Глава 8. Настоящие имена

Апрельская луна восходит, пока деревья покрываются ржавчиной.

Время смерти приходит, окрашивая всё в серое.

Апрельская луна восходит, пока весна обращается в прах.

Мы пали пред воем. И мир стремится в бездну.

Swallow the Sun — April 14th

«Чёрт, насуслышали! Крис… бежать надо! Через портал! Давай, давай, шевелись! Я рисую, а ты бери его, и мы уматываем».

«Конечно!»

Снова ночь воскрешения. Покрытая тёмной вуалью, она всё ещё не была ему доступна, но с каждым днём он видел её чётче, что давало надежду. Ключ к разгадке — та самая ночь, которую память не смогла в себе удержать. В ней же заложено то, что хотел знать Немо. Он переживал её, но по какой злой иронии он забыл такую важную часть его жизни? Это не просто амнезия, когда люди забывают факт своего рождения. Здесь что-то другое, как будто его память и в самом деле закодировали, чтобы он не вспомнил лишние детали.

Подождите. Это имя. Крис. Настоящее имя Анонима? Он впервые услышал его из уст Тимофея перед его гибелью. А теперь его произносит Герман. Нет, это не имя. Больше похоже на очередное прозвище.

Кто же он?

— Я придумал! — воскликнул Немо. — Иного варианта я не вижу.

Шла третья неделя после воскрешения. Было 14 апреля. Немо обратил внимание на дату, потому что она являлась названием песни, которую он недавно слушал через страничку Агаты. Очередная неделя принесла за собой мало полезного, но экстрасенсы не теряли надежду. Как однажды пошутила Тина: «И на нашей улице прольётся цистерна с вареньем».

Агата массировала спину Немо, проводя передачу целебной энергии, пока он сидел, сложив руки на крышке пианино. Она делала массаж каждый день, что превращало его в маленький ритуал. Знакомое, неизменно приятное тепло растекалось по его венам каждый миг, когда по спине проходили её руки.

В этой же комнате за рабочим столом сидел Даниил, который шумно печатал на компьютере, однако следил за беседой краем уха. Иногда он беспокойно оборачивался на Немо. Если же он вдруг ревновал его к Агате, то он умело это скрывал.

— Я хочу наведаться в квартиру Тимофея, — заговорил Немо, прикрыв глаза, когда Агата провела ладонями по его плечам. — Я всё ещё не могу разделять, что я помню как Тимофей, а что я помню, как я сам. Хочу проверить, поможет ли в этом моё появление там.

Это далеко не первый случай, когда разговор о продвижении заходил про квартиру Орлова.

— Ты же понимаешь, что это огромный риск разоблачения, — сказала Агата. — Мы тебя редко из дома-то выпускаем. И это не только из-за частых обмороков, ты понимаешь.

— Понимаю. Но с Тиной гулять ты меня отпускаешь, — с долей кокетства ответил Немо.

— Ха, да ты как ребёнок, — засмеялась Агата. — Я отпускаю тебя лишь в компании с кем-либо из нас, вот почему. Тина, разве что, сама зовётся выгуливать тебя.

— Я всё слышу! — из прихожей подала голос Тина собственной персоной.

А между тем, такие прогулки с ней шли Немо более чем на пользу. Особенно в тот прекрасный день, который был около недели назад…

— Всё ещё ничего?

Немо устало развёл руками:

— Ничего.

Он и Тина неспешно бродили по аллее парка неподалёку от перекрёстка, где потерпел аварию автомобиль, в котором перевозили его новое тело. В тот же день Агата и Даниил были вынуждены уехать на вызов к новому человеку, который не мог обойтись без их магической помощи. К месту памяти Немо отвезла лично Тина — и именно на своём родном скутере. Агата возражала против этой затеи, напоминая, что он и так не здоров, а Тина, любительница высоких скоростей, не дай Бог, покалечит его. К удивлению Агаты, Немо согласился на поездку с ветерком, а Тина наглядно для неё отдала Немо шлем, налокотники и наколенники, самой оставшись без экипировки.

Приехав в парк, Немо искренне надеялся, что этот уголок природы в городе опустит спасительную ветвь и вытащит его из трясины, в которой смешалось его эго. Увы, смена обстановки радовала недолго. Голые ветви над головой в по-зимнему белом свете неба срастались в огромную паучью сеть, оплетая меланхолией.

— Любопытно. Ты умирал. Твоя душа избавилась от связи с телом. Что мы всё говорим о том, что ты помнишь, когда ты был живым? Не помнишь ли ты, случайно, что-то… когда ты был мёртв?

Немо задумчиво намотал на палец кончик волос. Такой закономерный вопрос, а всплыл так поздно.

— Я думал об этом, помню или нет и… Скорее нет, чем да. А я знаю, почему ты спрашиваешь.

— Так и есть, — они поняли друг друга с полуслова. — Каково это, быть мёртвым?

Он застыл на месте, вскинув голову к паутине ветвей. В симфонии ветра и далёкого шума машин проскальзывали знакомые нотки, оживлявшие старые, позабытые чувства, не похожие на чувства живых.

— Мне было легко. Это я точно помню. С меня как бы свалился огромный груз. Я почти сливался с воздухом, был с ним единым целым. Хм… — Немо опустил голову, утопив подбородок в толстом шарфе, а его костлявые пальцы рисовали невидимый образ, который вот-вот ускользнул бы из воображения. — Было ещё что-то. Что-то, что я видел, когда я уже умер. Я видел… двух девушек. И одна из них… одна из них как будто Ирма, уж очень похоже на неё. Вторую не знаю… Не могу разглядеть, даже описать не могу.

— Непонятное видение, — проговорила Тина.

— Непонятное. Они, они склонились надо мной. Та, что похожа на Ирму, похоже, сочувствует мне, а вторая негодует. А я… я не двигаюсь. Мне и легко, и тяжело. Я хотел заговорить, но я молчал. А та первая девушка… она же говорила что-то. Что-то говорила...

«Спасибо, что развеял во мне сомнения. Но как бы я хотела знать… зачем такие жертвы?»

— «Зачем такие жертвы»? — пробормотал он.

За деревьями взад-вперёд ходили спокойные вороны. Едва Немо ступил шаг навстречу, как птицы, зашелестев крыльями, взмыли к облакам точно в панике…

— И вот опять нам думать, как тебя маскировать, — посетовала Агата.

Немо возмущённо ахнул:

— Эх, надоело мне скрываться от привидений. Может, не надо уже? Сколько времени прошло, я же мёртв для мира! Кому есть дело, жив я или нет? Никто и не узнает.

От его взгляда, пронизывающим холодом из-под бровей, она едва не вскрикнула. Глаза Немо стали шире и окончательно перекрасились из серого цвета в ярко-синий. В том, как он смотрел на неё, появилось что-то новое, необъяснимо мрачное.

С полки она подхватила фотографию с убитым Тимофеем и пристально вгляделась в неё. Чёрт возьми, как же она упустила это!

— Данила! Иди сюда!

Даниил пулей прибежал на её зов, уронив по дороге стул.

— Взгляни. Ты видишь это?

Он внимательно осмотрел лицо мёртвого Тимофея, затем перекинул взгляд на его живое тело.

— Его лицо… изменилось. Так это настоящее лицо души проявилось! Спустя столько времени! Настоящее лицо Немо.

Агата и Даниил не сразу обнаружили, что их воскрешённый друг больше не выглядел как погибший Тимофей Орлов, хозяин тела. Он выглядел как Немо. Солома волос потускнела. Округлый нос заострился. Выпуклые бесцветные губы порозовели и сузились. А под нижней губой вырос маленький бугорок наподобие родинки. При ближайшем рассмотрении и фигура Тимофея целиком изменилась, как будто это была 3D-модель, готовая к любым изменениям и коррекциям. Перемены проходят незаметно, если они происходят медленно и на виду.

Вот дополнительная причина частых потерь сознания. Тело трансформировалось под душу, под ту внешность, которой владела она в первой жизни.

В маскировке отпал всякий смысл.

Пришло время, когда они вошли на территорию двора, где и нашли Тимофея мёртвым. Больше полумесяца назад лежало здесь его тело, истекая кровью, а сейчас оно, запущенное к жизни чьим-то желанием, вернулось к месту гибели, но во владении души Немо. Он не переставал думать об этом. Герман с пистолетом, учащённое дыхание, снежная полутьма — в воображении Немо заново нарисовалась сцена убийства. Снег давно растаял, смешав землю с водой, но дух смерти ещё витал в воздухе, прилипая к душе, как весенняя грязь под ногами.

Немо не спешил входить в парадную. Его и не торопили. Экстрасенсы остались стоять подле злополучного места, откуда Немо не сходил ни на шаг.

— Я могу позаимствовать у тебя огонёк? Зажигалка кончилась, эх.

Агата щёлкнула пальцами, и те загорелись синим жаром. Язычок пламени она приставила к кончику сигареты во рту Даниила. Кончик загорелся и пустил струйку дыма.

— Спасибо.

— Я тебе нос подожгу скоро, если не бросишь. Третий год обещаешь! Ты же портишь себя!

— Ну, прости, но я же не злоупотребляю, — по-детски заныл Даниил.

— Ладно, прощаю, — сдалась Агата. — Так и быть! Даже в идеальном мужчине должен быть маленький порок.

Супруги похихикали, и Данила, снова пообещав скоро бросить, затянулся дымом.

Тина умилилась от этой сцены и, улыбаясь, оглянулась на Немо.

Но он не улыбался. Было не до этого. Всматриваясь в мутные лужи, он разглядывал в них такие же мутные картинки, приходящие ему в голову. Память это или воображение, он не мог определить наверняка. Неуловимые видения дразнили его и молчали о главном.

«Крепись, — подумал Немо голосом, которого он ещё не слышал в эхе прошлого. — Крепись, мой друг. Ты сильнее, чем ты думаешь… От тебя зависят жизни».

Так кому же это было нужно?

— Ребята, — спросил Немо, не скрывая беспокойства. — Вы ведь и вправду верите, что существует некая сила, что выше всех существ, которая наблюдает за нами, а иногда и вмешивается в наше бытие? Та, что обычно называют Богом?

— Мы не верим, Немо. Мы знаем, — сказал Даниил. — Такая сила есть, и сам факт существования душ тому доказательство. Ты бы ни за что не ожил, не будь ты душой.

— Тогда скажи мне, Даниил. Если эта сила есть, как она позволил случиться… этому?! Зачем всё это?

— Дело не в Нём, а в людях, которые слишком часто стали переходить на тёмную сторону, — заявила Тина. — Но Тьма же и лишний повод поверить в Свет, не так ли? Это как контрасты цветов, где один цвет не познаешь без другого. Агата, подтверди. Ты же знаешь, о чём я.

Агата знала.

— Случаются ужасные вещи, да, но иногда такое обязано произойти, чтобы прийти к большему свету, — вымолвила она. — Сначала я потеряла родителей в автокатастрофе. Затем ушёл Сирил, который на тот момент оказался мне слишком дорог, чем просто человек, просивший у меня помощи. Позднее умерла Эвелина, моя лучшая подруга, ты её видел. А потом я чуть не потеряла Данилу. И это всё меньше, чем за год. Представь, как я могла бы быть зла на Бога и Судьбу, если они разом отняли у меня и семью, и друзей...

Она долго хранила молчание о событиях той давности. Один из самых больных дней, которые она пережила. Она долго терпела напор эмоций. Сил больше не осталось.

— В Данилу стреляли. Какие-то грязные отморозки, посланные Тьмой. Он был на грани. Я помню тот день, как будто он был вчера… Его тело холодело, пока я держала его, он едва дышал. Кругом висела тьма, и лил дождь. Но затем тучи пронзил луч света. Свет исходит от меня самой. И от ещё одной души.

Так вот, что означали её слова «Он спас наши две души»!

— Так это был Сирил? Но он же мёртв!

Агата кивнула.

— Он самый. Но, уйдя в прошлое телом, душой и духом он остался с нами. И он явился из-за грани. С силой, какой нет ни у одного мага. Потому что я молила о спасении. И с его помощью я вытащила Данилу с края могилы. Сирил бы не пришёл, если бы я не верила в Свет, и если бы я не верила, что спасу Данилу, он бы не был сейчас рядом со мной.

Даниил вышвырнул недокуренную сигарету в ближайшую лужу и прижал Агату к себе. Они одинаково переживали друг за друга. Их эмоции были зеркальны.

Потерянная, опустошённая, без семьи, без друзей, с разбитым сердцем. Такой была сама Агата два года назад. Таким представал сейчас и Немо.

Тина сочувственно кивнула. В отличие от Агаты, она навсегда потеряла того, кого любила. Во всяком случае, ей так часто думалось, пусть Тина и не переставала верить в то большое чудо спасения, что его найдут, целым и невредимым, и он перестанет числиться среди пропавших без вести. Она была последней, кто его видел. Кто видел его живым. Её не покидало гадкое подозрение, что его убили. Точно так же, ни за что — как пытались убить Данилу.

Прошли месяцы, и Тина свыклась с мыслью о гибели её любимого друга. Она же могла на него повлиять, могла спасти! Он бы не исчез бесследно, если бы не она. Если бы она остановила его тогда. Если бы он не покончил с собой…

— Здешняя атмосфера дурно на нас влияет, — сказал Данила, разорвав клубок её раздумий. — Немо, ты готов?

— Готов. Идём.

И, дойдя до двери парадной, Даниил набрал номер нужной квартиры.

— Заходите, заходите, — приветствовала четвёрку Валентина Васильевна, впуская её на порог.

— Спасибо, — Агата вошла первой. — Вы уж простите, что мы пришли так поздно, но Денис пропал без вести, а мы обязались продолжить его дела, включая дело о смерти вашего сына.

— И на том спасибо, что не оставляете меня, Агафья Витальевна. На полицию никакой надежды не осталось. Надеюсь, хотя бы вы поможете.

— Ой, ну что вы. И да, называйте меня просто Агафья.

— А говорила, что ненавидит, когда её так называют, — шепнула Тина на ушко Немо.

Пока Агата и Даниил выясняли мелочи у хозяйки квартиры, Немо незаметно прошёл в комнату Тимофея. Типичная комната парня, который увлекался музыкой. За дверью что-то зашумело, когда Немо широко отворил её. За ней в углу оказалась гитара. Немо бессознательно потянулся к ней и дёрнул за струну. Руки сами обхватили запылившийся инструмент, томительно ожидавший, чтобы кто-нибудь сыграл на нём. Плавные, протяжные ноты полились со струн.

— Он… он играет песню Тимофея, — с придыханием сказала Валентина Васильевна. — То, что он играл в последний раз… прямо перед смертью.

Оправившись от дум, Немо прервал игру и поставил гитару на место. Не он это играл, а пальцы его тела. Пора собраться. Не для того он сюда пришёл.

Немо осмотрел каждый предмет, что стоял на виду в комнате, каждую деталь. Этого оказалось недостаточно. Тогда он открыл ящик рабочего стола. Блокноты, безделушки, старые флаеры. Ничего интересного в них не нашлось. Однако, пролистав очередной блокнот, Немо обнаружил, что на дне ящика под грудой бумаг был зарыт MP3-плейер. Странно, подумал Немо и вынул его на свет. Плеер заработал при включении, он был не сломан. А на обороте приклеена записка:

«Отдать Марку, как только объявится».

Подозрительно. И это слово «объявится» выделялось особенно странно.

В комнате Немо нашёл колонки, чтобы его друзья тоже могли послушать то, что хранилось на плеере. Судя по содержимому, там была одна только музыка, но эта записка явно имеет какой-то скрытый смысл — так же, как и сама сохранённая музыка. А как ещё! Этот плеер точно представлял какую-то особую ценность для Марка, если же он отдал его на сохранение Тимофею. «Отдать Марку, как только объявится»… Здесь и должна была крыться долгожданная разгадка.

И Немо запустил проигрыватель с первого трека.

«Я чувствую, как летаю над тобой. Я чувствую, как умираю в поисках правды…»*

Ночной город с высоты птичьего полёта, лёгкость невесомости, голубые огоньки магии вокруг него — странные, но знакомые чувства пришли к Немо со строчками этой песни.

«Мне некуда идти, а тьма уж начала расти в моей душе».

Центр Петербурга, блеск ночного пейзажа, а на его фоне улыбалась она… Почему Ирма? Почему на ум пришла именно она?

«Притяжение, реакция, темп этот быстр. Достаточно быстр, чтобы пересечь тонкую грань того, что ещё предстоит понять. Жестокий, но праведный, непостижимый, вечный поиск ответов».

Что такое? Почему вся эта музыка так воздействует на него? Каждая песня, скачанная на этот плеер, отзывалась в мозгу новым воспоминанием, заживо похороненным на задворках памяти.

— Немо? — окликнула Тина.

Он отмахнулся, продолжая жадно слушать звучащие песни. Тяжёлые, тёмные, как собственная сущность. Колени тряслись, а руки передёргивало при каждом проблеске, с которым проявлялись повреждённые картинки.

«Не нужно ощущать себя одиноким, когда твоя яркая мечта стучится в дверь. Не смей разочаровывать её, не смей. Она разрушит тебя до самых костей».

В памяти всплыл какой-то старинный зал с двумя лестницами и часами меж ними, который стремительно наполнялся клубами чёрного дыма, но нигде не было огня. Часы били как колокола. И ещё голос, рычащий и свирепый. Он был везде, как был везде и тот странный дым. Ещё немного, и он задохнулся бы в темноте, лишившись рассудка от этого голоса.

«За наши грехи мы оставлены здесь, за наши крылья, что сожжены и сломлены… За нашими спинами они сохраняли нам жизнь в этом мире мертвецов. Но не ради памяти, только для зла».

Прокажённые призраки неупокоенных столпились вокруг него, в чём-то порицая, пытаясь убить. А в новом резком видении на него давил Герман, в чём-то обвиняя, прижимая к столу. Чем он был так мерзок? Что за грехи? В чём он ещё повинен, помимо…

«Те, кто ответственен, не дают гарантий. И мы сами по себе, сами по себе. Пытаемся победить эту жестокую болезнь. Но не знаем, как. Не знаем, как».

Болезнь Ирмы. Полутень, застрявшая меж двух миров. Лекарство или эвтаназия. Он выбрал второе.

«Когда надвигается ночь, я вижу, как растут тени, подпитывающих мою бессонницу… Когда надвигается ночь, я слышу тысячу голосов, преследующих моё безумие…»

Одержимость, бессонница, безумие. Отчего ему казалось, что это не просто слова? Как будто он переживал всё это не только в песнях — но и наяву. Агата, отчего она не спасла его, как спасает сейчас? Неужели он сам не позволил ей?

— Немо, что с тобой?

Он не осознал, что смотрит прямо на неё. Агата, добросердечная Агата, слишком добрая. Всё та же, что тогда и что сейчас. Это он был другим. Совершенно другим.

«Слёзы будут моими словами, пока я не смею признаться в боли. Время лечит, но я не хочу больше чувствовать».

Проливной дождь, зябкий холод, та самая черноволосая из старых видений. Она стояла без зонта, промокшая до ниток, обеспокоенная и как будто злая. В следующий миг, в другом месте и при других обстоятельствах, она целилась на него из пистолета. Но она не выстрелила. Пистолет выпал из её рук, и она обняла его, того, кого чуть не убила, с такой горячностью, словно он уже был мёртв. Так друг она или враг? Кто знает?

«Снова будет плыть за рассветом рассвет. Сколько ещё будет жить в тебе мир, которого нет!»

А сейчас перед собой он снова видел Дом Слёз, а напротив него в предвкушении грандиозного улыбался его друг Марк. Он на миг отвернулся и… Что-то здесь не так. Он видел тот же дом, но напротив него теперь стоял Тимофей, слегка обеспокоенный, окидывающий его рассеянным взглядом.

Время замедлилось, застыло. Он смотрел на эту сцену глазами сразу двух парней. Он одновременно смотрел и на Марка, и на Тимофея, одновременно находясь в их телах. Он не был ни кем из них, и в тоже время он были ими обоими.

Что всё это значит?

Вдруг на ум пришёл образ спешно написанной записки. Его записки.

«Сохрани его у себя, Тима. Если я вновь начну сходить с ума, отдай его мне, и я всё вспомню…»

Так это, выходит, его плеер! Это плеер оставил здесь он сам, Немо. Но теперь его зовут не так…

Музыка кончилась. В качестве эпилога оставался последний аудиофайл.

— Что это за «Запись 001»? — Агата постучала по экрану.

— Ну-ка послушаем, — Даниил включил проигрывание.

Несколько секунд шипящей тишины, затем голос. Настоящий голос Немо. Усталый, вкрадчивый, слегка дрожащий местами.

— «Ну здравствуй. Вот ты и связался со мной. Эх, как я безмерно рад тому, что ты, наконец, отошёл от этого безумия и решился быть тем, кем ты на самом деле должен быть. Почему я так считаю? Потому что то, что ты нашёл этот плейер или попросил его у Тимы, уже доказывает тот факт, что ты на верном пути. Ты полутень, дружище. Тот, кто умеет выходить из тела, не умирая. Более того… Тима тоже был полутенью...»

— Что?

— «Ты помнишь же… тот самый дом? Всё началось с него. Там мы стали такими. Но Тима подавил способность полутени в зародыше, и потому за ним не последовало никакое наказание. Я же… решил развить её до максимума. И вот к чему это привело. Ты ничего из этого не помнишь, верно? Ты был безумцем, решившим пожертвовать близкими людьми ради того, что росло внутри тебя. (вздох) Хорошо, что ты был им… когда я до сих пор остаюсь им… Память… Время… Всё взаимосвязано».

— Похоже, он сходит с ума.

— Тише, Данила.

— «Нет памяти, нет времени. Нет времени, нет памяти. Призрак во плоти. Опустошённый… жизнью… призрак. Если я вернусь туда, всё будет кончено. Для всех. И для меня. Я уже не верю, что я могу умереть. Что-то не хочет, чтобы я умирал. И ты будешь жить, я уверен в этом. Просто… вспомни, каким я был. (вздох) Эта музыка поможет твоей памяти. В неё я ментально закодировал те воспоминания, которые посчитал важными для тебя. При прослушивании любого из треков у тебя наверняка что-то всплывёт в голове… И обязательно помни Крис. Если ты до сих пор не нашёл её, она же обязательно тебя найдёт. Будь уверен, она не бросит тебя… как она не бросила меня. А мне пора. Осталось одно незаконченное дело… (на фоне громкие шуршания) Этот дом зовёт меня. Нужно убить его сердце, и тогда я буду свободен. До встречи в будущем, Марк. Хотя, в твоём случае — это уже настоящее».

Запись кончилась. Повисло угнетающее молчание.

— Вот, кажется, и ключ ко многим вопросам, — сказала, наконец, Агата. — Но только, что это за дом, что значит «туда»?..

— Так, погоди-ка, — Даниил отложил плейер. — Крис — это она! Крис, это, то есть, Кристина?

Лицо Тины искривилось. Рука потянулась к губам и зажала рот, когда к подбородку уже подкатывалась непослушная слеза. Тихо вскрикнув, она выбежала из комнаты и, ничего не говоря, бросилась наутёк.

— Тина! — вскочил Данила. — Что с ней?

— Я догоню её, — сказал воскресший и кинулся прочь из комнаты.

— Марк, постой!

Слова Агаты пролетели впустую. На скорости он споткнулся за поворотом и навалился на закрытую дверь квартиры, открывшуюся под его весом. Он рухнул на колени, затем он поднялся, готовый вновь бежать за девушкой, когда застал за спиной мать Тимофея.

— Прошу прощения, Валентина Васильевна! Я должен догнать её и успокоить. Агафья расскажет вам все наши доводы.

— Погодите. Прошу вас.

Это мягкое прикосновение до плеча заставило его буквально застыть, не шевелясь. Это прикосновение матери. Она провела рукой по его голове, сместив тугую шапку на затылок и высвободив часть его тусклых волос. Он вздрогнул в страхе разоблачения, но не мог отвести взгляда от безутешной женщины. Он был просто не в силах уйти от неё. Это словно была его собственная мама, крепко обнимающая ненаглядного сына, гладящая его по ледяной щеке.

В ответ он заключил её в объятия, но он так и не смог передать ей того тепла, которое дарил ей Тимофей. Он холоден как мертвец.

Валентина Васильевна, наконец, отпустила его и грустно сказала:

— Простите меня. Я, видимо, никогда не отпущу его. Мне аж показалось… что в образе вас ко мне пришёл мой Тима. О, как же мне его не хватает. А я его даже похоронить не могу…

Он нагнулся над её ухом и прошептал:

— Эта несправедливость будет исправлена.

И быстро выбежал из квартиры, прежде чем Валентина осознала, что он поцеловал её. Так когда-то целовал её Тима, быстро, но горячо. И этот голос, то был голос её Тимы, нежный и мурчащий. Она вытерла слёзы и озарилась надеждой. Где бы не находилось тело её мальчика, с ним самим всё было хорошо. Ей верилось в это.

— Слишком рано. Слишком рано! Почему именно сейчас?

Тина убегала в полном отчаянии. Слизывая кровь с искусанных губ, она выбежала на улицу под начинающийся снегопад. Апрельские снежинки незваными гостями вторгнулись в её разум отблесками роковой ночи, изменившей её навсегда.

— Тина! — кричали сзади.

Она думала, что готова. Она думала, что справится с напором эмоций. Наивное предположение. Признание всегда горько, рассказывай его или выслушивай. Она не прекращала бежать, утирая растёкшуюся по щеке тушь.

— Тина, что произошло? Что с тобой?

Он нагнал беглянку и, схватив за плечо, развернул её к себе.

— Всё кончено, Марк. Я проиграла.

Она проиграла? О чём это она?

— Я не понимаю, — он покачал головой.

— Ты всё поймёшь.

Тина собралась с духом и, пересёкшись с ним взглядами, сказала ровным низким голосом:

— Да будешь ты пробужден, Эндимион, но забудь воскресшую тебя Селену.

Её зачарованная фраза иглой пронзила его память. Одна фраза, и он осознал, что отныне он вспомнил всё. Ритуал в морге, убийство Ирмы, всё то, кем он был, и всех тех, кто являлся ему в размытых видениях прошлого. Перед ним пронеслась вся его старая жизнь: с взлётами и падениями, с радостями и печалями, но под конец больше с трагедиями. Он вспомнил свою жизнь… и свою смерть.

«Взгляни. Почувствуй. Ты теперь живой! Взгляни на меня», — говорил в морге тот самый неизвестный. Он спустил с лица шарф и сдёрнул шапку, выпустив наружу копну тёмных волос.

Не просто волос. Они изумрудные. Блестящие, словно драгоценные камни. А из-под этого изумрудного занавеса виднелись проникновенные женские глаза. Такие же изумрудные, как её волосы.

«Разве ты не помнишь меня?»

Как он мог не вспомнить её с самого начала! Но он не узнавал её, ни тогда, ни после.

И она приняла тяжёлое решение.

«Да будешь ты пробужден, Эндимион, но забудь воскресшую тебя Селену», — сказала она перед тем, как она с Германом увела его в белоснежный свет портала. В эти слова она вложила мощное желание, которое вычеркнуло из памяти её лицо. Если он не помнил её, то пусть никогда и не вспомнит. Проблески её образа, однако, всплывали на поверхность. Но то было не больше, чем мыльные блики.

— Всё это время… ты была рядом. Наблюдала за мной, беспокоилась, поднимала мой дух. Всё это время… это была ты?

Тина кивнула.

— Да. Это я.

— Зачем? Почему?.. Зачем ты это сделала именно вот так?! — голос Марка дрожал от смеси удивления, боли и злобы.

— Тебе лучше выслушать её. Между прочим, она взяла на себя все свои грехи, тебе стоит это запомнить, — заговорил в ответ тот, кого никто из них не ожидал застать.

— Герман?

— Если это не продажа души Дьяволу, то её свершившееся превращение вполне близко тому, — сказал призрак, наблюдавший за ними у ближайшего дерева.

— Я обязана была спасти тебя. Ты попал в ловушку собственных тёмных идей, а он, — Тина указала на Германа, — он использовал тебя!

— Это называется не «использовать», а «нуждаться», — холодно отметил тот.

— Плевать! Марк погиб из-за тебя, и погиб бы дважды из-за тебя, если бы не я.

— Ты мне мстишь. А Ирма? Она ни в чём не виновата. Если бы ты раскрылась раньше, гораздо раньше, рассказав о нас, мы бы воскресили её и спасли ей душу! Ты могла предотвратить её похороны, и тогда не придётся жертвовать сейчас!

— Поздно! И была бы она сейчас как Марк. Вечно болезненная, хмурая, вялая и отвратная как труп, которым была когда-то.

— И это в тысячу раз лучше, чем быть запертой в Доме Слёз! Ах да, кстати, — к голосу Германа вернулась ровность. — С каких пор ты стала меня видеть?

Тина ахнула и безответно поникла. Воспользовавшись паузой, Герман удалился, чтобы не мешать дальнейшей разборке воскрешённого и его воскресительницы.

«Что же это всё такое?» — мысли роились в закружившейся голове, и мир вокруг медленно погружался в тёмные тона. В висках забилась кровь.

— Ты знаешь, я даже… рада тому, что ты забыл меня. В эти дни ты увидел меня в ином свете. В таком, в каком я хотела показать себя… Прости меня, Марк! Прости! Но я так хотела помочь тебе хоть в чём-то. Я хотела, чтобы ты понял, насколько сильно то, что я к тебе питаю.

Марк отпрянул от неё, сжавшись всем телом. Пока он воспринимал действительность так, как есть, бояться ему нечего.

— А… как же Тимофей? Он был тебе, наверное, даже большим другом, чем я. Разве тебе не было больно от того, что ты делаешь?

— У меня не было другого выхода. Я должна была сыграть в игру Германа, чтобы и мой собственный план прошёл удачно. Когда Герман выбрал для воскрешения тело Тимы, я уже догадалась, что его смерть как раз его рук дело. Но я должна была проследить, чтобы он выполнил всё верно… и вернул тебя к жизни.

— Зачем всё это? — вскричал Марк на грани срыва. — Зачем это всё, Тина?

— Смерть слишком рано тебя забрала, твоё время ещё не пришло. Ты должен жить дальше, слышишь? Тем более, я очень хотела, чтобы ты посмотрел на последние месяцы своей жизни, словно со стороны другого человека. А, учитывая то твоё состояние, состояние полутени, ты должен был стать в прямом смысле другим человеком.

Она взяла его за руку и намного тише сказала:

— Это проклятие на нас двоих, Марк. Другое дело, если же на тебе оно лежит по воле Тьмы, то я избрала его добровольно.

Марк отдёрнул руку и отступил на шаг назад. «Немо и Аноним. Не имеющий имени и скрывающий имя. До чего мы оба докатились?..»

Он крепко обхватил голову, одержимую мигренью и галлюцинациями. Он согнулся в коленях, словно бы это спасло его от обрушившейся лавины. Слишком много эмоций, слишком много событий, слишком много людей проносилось перед взором. Голова раскалывалась под их натиском. Внутренний мир, заново построенный после второго рождения, затрещал по швам. В ушах, не затухая, звенел голос Тины, молящий о прощении:

—… теперь ты знаешь правду. Ты знаешь всё. А раз так, мне пора исчезнуть.

— Куда ты? — спросил он рассеяно. — Куда ты вечно спешишь?

— Я спешу жить. За то, что я сделала, наверное, мне немного осталось.

Всё помутилось. Он ничего не видел и ничего не слышал. Вот и смерть пришла, решил Марк в мыслях, падая на колени. Силы иссякли до единой капли. Он сумел лишь прошептать:

— Не уходи, прошу.

Тина заключила его в объятие, прижав обмякшее тело к груди, словно спящее дитя. Она не сводила с него глаз, ибо с ней тот самый парень, в которого она когда-то влюбилась. Тот же томный взгляд, те же губы, тот же самый рисунок лица, только волосы длиннее и светлее. Все маски сняты. Успокаивающе она покачивала его на руках, стоя на одном колене как в ту тёмную ночь, осыпаемая снегом.

Марк затих. Он либо забылся, либо заснул. Тина мягко уложила его на пушистый снег. За ними наблюдали, она знала. Тина поднялась в полный рост и, задержав взгляд на окне комнаты Тимофея, жестами показала сначала на Марка, потом более настойчиво на себя, и сразу после она дулом пистолета приставила к виску пальцы и изобразила суицид.

— О чём это она? — смутился Данила, стоя в том самом окне.

— Марк! Ему опять плохо, бежим! — воскликнула Агата и потянула его в прихожую.

Данила выдернул руку. Его заботила Тина. Что она пытается сказать?

Её губы беззвучно каялись смотрящему свысока. Уловив в них страшный смысл, Данила испустил жуткий вопль. Когда он вышел из оцепенения, Тина давно пропала из виду, а Агата насильно вытянула его за дверь.

Марк неподвижно лежал на белой пелене. Ветер трепал его за волосы, играя с одиночными прядками. Теряя сознание, он думал, что настал его конец, но то лишь очередная отсрочка. Он забылся с горьким ощущением найденной правды, которая не приведёт его ни к покою, ни к смерти.

А с неба падали снежинки...

«Здравствуй, Агата.

Обязательно прочти это письмо при Дане и Марке, чтобы они тоже понимали, из-за чего я бежала. Пусть Марк и без того понимает, почему.

Даня, от всего сердца прошу у тебя прощения за то, что ещё давным-давно не поведала тебе о том, в кого я превратилась за последние полгода. Ты разочаруешься во мне, но, к сожалению, в этом моё настоящее я, и тебе придётся с этим смириться. Верю, что и ты, Марк, верно понял мотивы моих преступлений. Но ты можешь не прощать меня — что сделано, то сделано.

Это письмо — моя исповедь. Я написала его задолго до сегодняшнего дня, зная, что когда-то я должна поведать правду. Момент настал. Пусть и слишком рано. Я ждала, чтобы Марк окреп разумом и телом, чтобы принять её. Он ещё не готов, хотя он сам решил иначе.

А раз так, то я начну рассказ с самого начала...»

_____________________

(*) Все указанные строчки принадлежат песням из эпиграфов глав 9-17 в таком же порядке.