Тимофей еле встал на ноги. Он лежал под той самой елью на маленькой опушке, где был найден тот самый путеводный фонарь. И он снова здесь, висит на мохнатой ветви.

Страх, почти забытый, тотчас вернулся, когда совсем рядом он увидел свёрнутого комочком Марка. Спрятавший лицо под руками, казалось, он спал, эмоционально истощённый случившимся.

— Марк! Марко, очнись!

Но он не спал. Он поднял на него ясные синие глаза и сказал с сожалением:

— Прости меня. Я не хотел, я не думал...

— Никто не думал, забей!.. Просто скажи — что это было?!

Марк тихо усмехнулся в свойственной манере.

— Я и сам не знаю, что. Но теперь… ты обязан поверить.

Марк завалился на кровать сразу же по возвращении домой, не поужинав и даже не умывшись. Непредвиденная аномалия, едва не убившая друга и его самого, подкосила его, и в данные минуты, лёжа прямо в одежде и свесив ноги, он хотел только одного — забыться, провалиться в любое подобие сна. Доза алкоголя помогла бы ему в таком деле, но этим пускай Тимофей занимается.

Марк лежал в том же положении, в каком упал. Ему было лень даже дотянуться до плейера на прикроватном столике, чтобы хоть как-то разбавить угнетающее настроение. Немного собравшись, он всё-таки подтянулся на кровати и улёгся в полный рост. Силы иссякли до последней песчинки.

Больше Тимофея не звать. Не дай Бог он ещё умрёт из-за его пристрастий.

Какова природа Дома Слёз? Почему, казалось, обычный особняк стал центром мистической силы?

Когда Марк стоял перед теми часами в зале Дома Слёз, это механическое сердце со стрелками и шестерёнками бешено отзывалось в его душе, управляя тактом, оживляя то, что некогда считалось неживым. Дыхание призрачного мира коснулось Марка в тот миг. Он буквально стоял на грани двух реальностей. Близость бездны, той реальности, где обитают мёртвые, неустанно тянула его, едва он приближался к её краю. Когда здравый смысл, надрывая голос, просил его отступить, иная часть разума сдерживала его на самом краю, поощряя жадное молодое любопытство. Экстатический страх перед неведомым предупреждает о последствиях падения — или же перехода в противоположную явь, — но продолжает звать туда. Там было сокрыто то, что недоступно простым смертным. Переступая грань, ты становишься больше, чем человек.

Марк закрыл глаза, потеревшись головой о мягкую подушку.

Больше, чем человек. И страшно, и заманчиво.

Его тело резко похолодело. Пальцы занемели, по коже прошлась дрожь. Сердце учащённо забилось. Что с ним происходит? Марк захотел открыть глаза, но веки не слушались его. Его бил озноб. Он не мог пошевелиться. Не мог и вскрикнуть. Так внезапно…

Странный приступ длился около минуты и так же резко отступил от него, как и возник. Но что-то было уже не так. Марк открыл глаза и почувствовал… лёгкость. Такую блаженную лёгкость, какой он никогда не знал. Марк приподнялся с постели, и оказалось, что вместо этого он подлетел к потолку, зависнув в воздухе прямо над ней. Марк вспарил как в невесомости, освободившись от законов гравитации. Перевернувшись на живот, всё также подвешенный в воздухе, он бросил взгляд на кровать.

На ней же лежало его собственное тело.

Ужас прокатился в груди. Он умер? Марк повис над самим собой и коснулся шеи.

Минуточку, он коснулся! Разве он не просто бесчувственный дух, проникающий сквозь материю?

Сердце тела билось в обычном темпе. Его настоящее тело жило, а его душа парила над ним призраком, не переставая чувствовать, как будто она и не выходила из него.

Страх сменился интересом. Значит, он живой. Забавно.

Склонившись над телесной копией, Марк полюбовался умиротворёнными чертами её лица, растёкшимися по подушке чёрными волосами, белой изящной рукой, качающейся на дышащей груди. Марк даже слышал дыхание тела, тихое и ровное. Как это необычно, но так… мило смотреть на себя со стороны. Марк погладил щёку спящего себя. Тело мечтательно простонало и слабо улыбнулось. Но вот что странно — он, будучи призраком или чем-то вроде призрака, тоже ощутил прикосновение к щеке, предназначавшееся его телу.

«Что со мной такое? Кто я теперь… или что? Но раз я теперь такой, надо привыкать… Что я ещё могу?»

Подлетев к окну, Марк выглянул на освещаемую фонарями ночную улицу. Внизу рос высокий тополь подле входа в его парадную. Марк представил тополь так, будто он смотрит на него, стоя внизу, будто оно совсем рядом.

Внутри Марка приятно похолодело, и в следующий миг он обнаружил себя возле дерева, и именно так, как он и вообразил. Вокруг него маленькими бабочками разлетелись светящиеся голубым огоньки. Лишь сейчас Марк обратил внимание, что его руки и всё его существо тускло мерцало синевой. Каждое мельчайшее движение оставляло слабый шлейф рассыпчатого света. И преобразился сам мир вокруг него. Он стал резче, ярче, сочнее — даже в вечерней темноте, а звуки, заполнявшие этот мир — чётче и звонче.

Неподалёку прогуливалась симпатичная парочка. Увидят ли они его? Марк кометой подлетел к ним, осыпав сверкающим пеплом своего силуэта. Парень и девушка так и шли по тротуару, не отрывая друг от друга взгляда.

«Не видят. Ага. Я могу делать всё, что угодно, и никто не увидит меня? Да я человек-невидимка!»

От нечеловеческой лёгкости и поистине ангельского блаженства Марк воспарил к самым крышам многоэтажных домов — и ещё выше. Окружённый облаками и очаровывающим ореолом вокруг себя, он летал. Он летал, окрылённый даром Судьбы. От Бога он иль от Дьявола? Какая разница. Он летал, убедившись воочию, что он особенный. Небо, ночь, улицы, серебряная луна, венчавшая мрак, всё принадлежало ему. Он мог быть где угодно, стоило ему только захотеть!

Опустившись на землю, Марк решил, что для первого раза ему хватит. Иначе вдруг он и в самом деле умрёт, не сумев попасть обратно в тело?

«Тело! Нужно в него вернуться. А как? Попробовать надо любой вариант...»

Едва вспомнив о нём, от места в груди Марка, где располагалось его сердце, выросла струйка энергии. Извиваясь змеёй, она поплыла по воздуху к окну дома, где он жил. Неразрывная связь тела и души существует. И она цела! Он будет жить.

С закрытыми глазами Марк представил себя в теле: привычное сердцебиение, тепло крови, мягкость постели. При этих мыслях его стало куда-то утягивать. Он провалился в кратковременное состояние без слуха и чувств. Затем глубокий вздох, как при выныривании с большой глубины. Марк пришёл в сознание.

Это был не сон. Он пережил это наяву. Марк сел на кровать, взбив волосы на затылке, и ушёл в новые раздумья.

Откуда вдруг возник этот дар? А, раз он им владеет, то для чего?

Наступил понедельник, и Марк, как полагается, отправился в университет. В первую очередь он жаждал увидеться с Тимой и поведать ему о ночном открытии. И лишний раз извиниться за случай в Доме Слёз. Больше такого не повторится.

А ведь он догадывался, что Дом Слёз не просто так считается аномальным местом. Самонадеянный дурак, себя подставил, так ещё и Тиму чуть не угробил.

Но оказалось так, что Тимофей нашёл Марка раньше.

— Марко! Марко, вот и ты! — кричал он, пока бежал по университетскому коридору.

— Тима? Что с тобой? Отдышись, скажи спокойно.

Тима отрицательно замотал головой.

— Марко, ты, это… ты же у нас веришь в проклятые дома, верно?

— Ну? «Кажется, я знаю, о чём он заговорит».

— Со мной что-то сделали там. Сегодня ночью я заснул как обычно, ничего такого, но когда я попытался проснуться, меня как вытолкнуло, и я завис в воздухе над своим же телом! Прикинь? Я видел себя со стороны, как если б я был мёртв! Прямо так, как это часто в ужастиках описывают.

— А ты уверен, что это тебе не приснилось? «Чёрт, зачем я спросил, если это всё равно неправда?»

— Нет, блин! Я чувствовал всё как будто в теле, но я был вне его.

Марк был растерян. Новоиспечённые экстрасенсы, они оба выходили из тела, не только он один. Выходит, это Дом Слёз наделил их такой способностью.

— Ты не удивлён, я смотрю, — заметил Тимофей, испуганно сверля его взглядом. — Так ты тоже...

— Да. Я тоже покидал тело.

— Ё-моё… — в безмолвной панике Тима стал наворачивать круги вокруг непутёвого друга, но эмоции вконец перевесили контроль. — Я не готов, Марко. Слышишь, я не готов! — он вцепился в плечи Марка и озлобленно затряс их. — Вот ты сведущ в этих твоих потусторонних штуках, скажи мне, я могу как-то избавиться от этого, так сказать, дара?

— Если ты не будешь им пользоваться, он ослабнет и исчезнет в дальних уголках твоего мозга, что ты его и не достанешь. Обычно это так бывает, — хладнокровно ответил Марк.

— Фух, успокоил, — Тима отпустил его. — Хоть на этом спасибо. Я по любому задавлю в себе это нечто. Не по мне оно. Не хочу быть проклятым.

— Твоё дело, — Марк пожал плечами, чем особенно поразил Тимофея.

— А ты? То есть, ты...

— А я, пожалуй, сохраню его в себе. Он мне может очень даже пригодиться.

Раздался звонок на пару. Марк развалочным шагом вошёл в аудиторию на край заднего ряда. Тимофей отсел от него на противоположную сторону.