Кровь и прибой

Видение исчезло, рассыпавшись на рой радужных искр. Вновь вокруг извивались цветные прожилки, копошась в сияющей жемчужно-молочной мгле. Сур чувствовал, как силы оставляют тело. Светящийся туман выпил его душу почти до дна. И только пальцы продолжали сжимать непокорную нить, ту, что тянула и тянула его вверх. Предыдущая картина наполняла сердце безысходностью. Он уже предчувствовал, что его поиски тщетны. Он уже знал, что опоздал. Но пестрые пятна сгущались в новую картину. Капли цвета падали на призрачный свиток, прорисовывая каменистый откос берега над серой равниной океана и черную круглую, словно туша кита, глыбу камня, к которой спускались две человеческие фигуры.

— Вот он, каменный кит, — указал Миа-астр на черную, отполированную ветром и водой глыбу, вздымавшуюся из волн прибоя, у самой кромки пляжа. Камень и впрямь напоминал кита, повернувшегося хвостом к обрыву. — Если ты не против, я схожу к отмелям, дальше по берегу. Нужно проверить, не размыло ли их прибоем. Скоро рыбаки отправятся туда ловить рыбу для крепости. Эти отмели наше владение. Там всегда хороший улов.

— Иди, — согласился Сур, — я останусь здесь, разведу костер.

— Тогда подожди меня, я вернусь перед закатом.

Вскоре фигура провожатого скрылась за изгибом откоса, хруст камней под ногами стих еще раньше. Волк остался один, только вездесущие крикливые чайки парили над гладью океана, высматривая добычу.

Чужаку никто не мешал покинуть город, хотя после вчерашней ночи он ждал иного. Стражи крепости лишь равнодушно посмотрели в след, когда Миа-астр и Сур прошли мимо, перевалив каменный мыс. Со Стуа-адом Сур простился, поблагодарил за гостеприимство, сказав, что, возможно, уже не вернуться в Тарт.

Юноши долго шли вдоль обрывистого берега и спустились к морю почти у самого каменного кита. Поэтому идти по скользкой крупной гальке им пришлось не более стадии. Только вот от самого города Сура не покидала зудящая игла чужого взгляда, колющая спину. За годы, проведенные с учителем, он привык доверять своим чувствам. И теперь не сомневался — кто-то идет за ними. Но кто? Соглядатай был опытен, иначе волк давно бы его обнаружил. Лишь когда проводник ушел и Сур остался один посреди пустынного пляжа, взгляд исчез. Может быть, преследователь отправился с докладом к своим хозяевам, или потерял к иноземцу интерес. А что, если его интересовал Миа-астр? У сына династа наверняка были враги.

Волк еще раз прислушался к своим ощущениям, но все было спокойно. Только шум ветра и копошение вездесущей жизни вокруг. Ничего опасного. Что ж значит, самое время заняться тем, зачем он сюда пришел.

Сур, тщательно осматривая каждый камешек, обошел берег на сто шагов в обе стороны, вслушиваясь в шорох серых окатышей и скрип песка. Но тщетно. В мокрой гальке не было ни толики памяти. Всю ее высосал океан. Слишком много приливов отутюжило этот берег с тех пор, как на него ступал учитель.

Но ведь старик ясно сказал, иди к каменному киту. Неужели он солгал? Не мог же он обманывать его перед оком Змея?

Чайки с криком кружили над водой. Черный кит лежал, уронив хвост на берег. Сур сидел на песке перед валуном. И вдруг вскочил. По скользкому боку взобрался на спину каменного гиганта.

На вершине пряталась, не видимая с пляжа глубокая яма, полная жидкой грязи. Чутье подсказало, нужно искать именно здесь.

Сур принялся разгребать скользкую смесь ила, рыбьих костей и песка, помета. Наконец пальцы наткнулись на что-то крупное. Под серой жижей мелькнула желтая кость, и юноша поднял со дна под лучи солнца большой волчий череп.

Ему казалось, он готов к этому, но боль потери сжала сердце так, что перехватило дыхание, и слезы брызнули из глаз. Сомнений не было. Он держал череп учителя.

Взяв себя в руки, юноша закончил разгребать яму, но нашел лишь пару костей лап и несколько позвонков. Крылатые падальщики постарались на славу.

Сур сложил вымытые кости кучкой на сухой гальке и, сев рядом, задумался. Нужно было предать останки земле с подобающим ритуалом, но выше, подальше от неверного берега. И все-таки прежде он должен узнать, что же произошло здесь, на спине черного кита? Кто мог победить Истинного Волка в боевом обличии? Может быть, учитель встретился с тем неведомым врагом, которого искал? И эта встреча стоила ему жизни.

Круг понес невосполнимую потерю. Цепь прервалась. Где теперь дух учителя, не нашедший нового вместилища. Что, если неведомый противник смог завладеть им. Тогда для братьев настали воистину черные времена. Сила жизни истаяла и только умирающая память — боль побежденного и погибшего напрасно еще жила в этих костях.

Юноша скрестил ноги и возложил руки на колени. Ветер ворошил волосы. Тихо шипели волны прибоя, в который раз бессильно отползая от берега в океан. Недовольно кричали чайки. Сур глубоко вздохнул. Еще раз взглянул в пустые глазницы черепа, лежащего перед ним, и смежил веки.

«Пройди этот бескрайний мир из конца в конец, и не найдешь его границ, его кромки, — шептал голос учителя. — Даже камни пути только указатели. Лишь в себе сможешь найти дорогу к его пределам, на опаленные берега. Все мы часть мироздания, и, обратившись внутрь себя, можем стать с ним одним целым, ибо несем в себе его отражение.

У каждой крохотной пылинки есть память и, спросив, услышишь. Но знай, как спросить. Как стать подобным дуновению ветерка, чтобы спросить, что овевал он? Как стать подобным капле летящего с неба дождя, чтобы узнать, что она омыла? Как стать подобным камню, чье мгновение для нас вечность, чтобы понять, чьи ноги топтали его спину? Как стать подобным мертвой кости, чтобы увидеть то, что видел ее хозяин в последний миг? Стань подобен миру, и он откроет тебе свою память.»

Сур погружался в себя и в то же время растворялся в окружающем. Он спускался к великой темной черте, чтобы последовать за жизненной сутью учителя и вместе с ним вернуться из-за грани, против течения реки времени, по тонкой паутинке чужой памяти. Он спускался в нижний полуночный мир в надежде выпытать у давно уже мертвых костей, что же произошло на этом берегу.

Умирать тяжело, пусть даже и чужой смертью. Если ты слаб, если нити, держащие тебя в солнечном мире, непрочны, то чужая смерть может стать и твоей. Тогда не пытайся встать на эту тропу.

Но юноша, в котором бурлила сила молодой жизни, смог вынырнуть из океана тьмы и увидел...

Бушующий океан катил водяные валы в обрамлении серой пены на неприступный берег. Волны с шумом разбивались о черную тушу камня, обтекая ее, взлетая вверх стеной брызг. В небе стремительно проносились грязные клочья облаков. Он стоял на спине каменного кита, прочно опираясь на все четыре лапы, и смотрел вправо, туда, где берег делал резкий поворот. Он готовился к схватке.

Но враг обрушился сверху. Тень накрыла волка, словно возникнув из ниоткуда. Черная птица падала камнем, и лишь за мгновение до удара о черный валун распахнула крылья. Стоящего на нем зверя ударила волна воздуха и чужой холодной ярости. Он оскалил клыки и ответил.

Ворон, словно наткнувшись на стену, растопырил крылья. В воздух полетели блестящие смоляные перья. Но преграда рухнула, не выдержав напора. Птица ударила, и волк упал, откатился в сторону, но тотчас вскочил и бросился на противника, впившись зубами в крыло.

Белые и голубые искры сыпались веером от столкновения двух сил. Волк побеждал. Он уже подмял под себя врага. Он уже подобрался клыками к его шее, сомкнул их, ощутил кровь на языке, услышал каркающий хрип, когда сзади раздался свист и звон тетивы. Потом удар в спину и боль. Он еще смог обернуться и увидеть высокого человека в медном шлеме, с натянутым луком в руках. Наконечник стрелы блеснул зеленью. Волк попытался увернуться от выстрела, но ворон забил крыльями в предсмертной агонии, помешав, и вторая стрела легла точно под сердце.

Волк рухнул на камни.

Чужая боль, казалось, сожгла последние искры мыслей, но Сур смог собрать их в крохотный огонек. Зажав его в невидимую ладонь, начал подниматься назад, под око Ллуга, нащупывая тропу в свое тело. Он уже ощутил дуновение ветра, и камни под собой, он уже приподнял веки, как вдруг вновь нахлынуло видение.

Яркое солнце, разноцветье летнего луга. Он выбрался из-под куста, где предавался отдыху и огляделся. Нужно продолжать путь. Он двинулся через луг, вдыхая запахи трав и мелких зверьков, букет ароматов близкого человечьего жилья. Все вокруг навевало покой и безмятежность.

Он уже достиг кустов по ту сторону открытого места, когда почувствовал опасность и увидел на траве крылатую тень, но не успел даже обернуться. Удар в затылок сбил его с ног. Чужая сила придавила к земле. Новый град ударов обрушился на голову.

Он попытался подняться, но силы уже утекали, истаивали, словно воск на огне. Враг с хриплым криком торжества взлетел, сделал круг над поверженным противником и скрылся.

Он еще пытался бороться с подступающей тьмой, когда сквозь мутную пелену увидел подходящего к нему человеческого ребенка. Мальчика.

Он увидел глядящие на него с любопытством и жалостью карие глаза. И, поняв, что это спасение, собрав последние силы, бросил свою суть сквозь черные зрачки этих глаз. И сомкнулась тьма.

Видение не пришло извне. Сур понял, в нем сейчас ожила чужая память, память волка, давно умершего на той поляне в доминиуме отца. В каких неведомых закоулках души ждала она своего часа? В каких тайных хранилищах лежало это наследство?

После той встречи суть, сила Истинного Волка изменила маленького человека безвозвратно. Но только сейчас Сур приоткрыл дверцу и заглянул в глубь подаренной памяти и, испугавшись, захлопнул. Но поздно. Груз тысячелетий жизни уже лег ему на плечи, смывая с мира карнавальные блестки новизны.

Юноша поднялся. Ноги слушались плохо. Руки еще дрожали от слабости, и перед глазами висела легкая муть.

Подобрал заплечник. Погрузил пальцы в его нутро и нащупал потрепанный кожаный мешочек. Высыпал его содержимое на ладонь. Среди сокровищ ребенка, которые он таскал с собой как память о детстве, среди камешков и кусочков стекла, металлических монеток затерялось то самое невзрачное и помятое перо. То перо, что он снял с умирающего волка. Перо еще не встреченного наяву врага. Сур отбросил в сторону завязанный мешок и, вертя в пальцах перышко, подошел к черепу.

Справа раздался хруст гальки. Юноша обернулся мгновенно. Выхватил кинжал из тайных ножен под левой лопаткой. Сегодня ему определенно не везет, видно старуха с веретеном взыскивает долги за вчерашнюю удачу. Спуск в темный мир отнял все силы Истинного Волка, иначе он бы почувствовал приближение опасности.

В десяти шагах из-за валуна держа в руках лук, вышел южанин, старый опытный воин, охранник караванов Стуа-ада. Уже наложив стрелу на тетиву.

Так вот кто был соглядатаем. А Сур ждал шпиона династов. Сейчас он не мог прикоснуться к сознанию своего врага, чтобы отвести его руку. Не мог перекинуться волком. Осталось рассчитывать на человечьи силы, да и те небольшие.

Противник натягивал тетиву. Сур так и застыл, готовясь к прыжку — в одной руке нож, в другой перо ворона. Позади, распрямляясь, щелкнул лук. Половинка рассеченного стрелой пера падала на песок, а в груди южанина торчало оперенное древко. Охранник повалился назад, и его стрела свечой ушла вверх.

Юноша оглянулся. У хвоста каменного кита, опустив лук рогами к земле, стоял Миа-астр. Что ж, он появился вовремя.

Соглядатай лежал у валуна и пытался подняться. Не он ли положил предел жизни Астера. Только зачем Стуа-аду следить за гостем и тем более желать его смерти? Хотя причин могло быть много. Сур никогда не верил жадным купцам.

Он подошел к валуну и наклонился над умирающим. Дыхание с хрипом вырывалось из горла южанина, кровавая пена показались на губах. И смотрел он не в лицо юноше, а куда-то за его спину.

— Зачем ты хотел убить меня? Что я сделал твоему хозяину?

— Обернись! — из последних сил прохрипел воин.

Теперь Сур понял, кто был стрелком из видения. И опять опоздал. Воистину боги обижены на него сегодня.

Повернуться он не успел. Левый бок и грудь прошила боль. Юноша оказался на земле. Миа-астр в такой же кожаной из шкуры морского льва рубахе, как у убийцы учителя (почему он заметил это только сейчас?) шел к нему, вынимая узкий бронзовый клинок из поясных колец. Когда они вышли из города, там было пусто.

Нож выпал из руки и отлетел далеко в сторону. Да и бесполезен он против меча.

— Трус, — пытаясь подняться, бросил Сур в лицо горожанину, — сын крысы. Стреляешь в спину.

— А чего ты хочешь, Арехская падаль. Разве вы деретесь честным оружием? Ведовством черным! Но ничего, скоро придут другие колдуны с заката, и когда вы друг с другом сцепитесь, мы сбросим вас со своих плеч. Скоро Их корабли причалят к берегам Ваилла.

Сур наконец приподнялся, опершись спиной о затихшего южанина, и задал главный вопрос:

— Так это ты убил Астера? И не боишься?

— Чего? — Тариот рассмеялся. — Никто не узнает. Хотя нет, — он кивнул на мертвого, — вот этот знал… — Миа-астр поднял меч.

— А боги?

— Отец договорится с богами.

Клинок блеснул зеленью. Но ученик лекаря опередил, взмахнув безвольно откинутой в сторону правой рукой. Из ладони вырвался шарик на длинной цепи.

Цепочка натянулась, дернув ушко гирьки. Из шарика выскочили острые шипы и врезались в горло Миа-астра, разрывая трахею и жилы. Кровь ударила фонтаном. Горожанин выронил меч и, схватившись руками за шею, упал лицом вперед рядом с Суром.

Гирьки на цепи, спрятанные в рукавах — лучшее оружие странствующего лекаря, которому запрещен меч, говорил учитель. Это оружие, что всегда с тобой, оружие, которого не видно. А ударить можно мгновенно.

Сначала ученик презрительно смотрел на кистени, как на низменное оружие, даже рядом не стоявшее с благородным коротким мечем. Но послушно тренировался. И вот теперь они спасли ему жизнь.

Сур поднялся, опираясь спиной о холодный камень, и осмотрел левый бок. Стрела, что должна была войти ему под сердце, ударила в потайные, окованные медью, ножны и рассекла грудь, скользнув по ребрам. Кровь пропитала одежду. Но рана не опасна, тем более для ученика лекаря.

Добравшись до мешка, он вынул все, что необходимо и, раздевшись до пояса, приготовил повязку. Вымочил нити из вываренных кишок в крепком вине. Достал стеклянный флакон и, чуть отхлебнув мутной, маслянистой жидкости, смочил остальным края раны. Боль вцепилась в бок острыми когтями, и свет дня на мгновение померк, но Сур быстро пришел в себя. Перед глазами плыли круги. Казалось, он стал легким, как перышко. Не чувствуя уколов иглы, сшил края раны. Кожа вокруг разреза после снадобья не ощущала ничего. Даже холода. Покрыв ребра повязкой, юноша из последних сил оделся и в изнеможении повалился прямо на камни.

Очнулся далеко за полдень. Преодолев слабость, поднялся и осмотрел трупы. У южанина не было ничего примечательного. Привычные кожаные рубаха, шлем и штаны. Довольно дорогой лук и медный нож. Собрав последние силы, юноша оттащил воина к самому откосу берега, поместил на последнее ложе, пристроил рядом его суму и оружие. Подумав, добавил от себя кое что из съестного. Помолившись богам, соорудил из гальки могильный холмик, воткнув в вершину кинжал покойного. Если воина будут искать, то найдут. Если нет, Сур сделал для него все, что мог.

Юноша вернулся к валуну и долго сидел на песке рядом с мертвым противником, восстанавливая силы. Он не мог понять одного: зачем горожанин подошел, ведь мог расстрелять его издали. Неужели хотел взглянуть в глаза своей жертвы перед ее смертью?

Снаряжение сына династа было более чем интересно. Лук неизвестной работы, стоивший не меньше сотни рабов, украшенный смарагдами меч зеленоватого металла. Но любопытнее было другое. Сур держал в руках стрелы из колчана Миа-астра. Обычные стрелы с каменными и костяными наконечниками и парой четырехгранных бронзовых. Только та стрела, которая поразила его, была иной. Отскочив от ножен, она до половины ушла в песок. Древко необычного темно-синего, почти черного цвета, с широким плоским наконечником. На первый взгляд, металл оголовка казался медью, но был необычайно прочен, и даже гранитный осколок не оставил на полированной поверхности следа. Зажав острие в ладонях, Сур уловил чуть заметное зеленоватое свечение. Это был металл Властелина Глубин, тот же, что покрывал его зрачки и клыки.

В руках Сура лежала стрела, способная убить Истинного Волка в боевом обличии, от шерсти которого простые стрелы отскакивают, словно тростинки. Или убить Ворона.

Вот почему горожанин не воспользовался луком повторно. Он не знал, что после спуска за грань Сур беспомощен, как ребенок, и положился на свой клинок, в который вплетены нити того же таинственного металла. Это и стоило ему жизни.

Сур стоял над телом первого убитого им человека. Единственного, из встреченных за короткую жизнь, в ком он желал найти друга, а нашел врага. Другой, совершено незнакомый, которого он считал врагом, отдал за него жизнь, и теперь лежит под песчаным холмиком. И к Стуа-аду он был несправедлив. Барышник желал уберечь гостя, приставив к нему охрану.

Проклятый Тар! Неужели зеленый яд Повелителя Глубин настолько отбил ему нюх, или учитель так и не научил его разбираться в людях?! А остальные братья Круга! Все были слепы. Дети Владыки Вод давно проникли в их тайну. И выковали оружие им на погибель.

Теперь ему нужно быстрее добраться до своих братьев. Выжить и донести то, что узнал, во что бы то ни стало.

Юноша сложил кости волка в мешок. Повязал пояс с мечем Миа-астра. Осторожно вложив в тул ранившую его стрелу, повесил за спину, рядом с налучьем сына династа. Путь домой будет трудным.

Половинки черного пера прилипли к бурому, пропитавшемуся кровью, песку. Сур стоял и смотрел, как очередная сильная волна накатилась на берег, смывая и кровь, и следы, унося с собой и грязь, и память. Когда она схлынула, песок был вновь сер и чист.

Зоул — Сур, тот, что следил за собой, прошлым, из белого тумана вечности, знал, что не успеет дойти, рванулся в отчаянии за призрачную грань прошедшего и… выпустил нить. Тотчас прожилки обрели упругость и обжигающий холод. Исполинским кулаком стиснули его со всех сторон, обратившись в обжигающе белое пламя. Оно поглотило без остатка обрывки сознания и воли, испепелило даже боль, то последнее, что еще осталось у души, трепещущей, словно ночной мотылек в пламени костра. Мечущиеся, гаснущие искры мыслей растворились в сияющей пустоте...