Глава 24. Простить и проститься

Они ждут меня, когда я прибуду.

И когда прозвонит последний колокол,

Я покину земной мир и взлечу к святым полям,

Погрузившисьвморедуш.

Edenbridge — Into a Sea of Souls

— Марк! Вставай! Его больше нет.

Лёгкий предутренний ветер коснулся его вместе с голосом Тины. Она склонялась над ним, израненная, растрёпанная, но счастливая.

Он едва узнавал её. Ту старую Кристину, с которой познакомился два года назад. Старая память отказывалась верить, что перед ним один и тот же человек.

— Марк? Ты же не забыл? Это я, Тина.

Она и была другой, сама внешность отличалась радикально. Она и внутри была иной. Что в ней осталось от той прежней Кристины?

Её непоколебимое упорство. Преданность. Любовь? Её странная к нему любовь, ради которой она готова сворачивать горы. И воскрешать из мёртвых.

— Ты помнишь, что было? Помнишь ли теперь, что было?

Он помнил всё. И ясно понимал, для чего произошло то, что он помнил. Ради чего и ради кого.

— Тина, — Марк слабо улыбнулся.

— Слава Богу.

Он приподнялся и повис на шее у Тины. Это произошло столь для неё неожиданно, что она вместе с ним повалилась на росистую траву.

— Не могу поверить, что всё кончено, — прошептал он, крепко прижавшись к её груди.

— Всё кончено, — поддержала Тина, обхватив его голову. — Боли больше нет. Теперь ты легко можешь признаться, что ненавидишь меня. Скажи же. Я начала всё это. Я сотворила… столько глупостей, столько гадостей и для других, и для тебя — только, чтоб ты жил.

— Неправда. Скорее, это меня ты должна ненавидеть, — ответил Марк с таким знакомым Тине смешком. — Я уж тоже делов наворотил. Мы с тобой квиты. Но эта вина лежит на мне.

Щёлкнувшая в голове мысль заставила его отстраниться, и высвободившаяся от него Тина поднялась на ноги.

— Как Тимофей? — сорвалось с губ Марка.

— Я здесь! — к нему подскочил призрак того, кто был его другом до реинкарнации. — Я не ушёл бы, не дождавшись, когда ты очухаешься!

А он всё тот же, каким Марк его и помнил. Даже пройдя через такое, его наивный оптимизм никуда не делся и как будто даже стал ещё крепче.

— Тима, — виновато проронила Кристина. — Прости… за твоё тело.

— Крис, — ответил Тимофей, — я уже говорил это Марко, и тебе скажу. Что прошло, то прошло. Я ни в чём тебя не виню. Так же, как и тебя, Марко, — однако добавил. — Но это было жесть как больно!

Он шуточно побил Тину в бок, почти так же, как Тина била его или шлёпала по плечам, когда он говорил глупости. Всё, как при жизни. К слову, о жизни...

— А где Даниил? Где Агата?

Тина молча указала на то, что оставалось от Дома Слёз. Марк вскочил на ноги и побежал к руинам.

Первым, на что он обратил внимание, было тело Тимофея, вытащенное из-под завалов. Никаких следов ожогов и горения, как будто оно и не было в огне, пусть это и был не простой огонь. А ведь последние три недели Марк был им, жил в его трупе...

Довольно думать об этом. Всё в прошлом. В настоящем же хранилась иная проблема.

— Агата! — Марк перескочил через груду камней и упал на колени перед постоянно спасавшей его колдуньей.

Даниил держал голову Агаты навесу. Она сама лежала в обмороке, накрытая собственной курткой, и к её груди прильнул призрак Сирила, словно слушающий музыку её сердца. Он был спокоен лишь внешне, когда же разрозненная аура тревожно колебалась. Сирил просто молчал, полулёжа на груди у Агаты как в полудрёме. Но, может, в этом было что-то ещё...

— Агата! Агата, вставай. Мы выиграли!

Дымка перед глазами рассеялась, и сквозь синие переливы вышел её друг из прошлого. В этом маленьком мире её подсознания он был таким настоящим. Таким живым.

— Сирил, ты пришёл… А как Данила?

С тех пор, как она потеряла сознание, онемевшая к внешнему миру, она не могла его чувствовать, живым или мёртвым. Если он погиб, она этого никогда себе не простит.

— Даниил в порядке, — ответил Сирил, протягивая руку.

— А Марк? А Тина? Остальные? — за них она переживала не меньше.

— Они спасены, Агата. Во многом благодаря тебе.

— Неправда, — возразила она, не спеша браться за протянутую руку Сирила, — Марк рассказал мне. Это ты привёл его ко мне.

— Он вспомнил меня? Я польщён. Но, ты знаешь, вы все приложили усилия, чтобы и этот оплот тьмы пал в преисподнюю, — Сирил облегчённо вздохнул. — Зло, которое причинил Марк, в итоге привело его к благу. Практически я в своё время. Он бежал от своей собственной тьмы в призрачный мир. Я же бежал от неё в будущее, разорвав магией проход в пространстве и времени.

— И так получилось, что ты попал ко мне, — напомнила Агата.

— Да. Но затем с новыми силами, которые ты дала мне, я вернулся в прошлое, чтобы искупить себя и сражаться за Свет, — его глаза сверкнули живым блеском. — Я знал, что и Марк сможет выйти на свет. Он лишь должен был сам это осознать. Что ж… Опять я впал в сентиментальность. Тебе пора назад.

Сирил помог Агате подняться. Мир сверкающих переливов начал растворяться в белизне.

— Сирил. Ты не поверишь, но я по тебе скучала.

Он улыбнулся, и от этой улыбки шрам на его щеке заметно побледнел.

— Я верю тебе. Спасибо.

Спустя мгновения, Агата уже стояла на ногах, опираясь на плечо Даниила.

Как же хорошо, что с ними всё в порядке, радостно подумал Марк. Он рассматривал эту сверхъестественную троицу с восхищением спасённого ребёнка. Агата, Даниил и Сирил — два экстрасенса и их призрак-хранитель — в них объединялись два мира. Они как воплощение баланса Света и Тьмы. Эти трое несли в себе невероятный союз жизни и смерти. И их союз воссоздался в эту ушедшую ночь ради него. Ради Марка. И не только.

— Вот и славно! — сказал Сирил, подходя к нему. — Я же говорил тебе, что твоя жизнь ещё окажет услугу миру. Я знал, что ты справишься.

Призрак ловко зашёл со спины и положил руки ему на плечи. Перед Марком пронеслось дежавю того дождливого вечера, когда он впервые предпринял попытку суицида, бросившись под машину. Сирил держал его точно так же.

— Ты что, знал, что я выживу?

— Я знал, что ты станешь причиной падения Дома Слёз, — ответил Сирил. — И я знал, что для этой цели ты останешься живым.

— Так ты, выходит, ясновидящий?

Сирил засмеялся.

— Можно и так сказать.

Он дружески похлопал его по спине и поклонился подоспевшей Тине. Поравнявшись с ней, Сирил прошептал ей что-то на ухо, отчего у неё ко лбу вздёрнулись брови. Сообщив то, что хотел, Сирил пожал Тине руку и отправился дальше по оврагу.

— Тимофей! Идём со мной. Здесь тебя больше ничто не держит.

Тимофей, наблюдавший за ними посреди лёгкого тумана, послушался и подлетел к нему. Затем Сирил помахал кому-то ещё высоко поднятой рукой, и из тумана выступала призрачная пара. Едва она показалась, Тимофей укрылся за спиной Сирила, на что тот явно сказал что-то успокаивающее, и Тима, выпрямившись, вышел из-за его фигуры.

Герман и Ирма, брат и сестра, встали напротив Сирила и заговорили с ним. С лица Ирмы не сходила искренняя улыбка. В какой-то миг она поймала на себе взгляд Марка и мягко помахала ему, положив свободную ладонь на сердце.

Отныне она не держала на него обиды.

— Нам что-нибудь ещё нужно сделать? — вдруг спросил Даниил, и Марк услышал, как сзади к нему подошли супруги.

— Нет, Данила, — мягко сказала Агата. — Наша задача выполнена.

Меж тем Герман с виноватым видом беседовал лицом к лицу с Тимофеем. Похоже, он просил прощения за его смерть. Тимофей позлился, чуть не набросился на него с кулаками, остановленный Сирилом, но, в конечном счете, простил его, кивая головой. После этого разговора Герман просветлел настолько, что даже проявился бледно-голубым светом его ореол.

Всходило солнце. Пора уходить.

Души погибших обернулись к тем, кто остался в живых.

— Прощайте, друзья! — воскликнул Сирил, и посреди тумана позади него раскрылся белоснежный портал.

Что за ним кроется, знал только он. И куда отправится каждый из этих призраков, тоже знал один только он.

Кивнув на прощанье Марку и Тине, Герман взял за руку Ирму, и они вместе зашли за порог миров. За ними пошёл Сирил. Последний черёд за Тимофеем.

— Тима! Постой! — закричал Марк, только он просунул руку в непроницаемый свет.

Марк подбежал к старому другу и набросился на него с горячими объятиями. Из груди Марка источалась рассыпчатая аура полутени, и светлячки его энергии завертелись вокруг них, отбрасывая радужные лучики, словно алмазные кристаллы.

— Эй, Марко, ты чего? — хихикнул Тимофей. — Всё ж нормально, всё будет хорошо.

Марк всхлипнул, поддавшись энергии эмоций, и, взглянув ему прямо в бесцветные глаза, ответил прямо:

— Мы ещё встретимся. Мы ещё свидимся, когда я вернусь за грань. Я больше не сойду с ума.

— Не спеши возвращаться. Ты ведь сам меня учил, что за гранью время теряет смысл. Мы ещё успеем. А ты уж здесь побудь, раз ты опять живёшь, — он выскользнул к ожидавшему его порталу и добавил. — Береги себя, Марко.

— Ты тоже, Тима.

Они обменялись рукопожатиями, и Тимофей уходил в портал со счастливой душой. Свет погас, и портал растворился в тумане, а затем и сам туман рассеялся в солнечных потоках.

Хотел бы Марк пойти за ним. Что ему ещё осталось в этом мире, если всё кончено?.. Но нет, Тима прав — ему больше нельзя заходить за грань. Он больше воспользуется силой полутени и вернётся в призрачный мир только в самый последний миг телесного существования.

Как только Марк принял это решение, свечение из его груди ушло в недра искажённого сердца, а летавшие вокруг него искры энергии истлели лоскутиками пепла.

Агата и Даниил одобрительно кивнули. Он поступил правильно.

Но Марк был не единственной полутенью. Тина отстранённо стояла у одинокого сухого дерева, когда Марк подошёл к ней. Она зажалась, стиснув плечи и прислонившись к стволу, едва он остановился. Как же быть ей? Как ему быть с ней?

— Ты как? Что там Сирил тебе наговорил?

— Он сказал, что мы прощены, — ответила Тина, кивнув на то место, куда ушли призраки. — Вот, держи. Когда-то же он принадлежал тебе.

Она вложила в его ладонь защитный маятник, секундой ранее висевший у неё на шее.

— Спасибо, но, — смущённый, он отдал его обратно, — тебе он будет нужнее, чем мне… Как поступишь с полутенью?

Тина пожала плечами, навешивая на себя амулет.

— Время покажет. Но сейчас она мне ни к чему, — и, посмотрев в глаза Марку, она улыбнулась. — Какие же мы с тобой чокнутые! Что же нам делать с этим?

— Это точно, — сказал Марк, сам не сдержав улыбки, — мы чокнутые.

Какой же он идиот. Разумеется, ему есть, для чего ещё существовать! Он начнёт всё с чистого листа, перепишет прошлое, создаст новое будущее. Он станет абсолютно иным человеком. А главное, ему обязательно помогут. Он станет лучше. Он будет жить — вместе с Тиной.

А пока ему нужно окончательно прийти в себя от прожитого и пережитого.

Уставший от памяти и истощённый магией, Марк снова стал Немо, несчастной душой, нуждавшейся в тёплой поддержке. Ему надоело прятаться от реальности, прятаться от чувств и самого себя. Ничего не говоря, Марк поцеловал Тину в горячие от ранок губы и сказал после этого:

— Я не могу больше помнить и знать. Сейчас я лишь хочу, чтобы ты помогла мне забыть то зло, что мы чинили.

— Заговором я больше пользоваться не стану, — заметила Тина.

— И не нужно. Теперь я не нуждаюсь в магии.

— Как и я.

И они крепко обнялись, настолько крепко, чтобы больше ни одна сила на Земле не разлучила их в этот миг.

Они выбрались из леса, когда часы показывали шесть. Пока они готовились покидать этот проклятый овраг, к ним через дебри лесов вышел запыхавшийся Денис. Как оказалось, сразу после побега Марка он вызвал Витязя и его друзей из полиции, и так тремя машинами он отправились спасать Марка, Агату и её напарников. Однако, несмотря на то, что Денис уже бывал в Доме Слёз, он и вызванный им отряд долгое время не могли добраться до необходимого места, словно их водила за нос нечистая сила. Так он объяснил причину их задержки. Сломанное время восстановило верный ход лишь с уходом Вентиуса.

Когда Денис отвозил четверых злоключенцев домой, полицейские во главе с Витязем и капитаном Новожиловым ещё оставались на останках Дома Слёз. В завалах нашли тридцать неизвестных тел, неповреждённых огнём и временем — столько же душ, вырвавшихся из заточения, явилось по зову Данилы и Сирила. Среди них нашли и тело несчастного Тимофея. Денис, сам с трудом поверивший в произошедшее, еле-еле подобрал для Новожилова возможные оправдания тому, как пропавший почти месяц назад из морга труп Тимофея Орлова оказался посреди кучи других трупов посреди бывшей аномальной зоны. Он понимал, правда страшна, и даже верящий в магию капитан не готов был её принять.

И вот через некоторые мгновения Денис уже вёз в город тех, кто пережил эту тяжёлую ночь. Тина запросилась на переднее сидение, хотя она и прекрасно понимала, что, начиная с ушедшего вчерашнего дня, Денис возненавидит её за те терзания, которые она причинила и ему тоже, помимо того, что она уже сделала собственными усилиями. На заднем сидении Марк привычно склонял голову на плечо Агаты, которая окончательно оправилась после магического опустошения, и неподвижно смотрел в окно, борясь со сном. Меж тем Агата прижимала к себе Даниила, мирно подрёмывающего на другом её плече. Да, сейчас они все достойны покоя и отдыха.

Они молчали всю дорогу, все пятеро. Лишь однажды, не вынеся эмоций, Денис выпалил на сидящую рядом Тину:

— Эх, Тина, Тина, ну ты даёшь. Вот не ожидал я от тебя такого. Будем думать, что с тобой делать, когда приедем в Питер.

— Делайте со мной всё, что угодно. Я готова к ответу, — ответила Кристина, не отрывая от трассы притупленного взгляда.

Снова она, квартира Агаты и Данилы. Казалось бы, прошло так немного времени, но он будто не был здесь целую вечность. Как только Марк приехал сюда, он первым делом взял тетрадь, в которой прописывал свои воспоминания, и сжёг её в раковине на кухне.

Денис был вынужден сразу же уехать по вызову в участок, а Агата вместе с Тиной и Данилой засели в комнате с пианино, когда Марк занялся сжиганием изложенного на бумаге прошлого. Они наверняка решали судьбу Кристины — и его судьбу. Но он со своей судьбой давно определился.

«Я достаточно всего вспомнил про себя. Достаточно для того, чтобы ненавидеть. Как там было в одной песне? «Сладостная амнезия освобождает меня, как только догорают страницы»… А ты была права, Тина, когда стирала мне память. Амнезия изменила меня. Я уже далеко не тот человек, чьи воспоминания я писал здесь. Прощай, мой старый «я». Никогда более я не буду тобой».

Теряющая цвет и форму бумага скручивалась в пепельные волны, разбивающиеся в огне друг о друга на искристые тлеющие брызги.

На запах гари сбежался Даниил и, метнувшись к окну, ловким движением отворил форточку.

— Марк, ты что? Задохнуться хочешь? — воскликнул он сквозь прерывистый кашель.

Марк виновато опустил голову, когда он встал около него и вместе с ним стал заворожено наблюдать за разрушительной силой огня. Марк готов был поклясться, что Данила думал о том же — о том, как горел Дом Слёз, выжигая страшную память. Отчего-то легче от этого не становилось совсем. Скорее от такой развязки Марку стало ещё хуже. Но Данила задумчиво улыбался, должно быть, счастливый от того, что он благополучно выручил Марка из беды, и что он справился с той ответственностью, на него возложенной. Тетрадь догорала до последней стадии, когда Даниил, наконец, сказал:

— Мы тут с Агатой посоветовались…. В общем, мы решили, что тебе стоит пожить у нас ещё несколько дней. Мы посмотрим на твоё состояние, а потом отпустим с миром и заново причислим к числу живых. Ты согласен?

Спорить не имело смысла. Святые на земле, который раз подумал про них Марк. И вряд ли он когда сумеет отплатить им за столько света, сколько они ему дали.

— Да, согласен. С вами мне будет поспокойнее.

— Поспокойнее?

Марк понял, что Даниле нужны объяснения:

— Я хочу подготовиться к абсолютно новой жизни. Я бы больше не хотел быть ни как Немо, ни как Марк Вихрев. Я хочу стать новым собой, с новой историей и новой миссией. И мне, правда, нужна передышка — и люди, которые меня поддержат, — и Марк улыбнулся тому, кого давно стал считать своим самым лучшим другом после Тимофея.

— Абсолютно новая жизнь, говоришь? Что же, ты хочешь взять себе и другое имя?

— Возможно. Если это поможет стать мне другим человеком.

— Ага… Я, конечно, понимаю тебя и твоё рвение начать всё сначала, но я бы тебе не советовал отказываться от прошлого, какое бы оно у тебя ни было. Как-никак, это послужит тебе фундаментом для стремления в будущее.

— Я и не отказываюсь от него до конца. Но я однозначно больше не тот Марк, каким я был до первой смерти.

Дождавшись, когда угаснет последняя искра тетради, Даниил похлопал по его плечу.

— Что ж, главное, что ты всё понял.

И Марк задумчиво ответил:

— Я очень на это надеюсь.

После этого он заперся в ванной, чтобы привести себя в порядок. Скинув с себя изношенный синий джемпер — очевидно, это был его любимый при прошлой жизни, — он по привычке посмотрел на себя в зеркало. На настоящего себя. Вот он какой на самом деле. Ярко-синие глаза отсвечивали решимостью, гладкие сальные волосы свисали по бокам, прикрывая уши и часть щёк, щекоча плечи. Сколько всего повидала душа, которой принадлежало это лицо.

Взглядом Марк спустился на грудь, и его передёрнуло от увиденного.

От того места, за которым билось его сердце, тянулись паутинки шрамов, порочной меткой выступая на его коже. Они тихо ныли, пульсируя в глубине, и чем больше Марк смотрел на них, тем заметнее и темнее они становились.

«Это ещё что такое? Не думаю, что это было раньше. Я всё ещё проклят или это что-то другое?.. Нет, быть это не может. Это похоже на… на...»

На шрамы растворяющихся призраков.

Его сердце закололо. Шрамы змейками расползлись дальше по груди. Пагубная способность полутени проявила на теле ту проказу, что он носил в душе. Она таяла. Таяла, даже будучи заточённой во плоти.

Это был конец.

— Уходишь? — забеспокоился Марк, когда после завтрака Тина поспешно собралась покинуть квартиру.

— Да, — топчась в прихожей, сказала Тина и накинула на себя пальто-инвернесс. — Мне же надо как-то избавиться от этого! — она показала на водолазку, где по-прежнему темнело запёкшееся пятно крови. — Но я ещё приеду, не бойся.

— А чего мне бояться? Тебе не стоит бояться. Ты больше не пострадаешь из-за меня.

Тина остановилась на полпути, застёгивая пуговицы, и замерла в смущении.

— Давай я провожу тебя, — предложил он. — Я бы как раз был не прочь подышать свежим воздухом.

Тина вопросительно взглянула на Агату, наблюдавшую за ними в проходе комнаты:

— Так что?.. Можно?

— Конечно, пусть идёт, — улыбнулась та. — Господи, Тина, он же уже не как беззащитный ребёнок! Он теперь личность, единственная и необратимая.

«Единственная и необратимая, — повторил про себя Марк. — Личность, которую уже никто у меня не отнимет».

И вот Марк и Кристина спускались по лестнице на первый этаж подъезда. Звоночек в дверь — и они вышли в по-весеннему прохладный день. Деревья во дворе колыхались от ветра. Детская площадка блестела заледенелыми дорожками. Чей-то не очень удавшийся снеговичок сидел, покосившись, на ограждении, вооружённый чёрным суком.

Не переходя проезд, отделявший их от площадки, они встали и переглянулись.

— Марк, я вот, что хочу сказать...

— Хватит, Тина, не надо, я всё понимаю, — оборвал её Марк, ясно подозревая, о чём она могла заговорить.

— Нет, я не совсем об этом. Я о том, как мне быть дальше. И как ты собираешься жить дальше.

На нос Марка капнула влага. Пошёл маленький как морось снег. Всё, как вчера. Только они вдвоём под сенью петербургского неба.

— Я уверен, что Агата как-нибудь уговорит Дениса не выдавать тебя. Я не позволю, чтобы ты хоть как-то ещё пострадала по моей вине.

— И это говорит мне тот самый Марк? Который всячески прогонял меня, лишь бы я не лезла в его дела? — Тина усмехнулась, не веря собственным ушам. — Ты и в самом деле изменился. Герман ошибался, воскрешение изменило тебя. Но ты скажи мне честно. Так честно, как можешь. А то в той жизни ты был тем ещё лицемером!.. Разве я тебе не противна? Разве ты совсем не испытываешь на меня обиду?

Хрупкие снежные конфетти оседали на её зелёных волосах, отчего они сильнее походили на еловые ветви. «Она взяла все свои грехи на себя», — вспомнились Марку слова Германа. Она ждала наказания, и оно обязательно её настигнет. Только зачем она ждёт наказания от Марка?

— А помнишь, как ты однажды прозвала меня Эндимионом? — спросил он, и у Тины перехватило дыхание. — Я готов долго осуждать тебя за то, каким болезненным образом ты поступила со мной, но это не отменяет того… что ты добилась того, чего хотела. Ты усыпила меня, чтобы пробудить от того кошмара, что я нёс, и каким страдал. Всё, как ты и хотела. Это твоя заслуга.

Он поправил сбившийся на её лоб локон и остановил себя перед тем, как склонился над её лицом.

— Уж не знаю, говорит ли это во мне та энергия, что ты вложила в меня, но я говорю честно. Я люблю тебя, Тина, люблю от всего сердца… если от него ещё что-то осталось.

Их губы сомкнулись в горьком поцелуе. Он прижимал к себе Тину так, будто бы её вот-вот заберёт древнее чудовище, жаждущее жертв. Только он сам был чудовищем, пылким как огонь и неистовым как ураган. Но вот он снова превратился в человека, пусть и на короткие мгновения, когда его время было на исходе.

— Больше не жертвуй собой, Тина. Ты нужна мне здесь, ни в коем случае не там.

Тину глубоко поразила его речь. Он говорил так, словно бы прощался с ней. Нет, они действительно прощались, ей же нужно было домой, на Савушкина. Но её не отпускало отравляющее предчувствие, что он прощался с ней навсегда.

Нет, он всё так же лицемерит. Она ему уже не нужна. Через несколько дней он совсем поправится, уедет далеко-далеко навстречу новому смыслу существования и оставит её одну… но так оно и будет лучше.

Отпустив её, Марк зашагал обратно к подъезду, и аура полутени замерцала за его спиной.

— Марк, постой!

Он оглянулся через плечо. И он улыбался. Искренне и чисто.

— Мы же ещё будем видеться, не так ли?

Он кивнул ей в ответ:

— Конечно, будем.

И Марк продолжил шаг к входу в подъезд. И Тина улыбалась ему вслед, счастливая, прощённая.

Но вдруг — он замер и вскрикнул. Вскинув голову к небу, он схватился за грудь и чуть пошатнулся назад. Его аура ярко всколыхнулась и разлетелась на бесчисленные сине-белые огоньки. Марк, теряя равновесие, развернулся к Тине. На его лице, перекошенном от боли, читался панический ужас. Исхудавшие пальцы стягивали мантию, пока он сам тщетно карабкался за сознание, едва держась на ногах.

— Кристина… — сорвалось с его уст, и он, закатив глаза, упал на мокрый асфальт.

Тина испуганно закричала и кинулась к Марку, лежащему навзничь без движения. Она взывала к нему, тормошила за плечи, писала Воздушные Руны, чьи целебные облачка энергии она посылала в его тело. Он молчал и не шевелился, а его лицо постепенно смягчалось до выражения апатичного умиротворения.

— Марк! Марк! Очнись, ты слышишь меня?

Но он не слышал. А Тина, охваченная возникшим заново страхом, слишком поздно заметила, что пар перестал исходить из его рта. Больше всего на свете Тина боялась потерять Марка снова. В третий раз она бы не перенесла его потери. Она расстегнула мантию, приложила ухо к его груди и приложила пальцы к шее. Его и без того холодное тело стало ещё холоднее, и она прикасалась к нему, словно ко льду.

— Нет, нет, нет! Только не умирай. Только не умирай, слышишь?!

Он не дышал. Сердце Марка прекратило биться, устав бороться за жизнь.

Третий раз свершился…

Мир вокруг них застыл, погружённый в снежную пучину. Никакой холод не мог остудить нахлынувшую на неё скорбь. Тина испустила панический крик, и её голова упала на затвердевающее тело. В воздухе носился запах свежей грязи. Снежные комочки лёгким покрывалом устлали её затылок и пальто, но она продолжала стоять на коленях, дёргая Марка за складки мантии. Напрасно.

Тина приподнялась и притянула к себе его лицо. Кожа огрубевала, жизнь уходила из её клеток. Только в детских сказках поцелуй пробуждает мертвеца. Сколько бы Тина не целовала его в губы, в лоб, в щёки сколько бы не звала его по имени — надежды не было. На её собственных глазах Марк Вихрев умер навсегда.

— Нет… Боже, нет… Даня! Агата! Скорее сюда!..

Руки тряслись. Она точно знала, они следили за ними из окна. Почти как вчера. Они без вопросов прибегут сюда, и если не на её крик, то на вид распростёртого тела Марка.

А что толку? Он лежал на влажном асфальте, безмолвный, бездыханный, безразличный.

Перед Тиной пронеслись все эпизоды её жизни, что она провела с Марком, будь они приятные или беспокойные. Она досконально помнила каждое мгновение, что она прожила, будучи рядом с ним. Каждое слово, им произнесённое, каждую эмоцию, каждый жест. Она снова припала к его груди и заскулила, словно преданная собака, потерявшая своего «бога».

— Почему… Почему снова? Прошу, останься. Останься… Пожалуйста...

И в какой-то миг сердце Марка забилось. Стукнуло всего раз — и затихло. И из его груди вырвался яркий всплеск энергии, слившейся в единый поток, который пролетел мимо Тины и сгустился над её головой. Её осыпало искрами, слившимися с каплями мороси, и, когда Тина подняла голову, она не сразу распознала в воспарившей энергии душу её Марка.

Нить сердца разорвалась, и её конец ушёл во внутрь его призрака. Искры исчезли, и бирюзовый ореол вокруг Марка развеялся в прозрачной белизне. Расползшиеся трещины на лице и шее постепенно бледнели, пока он, мёртвый, уже навсегда лишённый тела, смотрел свысока на живую Тину. Он осмотрел себя, по-старому начав с ладоней рук, и неспешно проговорил:

— О… Вот я и заново вспомнил, каково это быть без тела. Значит, моя миссия выполнена. До конца.

— Нет, нет! Марк! — Тина вскинула к нему руку. — Прошу тебя, не уходи. Не умирай больше! Я смешаю новый Эликсир Жизни, я воскрешу тебя! Ты опять будешь жить.

— Нет, Тина, не нужно больше, — тихо ответил он. — Мне нет смысла возвращаться. Я устал бегать между мирами. Призрачный мир призвал меня по заслугам, а, значит, так тому и быть.

Тина почти возразила ему, когда он нырнул к ней и поддел подбородок, заставив её смотреть прямо ему в глаза. И она не смела отвести взор, хоть ей и было больно от вида его незащищённой души. Паря над ней, вскинув кверху ноги, он гладил её щёки, по которым уже текли солёные ручьи.

— Мы с тобой довольно изменили историю. Но ты пойми, наша общая история кончается здесь. Пожалуйста, отпусти меня.

Отпустить. Смириться. Отдать швартовые, чтобы Марк бесстрашным кораблём отправился в бескрайнее море душ. Она постоянно была якорем, удерживающим его у земли. Но ничего иного не оставалось в это пасмурное тёмное утро, как разомкнуть цепь, связывающую их — и отпустить.

Тина сглотнула слёзы. Отчего она плачет? Он стойко исполнил своё предназначение, данное Судьбой. Никакие страдания отныне ему не страшны. Он был спасён.

— Ты помни меня, там, за гранью, — Тина кротко улыбнулась.

— Всегда, — ответил Марк тем же. — И ты не забывай меня.

— Никогда.

В самый последний раз они слились в объятии. Призрак и полутень, ненасытные до теплоты чувств.

На них в пирамиде света спустился снежный вихрь, и Марк вознёсся к ослепительным на фоне солнца облакам, унося за собой шлейф белоснежных искр. Свободный, просветлённый, счастливый.

«Лети, мой Эндимион… К Небесам».

На губах Тины замерла улыбка печальной радости. Она ещё долго вглядывалась в белые небеса, где таилась дорога в блаженный мир. Он точно отправится туда. Ничто его не ранит.

А с неба падали снежинки...