Змея и кошка

Картина начала мутнеть, расплываться, стекая со склизкой кожи сгустка, смытая лучами небесного огня. Они растопили краски как грязный весенний лед, пытаясь прорваться сквозь преграду, нащупать и сжечь извечного врага. Когтистая ладонь, преграждая свету дорогу, заслонила растопыренными пальцами сверкающую щель, а другая швырнула в нее пригоршню черной жижи. Темная пленка растеклась по кровяному желваку, приглушив сияние. Теперь оно едва пробивался во тьму, а картинка приобрела четкие границы каменной мозаики. На щель в солнечный мир наполз занавес. Летучая тварь моргнула раз, другой и повернула морду. Теперь перед ней оказались пучки сосновых игл, а за ними виднелась опушка леса. Вдоль нее двигался отряд охотников.

Зоул шагал в середине растянувшейся по тропе цепочки, вместе со всеми напевая тягучую песню пути. Она не имела конца, как и дорожка под ногами, помогая не сбиться с шага. Впереди шел охотник тупиков Лиастир, не раз ходивший в степь, за ним Стоир, потом Савин, Зимер, сам Зоул. Рассчитывать на степную дичь привыкшим к лесу охотникам не приходилось, потому каждый нес, кроме оружия, солидный мешок припасов. Братья Рум и Тур из племени крачек крались налегке, один впереди, другой позади, охраняя колонну.

Уже третий день, как они покинули поле совета. Близились границы земель Пернатого. Еще утром путники шли по сплошному сосновому бору, укрывшему бока холмов. К полудню он начал редеть, в нем появились прорехи. Тропа, вначале ясная и четкая, становилась все незаметнее, но еще читалась среди густой травы и кустов.

Лес закончился. Впереди лежала покрытая редкими рощицами и кустами степь. У кромки лесов стоял столб. На выветренном дереве проступала резьба — перья и головы крачки, глядящие на три стороны, в чужие земли. Над ними на застроганном поле красовалась инкрустированная голубым камнем фигурка пернатого предка — туловище, голова и раскинутые крылья.

Неподалеку нашлась старая стоянка — кострище, приземистый шалаш, охапки сухих веток и даже каменные чаши для воды. Последний ночлег детей Пернатого под защитой родных угодий. Последний отдых перед шагом в пустые просторы больших равнин. Здесь отряд и остановился на ночлег.

Старшие охотники бросили жребий на стражу и принялись огораживать ночевку тайной защитой. Юношам выпало готовить еду.

Ночью Зоул спал беспокойно. Картины прошлого приходили в его сны странно искаженными и пугающими. В них не было белых камней и лунного света, только темные видения, липкий давящий туман, багровый огонь и страх, тенью крадущийся по пятам. Тень вдруг обрела крылья и впилась ему в лицо острыми когтями, перекрыв ноздри. Сур ударил в ответ, и...

Зоул проснулся в холодном поту, отбросив с лица колючую сосновую лапу. Он лежал у входа в шалаш и уткнулся носом в покрытую лапником стену. Юноша поворочался на своем ложе, но так и не смог заснуть.

Чуть поодаль теплился составленный из двух осиновых колод медленный костер. Над ним спиной к шалашу сидел Стоир. Вокруг разливалась ночная тишина, полная шорохов и шепота деревьев, редких вскриков охотящихся в ночи птиц. Небо укуталось в покров облаков, не пропускавший ни капли света. Потому завеса мрака, обступившая крохотную искру человечьего огня, казалась еще непрогляднее.

Зоул уже собрался снова закрыть глаза, как вдруг прочувствовал взгляд. Из кучи просушенных солнцем рыжих веток лапника поднималась змеиная головка в обрамлении золотистой гривы. Мудрые совиные глаза смотрели, не мигая. Ночной гость казался отлитой из меди фигуркой, холодной и застывшей. «Кто ты?», мысленно спросил Зоул — но услышал лишь короткое, прошелестевшее в голове предупреждение:

— Не верь змеям. Помни, змея всегда одна...

Как и в прошлую встречу, в глазу запершило, Зоул сморгнул и Уж исчез бесследно и бесшумно. Юноша пролежал еще некоторое время, глядя в темноту, пока его не сморил сон. В эту ночь видения его больше не посещали.

Утренний ветер разогнал облака, и небесный олень вынес огонь, горящий на его рогах, в пронзительно-синее небо позднего лета. Затушив костер, сложив дрова в кучу и вымыв посуду в роднике, дети Пернатого простились с землями предков. Потом, испросив защиты у духов степи, двинулись на закат, подставив спины теплым лучам. Теперь они ступили в ничейные земли. Впереди шел охотник крачек, а Зимер и Стоир, сменив вчерашних дозорных, разошлись по правую и левую руку колонны.

Отряд двигался по степи, перемежающейся лоскутами кустарниковых зарослей с одинокими деревьями. Налитые осенней зрелостью травы становились все суше и жестче. Холмы остались позади, и равнина распахнула свою даль, непривычную для детей лесистого побережья. Сам воздух стал сух и скуден ароматами.

К полудню путники устроили привал около неглубокой балки в зарослях покрытого желтыми пахучими цветами кустарника. Юноши развели огонь и принялись греть воду, как вдруг Стоир насторожился.

— Тише, — крикнул старший охотник остальным, — слушайте.

Несколько быстрых длинноногов проскакали мимо. Раздался тревожный свист сурка. Сначала Зоул не мог уловить ничего, кроме шелеста трав, звона пчел над цветами и стука своего сердца, но после уловил тот звук, что напугал степных крыс.

Остальные тоже услышали, и ужас серой тенью проступил на лицах. С восхода приближался страшный звук, еще тихий и вкрадчивый, но от этого не менее зловещий.

Шшшш… фссс… Щелкали и терлись чешуи. Шшшш… фссс… скребли они по сухой земле. Охотилась кольчатка. Савин метнулся было к своему луку, но Стоир процедил сквозь зубы:

— Стой, не двигайся, она чует твои шаги.

Все замерли там, где их настигло предупреждение старшего охотника.

Зоул помнил, что рассказывали старики у зимних костров. Слепая змея толщиной в локоть может заглотать взрослого мужчину, как красноголовка степного длиннонога. Никогда не заползает в леса и не уходит в открытую степь, словно страж обходя грань, где они сливаются друг с другом. Не любит холмов, боится рек. Ее кожа в узких кольцах разноцветных чешуй с пол ладони величиной, от песчано-желтого до темно-бурого. Говорят, полоски делают ее неразличимой среди травы и кустов. На поле мены такая шкура стоит половины лодок поселка.

Выходя на охоту, слепая змея шумом чешуй вспугивает добычу. Когда жертва бросается наутек, настигает ее, устремляясь на дрожь земли от шагов, стремительно скользя в высокой траве. Настигнув, наваливается, обвивает кольцами и душит. Молодежь шепталась, что кольчатка слышит, как бьется сердце добычи, а охотники, которые добывали ее шкуру, говорили: стой спокойно и она проползет мимо, не заметив. Но стоит тебе пошевелиться, и твои дни окончены.

Не раз дети Пернатого находили свой конец в пасти этих змей. И за это безжалостно истребляли, уничтожая яйца в гнезде, строя хитроумные ловушки и заманивая туда на звук своих шагов. Но каждая третья пестрая шкура была оплачена жизнью охотника. Теперь кольчатки стали столь редки, что не каждый сезон добытчики встречали их у границ лесов.

Зоул прислушался и удивился. Шуршание и скрежет слышались и справа, и слева, и прямо позади отряда. Не может же одна змея быть в трех местах сразу. Вспомнились слова ночного гостя: «Не верь...»

— Старший, — позвал Зоул. Стоир глянул на него, так будто хотел убить на месте, но юноша продолжил: — Змея всегда одна?

Охотник понял его с полуслова. Колчатки терпеть не могли своих сородичей, и не приближались одна к другой меньше чем на дневной переход. Только весной, в сезон брачных игр, собирались на каменных откосах. Значит… это не змея! Но кто же тогда приближается к ним?

— Савин, сумеешь попасть на звук? — шепотом спросил Стойр.

Сын калана молча кивнул. Мужчина указал ему на лук и вправо, туда, где слышалось шипение. Остальные охотники подобрали то оружие, до которого смогли дотянуться, не сходя с места. Юноша вынул из тула тяжелую стрелу с широким лезвием оголовка и наложил на тетиву. Сунув пальцы в рот, смазал слюной щеку и повертел головой, определяя ветер. Потом долго, с десяток ударов сердца, вслушивался в приближающееся шипение, то поднимая, то опуская древко и, наконец, выстрелил.

Оперенная смерть унеслась круто вверх. Двенадцать пар глаз следили, как она, очертив высокую дугу, упала вниз. Раздался крик. Человеческий крик. Щелчки и шипение смолкли. Охотники приготовили дротики и луки. Слева раздался треск и из желтых зарослей вырвался полосатый степной кот. Шерсть топорщилась, клыки в ладонь длины оскалены. И хотя от людей его отделяли всего два прыжка, сделать их он не успел. Сразу три каменных наконечника пронзили его еще в полете. Зверь рухнул и покатился, пятная землю кровью, сбив с ног одного из охотников. Стоир и Зимер добили хищника копьями. Лучники же искали новые цели, но голос кольчатки стих. Ветки кустов не шевелились. Неведомые враги затаились.

— Рум, Тур, займитесь кошкой, не пропадать же шкуре, — распорядился Стоир, — Лиастир, охраняйте их, — велел он охотникам тупиков, — остальные, осмотрите кусты, только не пропадайте с глаз друг друга.

Дети Пернатого, держа оружие наготове, углубились в заросли. Вскоре Зоул наткнулся на Зимера.

— Смотри, они гнали на нас полосатого, — удивленно пробормотал мишук, внимательно рассматривая следы, — но как?

— Да вот так! — ответил, вынырнув из кустов Стоир, и поднял с земли замысловатую деревяшку.

У него на ладони лежал изогнутый корень, выдолбленный изнутри. Множество привязанных сбоку тонких дощечек скреплял кожаный шнурок. На нем же висела и палочка. Охотник поднес деревяшку к губам, подул в дырочку и дернул за палочку.

Шшшш… запело дыхание, проходя сквозь корень. Фссс… палочка прошлась по дощечкам, словно по чешуйкам. Зоул вздрогнул. Голос дерева был неотличим от змеиного. Стоир бережно сложил находку в мешочек и спрятал.

— Нужно показать старейшинам, — Объяснил он юношам. — И узнать, где отверги научились такому.

— Ко мне, идите ко мне, — раздался из кустов крик Савина.

Чужак лежал в траве вниз лицом. По спине растекалось темное пятно. В черных с проседью волосах, собранных в обычную косу, не было ни одного амулета. Истрепанная куртка кайр, широкие штаны казарок и башмаки патири смотрелись на одном человеке странно. Зазубренный кремневый топор валялся рядом. Стоир носком ноги сдвинул вверх по плечу короткий рукав, и все увидели на месте знака рода белый шрам от ожога.

— Отверги, — процедил сквозь зубы Стоир, — отверги, пожри их души Хосэдэ. — Сбежали, как степные крысы.

— Смотрите, он еще жив.

— Зоул, Зимер, переверните его.

Юноши перекатили чужака вверх лицом. Обломанное древко стрелы торчало над ключицей. Дышал отверг редко, со свистящим всхлипом. На губах пузырилась кровь. Стоир склонился над ним и вдруг испуганно отшатнулся.

— Вади? — старший снова нагнулся и коснулся пальцами щеки отверга, — Вади, это ты?

Умирающий смотрел сквозь охотника, в голубое осеннее небо. Стоир порывисто обернулся к юношам.

— Воды, — крикнул он, — скорее воды.

Юноши переглянулись и Савин бросился в кусты. Раненый вдруг закашлялся, отплевываясь кровью. Потом затих, поглядел на охотников мутным, невидящим взглядом и заговорил, обращаясь к Стоиру.

— Ги, сорванец, зачем ты ушел далеко от дома. Вади накажет тебя. Нельзя ходить далеко. Вади не хочет, чтобы тебя обидели. — Вдруг на губы отверга наползла злобная ухмылка, брови сдвинулись к переносице. Казалось, сам сын Хосэдэ, дух ненависти, смотрит сейчас на охотников. — Вы все сдохнете, — прошипел он, — все, а я приду нагадить на ваши кости.

Он снова закашлялся, отер рукой губы, и взор его просветлел. Он обвел взглядом склонившихся над ним мужчин, и снова остановился на Стоире. Теперь губы тронула печальная и добрая, но искаженная болью улыбка.

— Ты вырос, Ги.

— Вади. — Охотник склонился над ним, приподнял за плечи. — Вади, где ты был… мы думали… ради Матери, скажи, где ты был, кто вел вас. Кто собрал отвергов. Вади, беда грозит всему племени, всем детям Пернатого…

— Что мне племя, — умирающий усмехнулся, — оно вышвырнуло меня. Я вам не нужен. Все вы подпеваете Гуору. Так и поделом вам…

— Вади, — Стоир встряхнул умирающего, — Вади, ведь это ты воспитал меня. Вади, ты меня учил быть мужчиной. Ради Уле, скажи, кто вел вас, Вади…

Умирающий приподнял руку, положил на плечо Стоира.

— Ты вырос, Ги. Настоящий охотник. Жаль не…

Голова его запрокинулась, он вздрогнул и затих.

Охотники собрались у мертвой кошки. Рум и Тур уже растянули шкуру на земле и развели костер.

— Их было четверо. — Шисир последним выбрался из кустов и, отряхнувшись, уселся на землю у костра. — Кроме Вади.

— Нужно уходить, пока они не пришли с подмогой, — Стоир сидел, глядя в огонь. — Может быть, сегодня дойдем до кругов кочевий патири. Туда отверги не заходят.

— А вади? — удивленно спросил его Шисир. — Ты что же, оставишь его падальщикам на поживу?

— А ты оставишь? — мрачно глянул на него Стоир. — Тогда вставай, нужно все сделать быстро.

Вновь звучала бесконечная песня пути. Позади, над холмиком последнего пристанища отверга, пылал жертвенный костер, в котором сгорела туша степной кошки. Уже слышались крики стервятников, слетевшихся на пир. Вот только после очистительного огня им мало что достанется.

Путники шагали без привала почти до самого заката. Дважды на горизонте возникали белые иглы стоячих камней. Казалось, они рядом, с пяток прострелов. Зоул пытался прикоснуться к ним мыслью, но не смог. Степные просторы обманчивы. Слишком далеки были менгиры. Просить спутников сойти с пути он не решился.

Ночевку устроили в голой степи, растянув на кольях кожаные полога. Топлива для огня поблизости не нашлось. Пришлось довольствоваться тем, что несли с собой. После еды почти все отправились спать, а Зоул, улучив мгновение, подсел к Шисиру. Рыбак был одного рода с Вади. Обхватив руками колени, сын калана сидел у костра, глядя в степной сумрак.

— Можно спросить, старший?

Рыбак хмуро глянул на чужака, но промолчал, и уставился в огонь. Зоул посчитал это разрешением и продолжил разговор.

— А правда, что Вади воспитывал Стоира?

— Правда, — пробурчал сын калана, — а тебе то что?

— Просто понять хочу.

— Он ему дядей приходится. Только отец Стоира перешел из рода выдр к костру медведей. Потому он теперь охотник.

— Так за что же Вади изгнали?

Теперь рыбак посмотрел на Зоула раздраженно, как на надоедливую муху, но все же ответил.

— Гуора хотел убить.

— Как? — юноша не смог сдержал возгласа, — Отца племени?!

— Он тогда простым охотником был. — Шисир устало вздохнул, рассматривая рдеющие угли. — Давно было. Как раз после смерти Уны. Матери Уле. Все думали, Вади сгинул уже. Говорят, он тоже хотел сидеть у ее костра. Только Зисмир смирился, а он…

Зоул вспомнил Зисмира, старейшину каланов. Он бы и не подумал, что тот брат погибшего отверга. Больно уж разные они.

— А как она умерла?

— Да год тогда был голодный. Зисмира и Вади она к костру не взяла, а Гуора нельзя было. Родня они в пятом колене. Вот по весне, когда совсем тяжко стало, да еще и Уле у нее родилась…

— Так Вади, он что, Гуора винил…

— А то кого же! — процедил сквозь зубы Шисир. — Если уж кто и… — но, недоговорив, встал и ушел под полог.

Ночные бдения поделили меж собой старшие охотники, и Зоул был свободен, но ему не спалось. Долго ворочался на подстилке из сухой травы, рассматривая крупные небесные огоньки, заглядывавшие под кожаную крышу. Он чувствовал, как вокруг, не подходя ближе, чем на полет стрелы, бродит некто бесшумный, рассерженный, но осторожный. Некто, почти бестелесный, всматривался в спящих пришельцев жадными глазами. Но караульщики пугали его. Да и круг наговоров и обугленной огнем — защитником травы неведомый преодолеть не решался.

Зоул попытался отогнать непрошеного гостя, показав ему звериный оскал своей сущности, и потянулся во тьму, обнажив призрачные клыки, но дотянулся до иного. Четыре невидимых шершавых языка лизнули щеки. Волки. Волчата Сура. Невидимый, испугавшись, действительно канул в ночи. А юноша потянулся мыслью к своим воспитанникам, пытаясь понять, где они.

Звери следили за змееволосыми, теми, что устроили засаду на тропе к Дому Матери Всем. А дети змеи шли по следам отряда пернатых, отставая едва ли на половину дневного перехода. Волки чуяли запах Зоула, еще не стершийся с сухой степной земли.

Воспитанники Сура были осторожны. Они не подступали к врагам ближе, чем на полтора прострела, старательно прячась от взгляда в кустах и густой траве. Но и с такого расстояния они хорошо чуяли ненавистный запах кислых шкур пота и дыма.

Ночь упала на степь, накрыв черным пологом, усеянным звездными светляками. Волки наблюдали за огоньком костра стоянки детей змеи. Под покровом темноты вожак стаи, выполняя просьбу старшего брата, подобрался совсем близко к огню. Юноша видел его глазами знакомые куртки и ленты змеиной кожи в волосах.

Но рядом со змееволосыми у костра спали и оборванцы в одежде разных племен. Отверги! Так вот кто собрал их вместе и научил загонять котов голосом кольчатки!

Сидящий у костра дозорный насторожился и начал всматриваться в темноту. Вожак осторожно отполз назад, и вовремя! С неба послышалось хлопанье перепонок и на руку дозорного опустился знакомый гад, помесь змеи и нетопыря. Человек, занятый своим летучим соглядатаем, повернулся к костру и волк, повинуясь приказу Зоула, осторожно пополз вперед. Он уже был так близко, что мог слышать дыхание спящих и видеть рубиновые искры отсветов в глазках крылатой твари. Волк услышал, как создание тьмы говорит со своим хозяином, отвечая на вопросы шипящим голоском. Но слова были незнакомы.

Зоул чувствовал чужой охранный круг. Волк двинулся вперед, но тварь его учуяла и повернула к нему змеиную головку. Дозорный тоже повернулся в сторону зверя, обшаривая взглядом окрестности.

Волк вжался в землю, перестав даже дышать. Крылан сорвался с руки человека и поднялся в воздух, сделав первый круг над стоянкой. Пролетев над волком, он злорадно зашипел и заложил петлю. Вдруг в ночной тишине послышался шелест перьев. Змеехвостый сложил перепонки, спускаясь к хозяину, но удар настиг его в воздухе. Порождение Моры смятым кожаным комком упало в траву.

Дозорный вскочил, натянув лук, отыскивая в небе крылатого хищника, однако неведомый ночной гость унесся во тьму. Воспользовавшись суматохой, волк отполз назад в спасительный мрак и уже издали следил за подсвеченным костром силуэтом змееволосого.

Зоул узнал достаточно и, велев младшему брату возвращаться к остальным, оборвал тонкую нить меж душами. Завтра предстоял новый длинный переход, нужно восстановить силы. Юноша вслушался в ночь, но не учуял ничего враждебного. Неведомый больше не возвращался. Может быть, это был один из соглядатаев Хосэдэ, может быть, просто голодная нежить. Настороженный охранный круг молчал. Огонь горел спокойно. Страж не дремал, вглядываясь в ночь. Самое время предаться сну.

Набежавшие ночью облака к рассвету стали только плотнее. Без ласковых лучей небесного огня утро ранней осени был сырым и прохладным. Охотники торопились закончить со сборами и выступить в путь.

Зоул держался поблизости от Стоира и, когда рядом никого не осталось, сообщил в пол голоса:

— Нам нужно поговорить, Старший.

Охотник молча кивнул, продолжая укладывать свой мешок.

— По нашим следам идут змееволосые. Не спрашивай, откуда я это знаю. Просто поверь.

— А я могу верить тебе? — старший распрямился, задержав на лице юноши долгий оценивающий взгляд. — Ты чужак! Даже родичи и те…

— Нам нужно торопиться, Старший.

— Я проверю твои слова. А пока молчи.

Охотник затянул заплечный мешок и направился к отцам металла, сидящим чуть поодаль от пернатых, поговорил с ними, и подозвал Зоула. Юноша подошел и сел рядом.

Зоон, шепча непонятные слова, раскопал землю, достал глины, замешал с водой и слепил фигурку человека с пол-ладони ростом, без ног, но с четырьмя руками. Старательно сделал головку, ладошки и даже пальчики. Прорезал ножиком большой, как у жабы, рот и вставил в него острые осколочки кремня — зубы. Белый камешек с черной крапинкой, похожий на глаз, вставил посреди лба. Потом сделал на груди углубление, плюнул туда, добавил кусочек своего волоса и заровнял. Готовую фигурку зарыл в еще горячие угли костра.

— Он закалится в огне, — объяснил Стоир, — и потом будет его глазом и рукой, когда дети змеи доберутся до лагеря.

Около полудня Стоир остановил отряд.

— Смотрите, — показал он вправо, — что это?

По равнине двигались огромные темные горбы, медленно приближаясь к путникам. Лесные охотники замерли, не зная, что делать дальше. Лиастир, бывавший раньше в степи, успокоил:

— Не бойтесь, это хоуму, добрый зверь. Мы можем подойти ближе.

Отцы металла без страха шагали впереди. Видя это, и дети Пернатого осмелели. Зоон повернулся к Стоиру и долго говорил, показывая на приближающихся гигантов.

— Длинные носы приходят из-за полночной стены, — передал охотник слова чужака, — Они пасутся у края степи все лето, а осенью уходят по дороге Хоуму, за полночную стену. Не бойтесь, они едят только траву. Если не подходить к ним ближе, чем на два десятка шагов, они не тронут.

Наконец все рассмотрели удивительных зверей с длинным хвостом-рукой на морде, огромными загнутыми кольцом клыками и похожими на колонны ногами. Бока покрывала длинная густая шерсть, свисавшая чуть не до земли.

Хому паслись, вырывая и отправляя в рот своим удивительным носом пучки кустарника и травы. От их вздохов над степью разносилось: хом… хууум… хоуум… хоом… Они будто бы разговаривали друг с другом, повторяли свое имя.

Но вот самый большой из зверей заметил подошедших совсем близко людей и подняв свой нос вверх, затрубил. Низкий протяжный рев разнесся над степью. Охотники шарахнулись назад. Стая птиц с криком взвилась со спин шерстистых гигантов. Стадо бросило пастьбу и двинулось прочь от людей, молча глядящих ему вслед.

Стоир зачерпнул пригоршней золу из кострища, растер меж пальцами и отряхнул руки.

— Они ушли совсем недавно, не раньше двух дней. Ищите следы. Нам нужно их догнать.

Почти до ночи охотники рыскали по окрестностям опустевшего стойбища патири, распутывая следы копыт быков, двупалых вайпу, башмаков людей и колес. Но сухая пыльная почва была столь сильно укатана и утоптана, что понять, куда ушли степняки, было почти невозможно.

Зоул тоже бродил по стоянке, рассматривая остывшие каменные очаги, в центре круглых отпечатков разборных жилишь, пытаясь проникнуть в мысли живших здесь людей. Но и он не мог понять, куда идти дальше. Наконец охотники собрались у дымного костра из остатков собранного по округе кизяка, чтобы решить, что делать дальше.

Выслушав всех по очереди, Стоир долго сидел молча, а потом подвел итог сказанному:

— Степняки ушли либо к северной стене, либо на закат. Мы можем идти по одному следу или разделить отряд. Подумайте, ночь впереди. Завтра решим точно.

Юноша лежал на спине, глядя в небо. Зимер и Савин до сих пор избегали его. Они не могли привыкнуть, что тихий молчун найденыш — это таинственный и могучий внук Пернатого. Хотя ели они по-прежнему вместе, приятели предпочитали отмалчиваться. И спать ложились хоть и рядом, но чуть дальше от него, чем друг от друга. Зоул понимал их, но все же…

Охотники давно спали, а он все не мог смежить веки. Послышались шаги, зашуршала трава, у ложа Зоула появился Стоир и уселся на землю.

— Ты был прав, молчун, — сообщил он в полголоса. — За нами идут отверги и змееволосые. Откуда ты узнал?

— Я не могу ответить, старший.

— Ладно, не хочешь, не говори. Дед тебе верил, с меня этого довольно.

— И их в три раза больше, чем нас, старший. — Зоул сел, глядя на охотника.

— Знаю.

— Старший, змееволосые враги детям Пернатого?

— Раньше давно бывали стычки, но никогда не доходило до больших драк. Бывало, наши отряды терялись в степи или горах. Некоторые думали, что это дело рук змееволосых. Но они никогда не насмеливались напасть в открытую.

— Скажи, Старший, зачем им наша смерть? Может, они хотят, чтобы все дети Пернатого сгинули? Чтобы не было союза племен?

— Может быть, только откуда они узнали, куда и зачем мы идем? А еще и Вади был с ними. — Охотник помолчал, задумавшись. — Вот что парень, дед говорил, ты стоишь многих. Хочу просить тебя: следи, что делается вокруг. Уж нет ли среди нас хюсс ний, соглядатая змееволосых. Только увидишь что, не вмешивайся, а шепни мне так, чтобы никто не знал.