Глава 9

Изысканное кружево зимы. Белый бархат снега. Красное вино крови.

Свет резал глаза, привыкшие к темноте и грязи. Альриг сидел у окна кухни и пил грог. Сейчас находиться где-то ещё было сравни самоубийству. Холод, а здесь печка и подогретый ром с мёдом. Рядом носились кухарки, не обращая на музыканта никакого внимания. Окна выходили во внутренний двор. Здесь стояло несколько сломанных телег и деревянные ящики. Сейчас "девочки" и "мальчики", пользуясь своим выходным играли во дворе в снежки. Они веселились как дети, отбросив на время свои порочные души, забыв о том, что завтра снова разбредаться по душным комнатам с красным бархатом. Сегодня от их искреннего смеха дребезжали стёкла.

Во двор вышел Стефан, сжимая в руке кавалерийскую саблю. Следом за ним ступал Рей, как всегда чёрен и мрачен в своём кожаном плаще. Скорее всего они умыкнули оружие из каминного зала, за скоплением этих ржавых безделушек уже давно никто не смотрит. Альриг знал, что обе сабли затуплены, так что рассчитывать на настоящую дуэль не придётся.

Ветер хлестал по лицу, заставляя плотнее кутаться в шарф. Ботинки на тонкой подошве вязли в снегу, но азарт наступающей битвы предавал Стефану сил. Он картинно поклонился своему сопернику. И сверкнул белозубой улыбкой в толпу проституток. Они радостно зааплодировали.

— Сударь, я вызываю вас на дуэль, потому что вы… короче мудак! — рассмеялся Стеф.

— Вызов принят, — лицо Рейнальда оставалось непроницательным.

Стефан подходил ближе, крадясь как дикий кот. Рей атаковал первым, неожиданно и умело. У Стефа едва хватило сил, чтобы блокировать этот удар. Лезвия соприкоснулись высекая искры. От других выпадов он просто увернулся, понимая, что на его стороне скорость и тактика. Сначала выгодно было измотать соперника, прежде чем приступить к атаке. Он стоял чуть пригнувшись, держа саблю чётко перед собой. Это давало больше площади для защиты — лишь один поворот кисти. Рей пнул носком сапога сугроб, пуская волну снега в лицо. Стеф на мгновенье зажмурился, слыша полёт стали совсем близко. Собственная сабля действовала на ощупь, как продолжение руки отражая удар за ударом.

— Рей, ну ты скотина! — прошипел он сквозь зубы.

— В реальном поединке нет понятия чести, — ответил Рейнальд.

Стеф отскочил подальше, вытирая лицо. Рей не стал ждать, обрушивая на него быстрый град ударов. Ржавое лезвие в прошло так близко от лица юноши, что ему казалось, будто он смог различить все трещины и зазубрины на режущей кромки сабли. Стефан сделал выпад вперёд, поскальзываясь на снегу. Сабля мелькнула прямо над его головой. Ловко ныряя под руку Рея, он нанёс удар плашмя по локтю. По крику он понял, что попал точно в нервный узел. Сабля со звоном упала в снег. Никто, даже самые опытные убийцы, не могут устоять перед такой болью. Стефан бросился на Рейнальда, сшибая его с ног. Два тела повались в снег с глухим звуком. В глазах Рея читалось искреннее удивление, когда холодный клинок коснулся его шеи.

— Ты проиграл, мой сладкий! — Стефан расплылся в улыбке, самой милой, что были у него в арсенале. Сейчас он как никогда походил на развратную сучку со своими пухлыми губами и растрёпанными волосами.

— Твою мать! — выругался Рей. — Проиграть тапетке это ниже моего достоинства.

— Молчи, — Стеф завалился на него всем телом, отбрасывая саблю.

Зря он это сделал. Резким движением Рей перевернулся, подминая его под себя. Их губы молча соприкоснулись. Холодный поцелуй со вкусом снега.

— Пойдём отсюда, а то простудишься, — в глазах Рейнальда промелькнула какая-то пародия на нежность.

Альриг наблюдал за всем из окна. Внутри непонятно щемило. Им не стоит мешать — это их маленькая извращённая любовь, это их тонкая игра, где ненужно лишних глаз и домыслов. Всё казалось каким-то простым и одновременно сложным. Есть между ними то самое чувство, в котором они никогда не признаются друг другу да и себе тоже. "Дурацкие волны страсти, глупый поток притяжений", — подумал он.

Вокруг расцветает зима. Кто-то любит и презирает себя за это. А кто просто сидит у окна, утопая в пространственных размышлениях. Мысли скакали как блохи, то в прошлое — то в настоящее. Юность прошла, как похмельная весна, растворившись в колодезных дворах Вермины. Альриг видел притоны, в которых казалось, что уже некуда падать и залы театров, выше которых, уже, казалось, не подняться. Есть же эта самая промежуточная высота — бордель "Под сенью виселицы". Высокосветский притон или захудалый концертный зал. Скоро всему придётся положить конец, потому что даже вечность не длиться столь долго.

***

— Ты такой подозрительно живой для морфиниста, — сказал Рей, разглядывая паутину синих вен Стефана с почти затянувшимися следами от укусов иглы.

— Просто в отличии от многих я могу себя сдерживать. Это сложно, но главное не давать ничему в этом мире власть над тобой. Именно тогда наступает настоящая смерть. Или я просто не восприимчив к подобного рода веществам. Вообще, когда я чувствую, что морфий держит меня крепче, я начиню зверски пить и рву все связи с поставщиками. Когда мне надо, я с лёгкостью могу найти новых, в Астико это не проблема. Тут вообще с лёгкостью можно достать что либо.

Стефан потянулся за новым бокалом полынного ликёра, который ему недавно прислали из столицы. Этот напиток нравится ему значительно больше абсента.

— Почему ты вообще меня о чём-то спрашиваешь? — запоздало спросил Стеф, слизывая с губ горьковато-липкую сладость.

— Мне просто кажется, что я совсем не знаю тебя.

— А раньше думал, что знаешь больше?

— Просто начло казаться, что то, что я вижу — это просто маска.

— Мы все носим маски. Не думаю, что ты скоро увидишь меня настоящего.

***

Альриг решил прогуляться по улице. Снег казался каким-то тёплым и уютным, как его рисуют на рождественских открытках. Радостно-карикатурная зима. Так непривычно покидать крепость своей комнаты. В комнате как-то надёжнее. Можно часами разглядывать стулья и рояль, изучать каждую трещинку в потолке. Зачем вообще куда-то выходить, если снова вернёшься таким же как и был, а может быть и хуже — более больным или более мёртвым?

Он шёл вдоль по Редвайн-стрит, пока не вышел к площади. Там прижизненный памятник королеве гордо грозил посохом в сторону моря. Вокруг него останавливались экипажи, извозчики что-то кричали Альригу, но он предпочёл пойти пешком. Пешие прогулки лучший способ отправиться в никуда. Дальше вниз по Фузз-стрит мимо торговых лавок с чем-то пустым и бессмысленным. Хотелось уйти дальше знакомых частей города, туда, где он ещё не был. Кто знает, что успели построить за это время? Зимой Астико не воняет рабой и ванилью, он сейчас вообще практически не пахнет, если не заходить во дворы, а всё время придерживаться главных улиц. Альриг припомнил, что дальше были руины, и решил свернуть именно в эту арку.

Пустой двор, всё как всегда, следующая арка буквально выбросила на незнакомую улицу. Ворм-стрит 24. Свежие отреставрированный дом с вывеской на чуомском. "Печеньки", — прочитал Альриг кривую надпись на общеимперском, что располагалась ниже основной вывески. "И кто им такую чушь подсказал?" — подумал он, потянув дверь на себя. Совершенно неожиданно зазвенел колокольчик. Да, чуомцы любят все эти штуки. Внутри действительно пахло выпечкой, вперемешку с тем самым сладковатым запахом, что наполнял резиденцию Яозу. Чуомец в зелёном халате склонился над лотком с круглым печеньем. Его длинные усы свисали как у моржа. Торговец не обратил на Альрига никакого внимания, продолжая изучать товар, словно видел его впервые. Зашуршали шторы-камыш из внутренних помещений выплыл Хун. Как всегда в красно-золотом. Его глаза хитро прищурились заметив Альрига.

— Вот и ты! Зачем пожаловал? Что желаешь? Печеньки или не печаеньки? — он особо выделил последнее слово.

— Я не знаю, я просто так, — ответил Ал, чувствуя всю нелепость своего положения.

— Пройдём что ли сюда? — Хун поманил его длинным пальцем в комнату, сокрытую шторами.

В подсобке сладковатый запах усилился, но это была уже не выпечка, а ароматный опиум.

— Я думаю, ты понял, чем мы тут занимаемся? — новоявленный глава чуомской мафии расплылся в улыбке ещё шире. Его белоснежные зубы засияли как лунные камни. — Кстати, для старых знакомых у нас скидка.

— Нет, спасибо, я бросил, — лишь смог ответить Альриг.

— Давно? — тонкая бровь Хуна скептически изогнулась.

— Десять лет назад.

Чуомец застыл пристально изучая Альрига, вероятно пытаясь прикинуть сколько лет ему на самом деле.

— Всегда не поздно начать.

— У меня другой случай. Вообще, у меня такое чувство, словно наркотики бросили меня сами. Вот такая злая судьба.

Альриг чувствовал, как сердцебиение отдавалось в его голове и это было совсем не от запаха опиума. "Сейчас или никогда" — шептал издевательский внутренний голос. Он подошёл ближе к Хуну, чувствуя как капельки пота стекают по вискам. Отступать поздно. Прикасаться к людям странно, непривычно чувствовать под их кожей пульсацию крови и живительное тепло. Снова эти губу на ощупь. Они такие тонкие словно два шрама на гладком лице.

— Что ты делаешь? — зашипел Хун, пытаясь отстраниться, но было поздно, они падали на пыльный пол среди какого-то хлама.

Альриг никогда не чувствовал себя более сумасшедшим чем сейчас. Они оба не закрывали глаза вовремя поцелуя. Как непривычно видеть чьё-то глазное яблоко так близко.

— Только не целуй меня в шею? — прошептал Хун.

— Почему?

— Тогда я уже не сумею послать тебя на хуй...

Альриг целовал его, сплетая пальцы на горле. Страсть и агрессия переплелись в нём. Хун вяло отбивался. Ал знал, что это лишь показушное девичье сопротивление, если бы чуомец не хотел, он бы без промедлений остановил бы все попытки себя завалить.

— Давай не здесь, — вяло прошептал Хун. — Не люблю в грязи. Пойдём наверх.

Он схватил Альрига за ворот рубашки и приподнял.

— Вообще-то ты не в моём вкусе, но мне просто интересно, — твердил чуомец поднимаясь по шаткой лестнице. Альригу захотелось конкретно ему двинуть, а потом изнасиловать бездыханное тело за такие слова. Но силы были неравны.

Комната с дешёвой праздничной атмосферой напоминала бордель. Заправленная кровать с алым покрывалом скрывалась за пёстрой ширмой. Под потолком тлел красный бумажный фонарь. Запах духов, ароматических масел и опиума разносился по комнате.

Забавно разворачивать Хуна, как подарок, освобождая от этих вычурных шёлковых одежд. Он такой красивый и андрогинный, как все мальчики востока. Это так странно, спустя десять лет снова быть с кем-то. Сплетаться в объятьях, проникать в чужие внутренности. Когда слишком долго живёшь в замкнутом только на себе мире, так непривычно дарить кому-то удовольствие. В этот миг Хун, вернее его сфинктер, действительно являлся центром вселенной Альрига. "Боже, какое нелепое сравнение!" — показалось ему тогда, но это действительно было так. Оставалось только шептать какой-то несвязанный бред про любовь. Боже, как это нелепо кричать о высоком, занимаясь самой низменной содомией в наркопритоне. Альриг не знал, являются ли его слова пустым бредом или чем-то реальным.

Потом они лежали по разные стороны кровати, глядя в потолок. Хун потянулся к опиумной трубке, Альриг видел в его глазах нездоровый блеск зарождающейся зависимости.

— Никогда не употребляй то, чем барыжишь, — произнёс Альриг, это были его первые слова, сказанные после секса.

Хун вопросительно посмотрел на него, пытаясь зажечь спичку.

— Опиум был главным оружием Яозу против белых людей, не стоит убивать себя самого.

— Я знаю грань и умело танцую на ней, — сказал Хун, но трубку всё же отложил.

— Наверное, мне пора идти, — Альриг приподнялся с кровати.

— Сейчас уже стемнело. Слишком опасно в этом районе. Останься со мной, — его слова звучали почти мольбой.

Он придвинулся ближе к музыканту и прижался щекой к его плечу.

— Если ты хочешь...

— Хочу.

"Ты такой гордый и независимый, мой мальчик, но стоит тебя трахнуть, ты становишься податливей воска", — подумал Альриг, запуская пальцы в шелковистые чёрные волосы.

— Вчера купил бутылку абсента, так и не удосужился попробовать. Хочу научиться пить, как все белые.

Хун взял с подоконника зелёную бутылку и протянул Алу.

Это оказался не совсем абсент, а полынный ликёр. Не такой крепкий, всего пятьдесят градусов и менее горький. Хуну хватило двух рюмок, чтобы напиться до зелёных чертей. Чуомцы плохо переносят алкоголь.

— Для нового главы преступного мира ты слишком часто теряешь обладание, — прошептал Альриг целуя сладкие от ликёра губы.

Неумолимо захотелось опиума, снова вдохнуть в себя это чистое безумие и как можно дольше удерживать в лёгких, пока голова не пойдёт кругом. Так Альриг и сделал, принимая их рук новоявленного любовника трубку. Вместе с дымом он впитывал себя прежнего, собирая из частей воспоминаний. И вся эта ночь превратилась в ожившее видение из прошлого, когда безумный музыкант был моложе и любил каждого, с кем проводил ночь, чтобы потом уйти с рассветом.

Хун казался ему очаровательным в своём опьянении и наркотическом угаре. Его тело было податливо-вялым словно тёплый труп, разница была лишь в его способности ощущать то, что проделывает Альриг с его телом.

Хотелось уйти на утро, незаметно и тихо раствориться в белом дне. Но сон оказался весьма коварен и разрушил такое эффектное исчезновение Альрига.

— Проснись, а то я решу, что ты умер. Знаешь, я не люблю просыпаться рядом с трупами.

Ал открыл глаза. Изображение бешено скакало и вращалось, пока взгляд не пригвоздился у Хуну. Тот выглядел слегка помято, но как-то по-своему очаровательно.

— Сейчас напою тебя чаем и выгоню на мороз, потому что у меня сегодня куча дел.

Чай напомнил о чудных временах в чуомском плену, наверное, это лучше, что там было. А в империю же, как правило, завозят одни опилки и чайную пыль. А этот просто чудесный, с тонким травяным вкусом, цветочным ароматом. Отличное средство от похмелья.

Альриг сожалел, что не ушёл вчера, тогда бы ему не так сильно хотелось бы остаться. Остаться навсегда с новым воплощением любви. Это чувство всегда жило в его душе под слоем многолетней пыли, ожидая момента, чтобы возродиться и принять человеческий облик. Хун — его новая химера. Нет, не стоило спрашивать, увидятся ли они ещё. Лучше просто поцеловать его так, словно целуешь в последний раз, словно потом под твоими ногами загорится снег и мир перестанет существовать. Лучше просто запомнить этот пьянящий вкус трав на губах. Пусть это будет последним, что ты вспомнишь, прощаясь в жизнью.

— Ты всегда пафосен и драматичен, мой скрипач, — улыбнулся Хун, словно читая его мысли.

— Прощай.

— Прощай.

— Или, может быть, до встречи.

— Да.

И на прощание зазвенел колокольчик над входной дверью. А затем ничего, только гул холодного ветра.

***

Стефан, как обычно беседовал с проститутками, сидя за накрытым столом в гостиной. Он всегда находил их милыми, забывая про то, что человека его положения, следовало бы держаться подальше от особ с подобной репутацией. Но в отличие от многих дворян, он совсем не был ханжой. Именно за это "мальчики" и "девочки" относились к нему с особым почтением.

— Я замечаю, что начинаю влюбляться в Рея, это довольно странно и непривычно для меня, но он уже не такая сволочь, — Стефана пробило на откровенность. В конце концов, долгое молчание приводит к неврозам.

— Зачем он был нужен тебе изначально, если ты не любишь его и не имеешь с этого выгоды? — спросила одна из девушек.

Стеф очень плохо запомнил имена, особенно тех, с кем не часто общался.

— Ну, это просто провидение. В какой-то миг мне показалось, что этот человек способен вывести меня из кризиса, а котором я пребывал. Если вы страдаете, вам просто нужен кто-то кто поможет умножить вашу боль в несколько раз, сломать, растоптать, уничтожить. А потом можно воскреснуть, чтобы сломать своего мучителя. Только так можно остаться в равновесии.

— Странный и мудрёный способ, — хмыкнула та самая девушка. — Когда мне плохо, я просто ем шоколад.

— Именно поэтому у тебя такая большая задница, — усмехнулась её подруга.

На пороге возник Альриг с каким-то мечтательным выражением лица.

— И чего это ты такой счастливый? — спросил Стефан, вытягиваясь вперёд.

"И вот, стоит только стать счастливее на каких-то пару граммов, как сразу на бренную тушку твоего счастья готовы налететь толпы постылых стервятников", — подумал Альриг, но вслух не сказал, лишь улыбка сползла с лица.

— Ничего, просто день отличный. Рождество скоро, — музыкант пожал плечами.

"Ни в коем случае не говорить ему правду!" — твёрдо заявил внутренний голос.

— Да, кстати, — подхватили проститутки.

— Стеф, тебе тут письмо пришло! — в комнате возникла Фани, теребя в руках белый конверт.

— Точно мне? — поэт недоумевал.

— А кому ещё?

На конверте была аккуратная печать королевы.

— Твою мать! Неужели что-то важное?! — Стефан схватил письмо и молча удалился в комнату, хлопнув дверью, нарушая всеобщую идиллию.