Глава 5

Маркел видел, как он идёт утопая в тумане города. Словно сущность из вне, обходит всех стороной, ни разу не задев никого из прохожих на людных улицах Астико, словно они вообще существуют в двух разных мирах, случайно столкнувшихся вместе. Он слишком непримечателен для обычного людского глаза: длинные волосы, перевязанные чёрной траурной лентой, грязно-коричневый плащ помогает сливаться со стенами, алый шарф почти полностью скрывает лицо. Маркел не понимал, что так упорно привлекло его внимание в этом прохожем, он даже не был похож на тапетку, скорее очередной студент-старшекурсник. Приглядевшись чуть сильнее, тот заметил, что прохожий попросту не отбрасывает тени.

Вот она — метка дьявола! Маркелу начало казаться, что он видит за его спиной, распростертые чёрные крылья защиты Нечистого. Его словно молнией пронзило, но работник молотка и избранный Господом, продолжал не отрываясь смотреть вслед незнакомцу, созерцая облако тьмы, окутавшее его с разных сторон. Хотелось немедленно пустить в дело своё оружие, раскраивая череп, выпуская тьму из скверного сосуда головы. Наслаждаясь закатившимися глазами и ручейками крови.

Но была лишь одна загвоздка — этот мужчина не был уличной проституткой. Он не столь доверчив и не летел за лёгкими деньгами, как мотылек на свет. «Боже, почему ты обманул меня, указывая всё время не на тех?», — прошептал Маркел, обращая глаза к небу. Вечное и далёкое молчало, роняя вниз скупые слёзы дождя. Избранный ждал своего часа, в шуме ветра ему послышалось: «Подожди».

Он выждет время, тренируя мастерство убийства на других, сублимируя несбывшиеся фантазии, наслаждаясь музыкой в душе. Если ему не повезло стать гением, остаётся только путь избранного и святая миссия.

Дождавшись ночи, Маркел снова вышел на улицу. Прячась от назойливых глаз, он надвинул шляпу на лицо и поднял воротник. Дождь скользил по его одежде, норовя пробраться внутрь. Улицы оказались подозрительно пусты, даже там, где горели красные и голубые фонари официальных борделей, было тихо. Неужели весь мир в мгновение ока очищен от скверны? Нет, такого быть не может. Молоток ещё жаждет крови проституток и прочих человеческих отбросов.

***

Рейнальд опять безбожно пил, постепенно пропивая украденные у Самуила деньги. Его это мало печалило. Он был одним из тех, кого любили эти хрустящие зелёные бумажки. А если и не любили, то он вполне мог взять их силой. А что ещё делать, если волей Химеры попадаешь в какую-то клоаку, где делишь постель с наркоманом-истериком, от которого уже столько дней не можешь отвязаться. И Альриг нарочно бегает рядом, но при попытках заговорить о сексе, лишь смеётся и скалит зубы. Рею даже казалось, что в этой мерзкой черте и есть всё очарование скрипача.

А вечер оказался тихим, даже подозрительно. Посетителей всего полтора трупа, а скучающие девочки и мальчики уныло прогуливаются по залу. Стефан закрылся в комнате, чтобы в очередной раз насиловать своё вдохновение. Альриг бегает туда-сюда, перемещаясь между кабинетом бордель-маман и собственной коморкой. Всё изменилось, когда входная дверь заскрипела, подул ветер, задувая все свечи словно на празднике. В зал вплыла она — самая красивая женщина из тех, кого доводилось видеть в этой дыре. Жгучая брюнетка с кроваво-красными губами. Она словно светилась каким-то сгустком чистой похоти, от неё веяло жаром, кровью и вином. Намокшие перья боа трепетали в такт шагам. Пока Рей только разглядывал её, ментально ощупывая все изгибы тела под чёрным блестящем платьем, рядом уже нарисовался Стефан. Незнакомка оказалась почти на голову выше его. Они поцеловались в щёку, как старые друзья.

— Энора, сколько лет — сколько зим? — послышался голос поэта.

— Сто лет тебя не видела! А ты всё хорошеешь, — её голос оказался глубоким и сочным, а жесты резкими и слишком театральными.

Они ещё о чём-то говорили, хихикая и размахивая руками. «Как две тупые сучки!», подумал Рей, отворачиваясь в сторону. Он знал как выглядит сейчас его досадная мина с ясным отпечатком ревности. Нет, не по отношению к Стефану, Рейнальд вообще был убеждён, что ему наплевать на своего случайного любовника.

— Не хочу тебя разочаровывать… — на плечо Рея легла лёгкая рука Альрига. — Но это, мужчина.

— Твою мать! — разозлился Рей, ударяя себя рукой по лбу.

Не то, что бы он не был бисексуалом, просто когда изначально настраиваешься на половую принадлежность данного человека, то когда узнаёшь совершенно противоположное, то влечение как рукой снимает.

— Не думал, что меня можно обмануть в плане пола, — оскалился Рей.

— Ты просто сам просто был рад обманываться, — развёл руками Альриг.

Рейнальд ненавидел, когда он так улыбается. Чёртов скрипач, самая отъявленная шлюха сего заведения при этом, его даже пальцем никто не тронул. В голове крутился единственный вопрос, озвучивать который не хватало наглости даже у самого Рея: «Альриг, а ты так же улыбаешься, когда сосёшь?». А музыкант присел за стол и принялся натирать смычок канифолью, ехидно поглядывая на Рея. Во всех этих жестах Альрига пошлости было больше, чем в самой откровенной оргии в «Виселице». Рейнальд бы его точно убил на месте, если бы тот не устремился на сцену. Стефан со своей «дамой» заняли свободный столик недалеко от сцены, при этом продолжая о чём-то переговариваться и ржать, как две скаковые лошади перед скотобойней. Рею хотелось, чтобы из обоих придавило люстрой. Вообще в данный момент он молил о конце света и нашествии чумы.

***

Ночь — идеальное время для смерти. Лиловый квартал и Ред Вайн-стрит — идеальные декорации. Всё застыло в поисках актёра для главной роли. Он или она ещё не знают о своём предназначение, не знают о той славе, что обрушится них, как удар молотка. Это ли не путь в вечность!? Раз — и снова бессмертие. Они все в этом колесе, в этом порочном круге, словно в грязном и мутном водовороте. Но смерть всех исцелит, изгоняя нечистые грехи плоти. Маркел бродил по улицам, купаясь в свете фонарей, словно в лучах софитов. Сердце приятно ликовало, а душа просила опрокинуть стаканчик.

Словно сам собой на пути возник салон «Под сенью виселицы». Весьма символично, учитывая кару грозящую за убийство, почему бы не прогнать дурное наваждение. Ведь два раза никто не бывает на эшафоте. Настоящая петля на вывеске покачивалась из стороны в сторону, ожидая объять чью-то тёплую шею. Маркел шагнул внутрь, в приятный полумрак, наполненный сладковатым дымом. Из темноты доносилась музыка, резкая и живая словно предсмертные конвульсии. Маркел нырнул в темноту, занимая свободный столик. Он не любил быть на виду, к тому же здесь удобнее наблюдать за публикой и искать себе неосторожную пьяную жертву. Несмотря на то, что искать кого-то здесь слишком опасно. Но жажда крови выманивала его из привычного убежища.

Он заказал графин водки и простой чёрный хлеб, денег едва хватило на такой скудный ужин. Впрочем, материальные блага и всяческая роскошь Маркела никогда не интересовали. А музыка всё вливалась в уши ехидным звоном, сотрясая барабанные перепонки, он чувствовал её каждой порой, каждой клеткой своего тела. Но почему он не слышит откуда льётся музыка? Зал освещён скудно, так на сцене и вовсе адская темень, словно сам Дьявол заслонил всё своим плащом.

Скрипка замолчало, остался один рояль. Резкая вспышка света, кто-то на сцене закурил сигарету, огонь на миг подсветил острый профиль. Музыкант вышел на свет, смахивая волосы с потного лба.

— Фани! Принеси выпить у меня перерыв, — крикнул он в зал.

Он растворился в людском мареве, но Маркел успел его разглядеть. Сомнений, не оставалось, пусть мельком, но избранный узнал в нём свою истинную цель, тот кого ему сегодня указали небеса. Он не сможет убить его прямо здесь и сейчас: слишком много народу вокруг и предательское небо молчит. Скрипач заиграл снова, только теперь на сцене было светло и Маркел мог разглядеть все движения дьявольского избранника. Он не играл на скрипке, он словно насиловал её, заставляя петь голосом умирающего ангела. Это не та музыка, что звучит в концертных залах, это то от чего плачут подворотни и жители городского дна, словно на исповедь приходят в кабак, слушать дьявольскую скрипку вместо божественного органа. Они все прокляты и мертвы, мертвы заочно. По ним всем плачет молоток.

Средь завесу табачного дыма Маркел видел лицо своей будущей жертвы, того с кем он развлечется сегодня, оставив скрипача напоследок. Это был юноша с мягкими розовыми губами, наверное, на ощупь они тоже как лепестки розы. На его светлых воздушных кудрях кровь будет смотреться просто великолепно. Маркел представлял, как слизывает эти алые потёки с бледного лба и век, как целует покрытые кровавой коркой губы. Он достоин занять место на миру мертвых.

А скрипка играла, пронзая своим звуком голову Маркела, как тысяча ледяных ножей. Он знал, что мог бы так же играть на скрипке, может быть, даже лучше, если бы в отрочестве не сломал бы два пальца в драке, с тех пор они почти не гнуться. Дорога к музыке закрыта, карьера скрипача окончена, не начавшись. Но у Маркела остался превосходный слух, даже сейчас он слышал фальшивые ноты в игре музыканта, то что, вряд ли может заметить невежественная толпа и даже сам скрипач.

Маркел снов обратил свой взор на юношу. Тот продолжал беседовать с какой-то женщиной. Убийца невольно залюбовался плавной линией её шеи. Только вот что за мерзость этот кадык? Она что мужчина. Подобный сорт людей, извращающих свой пол, казался ему самым отвратительным. От того и самым желанным.

Вечер подходил к концу. Музыка стихла, посетители расходились. Жаль, что его потенциальные жертвы разбрелись в разные стороны. Он подбросил монетку, последний медяк с профилем королевы. От этого жребия зависело за кем ему идти… Хотя, он и сам спокойно сделал свой выбор, руководствуясь соображениями безопасности.

***

Альриг фактически упал нас стул рядом с Реем и откинулся на спинку. Смахивая прилипшие ко лбу волосы. Не спрашивая разрешения, он увёл у Рейнальда из под носа бутылку виски.

«Сволочь», — подумал Рей, однако вслух произносить не стал.

— Разомни мне пальцы, они так устали за сегодня, — попросил Альриг едва касаясь его плеча.

— Ладно, — равнодушно ответил тот, касаясь хрупких костей музыканта.

Рей пытался скрыть обуявшую его тело, дрожь. Ледяной холодок от прикосновения к этим рукам пробежал по спине. Альриг опрокинулся на спинку стула, прикрывая глаза. Кажется он откровенно наслаждался процессом, попутно надсмехаясь над желанием Рея, которое столь чётко и ясно вырисовывалось на его лице.

— А Энора хороша, я бы её… или его трахнул, — усмехнулся Альриг.

— Я сейчас сломаю тебе руку, — прорычал Рей с какой-то безумной полуусмешкой, в которой всё же читались нотки горечи.

При этом он продолжал нежно массировать эти длинные белые пальцы, мечтая коснуться их губами. Однако Рейнальд точно знал, что Альриг ему не даст, по крайней мере сейчас. Он не из тех, кто попросту кокетничает или набивает себе цену, он мужчина, а не тапетка, его слово — закон.

«Наверное, весь город сходит с ума по этой бестии, но так и никто не решился затащить его в постель». А в памяти снова всплывала та ночь, Альриг полностью обнажённый, самозабвенно играет на скрипке, а под Реем извивается Стефан. И оба они точно знают, что хотят вовсе не друг друга, несмотря на то, что так самозабвенно занимаются любовью, оба готовы заполучить в свои объятья неприкосновенного Альрига.

Свечи вокруг постепенно гасли, умирая своей смертью. Посетителей внизу давно не осталось, даже прислуга разбежалась по своим делам. Момент был до ужаса романтический, только как назло нечего сказать и уже никак не сломать стену, которую так долго возводил для себя. «Ты — убийца, Рей, — сказал он сам себе. — К чему тебе все эти синтементы? Бери своё или просто уходи». Вот только не взять не уйти сил уже не оставалось.

— Альриг, ты удивительно отвратительная тварь, — начал Рей, но шаги на лестнице его прервали.

Вниз спускалась мадам Синая. Выглядела она неважно и держалась за голову.

— Фаничка! — кричала она в темноту, — Фаня, у меня голова болит. Сходи за лекарством к врачу.

Фани вынырнула откуда-то из-за занавеса.

— Но поздно уже и темно, — робко замялась она.

— Да ту всего через полквартала пройти.

Девочка молча кивнула, накинула сверху плащ и выскользнула за дверь. Альриг налил себе ещё стакан виски и залпом опрокинул его.

— Чёрт, надо было с ней вместе сходить, а то темно как-то, — поздно одумался он.

Он не успел даже что-то сообразить как дверь отворилась снова и послышался душераздирающий женский крик. Нет, так не голосят из-за простой мыши, а для предсмертного крика уже слабовато, но всё равно по коже пробирался леденящий ужас.

— Там труп! — Фани наконец-то смогла вымолвить что-то членораздельное.

На крик проснулся весь бордель: с проститутками, прислугой и постояльцами. Ал с Рейнальдом тоже помчались к двери. То предстало перед глазами Рея не могло не вызвать какой-то странный трепет и даже лёгкое восхищение. Растерзанное тело, напрочь лишенное лица болталось в петле. Волосы неопределенного цвета развивались на ветру в свете единственного лилового фонаря. Густая чёрная кровь, вперемешку с мозговым веществом стекала по лицу. Провалы глаз с вырванными веками, взирали на собравшуюся толпу своей кровоточащей пустотой. Казалось на теле не было и свободного участка кожи, не испещрённого многочисленными порезами. Ошмётки платья трепыхались на ветру, подобно крыльями. Рейнальд переглянулся с Альригом, тот озвучил очевидное для всех:

— Это же Энора! Твою мать! — выругался музыкант.

— А я так надеялся, что это Стефан, — усмехнулся Рей, чувство чёрного юмора не покидало его даже в такие моменты.

Мадам Синая с трудом собралась с духом и затолкала всех внутрь, послав пару мальчишек за полицией.

— Ад, — сказал Рейнальд, отпивая виски из горла.

— Ад, — вторил ему Альриг, протягивая руку за бутылкой.

Откуда-то появился Стефан в щёлковой ночной рубашке, парадных брюках и босиком. Судя по всему, он уже лёг спать, но всеобщая паника подняла его на ноги.

— Что случилось, мать вашу?! — закричал он так, что стаканы в баре зазвенели.

Множество голосов моментально отозвались. На лице молодого поэта засиял немой ужас, нет, не тот граничащий со смертельным страхом или отвращением, а такой блаженный и восторженный, присущий только декадентам крайней ступени. Растолкав всех, он устремился к двери и рывком открыл её, наслаждаясь картиной. Затем так же резко закрыл, поняв, что впечатлений ему хватит на целый сборник вперёд. Стефан рухнул на стул рядом с Альригом и тоже присосался к бутылке. Очевидно он был пьян ещё до этого, а новый глоток лишь усугубил его состояние.

— Охуенная ночка, господа! — изрёк он, кладя на все нормы морали что-то похожее на член носорога.

— Не ожидал от тебя такой реакции, — Альриг сделал вид, что удивился. — Ты же так мило общался с этой дамой, вернее с этим господином.

Стефан рассмеялся и пожал плечами.

— Ну это же мир сучек! Тут все делают вид, что друг другу рады, а на деле ожидают увидеть всех своих «друзей» в таком вот виде. Такой вот, блять, высший свет… богема! Это вам не в тапки срать.

Рейнальд рассмеялся глупо и безумно.

— Знаете, что? По закону дурацких детективов у меня складывается версия, что именно Стефан убил Энору.

— Это с какого хрена-то? — Стефан ударил пустым стаканом по столу, так что он раскололся на части.

— Ну просто тебя тут не было в тот момент, когда нашли труп, и ты меньше всего похож на убийцу. К тому же тебя это больше всех радует, — Рей расплылся в идиотской улыбке. — Так что здравствуй, каторга. Я буду носить тебе сухари.

— У нас вообще-то за убийство повешеньем грозят, — выпалил Стефан практически расплываясь по столу.

— Тем лучше. Я куплю тебе двадцать алых роз на могилу.

— Рей, хватил издеваться над ним! — Альриг впервые стал предельно серьёзен, так что все сразу притихли. — Мне кажется тут всё гораздо глубже. Я был бы не прочь распутать эту историю. Я правда не хочу, чтобы кто-то из здешних пострадал.

— И какие у тебя мысли? — спросил Рейнальд, прикуривая сигарету.

— У меня есть подозрение, что эту чуомцы. Я видел их корабль недавно в порту. Кажется, они охотятся за мной.

Все уныло вздохнули. Потом они спорили ещё долго, рассуждая о природе вещей, пока в мутных окнах не забрезжил рассвет и виски не кончился.

***

Счастливый и пьяный Маркел возвращался домой. И одна лишь мысль крутилась у него в голове: изменил ли он себе, или просто улучшил свой стиль? Впрочем, он столько лет сидел в подполье, настало время заявить миру о себе. Пусть знают, что искусство не зеркало, а молоток.