Глава 8

— А ты помнишь его глаза? — спросил Альриг.

Сейчас по прошествии пары дней он всё ещё напоминал мумию, но уже мог активно шутить над своим состоянием.

— Нет, я почему-то о них совсем не думал. Я думал только о тебе, — ответил Стефан.

— Мне бы просто хотелось знать, что у него на душе. Может быть какие-то несбывшиеся ожидания, вперемешку с прогоревшими мечтами. И всё можно было бы изменить, направить в другое русло, если только видеть его глаза. Знать бы, когда в его разуме прошла эта болезненная трещина, пустившая под откос его психику.

Стефан осторожно провёл по волосам музыканта.

— Родной, если тебе ещё раз встретится маньяк, то можно ты не будешь пытаться докопаться до сути его личности.

Стефан подбирался ближе, мелким настырным хищников, завоёвывая всё больше пространства рядом с Альригом. Он верил, что недавнее происшествие сблизило их, натянув тонкую золотистую нить между ними. Скоро Альриг сдастся под его напором, он будет просто обязан принять его чувства. Но тот был отрешённо вежлив, когда речь заходило о чём-то большем чем пространные размышления.

— Зачем я вам всем нужен? Чем я так вам всем сдался? — простонал Альриг, пытаясь перевернуться на другой бок, но Стефан вовремя задержал его от подобной попытки. — Мне же никто не нужен.

— Никогда не верил тем, кто громко кричит, что им никто не нужен, и что им действительно на всех плевать. Потому что тем, кому на всех плевать, им настолько плевать, что они даже не считают нужным говорить об этом.

— Я не знаю, что со мной теперь. Просто слишком многое предстоит осмыслить.

Периодически Альриг пытался подняться с кровати, но Стефан, Рей и Фани постоянно укладывали его обратно. Врач сказал, что ничего страшного: рана в груди неглубокая, а порезы вероятно полностью сойдут через какое-то время. Чуомцы нагрянули снова, словно подгадав день, когда Альриг снимет бинты хотя бы с пальцев. Там остались лишь белые рубцы, кривые символы, которые можно будет разобрать чуть позже, чтобы составить полную картину.

— Я ожидал увидеть Яозу собственной персоной, — Альриг в момент натянул наглую улыбку, стараясь держаться гордо и отстранённой.

— Ты нужен мне в первую очередь, — сказал Хун, садясь напротив, занимая захламлённый стол.

Он вёл себя с отрешённой брезгливостью, словно боясь испачкаться или заразиться отравленным воздухом борделя.

— Я вообще представлял тебя несколько иначе, — его глаза измеряли Альрига взглядом.

— Сегодня не лучший день. Я похож на трёхдневного покойника. Пахну, наверное, не лучше. Я бы предпочёл встретиться с вами в другой день, но вы так настаивали на встрече, что я просто не мог отказать.

— Тебе чертовски не идёт вежливость! — скривился Хун. — Я пришёл по другому вопросу, нежели меня посылал мой дядя.

Чуомец оглянулся вокруг, словно проверяя все ли вышли из комнаты, и не закралась ли ни одна мышь.

— Я наслышан о твоих способностях, говорят, что твоя музыка творит чудеса. Я хочу в этом убедиться. Не так давно мой дядя сказал, что хочет последний раз перед смертью услышать игру Лисьего Короля. Я подумал, почему бы и не приблизить эту смерть. Она выгодна нам обоим, я наконец-то получу власть над кланом, а ты свершишь свою месть за убитых друзей.

Альриг смотрел в пронзительные тёмные глаза Хуна, наблюдая отсвет золотых свечей в тёмной радужке.

— Я согласен, — выдохнул скрипач, скрещивая руки на груди.

Яозу будет мёртв и никто не заметит странного в остановке сердца у дряхлого старика. Это будет тайна их двоих, единственное, что объединяет скрипача и наследника сейчас. Кто знает, что будет дальше?

Хун ушёл, сказав, что в назначенный час, нагрянет снова. У чуомцев странные средства передвижения, вместо карет или телег они используют покрытые золотом и дорогой тканью носилки. Альриг знал, что это привилегия знати и самого императора. Но Хун пользуясь привилегией преступного авторитета, тоже не мог отказать себе в этой роскоши.

***

— Этот чуомец уже ушёл? — спросил Стефан, выглядывая в окно из-за занавески.

— Вроде да. А тебе-то что? — Рей удивлённо поднял бровь.

— Ничего. Просто перепихнулся с этим подонком недавно, теперь же он делал вид, что и вовсе меня не знает.

Рей сощурил глаза, две щёлки ненависти смотрели на Стефана. "Не глаза, а словно бойницы", — подумалось ему в тот момент.

— Ты что трахаешься со всеми подряд? — одной руки Рейнальда хватило чтобы сжать горло Стефана. Никто не сомневался что профессиональный убийца умеет душить. Рей не отрываясь смотрел в глаза Стефу, в эти два равнодушных зелёных огня, что уже начинали меркнуть, затягиваясь пеленой наступающей смерти. Рейнальд мог стерпеть всё, что угодно кроме этого холодного равнодушия к смерти, а уж, тем более, к себе. Он отпустил шею Стефана и наотмашь ударил его по лицу другой рукой. Стеф упал на кровать и глухо ударился об стену. Из разбитой губы струилась кровь, ярко-алая на болезненно бледном лице. Вопреки ожиданию Стефан не потерял сознание ни на миг. Лишь дрожащей рукой потянулся за портсигаром и спичками, молча закурил и посмотрел на Рея, словно на плесень на обоях.

— Что тебя тут не устраивает? — спросил поэт, выдыхая дым.

Рей вытащил револьвер и направил его на любовника.

— Сейчас мне просто хочется тебя убить! — закричал он.

Стефан затушил сигарету о край бокала и наклонился вперёд, заглядывая в дуло револьвера словно в дверь в иной мир. Потом он перехватил руку Рея жёстко и одновременно нежно.

— Меня всегда возбуждали стволы, они такие эротичные, — Стефан обхватил губами дуло, словно делая минет холодному металлическому любовнику, совсем не обращая внимание на горячую смерть внутри. Послышался звук спускового механизма… но выстрела не последовало — эта ячейка в барабане оказалось пустой. Рей вытащил оружие изо рта Стефана и направил в сторону, послышался новый выстрел, пуля попала в бутылку, осколки зелёным градом разлетелись по столу.

— Что такое? Почему ты остановился? — спросил Стефан с какой-то чёрной иронией в голосе.

Рей схватил его за волосы и впился в губы поцелуем, чувствуя на языке его кровь и холодный привкус металла. Стефан сопротивлялся вяло и бесполезно как обычно, когда Рею приходилось его насиловать.

Скрипнула дверь, на пороге возник Альриг. Он лениво озирал комнату, словно тут не происходило ничего особенного, лишь застывшая пантомима на кровати. Скрипач опустился в кресло и закурил. Он считывал молчаливый взгляд Рея, в котором читалось отчётливое "иди-ка ты нахуй". Но Альриг знал что Рей не способен сказать ему такое даже сейчас. Рейнальд раздевал беспомощную тушку Стефана.

— Хм… Рей, почему ты не можешь быть нежнее? — спросил Альриг, зажигая свечи.

Ответа не последовало.

— Просто трахни крошку, как я хочу, — продолжал музыкант, затягиваясь ароматным дымом. — Передай ему, что это от меня.

Альриг наблюдал сплетение тел на кровати. Тяжёлое дыхание Стафана, его кудри рассыпавшиеся по подушке, белая кожа с красными следами от жадных пальцев. Рейнальд грубо разводил его ноги в стороны.

— Будь нежнее, коснись губами его шеи… пройдись по коже языком, поцелуй его грудь. Кто мешает тебе целовать его ниже?

Альриг не отрываясь смотрел на них, понимая, что чувствует всё то же самое. И где-то внутри разгоралось возбуждение.

— Рей, будь лапочкой, отсоси. Я хочу посмотреть, как ты работаешь ртом.

Розовый язык скользил по коже, поблёскивая влажной слюной. Стефан извивался по постели, не скрывая ехидной улыбки.

— А всё же смотреть на прелюдию меня утомляет, — Ал потянулся к бутылке бренди, стоящей на толе. Спиртное обожгло губы своим привычным сладким поцелуем. Ничего нет лучше, чем алкоголь, хорошие сигареты и шоу на кровати в твою честь. Слишком скучно самому участвовать в этом спектакле, гораздо лучше просто смотреть и чувствовать, что имеешь их обоих, даже не снимая штанов. Альриг чувствовал капли пота, выступающие на висках, становилось непередаваемо жарко и душно, словно костёр чужой страсти способен спалить эту комнату дотла. Он ощущал что у него стоит пошлым колом, а из раны в груди струится кровь, и набухшие соски трутся об рубашку. Это чувство его подлинного безумия, нереализованная страсть, она как готовый взорваться снаряд. Улыбка мяла его лицо, глаза нечеловечески блестели, наблюдая страстный и грубый однополый секс.

В этом мире все стремятся только творить и трахаться, при чём желательно с кем-то своего пола, чтобы ненароком не наплодить детей. И всё, что раньше было скрыто за дверями спален скоро выйдет на городское площади. Неописуемый поток массовых оргий, как карнавал чистого безумия. Всё то, что скрыто, становится доступно. Одежда станет такой же ненужной как стыд. Альригу представлялись потоки людей, извивающихся словно черви во всемирной оргии. Он созерцал эти образы уже сотрясаясь в оргазме.

В воздухе зависли запахи дорогих сигарет, пота и семени. Альриг потянулся закурил ещё одну, провожая взглядом струйку белого дыма. Две пары глаз, наблюдали за ним из темноты, свечи давно погасли.

— Всем спасибо, все свободны. Я вдохновлён на сто лет вперёд.

Он ушёл хлопнув дверью. Захламлённая крышка рояля вместо стола, свечи и коньяк. Перья и чернила. Альриг писал письма на тот свет, сжигая из словно мотыльков в пламени свечей.

"Ты размазал свою улыбку по моему лицу. Так навсегда и так насмешливо верно завязал мои чувства в узел. Я ничтожный умерший творец, порой мнящий себя богом, мнящий себя тобой. Безответно любящий тебя в себе. Ты обещал стать всеми и одновременно никем, воплотившись в каждой шлюхе или бродячем псе, стать просто музыкой, что звучит в моих ушах каждую секунду. Я по-прежнему принадлежу тебе. Эррин, я устал хранить верность праху. Прости, я больше так не могу. Пустое желание убить себя и возвыситься над толпой с инстинктами. А во мне порочного больше, чем в последней тапетке. Я ухожу, искать тебя в других".

По утру, протрезвев, перечитав записку, просто хотелось себя убить. Похмелья не было, только слабость и предательская дрожь в руках. Альриг знал, что она пройдёт, стоит только взяться за скрипку.

Стук в окно, голубиная почта. Договорённость в условном месте. Выход из борделя через чёрный ход. Верный чехол в руке дарит ощущение верного друга.

Хун сегодня был прекрасен и задумчив. Колокольчики в его волосах звенели в такт колёс экипажа. Красный халат и множество украшений делали его похожим на огромную куклу. Набелённое лицо оставалось непроницательным, лишь тёмные глаза светились жизнью и коварством. Альригу казалось, что такой наряд скорее предпочитают носить чуомские женщины чем мужчины. Хун и вправду могу потягаться в красоте с любой из них.

А за окно расцветала грязь Астико. Небо кричало о приближении зимы. Медленно плыли покосившиеся коричневые дома, сверкая пустыми чёрными окнами. Внутри них теплилась жизнь и горели очаги. Изредка в оконном проёме мелькал чей-то силуэт. Действительно, не каждый день на этих покрытых грязью улицах можно встретить расписной чуомский экпипаж, запряжённый двумя длинношеими скакунами.

— Прекрасный день, неправда ли, Лисий царь? — улыбнулся Хун, заглядывая в окно. По его лицу пробежала тень смятения, будто увидев внешний мир, ему тут же захотелось взять свои слова назад.

— Просто великолепный, — ответил Альриг, понимая, что долго поддерживать светскую беседу ему не удастся.

— Прекрасный день для смерти, прекрасный день для мести, — шептал Хун и колокольчики вторили ему. — Самый прекрасный день на свете.

Он подал знак слуге и тот извлёк из под сиденья бутылку сливового вина и пару бокалов.

— За это, пожалуй надо выпить.

— Не отказался бы, — Альриг почувствовал как от волнения потеют ладони. Выпить бы сейчас не помешало, к тому же чуомец вряд ли станет его травить… по крайней мере, сейчас.

Они остановились перед неприметным домом на окраине города посреди тёмного лабиринта дворов. Здесь пахло навозом и травой, ещё сыростью и затхлостью. Альриг знал, что мафия не любит быть на виду. Старый Яозу всегда предпочитал уединение. Музыкант не сомневался, что следует ему пересечь порог дома, как изнутри всё покажется королевским дворцом. Скоромность снаружи и неземные богатства внутри. Чуомцы жить не могут без своих побрякушек.

Его ожидания оправдались сполна. Альрига встретил полумрак и запах благовоний, ноги словно утопали в мягком ковре. Лёгкий душок опиума проникал в мозг через ноздри, шёлковые портьеры словно оживали, глаза каменных стражей сияли зловещими алыми огоньками, змеились лёгкие одежды слуг.

"Они неспроста обкурили всё вокруг опиумом, — подумал Альриг, чувствую приятную расслабленность во всём теле. — Так будет даже лучше играть. Пьяницы и наркоманы гораздо ближе к богу, чем все эти пошлые святые. Именно они могут заглянуть за грань и приласкать в ладонях солнце".

Пришлось тряхнуться головой, чтобы прогнать это наваждение. Казалось, прошла целая вечность, пока его вели по коридору. Последняя дверь из тяжёлого дуба с позолоченными деталями отворилась, пропуская Альрига внутрь. Он ожидал чего угодно от встречи с Яозу Шаном кроме совершенной пустоты. Она застыла в душе как ключевая вода на дне чаши. Яозу выглядел значительно хуже, чем в их прошлую встречу. Кожа его ссохлась, превратившись в старую бумагу, а волосы стали совершенно седыми и изрядно поредели. Альригу показалось, что наверняка племянник подсыпает ему яд в еду. Да, скорее всего так. Старость не наваливается так скоро за какие-то пять лет.

Хун встал за креслом главы клана, держась по правую руку, по левую же стояла женщина в синем шёлковом халате. Музыкант никогда раньше не видел её при дворе Яозу. Скорее всего, новая жена или наложница. Альриг ответил фальшивый поклон всей этой троице, стараясь выразить как можно больше вежливого презрения.

В зале без окон стало невыносимо душно: чад благовоний, опиум, человеческий пот и дыхание. Альригу не хотелось вступительных слов. Как было бы мучительно начинать по приказу. Сегодня он сыграет сам для себя, прогоняя наваждение единственным доступным ему способом. Смычёк ударил по струнам, для Альрига это были ощущения сродни с прикосновением ножа к чужой трепещущей плоти. Судьба не распорядилась дать ему в руки оружие, он слишком слаб для этого. Музыка станет единственным орудием мести. Альриг написал эту мелодию давно, ещё томясь во дворце Яозу Шана, с дикой тоской и желанием уничтожить весь мир. Музыка представлялась ему бушующим торнадо, сметающим всё на своём пути. И в этой безумной пляске смерти кружатся людские тела, их лица искажённые болью и страхом, их глаза взрываются не в силах глядеть на собственную смерть. И это казалось фантастическим — единственная участь достойная мира.

Альриг видел всё, даже сквозь плотно сомкнутые веки, как стекленеют глаза Яозу, уставленные в одну точку, он смотрел на музыканта, не отрываясь. Да, он сам уже никогда не закроет глаза, лишь чья-то циничная рука теперь сомкнёт его веки. Но пока он ещё жив. Альриг очень хотел, чтобы он был ещё жив, чтобы слышал всё до конца. Хун стоял в стороне со скучающе надменным видом, казалось, ему не было дело до всего происходящего тут. Альриг играл уже для него, сам того не ведая. Мелодия изменила свой ход и вместо убийства теперь отдавалась страстью. Потом снова повеяло смертью, хаосом и безысходностью.

Ненависти давно не было, лишь память об Эррине и остальных, сплеталась в этот причудливый узор звуков, казалось, он слышит где-то внутри себя гитару, клавесин и флейту. Они теперь навеки внутри него. Он совершает месть отнюдь не для себя и они вершат её вместе. На душе становилось горячо, как от вспыхнувшего костра или как от того злосчастного пожара, погубившего Эррина, Винсента и Гаэль. Потом мир словно взорвался и завис тишиной в ушах.

Скрипач остановился, понимая, что всё кончено. Яозу сидел в кресле, уронив голову на грудь. Неприятно зрелище — смерть от сердечного приступа, весьма неприятное. Странно, что вместо триумфа он испытал лишь отвращение. А что теперь? Перед ним лишь кожура врага и мучителя. Он поклонился, не ожидая аплодисментов, тишина была лучшей наградой. Потом мир снова вернулся в привычное ему измерение. Зашептались слуги, расплылся в улыбке Хун, затем вовремя опомнился изображая истинное удивление и скорбь.

Альриг не помнил как вышел в сад. Он лишь проверил с собой ли скрипка. Да, он скорее умрёт, чем забудет где-то чехол с драгоценным инструментом. Над головой пульсировало небо. Жалкие голые деревья жались друг к другу. Стены сияли трещинами. Искусственный ручей тёк вялой струйкой в мёрзлом грунте, напоминая сточную канаву. Альриг ступил на деревянный мост, непонятно зачем перекинутый через ручей. Время словно остановилось. Всё вдруг показалось бессмысленным, как и фальшивый чуомский сад на окраине Астико.

Из противоположного выхода показался Хун, он шёл словно украдкой.

— Отлично, — произнёс он, взойдя на мостик.

— Тебе понравилась моя игра? — спросил Альриг, сам не зная зачем.

— Я глухой на одно ухо, поэтому равнодушен к музыке, — Хун расплылся в улыбке.

— Ничего, я знал одного глухого композитора, который...

— Я всё равно в этом ничего не понимаю, — махнул рукой чуомец. — Кстати, у меня хорошее настроение, можешь попросить всё, что захочешь. Постараюсь исполнить, если это, конечно, в моих силах.

Альриг молча уставился в небо, перед глазами пронеслась первая снежинка. Она успела затеряться где-то в низу. Небеса разверзлись и посыпался снег. Такой крупный и белый, словно ангельские перья.

— Я бы хотел просто поцеловать тебя, — ответил Альриг наконец.

Хун молча кивнул, приближаясь. От него веяло благовониями и пряностями. Альриг осторожно прильнул к его губам, чувствуя это чужеродное тепло. Это оказалось так непривычно и странно, что его даже передёрнуло. Он плавно отстранился, не открывая глаз.

— Ну кто так целует?! — раздался голос Хуна.

Тонкие руки обвили его и губи с жадностью впились. Проворный язык проник внутрь. Холодно снаружи — тепло в чужом рту. Мягко, слизко, но приятно. Хун медленно отстранился, вдыхая воздух.

— Всё, хватит с тебя.

А снег всё падал, они ещё с минуту простояли на мосту, пока не упала последняя песчинка на внутренних часах приличия.

— Я пойду, — сказал Альриг, ловя напоследок взгляд Хуна.

Он понимал, что сорвался, но теперь уже можно. Сейчас, когда его месть доведена до конца, ему просто наплевать на всё. Долг оплачен сполна. Десять лет одиночества слишком большая цена.