Глава 11. Меж двух миров

Отрицание гравитации, осознание пустоты —

Нет никакой разницы в этом,

Чтобы скользить меж скал времени,

Представлять себе змею, коей ты был,

Чтобы жить в идеальном шторме

И помнить, кем ты был.

Textures — Touching the Absolute

— Ты слышал меня?

— Слышал, но твоя речь была едва различима, только шипение.

— Но ты чувствовал, когда я тряс твоё тело.

— Да.

— Угу… Таким образом, находясь душой вдали от тела, ты продолжаешь получать импульсы от тела, когда к нему дотрагиваются, но слух практически отключается наравне со зрением. Моё предположение, что если в момент полёта разбудить спящее тело, то душа автоматически в него вернётся, подтвердилось.

— Ирме это не поможет?

— Пока нет. У тела Ирмы тяжёлая кома. Но мы на пути прогресса.

Герман расхаживал взад-вперёд по кабинету перед расслабившимся в кресле Марком, размахивая бутылочкой с сиреневой жидкостью.

Весь этот месяц, в течение которого Марк и Герман проработали бок о бок друг с другом, успел сблизить их до такого уровня, когда один человек вверяет другому самые сокровенные и дерзкие мечты. Герман поддерживал стремления Марка к познанию бытия, а их совместные опыты только подпитывало их. Сама профессия патологоанатома плюс занятие оккультизмом отложили отпечаток в душе и на внешности, создавая впечатление неполноценности, несмотря на здоровое тело и его правильное сложение. Лицо Германа с чётко прорисованными скулами казалось болезненным, а жидкие пепельно-русые волосы вдобавок прибавляли ему в возрасте, что, впрочем, не убавляло в нём привлекательности в процессе общения.

Его коллеги часто сохраняют стойкость психики при помощи юмора, когда Герман больше держится в здравом рассудке при помощи философии. Герман никогда не испытывал ужаса перед смертью, ибо смертью жизнь человека не прекращалась. Тела умерших он сравнивал с куколками, из которых как бабочки вылуплялись души и летели на свободу. И он с радостью бы отпустил и Ирму, словно пленённую в банке бабочку. Однако перфекционисткое желание завершить давно начатое, эгоистическая привязанность к сестре, ближайшему ему человеку, всё это склоняло чашу весов к иному выбору — сберечь её в той самой куколке, называемой человеческим телом.

— Когда у тебя в последний раз были обмороки?

— Обмороки? Не припомню, очень давно.

— Значит, не было ни одного после того, как ты стал полутенью.

— Да.

— Тогда выпей это, — Герман протянул Марку сиреневую жидкость.

— Что это?

— Средство для отключения сознания. Называется Обскурантий. Сейчас мы проверим, останется ли твоя душа в теле после его принудительного «отключения».

— Оно не опасно?

— Опасно для колдунов, оно на несколько часов деактивирует их магию. Как это сказывается на полутенях, неизвестно, Обскурантий я ещё никому из полутеней не давал. Ты готов?

— Готов.

Марк выдохнул и принял зелье. Разум вмиг затуманился, мышцы затекли. Герман поймал падающий пузырёк из пальцев Марка, когда тот, закинув голову назад, обмяк в кресле и впал в особое состояние помрачнения, что было глубже любого обморока.

Сначала он лежал без малейших признаков чувств. Ни света, ни звуков. Но длилось это недолго. Сознание, всплыв из вязкой мглы, быстро отвоевало зрение и слух. Быстро ли? Время — обманчивая штука. Ещё мгновение, и Марка вытолкнуло наружу, и при возникновении чувства нечеловеческой лёгкости и эйфории он понял, что очнулся сознанием, но не телом. Марк подал знак Герману при помощи колокольчика на столе.

— Отлично, — воскликнул Герман. — При обмороке душа полутени также способна покидать тело. Да ещё и при действии Обскурантия! Попробуй вернуться.

Марк напряг силу воли и желания. Нить от его сердца проявилась и загорелась синевой. Но — ничего не происходило. Нить угасла, и к телу его не тянуло. Марк занервничал, засияв аурой. Вновь сосредоточившись, он возжелал вернуться, снова зажигал нить. Не выходило.

— Что такое?.. Я не, я не могу, я не могу вернуться! Боже, нет, я не хочу как Ирма. Герман, что мне делать?!

— Спокойно, Марк, я дал тебе слабую версию Обскурантия. Его действие кончится через час, и тогда ты должен очнуться.

— Через час?! Боже, — Марк суетливо заходил по кабинету, периодически поглядывая на поникшего в кресле телесного двойника. — Герман, ты же меня не видишь, верно?

— Не вижу. А если и вижу, то только через те спиритические очки. Через те самые, что на столе. Я же не полутень и не медиум.

— Тогда в какой момент ты понял, что Ирма утратила связь с телом?

— Она мне сама сказала, как ты сейчас говоришь со мной, — задумчиво сказал Герман, обследовав бесчувственное тело Марка.

— Но не все же голоса призраков слышны в мире живых.

— Разумеется. Потому что слышны лишь голоса сильных призраков, в каких есть воля и стремление к борьбе за свою душу. И, скажу честно, именно поэтому я всегда радуюсь тому, что слышу Ирму. Это означает, что надежда ещё живёт в ней.

Марк не решался просить подробностей о коме Ирмы, как так получилось, что она утратила контроль. То, как Герман болезненно воспринимал эту тему, пугало его и откладывало разговор в долгий ящик.

— Столько времени прошло, а я так и не знаю ничего. Почему так вышло с ней?

— Потому что я слишком долго отсутствовала в теле, — заговорила виновница беседы, покачиваясь на подоконнике. — Однажды я сломала ногу. Целый месяц была вынуждена провести в постели. Я тосковала. Мне как можно скорее хотелось встать на ноги. Выход из тела стал альтернативой той свободе, к которой я хотела вернуться. Я гуляла полутенью по полудню, сутками подряд. Я выздоровела, но связь я износила. А когда я вышла из тела в последний раз, было уже поздно.

— А я ещё и не знал тогда, что ты полутень, — с прискорбием отозвался брат. — Узнай я раньше, я бы этого не допустил. Я знаком с Сафоновым, он бы подыскал какого-нибудь мага, который бы укрепил твою связь.

— Мне жаль, Герман… — зажалась сестра.

— Раньше надо было жалеть, — отмахнулся на неё Герман.

Ирма виновато сжала губы и сквозь стену удалилась в коридор.

Прошло время, и Марк, как полагалось, очнулся от дурмана в теле. Голова тяжёлая как после похмелья. Охая от тяжести, навалившейся на него после ранней невесомости, Марк свернулся в кресле клубком и простонал:

— Больше не давай мне эту дрянь.

— И не собираюсь.

Чем чаще Марк приезжал к Герману, тем скрытнее он становился для окружающих. Дальше и дальше он отодвигал от себя Тимофея и особенно Кристину, реже стал посещать университет. Природа полутени, захватившая его умом, восставала против непонимающих, слепых людей с низменными потребностями и убогой ограниченностью. Марк убедил себя в том, что достиг апогея развития души, различая в обыкновенных вещах знаки Судьбы, созерцая величайшее творение Вселенского Разума. Другим плевать на те мелочи, которые Марк считал важными, если не святыми. Современный мир обнищал до морали и добродетели.

Герман обучил его основам Воздушных Рун. По его заверению, они кардинально облегчают жизнь и служат неплохим оружием самозащиты в непредвиденных ситуациях. Марк воспринял его уроки как самый лучший подарок из когда-либо полученных. Кроме того, Герман отдал Марку один из экземпляров энциклопедии всех сочетаний Воздушных Рун с правилами их использования. Марку ещё предстояло их выучить и научиться применять, однако само то, что у него на руках находилась книга, какой не найдёшь в типичных книжных магазинах, в коей описаны сведения, которые не доступны для «непосвящённых», одно лишь это доставляло ему удовольствие.

Кто бы ещё мог похвастаться тем, что идёт по пути становления полубогом?

И раньше все экстрасенсы и маги казались Марку полубогами, избранными для поддержания мирового равновесия, для перемены судеб. Придёт час, и он встанет в их ряды. Он уже один из них. И недаром ему, новорождённой пенумбре, повстречалась бедняжка Ирма — он избавит её от проклятия небытия; недаром он познакомился с гениальным Германом — благодаря нему он стал сильнее; и недаром, набравшись смелости, приехал к Дому Слёз… Кем бы он был без него.

Его тянуло к Дому Слёз. Этот дом послужил бы ему могилой, но он звал Марка к себе, как родная земля зовёт блудного сына к месту рождения. Его вторая половина сущности родилась здесь, в овраге, проклятом временем. Ужас того вечера не давал Марку покоя, охраняя его от влияния Дома. Наконец же, ужас ушёл, как уходят воспоминания, и Марк поддался искушению.

Он вернулся в начало начал. Стояла пасмурная погода, которая придавала особняку удвоенный эффект порочности. На первом этаже ничего не изменилось, и Марк поднялся на неизведанный второй. К его изумлению все помещения на нём были либо пусты в отсутствии мебели, с потрёпанными обоями и клубками пыли, гуляющей по полу, либо заперты под действием заклятия, которое ему было не снять. В особенности дверь, ведущая в башню, которая находилась меж двух лестниц. Она была не только под действием заклятия, но и под огромным подвесным замком.

Почему Дом так себя ведёт? Растворяясь в одном времени, он возникал в другом, скинув белую фату-невидимку. Поглощает души как кашалот, будто в них и заключалась его искусственная жизнь. Эта загадка была не из тех, что решалась быстро. Найти бы кого, кто поведал бы о Доме больше.

Развернувшись, Марк отправился к лестницам, вновь проходя мимо закрытых комнат, как вдруг его пробил озноб, застыв в мозгу холодным страхом. Из-за запертых дверей доносился не то стон, не то напев. Сначала звучал одиночный голос, потом он раздвоился, и вот он обернулся тихим жалобным хором. В нос ударил запах крови и разложения, который был в разы сильнее, чем в морге, отчего Марку стало дурно, и он, встав как вкопанный, приложил все душевные усилия, чтобы не потерять сознание.

— Несчастные души, — проронил звонкий голос.

По верхним ступеням, окутанная слабым ореолом, неспешно шла женщина в изысканном выходном платье, пышный подол которого отражал свет фонаря, который она держала исхудавшей мёртвой рукой.

— Они не заслужили того наказания, что несут за мой грех, — поравнявшись с Марком, она подняла на него бесцветные глаза с продольными мешками под ними и отсутствующими зрачками. — Зачем ты здесь, Дитя Ветра?

Марка отягощал её тяжёлый взор, и, не вынеся его, он повернулся к ней боком.

— Я ищу ответы… госпожа Анна.

Хозяйка Дома нервозно засмеялась.

— Я вижу, ты догадался, кто я. Похвально. Увы, ответов ты не найдёшь, ибо, раскрывшись, они начнут убивать.

— Но я хочу узнать их.

— Тогда ты станешь, как они, — Анна посветила фонарём на одну из запертых дверей, ведущую в рыдающую с горя комнату. — Уходи, пока не поздно, и ты будешь спасён.

— Но я бы мог спасти их, когда получу ответы.

— Ты их не получишь! — настаивал призрак. — Уходи и не возвращайся.

Пол пошатнулся под ногами Марка, и заточённые за стенами души взвыли в такт гремучему скрипу. Много, много криков обрушилось на него как волны шторма.

— Беги, моё дитя! — Анна уцепилась за капюшон Марка и стащила его с лестницы под нарастающий вой.

Марк не запомнил, как выбрался из особняка, но когда он отдышался, взобравшись на край оврага, Дом Слёз как сквозь землю провалился. А у самых ног горел тот самый фонарь Анны Ульяновой, согревавший глубокую ночь. При его свете Марк кинул взгляд на часы. Они показывали четыре часа дня.

Время Дома шло своим неподчинённым законам чередом.

Кристина прекрасно различала в Марке эту кардинальную перемену, но так и не могла понять, отчего она возникла. Набравшись смелости, она посчитала нужным, во что бы то ни стало, поговорить с ним, разузнать причину овладевшей им грусти, не спадающей с его лица.

Она выучила расписание его группы и каждый день выслеживала миг, когда она могла бы столкнуться с ним в стенах университета. После пар он всегда уходит одной дорогой — той же, какой она идёт к метро. И он всегда уходил раньше всех. Но вот он начал пропускать занятия, и Кристина перестала надеяться на «случайные» с ним встречи. Порой её терпение вознаграждалось, и она видела Марка, выходящего из стен альма-матер. И наставала новая проблема — страх заговорить первой. Она просто шла рядом с ним, а затем и ехала с ним домой, так и не проронив ни слова, или же обменявшись бесполезными фразами. По крайней мере, он не отталкивал её, думала Кристина, это уже хорошо.

Когда-нибудь она ему скажет. Она непременно скажет.

И этот день настал. Кристина ещё долго будет крутить в памяти 27 октября как «день, когда она призналась». Почти по привычке она выскочила из университета, по часам определив возможное время появления Марка. Пропустив по наушникам полюбившуюся песню, она стояла под дождём и ждала, снедаемая паранойей. Она клялась, что перестанет заниматься всей этой ерундой по его слежке, и постоянно нарушала данный самой себе обет.

Минута, две, три. Она стояла и ждала.

Четыре, пять, шесть. Он не появлялся.

А вдруг она пропустила его? А вдруг он и приходил вовсе? Или же ушёл с пар раньше расписания? Семь, восемь, девять. Кристина в который раз окинула взглядом территорию здания возле его входа.

С тебя достаточно, Кристи. Его здесь нет, хватит бегать за его призраком… Точнее даже, за его душой.

Она хотела его. Не в том убогом, пошлом смысле, который обрело это словосочетание. Она хотела видеть его, слышать его голос, просто быть рядом. Она хотела знать, что у него на душе, чтобы в миг печали облегчить его страдания — настолько, насколько она могла ему обеспечить. Он поймёт её. С его-то нестандартным мышлением, творческой натурой, он поймёт её. Она верила в это.

В груди Кристины ёкнуло, когда по ступеням лёгкой поступью спустился тот, кого она так жаждала увидеть. Она резко обернулась и пошла по улочке, будто она тоже вышла совсем недавно.

Тонкая куртка Марка стремительно мокла под октябрьским дождём, и даже широкий капюшон не спасал его от влаги. В его ушах, как и у Кристины, сидели наушники. Когда Марк сравнялся с Крис, под напором внутренних переживаний она протянула ему руку с зонтом.

— А? Спасибо, — смущённо ответил Марк. — Я не заметил тебя.

— Ничего страшного, — сказала Кристина, сбросив одновременно с ним один наушник. — Слушай, ты меня извини...

Он поднял на неё широко раскрытые синие глаза, и Кристина прочитала в них искреннее любопытство — не раздражение и антипатию, как она со страхом ожидала.

— Помнишь, за день до 14 февраля тебе кто-нибудь подкладывал валентинку? В общем, это была я.

— Ха. Я догадывался.

— Ну, я тоже предполагала, что ты догадывался. Я плохо скрываю эмоции.

Марк не отводил от неё того же взгляда.

— Ну, ты понимаешь? Ты хороший парень, и я...

Язык предательски заплетался, препятствуя нужным словам. Но Марк и без этого всё понял.

— Спасибо, — и на его белых щеках загорелся румянец. — Слушай, мне тут по делам нужно съездить, я пойду вперёд, ничего?

— Ничего, — Кристина улыбнулась от облегчения. — Марк, постой!

Он остановился, едва выйдя из-под зонта.

— Я это к чему сказала… Я просто хочу, чтобы ты знал. Чтоб ты знал, что есть люди, неравнодушные к твоей судьбе. Так что, если тебе понадобится дружеское плечо, я готова его заменить.

Обрушенный нежданным признанием и леденящим дождём, Марк молча стоял перед ней, спрятав эмоции под капюшоном и завесой волос. Наконец, он вскинул голову и сказал:

— Я буду помнить. Спасибо.

Помахав рукой, он отправился вперёд, оставив Кристину наедине с впечатлениями об отчаянном поступке.

Удивительно, как она верна ему, думал Марк. Слишком верна. Бедняжка Крис, он не может ответить ей той же преданностью.

Если она хочет быть его обыкновенным другом, так и быть, пусть будет. Однако дорога, которой он идёт, принадлежит ему одному.

[29 октября 2015 года]

Косматая фигура Дениса Сафонова стояла, прислонившись к косяку двери кабинета Соболева, и изучала фигуру напротив, которая была выше неё на полголовы. Подтянутый, довольно ухоженный патологоанатом и его заросший, облачённый в широкие балахоны приятель смотрелись на фоне друг друга как небо и земля. Между тем Марк Вихрев расслаблялся в кресле, не видящий их и невидимый с их ракурса, но следящий за разговором краем уха.

— Так что, как видишь, у меня всё по-старому, — сказал Герман, обведя рукой идеально прибранный кабинет. — Твоими спиритическими очками пользуюсь до сих пор.

— Ну что же, я доволен, что моя техника приносит пользу!

Спиритические очки покоились на рабочем столе посреди руин из документов и канцелярии. Совсем рядом отсвечивал корешок энциклопедии Воздушных Рун, а именно это был экземпляр, подаренный однажды Денисом в знак признательности. Денис тотчас узнал эту книгу и спросил:

— А с каких пор ты вернулся к Воздушным Рунам?

— С тех пор, как я вновь решил вернуть к жизни Ирму, — ответил Герман с фанатичным блеском в глазах. — Денис, не начинай! Если ты знаешь, как мне обойтись без чёрной магии, ты только скажи!

— Герман, я лишь могу предложить тебе ост...

— Оставить?! Вдумайся, что ты предлагаешь! Оставить Ирму в коме, свести её с ума — грех. Убить её, эвтаназия — грех. Как ни крути, это преступление!

Денис пожалел, что затеял этот разговор. Он никогда не приводил к разрешению той особой ситуации, в которую загнал себя Герман. И пока единственным способом разрешить её являлась чёрная магия. Они оба понимали это, но никто не придумывал альтернативы. И Денис с прискорбием ожидал перелома, когда тёмная сторона личности Германа возьмёт над ним верх, лишив благоразумия.

— Зуб тебе даю, я искал магов, которые могли бы закрепить её за телом. Белый Феникс не может, Илона не может, Аристарх не может, хотя он всю свою библиотеку заклинаний перерыл. Даже та чернокнижница, про которую я тебе говорил — а я пошёл к ней, я вынужден был пойти, с риском получить нагоняй! — и она не может. Пенумбры, видать, настолько редкое явление, что никто толком не занимался ими!

— Вот поэтому-то этот крест нести мне, Денис. И если это единственное, зачем ты заходишь ко мне, то советую тебе отказаться от походов сюда.

Брошенное им предупреждение мурашками прокатилось по спине телепата.

Сменив гнев на милость, Герман спросил смягчившимся тоном:

— А как там у тебя дела со статьёй о Доме Слёз? Ты обещал, что продолжишь писать о его феномене. Я заинтересовался.

— Да блин, я б с радостью, да на мне полиция висит. Ещё одного сектанта словить нужно. Не до этого пока.

Тут Герману позвонили. Помахав указательным пальцем, Герман вышел за дверь, прикладывая к уху мобильный телефон.

Воспользовавшись заминкой, Марк вскочил с кресла и во весь рост предстал перед Денисом Сафоновым, который инстинктивно сморщился при его виде. Будь он в спиритических очках, он, несомненно, разглядел бы в нём полутень, но определить это можно было и при помощи логики.

— Вы заговорили о Доме Слёз. Могу ли я поподробнее узнать о нём?

— Опачки, ни здрасьте, ни до свиданья, — засмеялся Денис. — Для начала как именовать тебя, юный друг?

— Зовите Марком.

— Отлично, Марк. А что ты делаешь у Германа Львовича?

— Я его пациент, — сухо ответил парень.

— Пациент? Ха! Да не умер ли ты? — он снова засмеялся. — А ты любопытный, я смотрю! — Денис поддел ногтем амулет на шее Марка. — Четвёртый пентакль Меркурия?* Много знать хочешь. Ну, смотри. Один мой, эм, заклятый знакомый, повёрнутый на этом символе, очень плохо кончил. Так что поосторожнее с играми в сверхъестественное.

Марк одарил Дениса таким проницательным взглядом, что у того душа ушла в пятки. В молодом человеке ясно читалась печать влияния Германа, поэтому он не мог не предостеречь его о последствиях, пусть и намёками.

Предостережение пролетело мимо ушей. Марк так же настойчиво глядел на Дениса, когда так и не получил нужных для него разъяснений.

— Ладно, ты спросил о Доме Слёз. Чего же тебе не хватает для, так сказать, морального удовлетворения?

— Всего! Хочу знать, что с ним не так, потому что я был там и...

— Чего-чего? Ты был там? Дорогуша, брось это, больше туда ни ногой! Он просто кишит сбоями во времени!

И Денис рассказал Марку всё, что знал.

Марк расстроился — он рассказывал всё то, что он и так успел узнать. Что это старый особняк ведьмы Анны и прочее, прочее, и что она, вероятно, завлекла и заточила в него демоническую сущность, которая и вызывает эти временные аномалии в стремлении выбраться из ловушки, которую и сама Анна, уже будучи мёртвой и магически ослабленной, не в состоянии разрушить. Эта же сущность и привлекает в собственную ловушку таких «идиотов», как Марк.

— Но я не видел никакой сущности, — признался Марк, поделившись и своими впечатлениями о Доме Слёз.

— Тем лучше, а не то этот дух забрал бы и тебя. Как настроение у него сложится. Между нами говоря, — Денис перешёл на шёпот, — я видел его.

— Вы видели?

— Да. Антропоморфное существо из пепла и гнили, всё чёрное такое. Уверен, что у него есть и более человечная форма, но я видел его таким. И он говорил!

— Говорил? — Марк признал, что ошибался насчёт Дениса.

— Да! Я боялся, что застряну так же, как предыдущие неудачники, но это существо позволило мне уйти в течение боя часов — если ты понимаешь, о чём я, — так как оно сказало, что я ему не нужен и бесполезен.

— Это как? «А не выдумывает ли он? Уж очень подозрительно, что «это существо» отпустило его».

— А никак. Конечно, тогда это демон ударил меня по самолюбию, но он сказал, что моя душа не достаточно сильна для его освобождения. Что, как он выразился, «я не похожу на Дитя Ветра, чтобы быть принесённым в жертву».

Услышанное дважды выражение «Дитя Ветра» заставило Марка передёрнуться. Это не было простым совпадением. Денис не врёт, и он беседовал с тем духом.

«Конечно же, я не вру», — отозвался Денис в голове Марка, чем напугал его до такой степени, что он с криком дёрнулся назад и повалился на пол.

«Что это… Как?!»

«Не боись, слышь? Я же телепат, вот и всё объяснение. Подымайся, а то Герман нам обоим надаёт».

С помощью протянутой руки Марк поднялся на ноги. Денис терпеливо подождал, когда он неуклюже стряхнёт с одежды пыль, и спросил:

— Так что ты там подумал насчёт «Детей Ветра»?

— А разве вы не знаете, кто это?

— Почему я должен знать? — проронил Денис, и на его лице отобразилось крайнее удивление задолго до того, как слова Марка сорвались с его губ.

— Потому что так Анна называет полутеней.

Разговор прервался тяжёлой поступью Германа.

— Ага, я вижу, вы познакомились. Отлично, без меня скучать не будете, потому что мне вот-вот привезут жмурика. Новожилов звонил, долг зовёт, — он помахал мобильником перед лицом Сафонова. — Марк, я ещё позвоню тебе.

— Конечно, — сказал Марк и вот-вот вышел бы с Денисом в коридор, как вдруг поразившая его мысль заставила его вернуться. — Герман, я могу ещё кое-что спросить?

— Валяй, я отвечу.

— А Воздушные Руны разве чёрная магия?

— Тебя Сафонов напугал? О, нет, — Герман усмехнулся. — Нет-нет! Она ни чёрная, ни белая. Чёрная магия — это то, чем я занимаюсь вот уж больше полугода. Эликсир Жизни. Воскрешение из мёртвых. Такая привилегия Светом не даётся.

На это мгновение у Марка потемнело перед глазами. Ноги подкосились, и руки сами потянулись к могучим плечам Германа и ухватились за них, дабы не позволить телу упасть. Но тело рухнуло и растянулось на полу.

Потрясённый Герман подозвал ещё не ушедшего Дениса, и они вдвоём, усадив его в кресло, принялись приводить Марка в чувства.

Это был первый беспричинный обморок. Безобидный и короткий. Тем не менее, именно с него началась череда проблем, доведших молодую полутень до её краха...

[2 ноября 2015 года]

Стремление познать секреты, ранее скрытые от него как от простого смертного, всегда стояло для Марка на первом месте. Он и не делал вид, что помогает Соболевым ради их блага. Но стоило признать, что общение с Ирмой приносило ему огромнейшее удовольствие.

Он сравнивал себя со змеёй, поедающей собственный хвост в поисках вечности и вселенской мудрости. Правильным ли путём он идёт, это было второстепенно. Важным было всё, что происходило вокруг. Ничто не случайно. Ни его обращение, ни знакомство с необычной парой — ничто.

Да, он воспринимал Ирму просто как подопечную, за которой его попросили последить за определённую плату и помогать, когда понадобится. Тем не менее, только с ней он мог говорить открыто о полутенях, об оккультизме, о призрачном мире. А она полностью разделяла его мнение в этих темах.

Она стала ему лучшей подругой в их собственном мире. Даже больше, чем просто «подруга». Ирма была той самой «родственной душой», которую он так искал. С тех пор он пошёл на многие уступки ради неё.

А после того горячённого выпада Кристины Марк и вовсе утратил ту самовлюблённую уверенность, с какой обращался с обеими. Ирма ждёт излечения, чего же хочет Крис? Если она рассчитывает на что-то большее, чем дружба, тому не бывать. А Ирма тем милее ему становилась, чем больше они проводили время вместе в обликах полутеней. Они летали, играли с ночными огнями и дождевыми каплями. Они представляли в воображении места своей общей мечты, куда бы они никогда не попали с телами, и вместе отправлялись туда, уносимые желанием как по велению волшебной палочки. Он играл ей на синтезаторе, а она танцевала в свете своего призрачного сердца, словно с лентой играя с тонкой нитью жизни, исходящей от него.

Он смотрел на Ирму, на ту, что не может выбраться из мира мёртвых. А в мозгу невольно проходил образ Кристины как напоминание о мире живых, которому он принадлежал.

— Ирма, хоть я разрешаю тебе жить в моей квартире, но хотя бы здесь оставь меня одного.

— Ой-ёй, какой ты у нас волк-одиночка, — парировала Ирма, летя следом за Марком. — А мне же интересно, чем ты занимаешься, с кем общаешься. Мы с тобой многое теперь делим на двоих, а сколько всего я тебе доверила.

— Ну тогда хотя бы не говори со мной. Разговаривая с пустотой, я выгляжу как идиот, — Марк ускорил шаг навстречу университету.

— Сам же болтаешь языком, а пеняешь на меня. Иди уже, что смотришь на меня! Тебя друзья ждут.

С задорным смехом Ирма толкнула Марка в спину. Тот выпрямился и сделал вид, что ничего не произошло. На него уже обратили внимание Кристина и Тимофей, наслаждавшиеся погодой на ступенях входа. По ветру парили их спутанные пряди и змейка дыма от сигареты между пальцами Тимы.

— О, есть идея! Держи! — Тимофей, выкинув сигарету, сбросил рюкзак Кристине и расправил крестом руки. — Я как на Титанике!

— Похоже, похоже, — поддержала Крис, обнимая его рюкзак.

— Кстати, фильм ужасный. Вот там на Титанике погибло две тысячи человек, а нам показывают эту парочку придурков и их историю любви. Почему я должен переживать за них, а не за какую-нибудь мать, потерявшую ребёнка?

— Зря ты так к ним, они же тоже пострадали, — снисходительно сказала Крис. — О, привет, Марк!

Он в ответ помахал ей рукой.

— Привет, Крис.

Что-то защекотало внутри Кристины. Именно с момента её признания, прозвучавшее почти как признание в любви, он начал проявлять к ней интерес, какого не проявлял раньше. Не может быть, что сработало. Но Крис была счастлива — они стали ближе.

— А ты, я смотрю, тоже не хочешь резать волосы? — спросил Тима.

— Да, не хочу, пусть так растут, — ответил Марк.

— Во! Во! Смотри! Тима будет твоим первым кумиром… о-ой, фанатом!

Марк улыбнулся под влиянием дружеской атмосферы.

— А вот мне показалось, или ты с кем разговаривал, когда шёл к нам?

Но после вопроса Кристины он неожиданно помрачнел.

— Ни с кем, — ответил он.

— А, по-моему, у нашего Марка появились друзья-привидения, — заговорил вдруг Тимофей, водружая рюкзак на плечи. — Ты же ещё типа пользуешься этой силой?

Зачем он упомянул его «силу»? При Кристине! Которая понятия не имеет, что они вдвоём пережили!

— Ты обещал молчать об этом — раздражённо разделяя слова, сказал Марк.

— Она всё знает, — ответил Тима. — Я ей сказал, а то, вот, не знает, что с тобой не так.

«Что со мной не так? Дурак ты, Тим. Ничего ты не понимаешь».

— Ты не обязан отчитываться перед ними, — напомнила за спиной Ирма. — Это же твой секрет. Неважно, что он наговорил девочке, если он сам не ведает, о чём говорит...

— Прошу тебя, оставь нас, я сам разберусь! — Марк не вынес присутствия навязчивой полутени и обернулся к ней.

Ранее он не позволял себе вести себя грубо с Ирмой, однако сегодня он был прав, проявив настойчивость. Ирма извинилась с ноткой язвы и улетела прочь.

Растерянные ребята переглянулись, как только Марк закричал в пустоту. Голос Ирмы был им недоступен, оттого его возглас походил на симптом сумасшествия.

— Итак, — Марк вернулся к Тиме и Крис, — вы оба, вам интересно, «что со мной не так»? Ты, фанатка «Битвы экстрасенсов». Ты, отрекшийся от того дара, каким владею я. Хотите поглядеть, каково быть большим, чем просто человеческое существо?.. Тогда за мной.

Марк насилу затащил Тимофея и Кристину в здание университета, крепко сжимая их запястья. Звонок давно прозвенел, и потому его коридоры и укромные закоулки пустели, к счастью для опьянённой самолюбием полутени. Подведя друзей к широкому подоконнику, Марк сам запрыгнул на него и прислонился шеей к окну.

— А теперь смотрите. Сейчас вам покажется, что я усну. Но вы прислушайтесь к ощущениям. К звукам, шорохам, дуновению воздуха мимо вас. Наблюдайте за тем, что вокруг вас, пока я буду в трансе. Понятно?

Ему кивнули. Устроившись поудобнее, Марк закрыл глаза, и спустя минуту его тело на глазах обмякло и сползло чуть ниже по стеклу. Он и в самом деле заснул. Марк научился быстро засыпать и быстро погружать свой организм в сон, когда ему хотелось побыть в облике пенумбры.

Крис и Тима молча переглядывались. Крис прислушивалась к мелочам, как и просил Марк. Ничего необычного. Разве что по её щеке как будто прошла струйка воздуха. Должно быть, самогипноз. Тима пожал плечами и, наконец, сказал:

— Хрен его знает, что он хочет нам показать.

— А я всё слышал! — воскликнул Марк откуда-то со спины.

Ребята перепугались до дрожи. Они ясно видели Марка перед собой, на подоконнике, в состоянии сна или транса. И он молчал. Тогда как сзади...

Сзади располагалась дверь в одну из аудиторий. Оттуда донеслись встревоженные возгласы и шум отодвигающихся стульев и столов. Тимофей и Кристина тотчас заглянули внутрь. Стулья и столы были разбросаны в кучу, вокруг которой бегали запаниковавшие студенты. Преподавательница спряталась под личным, нетронутым столом, зажав его ножку. Куча из мебели зашевелилась, будто под ней застрял какой-то монстр, и крайний стол воспарил над полом. А столы в аудитории были тяжёлые, в одиночку их было бы не поднять. И вот один из них парил. Парил как пёрышко. И это пёрышко с пробивающим грохотом вдруг рухнуло на пол, а затем вся искалеченная мебель как при обратной промотке видео вернулась на свои места, и перевёрнутая верх дном аудитория приобрела первоначальный вид.

В ход пошла комбинация Воздушных Рун, возвращающая предметы в пределах нескольких метров в то положение, в каком они были за минуту до изменений. Комбинация сложная и изнуряющая. Марк поспешил залезть обратно в тело, когда Тима и Крис незаметно выскользнули из-за дверей в коридор.

Фокус удался. Но тело ощущалось тяжелее прежнего.

— Вот это я дал, сам того не ожидал, — прокряхтел Марк, держась за лоб.

— Так это ты наделал? — взбудоражился Тима.

— А кто ещё? — и он испустил нервный смешок. — Я выхожу из тела почти каждый день, когда того захочу. Я сбрасываю его как одежду и брожу как призрак, без рамок и ограничений. Я вижу то, чего не видите вы, чувствую то, что вы не чувствуете. Вот, что со мной «не так». И теперь-то вы верите, что в нашем мире нет ничего невозможного?

Слишком велик был груз впечатлений и недосказанностей, что Марк нёс на плечах. Стоило ему раскрыться полностью? Перед теми, кто, как он считал, не поймёт его никогда? А душа рвалась, она страстно желала раскрыться. Целый месяц эта душа избегала контактов. Герман и Ирма не в счёт, они словно с другой планеты. А как же Тима и Крис, которые каждый раз, когда он попадался им на глаза, провожали его с нескрываемым беспокойством?

И Марк поведал обо всём, ни о чём не утаил. Он устал скрывать. Главное, что он, наконец, сказал. Как они это воспримут, его мало заботило. Теперь и они знают.

И они восприняли по-разному.

___________________

(*) Четвёртый пентакль Меркурия — считается, что он предназначен для того, чтобы обрести тайные познания всего сотворенного и постичь сокрытое для других людей. Одна из его надписей на нём гласит: «Мудрость и добродетель в доме его, и знание всего сущего пребудет с ним вовеки».